— Я мститель. Я признаю это. Я чувствую, что мир стал безопаснее, что ты в большей безопасности теперь, когда умер Рокко.
— Но ты не можешь изображать из себя Бога. Теперь ты даже не агент правоохранительных органов, Люси. Особый отдел — частная организация.
— Не совсем. Мы сотрудничаем с международными правоохранительными организациями, очень часто при поддержке Интерпола. Нас поддерживают и другие высокопоставленные лица, о которых я не могу говорить с тобой.
— Высокопоставленные лица, которые дали тебе законное право избавить мир от Рокко Каджиано? — спрашивает Скарпетта. — Люси, ты нажала на курок? Мне нужно знать. По крайней мере, хоть это.
Люси качает головой. Нет, она не нажимала на курок. Только потому, что Руди настоял на этом. Он не хотел, чтобы порох и кровь Рокко были на руках Люси. Поэтому он сделал все сам. Кровь Рокко на руках Руди. Это несправедливо. Люси говорит об этом тете.
— Я не должна была втягивать в это Руди. Я несу такую же ответственность за смерть Рокко, как и он. Честно сказать, я несу полную ответственность, ведь я потащила его с собой в Польшу.
Они разговаривают допоздна. Рассказав тете все, что случилось в Щецине, Люси ожидает свой приговор. Самым невыносимым наказанием будет исчезнуть из жизни Скарпетты, как исчез когда-то Бентон.
— Я чувствую облегчение оттого, что Рокко умер, — наконец говорит Скарпетта. — Что сделано, то сделано, — прибавляет она. — Когда-нибудь Марино захочет узнать, что действительно случилось с его сыном.
85
Голос доктора Ланье звучит бодро, словно он пошел на поправку, но это видимость, он на пределе сил, физических и моральных.
— Вы нашли для меня безопасное место, где я могу остановиться? — спрашивает по телефону Скарпетта из отеля «Мелроуз» на углу Шестьдесят третьей и Лексингтон.
Она предпочла не оставаться на ночь у Люси, несмотря на уговоры. Ей не удалось бы рано утром уехать в аэропорт без ведома племянницы.
— Самое безопасное место в Луизиане — мой загородный дом. Он не слишком велик, теперь вы понимаете, почему я не могу позволить себе иметь консультантов...
— Послушайте, — прерывает его Скарпетта, — сначала я должна попасть в Хьюстон, — она не уточняет детали. — Я могу быть у вас только послезавтра.
— Я встречу вас, только скажите, когда.
— Если сможете, достаньте мне машину, это будет лучше всего. Я сейчас еще ничего не знаю точно. Я слишком устала. Но я лучше как-нибудь сама доберусь, чтобы не утруждать вас. Только скажите, как доехать до вашего дома.
Она записывает адрес, решив, что легко найдет это место.
— Есть конкретные пожелания насчет машины?
— Надежную.
— Об этом я кое-что знаю, — отвечает следователь. — Я доставал много людей из ненадежных машин. Займусь этим сейчас же.
86
Трикси курит сигарету с ментолом и наблюдает, как Марино опустошает холодильник, забивая контейнер со льдом пивом, мясом, бутылками с горчицей и майонезом.
— Уже полночь, — Трикси вертит в руке бутылку пива, в горлышке которой застрял слишком большой кусок лайма. — Давай выспимся, а потом поедешь. По-моему, это гораздо благоразумнее, чем срываться среди ночи, полупьяным и в расстроенных чувствах.
Марино был в запое с тех пор, как вернулся из Бостона. Сидел напротив телевизора, отказывался отвечать на телефонные звонки, не хотел ни с кем разговаривать, даже с Люси и Скарпеттой. Около часа назад из офиса Люси пришло сообщение на его мобильный телефон, которое, наконец, протрезвило Марино ровно настолько, чтобы он смог встать с кресла.
Трикси поднимает бутылку, пытается вытолкнуть застрявший кусок лайма языком. Ей это удается, и пиво выплескивается ей в рот, стекает по подбородку. Раньше это показалось бы Марино смешным, но сейчас ничто не может заставить его улыбнуться. Он открывает дверцу морозилки, достает кубики льда и бросает их в свой контейнер. Настоящее имя Трикси — Тереза, ей тридцать лет, в дом Марино, расположенный в одном из рабочих кварталов Ричмонда, она переехала меньше года назад.
Марино зажигает сигарету и бросает взгляд на Трикси, на ее отекшее от выпивки лицо, на постоянно размазанную под глазами тушь. Ее светлые волосы настолько сожжены частыми окрашиваниями, что Марино противно к ним прикасаться. Он сказал ей об этом однажды, когда был пьян. Периодически ее оскорбленные чувства выплескиваются наружу, и когда он чувствует близкую бурю, то предпочитает уйти в себя или из квартиры.
— Пожалуйста, не уходи, — Трикси глубоко затягивается, и, едва вдохнув, выпускает дым. — Я знаю, что ты сделаешь. Ты просто не вернешься больше. Я видела, что ты запихивал в свой грузовик. Пистолеты, шар для боулинга, даже свои трофеи и рыболовные снасти, не говоря уже об одежде, которая тут висит бог весть сколько.
Она подходит к Марино и хватает его за руки. Тот щурится от дыма.
— Я тебе позвоню. Мне нужно в Луизиану, ты же знаешь. Док сейчас там, собирается там остаться, я ее знаю. Я ее слишком хорошо знаю, поэтому догадываюсь, что она хочет сделать. Даже если она мне ничего не говорит. Ты же не хочешь ее смерти, Трикси.
— Черт, я сыта ей по горло, не желаю больше слышать. Док то, Док это! — ее лицо становится злым, она отталкивает руку Марино, словно дотронуться до нее было его идеей. — С тех самых пор, как мы познакомились, ты не перестаешь твердить о ней. Она единственная женщина в твоей жизни. Я всего-навсего второсортный запасной игрок.
Марино морщится. Он не переносит экспрессивных определений Трикси, которые звучат из ее уст, словно фальшивые аккорды расстроенного пианино.
— Я всего лишь девушка, не приглашенная на праздник твоей жизни, — она продолжает разыгрывать драму. Драма — это все, что осталось от их отношений, плохо сыгранная мыльная опера.
Их ссоры происходят по большей части механически, и хотя Марино не любитель психологии, даже он понимает причину. Они с Трикси ссорятся из-за всего, потому что на самом деле ссорятся из-за ничего.
Трикси разворачивается и уходит, шлепая по полу босыми ногами с ярко-красным лаком на ногтях и размахивая толстыми руками. Пепел с сигареты падает на линолеум.
— Давай, катись в свою Луизиану к Доку, и может, когда ты вернешься, если вернешься, кто-нибудь другой будет жить на этой свалке, а я уйду. Уйду, уйду!
Час назад Марино попросил Трикси выставить дом на продажу. Она может тут жить, пока его не продадут.
Трикси выходит из комнаты, ее полная грудь, обтянутая цветастым синтетическим платьем подпрыгивает при каждом шаге. Марино испытывает чувство вины и в то же время злится на Трикси. Каждый раз, когда она попрекает его Скарпеттой, он выходит из себя, не в силах сдержать гнев, но не может защититься от ее нападок.
К сожалению, у него никогда ничего не было со Скарпеттой, и замечания Трикси еще сильнее ранят его задетое самолюбие. Марино плевать, что он потерял всех женщин, которые были в его жизни, для него важна лишь одна, которую ему никогда не получить. Вспышка гнева Трикси близится к пику и скоро пойдет на спад, приближая обычный неизбежный финал.
— Просто смотреть противно, до какой степени ты на ней помешан, — кричит Трикси. — Ты для нее всего лишь безотказный болван. Вот кем ты всегда для нее будешь. Здоровый, жирный, тупой болван! — ее голос срывается. — И мне плевать, умрет, она или нет! Смерть — это все равно единственное, что она знает.
Марино поднимает контейнер, словно пушинку, пересекает обшарпанную, захламленную гостиную и подходит к двери. Он окидывает взглядом комнату, останавливаясь на цветном телевизоре, уже не новом, но все-таки хорошем, фирмы «Сони». Он с грустью смотрит на свое любимое кресло, в котором провалялся, кажется, половину жизни, и сердце его сжимается. Марино представляет, сколько часов провел полупьяный, глядя футбол, как долго тратил время и силы на таких, как Трикси.
Она неплохая женщина, не злая. Ни одна из них не была злой, все они оказались просто жалкими, и сейчас он понимает, до какой степени жалок сам, потому что никогда не настаивал на большем, а мог бы.
— Я не буду тебе звонить, — говорит Марино. — Мне плевать, что станет с домом. Можешь его продать, сдать, жить в нем, плевать.
— Ты же это несерьезно, малыш, — Трикси начинает плакать. — Я люблю тебя.
— Ты не знаешь меня, — говорит с порога Марино. Он не чувствует в себе сил, чтобы уехать, он слишком устал, но сил на то, чтобы остаться, у него тоже нет.
— Конечно знаю, малыш, — она гасит об раковину сигарету и достает из холодильника еще одно пиво. — Ты будешь по мне скучать, — ее лицо, мокрое от слез, искажает улыбка. — Ты снова сюда притащишься. Я чуть с ума не сошла, когда ты сказал, что не вернешься. Ты вернешься, — она открывает бутылку. — И знаешь, почему? Знаешь, что заметила Детектив Трикси, а? Ты не берешь свои рождественские украшения. Все эти миллионы пластмассовых Санта Клаусов, оленей, снеговиков, гирлянд и остальных вещиц, которые ты так долго коллекционировал... Ты собираешься просто уехать и оставить все это в подвале? Ну уж нет, ни за что!
Она убеждает себя, что так оно и есть, Марино не уехал бы навсегда, не забрав любимые рождественские украшения.
— Рокко умер, — говорит он.
— Кто? — переспрашивает Трикси, ее лицо ничего не выражает.
— Вот видишь, именно это я имел в виду. Ты не знаешь меня, — произносит он. — Ну ничего, ты не виновата, — говорит Марино уходя. Из жизни Трикси, из Ричмонда. Навсегда.
87
Пропавшую женщину зовут Кэтрин Брусс.
Это последняя жертва серийного убийцы. Она считается похищенной, предположительно убитой. Ее муж, бывший пилот ВВС, сейчас работающий на компанию «Континенталь», был в отъезде. После того как на протяжении двух дней жена не отвечала на телефонные звонки, он забеспокоился и попросил друга зайти к нему домой. Кэтрин дома не оказалось, как и ее машины, которую впоследствии обнаружили на стоянке магазина «Уол-Март» возле университета Луизианы. Машина не привлекала внимания, потому что с таким количеством покупателей, стремящихся попасть в магазин, стоянка никогда не пустует, даже ночью. Ключи оказались в замке зажигания, двери не заперты, кошелек и бумажник исчезли.
Солнце только начинает всходить и постепенно освещает еще сонное небо, которое обещает сегодня быть ясным и голубым. До вчерашнего шестичасового выпуска новостей Ник ничего не знала о похищении. Она все еще не может в это поверить. Согласно имеющимся данным, друг Кэтрин Брусс сразу же обратился в полицию, то есть, вчера утром. Эта информация должна была тут же появиться в новостях. Чем занимаются эти идиоты в рабочей группе? Проверяли друга семьи, чье имя, кстати, не разглашается, на детекторе лжи, желая удостовериться, что Кэтрин действительно пропала? Или вскопали задний двор, чтобы убедиться, что муженек не прикончил ее перед отъездом?
Убийца получил дополнительные восемь часов, люди их потеряли, Кэтрин их потеряла. Она могла быть еще жива, а сейчас, скорее всего, уже мертва. Кто-то мог заметить ее и убийцу. Все может быть. Ник как одержимая ходит по стоянке в поисках хоть чего-нибудь, способного навести на след. Но место преступления не выдает своих тайн. Машину Кэтрин Брусс увезли, на стоянке повсюду валяется только мусор, жвачка и куча окурков.
Лишь в семь шестнадцать Ник повезло. Эта маленькая находка в детстве привела бы ее в восторг — две монеты по двадцать пять центов. Обе лежат решкой вверх. Когда выпадает решка — это к удаче, а сейчас удача нужна ей, как никогда. Услышав сообщение в новостях, она сразу примчалась сюда. Если эти две монетки и лежали здесь, фары их не высветили. И сегодня утром она их не увидела. Когда Ник приехала на стоянку, было еще темно. Она делает снимки монет и записывает их расположение, как ее учили в Академии. Надев перчатки, она кладет монеты в бумажный конверт и направляется в магазин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55