Он чувствует себя свободным, шагая в наручниках.
— Понять не могу, кого угораздило тебя навестить, — говорит ему один из охранников. — По-моему, первый твой посетитель, да?
Его зовут Филипп Уилсон. У него красный «мустанг» с буквами ХЗН на номерном знаке.
Хозяин, — решил про себя Жан-Батист в первый же день, как попал сюда.
Он молча проходит в очередную дверь, задыхаясь от жары.
— Ни одного посетителя? — вторит ему другой охранник, Рон Абрамс, высокий, с редеющими светлыми волосами. — Печально, не так ли, месье Шандонне? — с издевкой произносит он.
Здесь охранники меняются часто, Абрамс — новенький, Жан-Батист чувствует, как он радуется возможности отвести знаменитого монстра на встречу с загадочным посетителем. Новым охранникам всегда любопытен Жан-Батист, это потом, привыкнув, они начинают испытывать к нему отвращение. По словам Мотылька, Адаме ездит на черной спортивной «тойоте», а уж он-то знает каждую машину на стоянке, так же, как всегда знает самый последний прогноз погоды.
У крошечной камеры в зале для свиданий сзади крепкая сетчатая дверь из металлической проволоки, выкрашенной в белый цвет. Уилсон отпирает ее и, сняв с Жан-Батиста наручники, снова запирает. Внутри стоит стул, на маленькой полке — черный телефон с металлическим кабелем.
— Я бы хотел «пепси» и шоколадные пирожные, пожалуйста, — говорит сквозь стекло Жан-Батист.
— У тебя есть деньги?
— У меня нет денег, — тихо отвечает он.
— Ладно. На этот раз сделаю тебе одолжение, если уж тебя еще ни разу не навещали. Было бы глупо со стороны леди покупать что-нибудь такому засранцу, как ты, — бесцеремонно произносит Абрамс.
Через стекло Жан-Батист оглядывает просторную чистую комнату, видит торговые автоматы и все их содержимое. Трое других заключенных разговаривают по телефону с посетителями.
Ее здесь нет.
Энергия вокруг Жан-Батиста начинает потрескивать от гнева.
97
Как всегда бывает когда дело срочное, все усилия разбиваются вдребезги о мерное течение повседневной жизни.
Сенатор Лорд не страдал чрезмерным самомнением и вполне мог сам сделать звонок. Он считал, что намного удобнее уладить дело лично, чем объяснять кому-то, как это сделать. Повесив трубку в телефонной будке, сенатор садится обратно в машину и едет на север, набирает номер помощника.
— Джеф, мне нужен телефон коменданта Полунской тюрьмы, срочно.
Записывать информацию и одновременно вести машину по трассе в час пик — особое искусство, которому Фрэнку пришлось научиться много лет назад.
Но тут сигнал пропадает, связь обрывается.
Теперь сенатор либо вообще не может дозвониться, либо попадает на голосовую почту. Видимо, Джеф тоже ему перезванивает.
— Повесь трубку! — восклицает сенатор.
Через двадцать минут секретарша в Полунской тюрьме все еще ищет коменданта. Наверное, ей не верится, что человек на другом конце провода — действительно сенатор Фрэнк Лорд, один из самых влиятельных и заметных политиков страны. Обычно, такие люди, как он, договариваются о встречах и делают звонки через помощников.
Сенатор Лорд пытается сосредоточиться на еле ползущем транспорте и сердитых водителях. Он уже несколько минут ждет ответа. Ни один разумный человек, вернее, ни один человек, знающий, что разговаривает с сенатором Лордом, не осмелился бы заставить его ждать. Вот тебе и награда за скромность, за то, что иногда хочешь что-то сделать сам. Например, забрать вещи из химчистки, сходить за покупками или заказать столик в ресторане, несмотря на подозрительность метрдотелей, которые решают, что это какой-то розыгрыш или что звонивший просто пытается выбить лучший столик.
— Извините, — наконец произносит секретарша. — Я не могу найти коменданта. Сегодня он очень занят, вечером у нас казнь. Что-нибудь передать?
— Как ваше имя?
— Джоди.
— Нет, Джоди, вы не можете ничего ему передать. Дело срочное.
— Ну, — она колеблется. — Судя по номеру, вы звоните не из Вашингтона. Не могу же я вытащить коменданта с важного собрания, а потом окажется, что вы — не сенатор.
— У меня нет времени. Найдите его. Господи! А заместитель у него есть?
Связь обрывается, проходит пятнадцать минут, прежде чем он снова дозванивается до секретарши. Та девушка уже ушла, звонок принимает другая, но сигнал снова пропадает.
98
— Как мне это надоело, — говорит Ник отцу.
Она ездила в полицейское управление Батон-Руж, но смогла добраться лишь до фойе первого этажа. Наконец, когда она сказала, что, возможно, у нее есть улика по делу, появился детектив и тупо уставился на монетки в конверте. Посмотрел снимки, которые она сделала на стоянке «Уол-Марта», и равнодушно выслушал теорию Ник, все время поглядывая на часы. Она отдала ему монеты с твердой уверенностью, что стала посмешищем.
— Мы работаем над одним и тем же, а эти засранцы и говорить со мной не хотят. Извини, — Ник иногда забывает, что ее отец не выносит бранные слова. — Может быть, они знают что-то, что может помочь нам в Закари. Но нет, они рады выслушать меня, но на их помощь рассчитывать не приходится.
— Ты выглядишь усталой, Ник, — замечает отец, доедая омлет с сыром и кусочками колбасы.
Бадди увлеченно играет напротив телевизора, не замечая ничего вокруг.
— Хочешь еще овсяных хлопьев?
— Больше не могу, хотя, у тебя лучше всех получается заливать их молоком.
— Ты всегда это говоришь.
— Потому что это правда.
— Будь осторожна, эти люди в Батон-Руж не любят таких как ты, особенно женщин.
— Они меня даже не знают.
— Им не обязательно тебя знать, чтобы ненавидеть. Они хотят сохранить репутацию. В мое время хорошая репутация значила, что я могу прийти в магазин, взять что-нибудь и заплатить позже, когда будут деньги. Было доверие. А теперь один эгоизм. Эти ребята из Батон-Руж не хотят пачкаться.
— А об этом поподробнее. — Ник намазывает маслом еще одно печенье. — Когда ты готовишь, я слишком много ем.
— Они готовы на все, будут лгать, увиливать, красть, — говорит отец.
— А женщины продолжают умирать, — у Ник пропадает аппетит и она кладет печенье обратно на тарелку. — И кто хуже? Человек, который их убивает, или люди, которым нет дела ни до преступлений, ни до жертв?
— Два минуса никогда не дают плюс, Ник, — кивает он. — Я рад, что ты не работаешь там, иначе я бы волновался за тебя еще больше. И вовсе не из-за маньяка, разгуливающего на свободе, а из-за твоих коллег.
Ник обводит взглядом кухню, которую помнит с детства. С тех пор как умерла ее мать, здесь ничего не изменилось. Электрическая плита с четырьмя конфорками, белый холодильник, белые шкафчики. Ее мать хотела сделать кухню во французском стиле, поставить старинную мебель, купить бело-голубые занавески, может быть, какую-нибудь оригинальную настенную плитку. Но ей это так и не удалось. Поэтому кухня осталась белой. Даже если испортится какой-нибудь электроприбор, ее отец, наверняка, не захочет его заменить, пусть даже придется каждый день есть консервы. Ник беспокоит, что он не может расстаться с прошлым и продолжает жить, затаив горе и злость.
Ник поднимается из-за стола, целует отца в макушку. Ее глаза наполняются слезами.
— Я люблю тебя, па. Позаботься, пожалуйста, о Бадди. Обещаю, что скоро стану хорошей мамой.
— Ты и так хорошая мама. — Ковыряя вилкой яичницу, он поднимает глаза. — Важно не то, сколько времени ты проводишь с ребенком, а то, как ты его проводишь.
Ник думает о матери. Они провели вместе так мало времени, зато каждая минута была счастливой. Так ей теперь кажется.
— Ну вот, ты плачешь, — говорит отец. — Что с тобой происходит, Ник?
— Не знаю, не знаю. Задумалась, и вдруг — разревелась. Наверное, это из-за мамы. Все эти события напомнили мне о прошлом, затронули во мне какую-то невидимую струну, о которой я даже не подозревала, и которая отозвалась во мне странным, пугающим звуком. Мне страшно, папа. Пожалуйста, помоги мне. Пожалуйста.
Отец медленно поднимается из-за стола, прекрасно понимая, о чем она говорит.
— Не надо, Ник, — со вздохом произносит он. — Посмотри на меня. Я перестал жить. Когда я вернулся домой тем вечером и увидел... — Он откашливается, пытаясь побороть слезы. — Я почувствовал, что во мне что-то перевернулось, словно сердце оборвалось. Зачем тебе это, Ник?
— Потому что я хочу знать правду. Может быть, то, что я себе воображаю, намного страшнее правды.
Он соглашается и снова вздыхает:
— Поднимись на чердак. Там, под грудой старых ковров, ее маленький голубой чемоданчик.
— Я помню, — шепотом говорит Ник, вспоминая, как мама собирала этот чемоданчик перед отъездом в Нэшвиль к тете, перенесшей операцию на глазах.
— Она никогда не меняла код, потому что не могла его запомнить. Ноль, ноль, ноль, прямо как из магазина. — Он снова откашливается, отводя взгляд. — Все что тебе надо — там. Некоторые вещи достались мне незаконно, но я, как и ты, хотел знать все. У меня училась дочь начальника полиции, и, как ни стыдно это признавать, он сделал мне пару одолжений за то, что я поставил ей хорошую оценку и написал рекомендацию в колледж. Я получил, что хотел, и пожалел об этом, — продолжает он. — Только не приноси чемоданчик сюда, никогда не хочу больше этого видеть.
99
Сотрудница информационной службы Джейн Джитльмэн извиняется за то, что Скарпетте пришлось столько ждать.
Пятнадцать минут она стояла под дверью с надписью «Аллан Б., Полунская тюрьма». Яркое полуденное солнце жарило нещадно, так что Скарпетта даже вспотела. С дороги она чувствует себя совершенно вымотанной, ей хочется в душ. Она решила не давать воли эмоциям, но терпение начинает потихоньку иссякать. Больше всего на свете она мечтает, чтобы все поскорее закончилось, закончилось навсегда.
— Журналисты буквально оборвали нам телефон. Вечером казнь, — объясняет мисс Джитльмэн.
Она дает Скарпетте бэдж посетителя, и та прикрепляет его к одежде. Костюм она не меняла с тех пор, как выехала из Флориды. Правда, погладила его вчера в отеле, после того как они расстались с Люси. Слава богу, Люси не знает где она сейчас. Если бы Скарпетта сказала, куда направляется, племянница попыталась бы ее остановить или отправиться вместе с ней. Скарпетта поехала в Полунскую тюрьму, даже не договорившись о визите, и позвонила уже из Хьюстона. Как она и думала, Шандонне согласился ее принять. Однако было неприятно узнать, что он давно включил ее в список посетителей. По крайней мере, его дурацкая шутка оказала ей услугу. Теперь Скарпетта здесь. Возможно, даже хорошо, что у него не было времени подготовиться к их встрече.
Охранники проверяют документы Скарпетты, и мисс Джитльмэн проводит ее через тяжелые железные двери, затем через маленький садик — место отдыха для персонала тюрьмы. Миновав еще несколько автоматических дверей, Скарпетта решает, что поступает глупо. Не стоило сюда приходить — Шандонне ей манипулирует, она обязательно пожалеет об этом визите, потому что в итоге Жан-Батист получит то, что хочет.
Туфли Скарпетты звонко цокают по кафельному полу вестибюля — с точки зрения психологии, неверный ход. Строгий официальный костюм в полоску и белая рубашка с отворотами лучше бы соответствовали обстановке. И даже если бы этот ублюдок и не увидел разницы, в костюме бы она, по крайней мере, чувствовала себя не такой уязвимой.
При виде Жан-Батиста, спокойно сидящего во второй кабинке, у Скарпетты подкашиваются ноги. Гладко выбритый с головы до ног, он с наслаждением потягивает «пепси» и ест шоколадное пирожное, притворяясь, что не замечает посетительницу.
Скарпетта отказывается подыгрывать и смотрит на него в упор. Она удивлена, что он выбрит и одет во все белое. Без пучков торчащих во все стороны волос, он выглядит почти нормальным, даже со своим уродливым лицом. Шандонне допивает «пепси», облизывает пальцы. Усевшись напротив, Скарпетта берет трубку телефона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55