Таким образом, все номера оказывались обращенными наружу и располагались по всему периметру гостиницы. Строивший ее немецкий архитектор стремился придать своему творению мексиканский колорит доколумбовской эпохи, и в результате постояльцы оказались лишенными какого бы то ни было комфорта.
Зунига и Магеллан предпочли бы остановиться в более скромном отеле, но с точки зрения конспирации лучшего места было не найти. Ромо шумел, требовал, чтобы его «очень важных» гостей немедленно зарегистрировали, но они исчезли в оплетенном лестницами вестибюле-колодце, избежав изъявления любезностей со стороны гостиничных служащих.
Едва войдя в номер, Ромо позвонил в бюро обслуживания и распорядился принести кофе, бренди, сандвичи, ром и несколько бутылок кока-колы. Марта закурила сигарету с марихуаной и вышла на балкон, обращенный в сторону Тихого океана. Она, как и Ромо, заблуждалась по поводу своей стройности, носила короткие брючки из блестящей белой ткани, отчего зад ее очень напоминал круп вставшего на дыбы породистого жеребца, которыми славится венская школа верховой езды. Немного погодя Марта вернулась в комнату, плюхнулась на диван и принялась листать журнал. Вид у нее был скучающий, беспечный, как у настоящей самки.
Когда трое мужчин уселись за стол, Ромо спросил:
— Оружие нужно? Насколько я понял, вы захватили с собой...
— Минуточку, — прервал его Магеллан, теряя терпение, и повернулся к девице: — Принеси сигареты!
Марта с минуту обалдело смотрела на него, затем перевела взгляд на Ромо и, хотя не блистала умом, поняла, что ее толстяку нанесли оскорбление. Как посмел Магеллан ей приказывать!
В глазах Ромо вспыхнул гнев, но тут же погас при одном лишь взгляде на суровые лица Магеллана и Зуниги. Нет, они не намерены обсуждать при посторонних дела. А этот кретин ничего не понимает: черт бы его побрал! Они здесь по заданию хозяина, и не стоит нарушать установленные правила. Такова их профессия.
— Сбегай за сигаретами, — обратился Ромо к девице. Та опустила глаза и покорно встала с дивана, Магеллан протянул ей пачку тысячепесовых банкнот, сказав при этом: — И не спеши возвращаться. Нам надо кое-что обсудить.
— У меня нет от нее секретов, — выпалил Ромо, когда девица вышла.
— Но ведь она проститутка и за деньги продаст кого угодно. Вот сделаем дело, тогда поступай как знаешь.
Это был уже вызов, подрыв престижа местного босса, и, чтобы разрядить обстановку, Зунига выложил на стол фотографию.
— Он?
В следующий момент снимок уже оказался в толстых коричневых пальцах Ромо. Он поставил его перед собой на расстоянии вытянутой руки и принялся внимательно разглядывать.
Ко всем своим прочим качествам он был еще и тщеславен, чтобы носить очки.
— Возможно, — буркнул Ромо после некоторого молчания, кладя фотографию на стол. Это была вырезка из журнала, отпечатанная на плотной глянцевой бумаге. — Возможно, точно не знаю. Но если это он, — Ромо взглянул на Зунигу, — значит, сбрил бороду.
Индеец еще что-то достал из кейса. Оказалось, это водительские права, выданные в Луизиане. Он протянул их Ромо.
— Теперь взгляните на эту фотографию. Она сделана до того, как он отрастил бороду.
Адольфо Ромо впился глазами в снимок.
— Да, это он.
Магеллан наклонился к нему.
— Вы уверены? Наш босс не простит нам в подобном деле ошибки.
Внимательно изучив водительские права, Ромо твердо сказал:
— Уверен. Это тот самый парень. — Он по складам прочитал значившееся на карточке имя: Саль-ва-то-ре де А-мо-ре.
— А сейчас как его зовут? — поинтересовался Зунига.
Ромо хохотнул:
— Эрик Христианстед. Так он говорит. — Ромо постучал костяшками пальцев по водительским правам. — Только он больше похож на Саль-ва-то-ре де А-мо-ре.
— Но по документам он Христианстед?
— Документы ему выправили мои ребята. За хорошие деньги. Но водительские права на имя Христианстеда подлинные. Однажды ночью я нашел их в машине и убедился в этом.
— Где он живет? — Магеллан вскочил с места и нервно зашагал по комнате. В подобных ситуациях он всегда приходил в сильное возбуждение. Ромо чуть шею себе не свернул, следя за ним взглядом и вертя во все стороны головой.
— Живет на берегу в хибаре с одной проституткой, которая раньше работала на меня. Шлюха, надо сказать, никудышная, чуть что — начинает реветь. Я по-быстрому отделался от нее. Так она теперь горничная в отеле.
— А давно он здесь ошивается? — поинтересовался Зунига.
— Кажется, с марта. Тогда я и заметил его. «Джип» у него классный. Глаз не оторвешь. Ярко-красного цвета. Припаркован возле этих жалких хибар на Плайя-Перро. Всю жизнь о таком мечтал. Потому, собственно, и обратил внимание на этого парня. Гринго. Поселился у бывшей проститутки на Дог-Бич, и вдруг такой роскошный новенький «джип»! — Он быстро перевел взгляд с Магеллана на Зунигу. — Ведь подозрительно, а? Ну и стал я за ним следить. А тут шеф на прошлой неделе звонит, спрашивает о человеке, приметы его говорит, я, само собой, подумал о нем.
— И много он отвалил за фальшивые документы? — снова спросил Зунига.
В глазах Ромо мелькнули алчные огоньки.
— Двадцать стодолларовых купюр. Ничего себе! Да? Ну, думаю, надо сесть ему на хвост. А уж когда шеф позвонил на прошлой неделе и сказал, чтобы я...
— Он живет вдвоем с проституткой? — перебил его Магеллан, приложив к виску запотевшую бутылку виски, которую достал из мини-бара.
— Нет. У нее две дочки. Маленькие девочки. Светловолосые. Потаскухе, видно, нравятся гринго.
— Эй, значит, и ты ей понравишься, — сказал Магеллан Зуниге-индейцу и улыбнулся. Впервые за все время.
Зунига метнул в сторону Магеллана взгляд, полный презрения и ненависти, и повернулся к Ромо.
— А оружия он не купил вместе с документами?
Ромо покачал головой.
— А чем он занимается? Есть у него постоянная работа?
Ромо пожал плечами: мол, станет он интересоваться всякими проходимцами. Делать ему, что ли, нечего?
— Пьет. Пьет и нюхает кокаин. Целыми днями сидит на берегу и смотрит на волны. Словом, типичный бездельник, хиппи. А то садится в «джип» и катит куда-нибудь подальше, где ни души не встретишь, раздевается и голый бегает по песку.
Магеллан и Зунига переглянулись.
— Он что, чокнутый? — Зунига сунул в рот шоколадный батончик. — Сумасшедший?
— Нет, гринго все бегают, знаете, ну como se dice... jog. — Последнее слово он произнес по-английски, и означало оно «бегать трусцой». — Только он почему-то раздевается догола.
— И когда же он бегает? Днем или ночью?
— Во второй половине дня, ближе к вечеру. Заодно наблюдает, как солнце погружается в океан.
Разговор прекратился. Мужчины переглянулись, и каждый отдался собственным мыслям. Но продолжалось это недолго. Словно по команде, они подняли головы, Магеллан извлек из мини-холодильника еще одну бутылку богемского пива, а Зунига спросил:
— Чем он еще занимается?
— Напивается в здешнем баре до чертиков, потом на пианино играет.
— Он что, пианист? — спросил Магеллан, потягивая пиво и глядя через раздвижные двери балкона на взморье.
— Да, — многозначительно произнес Ромо, кивнув головой. — Прекрасно играет. Я люблю его слушать.
Магеллан хихикнул и с презрительной усмешкой повернулся к толстяку.
— И часто он бывает в баре? — снова вступил в разговор Зунига. — По каким дням?
Ромо так высоко вскинул плечи, что расстегнулась рубашка, обнажив жирную коричневую грудь, густо заросшую волосами.
— Трудно сказать, по каким именно дням. Но всегда поздно, за полночь. Приходит и пьет. А когда Гектор, штатный пианист, отдыхает, играет вместо него.
Зунига откинулся на спинку стула и опять переглянулся с Магелланом. Ромо в замешательстве спросил:
— Ну что, это он?
Зунига скатал из обертки шоколадного батончика плотный шарик и осторожно положил в пепельницу.
— Не исключено.
Ромо широко улыбнулся, обнажив плотный ряд золотых зубов.
— Шеф должен быть мною доволен. Ничто мимо меня не пройдет.
Пусть Ромо похваляется, им это до фонаря. Главное — дело. И Зунига сказал:
— Нужна машина...
Ромо не дал ему договорить:
— Берите мой «кадиллак». Самая лучшая машина в Сан-Лукасе.
— И самая приметная, идиот, — не выдержав, рассмеялся Магеллан.
Ромо явно обиделся, и Зунига поспешил загладить неловкость:
— Нам нужен автомобиль попроще, самый что ни на есть заурядный... Не новый и не очень старый, что-нибудь среднее. Comprende?
— А как насчет оружия? Могу снабдить...
Зунига наклонился к Ромо и, коснувшись его сверкавшей бриллиантом руки, тихо, но строго сказал:
— Послушайте, Адольфо, не задавайте нам, пожалуйста, никаких вопросов. Ясно? Пожалуйста. Понадобится нам что-нибудь — скажем. Вы должны исполнять любую нашу просьбу точно и по возможности быстро... И смотрите не промахнитесь, а то придется доложить шефу в Мехико. И тогда снова пришлют двоих вроде нас, тоже на поиски, но уже не пианиста, а кого-то другого. Вам ясно, что я имею в виду, Адольфо Ромо?
Тот поспешно кивнул:
— Да, да.
— Итак, — спокойно, словно уговаривая ребенка, продолжал Зунига, — вы не задаете нам никаких вопросов, не обсуждаете в присутствии женщин дела, находите простенький автомобиль и ставите его на гостиничной парковке еще до наступления темноты. Пока это все. А сейчас оставьте нас одних.
Ромо тупо кивал, а когда до него наконец дошло, вскочил на ноги и стал неловко пятиться назад, что-то бормоча себе под нос, — он явно не привык выслушивать подобные приказы.
Суровым проницательным взглядом индейца Зунига смотрел вслед огромному сутулому Ромо, вместо того чтобы, как это положено, проводить связного к выходу: Но уж очень хотелось поставить на место этого жирного тупицу, который с первой же минуты их встречи в аэропорту повел себя как настоящий игрок.
Прежде чем покинуть номер, перепуганный насмерть Ромо поспешил заверить индейца и его напарника:
— Ровно через час машина будет ждать на стоянке.
— Ну и кретин, — заметил Магеллан, когда за Ромо захлопнулась дверь. — Неужели это шеф его сюда назначил?
— Он долго не продержится, — заявил Зунига. — В следующий раз, когда мы приедем, его здесь уже не будет.
Магеллан подошел к столу и расположил фотографии так, чтобы удобнее было их разглядывать.
— На героя он не похож.
Зунига задумчиво покачал головой.
— Шеф говорит, что он убил четверых причастных к этому делу. Так ему его осведомитель сказал. Четверых мафиози. Причем очень крупных.
— Все четверо американцы. Понимаешь? Американцы. — Магеллан холодно улыбнулся. — Американцы все трусы и бездельники. Убить гринго ничего не стоит.
Первые семь лет жизни Магеллан провел в публичном доме и видел, как к его матери непрерывным потоком тянулись пьяные молодые техасцы. С одним из них мать убежала, а сына отправила к своему брату в пустыню Чихуахуа. Горькие семена, брошенные в душу одинокого, никому не нужного ребенка, проросли и со временем принесли еще более горькие плоды.
Глядя на Магеллана, рассматривавшего снимки, Зунига сказал:
— Убить проще простого, если все как следует подготовить.
Магеллан снова холодно улыбнулся.
— С чего это ты так разволновался, hombre? Может, духу не хватит прикончить гринго, своего земляка?
Зунига медленно поднялся со стула, выпрямился, расправил плечи. В наступившей тишине Магеллан весь напрягся, в упор посмотрел на Зунигу: что-то сейчас будет?
Но после недолгого молчания Зунига сказал:
— Пойду посплю немного, я плохо переношу самолет. — И направился в спальню.
— Послушай, — крикнул Магеллан ему вдогонку. Зунига остановился. — Лучше всего это сделать на берегу, — продолжал Магеллан, — когда он бегает там.
Индеец пожал плечами, словно бы говоря: «А где же еще?» — и закрыл за собой дверь.
* * *
Зунига проснулся от холода. Раздевшись догола, он лег прямо на покрывало, а кондиционер после захода солнца так выстудил комнату, что она превратилась в настоящую морозильную камеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Зунига и Магеллан предпочли бы остановиться в более скромном отеле, но с точки зрения конспирации лучшего места было не найти. Ромо шумел, требовал, чтобы его «очень важных» гостей немедленно зарегистрировали, но они исчезли в оплетенном лестницами вестибюле-колодце, избежав изъявления любезностей со стороны гостиничных служащих.
Едва войдя в номер, Ромо позвонил в бюро обслуживания и распорядился принести кофе, бренди, сандвичи, ром и несколько бутылок кока-колы. Марта закурила сигарету с марихуаной и вышла на балкон, обращенный в сторону Тихого океана. Она, как и Ромо, заблуждалась по поводу своей стройности, носила короткие брючки из блестящей белой ткани, отчего зад ее очень напоминал круп вставшего на дыбы породистого жеребца, которыми славится венская школа верховой езды. Немного погодя Марта вернулась в комнату, плюхнулась на диван и принялась листать журнал. Вид у нее был скучающий, беспечный, как у настоящей самки.
Когда трое мужчин уселись за стол, Ромо спросил:
— Оружие нужно? Насколько я понял, вы захватили с собой...
— Минуточку, — прервал его Магеллан, теряя терпение, и повернулся к девице: — Принеси сигареты!
Марта с минуту обалдело смотрела на него, затем перевела взгляд на Ромо и, хотя не блистала умом, поняла, что ее толстяку нанесли оскорбление. Как посмел Магеллан ей приказывать!
В глазах Ромо вспыхнул гнев, но тут же погас при одном лишь взгляде на суровые лица Магеллана и Зуниги. Нет, они не намерены обсуждать при посторонних дела. А этот кретин ничего не понимает: черт бы его побрал! Они здесь по заданию хозяина, и не стоит нарушать установленные правила. Такова их профессия.
— Сбегай за сигаретами, — обратился Ромо к девице. Та опустила глаза и покорно встала с дивана, Магеллан протянул ей пачку тысячепесовых банкнот, сказав при этом: — И не спеши возвращаться. Нам надо кое-что обсудить.
— У меня нет от нее секретов, — выпалил Ромо, когда девица вышла.
— Но ведь она проститутка и за деньги продаст кого угодно. Вот сделаем дело, тогда поступай как знаешь.
Это был уже вызов, подрыв престижа местного босса, и, чтобы разрядить обстановку, Зунига выложил на стол фотографию.
— Он?
В следующий момент снимок уже оказался в толстых коричневых пальцах Ромо. Он поставил его перед собой на расстоянии вытянутой руки и принялся внимательно разглядывать.
Ко всем своим прочим качествам он был еще и тщеславен, чтобы носить очки.
— Возможно, — буркнул Ромо после некоторого молчания, кладя фотографию на стол. Это была вырезка из журнала, отпечатанная на плотной глянцевой бумаге. — Возможно, точно не знаю. Но если это он, — Ромо взглянул на Зунигу, — значит, сбрил бороду.
Индеец еще что-то достал из кейса. Оказалось, это водительские права, выданные в Луизиане. Он протянул их Ромо.
— Теперь взгляните на эту фотографию. Она сделана до того, как он отрастил бороду.
Адольфо Ромо впился глазами в снимок.
— Да, это он.
Магеллан наклонился к нему.
— Вы уверены? Наш босс не простит нам в подобном деле ошибки.
Внимательно изучив водительские права, Ромо твердо сказал:
— Уверен. Это тот самый парень. — Он по складам прочитал значившееся на карточке имя: Саль-ва-то-ре де А-мо-ре.
— А сейчас как его зовут? — поинтересовался Зунига.
Ромо хохотнул:
— Эрик Христианстед. Так он говорит. — Ромо постучал костяшками пальцев по водительским правам. — Только он больше похож на Саль-ва-то-ре де А-мо-ре.
— Но по документам он Христианстед?
— Документы ему выправили мои ребята. За хорошие деньги. Но водительские права на имя Христианстеда подлинные. Однажды ночью я нашел их в машине и убедился в этом.
— Где он живет? — Магеллан вскочил с места и нервно зашагал по комнате. В подобных ситуациях он всегда приходил в сильное возбуждение. Ромо чуть шею себе не свернул, следя за ним взглядом и вертя во все стороны головой.
— Живет на берегу в хибаре с одной проституткой, которая раньше работала на меня. Шлюха, надо сказать, никудышная, чуть что — начинает реветь. Я по-быстрому отделался от нее. Так она теперь горничная в отеле.
— А давно он здесь ошивается? — поинтересовался Зунига.
— Кажется, с марта. Тогда я и заметил его. «Джип» у него классный. Глаз не оторвешь. Ярко-красного цвета. Припаркован возле этих жалких хибар на Плайя-Перро. Всю жизнь о таком мечтал. Потому, собственно, и обратил внимание на этого парня. Гринго. Поселился у бывшей проститутки на Дог-Бич, и вдруг такой роскошный новенький «джип»! — Он быстро перевел взгляд с Магеллана на Зунигу. — Ведь подозрительно, а? Ну и стал я за ним следить. А тут шеф на прошлой неделе звонит, спрашивает о человеке, приметы его говорит, я, само собой, подумал о нем.
— И много он отвалил за фальшивые документы? — снова спросил Зунига.
В глазах Ромо мелькнули алчные огоньки.
— Двадцать стодолларовых купюр. Ничего себе! Да? Ну, думаю, надо сесть ему на хвост. А уж когда шеф позвонил на прошлой неделе и сказал, чтобы я...
— Он живет вдвоем с проституткой? — перебил его Магеллан, приложив к виску запотевшую бутылку виски, которую достал из мини-бара.
— Нет. У нее две дочки. Маленькие девочки. Светловолосые. Потаскухе, видно, нравятся гринго.
— Эй, значит, и ты ей понравишься, — сказал Магеллан Зуниге-индейцу и улыбнулся. Впервые за все время.
Зунига метнул в сторону Магеллана взгляд, полный презрения и ненависти, и повернулся к Ромо.
— А оружия он не купил вместе с документами?
Ромо покачал головой.
— А чем он занимается? Есть у него постоянная работа?
Ромо пожал плечами: мол, станет он интересоваться всякими проходимцами. Делать ему, что ли, нечего?
— Пьет. Пьет и нюхает кокаин. Целыми днями сидит на берегу и смотрит на волны. Словом, типичный бездельник, хиппи. А то садится в «джип» и катит куда-нибудь подальше, где ни души не встретишь, раздевается и голый бегает по песку.
Магеллан и Зунига переглянулись.
— Он что, чокнутый? — Зунига сунул в рот шоколадный батончик. — Сумасшедший?
— Нет, гринго все бегают, знаете, ну como se dice... jog. — Последнее слово он произнес по-английски, и означало оно «бегать трусцой». — Только он почему-то раздевается догола.
— И когда же он бегает? Днем или ночью?
— Во второй половине дня, ближе к вечеру. Заодно наблюдает, как солнце погружается в океан.
Разговор прекратился. Мужчины переглянулись, и каждый отдался собственным мыслям. Но продолжалось это недолго. Словно по команде, они подняли головы, Магеллан извлек из мини-холодильника еще одну бутылку богемского пива, а Зунига спросил:
— Чем он еще занимается?
— Напивается в здешнем баре до чертиков, потом на пианино играет.
— Он что, пианист? — спросил Магеллан, потягивая пиво и глядя через раздвижные двери балкона на взморье.
— Да, — многозначительно произнес Ромо, кивнув головой. — Прекрасно играет. Я люблю его слушать.
Магеллан хихикнул и с презрительной усмешкой повернулся к толстяку.
— И часто он бывает в баре? — снова вступил в разговор Зунига. — По каким дням?
Ромо так высоко вскинул плечи, что расстегнулась рубашка, обнажив жирную коричневую грудь, густо заросшую волосами.
— Трудно сказать, по каким именно дням. Но всегда поздно, за полночь. Приходит и пьет. А когда Гектор, штатный пианист, отдыхает, играет вместо него.
Зунига откинулся на спинку стула и опять переглянулся с Магелланом. Ромо в замешательстве спросил:
— Ну что, это он?
Зунига скатал из обертки шоколадного батончика плотный шарик и осторожно положил в пепельницу.
— Не исключено.
Ромо широко улыбнулся, обнажив плотный ряд золотых зубов.
— Шеф должен быть мною доволен. Ничто мимо меня не пройдет.
Пусть Ромо похваляется, им это до фонаря. Главное — дело. И Зунига сказал:
— Нужна машина...
Ромо не дал ему договорить:
— Берите мой «кадиллак». Самая лучшая машина в Сан-Лукасе.
— И самая приметная, идиот, — не выдержав, рассмеялся Магеллан.
Ромо явно обиделся, и Зунига поспешил загладить неловкость:
— Нам нужен автомобиль попроще, самый что ни на есть заурядный... Не новый и не очень старый, что-нибудь среднее. Comprende?
— А как насчет оружия? Могу снабдить...
Зунига наклонился к Ромо и, коснувшись его сверкавшей бриллиантом руки, тихо, но строго сказал:
— Послушайте, Адольфо, не задавайте нам, пожалуйста, никаких вопросов. Ясно? Пожалуйста. Понадобится нам что-нибудь — скажем. Вы должны исполнять любую нашу просьбу точно и по возможности быстро... И смотрите не промахнитесь, а то придется доложить шефу в Мехико. И тогда снова пришлют двоих вроде нас, тоже на поиски, но уже не пианиста, а кого-то другого. Вам ясно, что я имею в виду, Адольфо Ромо?
Тот поспешно кивнул:
— Да, да.
— Итак, — спокойно, словно уговаривая ребенка, продолжал Зунига, — вы не задаете нам никаких вопросов, не обсуждаете в присутствии женщин дела, находите простенький автомобиль и ставите его на гостиничной парковке еще до наступления темноты. Пока это все. А сейчас оставьте нас одних.
Ромо тупо кивал, а когда до него наконец дошло, вскочил на ноги и стал неловко пятиться назад, что-то бормоча себе под нос, — он явно не привык выслушивать подобные приказы.
Суровым проницательным взглядом индейца Зунига смотрел вслед огромному сутулому Ромо, вместо того чтобы, как это положено, проводить связного к выходу: Но уж очень хотелось поставить на место этого жирного тупицу, который с первой же минуты их встречи в аэропорту повел себя как настоящий игрок.
Прежде чем покинуть номер, перепуганный насмерть Ромо поспешил заверить индейца и его напарника:
— Ровно через час машина будет ждать на стоянке.
— Ну и кретин, — заметил Магеллан, когда за Ромо захлопнулась дверь. — Неужели это шеф его сюда назначил?
— Он долго не продержится, — заявил Зунига. — В следующий раз, когда мы приедем, его здесь уже не будет.
Магеллан подошел к столу и расположил фотографии так, чтобы удобнее было их разглядывать.
— На героя он не похож.
Зунига задумчиво покачал головой.
— Шеф говорит, что он убил четверых причастных к этому делу. Так ему его осведомитель сказал. Четверых мафиози. Причем очень крупных.
— Все четверо американцы. Понимаешь? Американцы. — Магеллан холодно улыбнулся. — Американцы все трусы и бездельники. Убить гринго ничего не стоит.
Первые семь лет жизни Магеллан провел в публичном доме и видел, как к его матери непрерывным потоком тянулись пьяные молодые техасцы. С одним из них мать убежала, а сына отправила к своему брату в пустыню Чихуахуа. Горькие семена, брошенные в душу одинокого, никому не нужного ребенка, проросли и со временем принесли еще более горькие плоды.
Глядя на Магеллана, рассматривавшего снимки, Зунига сказал:
— Убить проще простого, если все как следует подготовить.
Магеллан снова холодно улыбнулся.
— С чего это ты так разволновался, hombre? Может, духу не хватит прикончить гринго, своего земляка?
Зунига медленно поднялся со стула, выпрямился, расправил плечи. В наступившей тишине Магеллан весь напрягся, в упор посмотрел на Зунигу: что-то сейчас будет?
Но после недолгого молчания Зунига сказал:
— Пойду посплю немного, я плохо переношу самолет. — И направился в спальню.
— Послушай, — крикнул Магеллан ему вдогонку. Зунига остановился. — Лучше всего это сделать на берегу, — продолжал Магеллан, — когда он бегает там.
Индеец пожал плечами, словно бы говоря: «А где же еще?» — и закрыл за собой дверь.
* * *
Зунига проснулся от холода. Раздевшись догола, он лег прямо на покрывало, а кондиционер после захода солнца так выстудил комнату, что она превратилась в настоящую морозильную камеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73