Вы даже не представляете себе, как у меня пересохло в горле после всей этой говорильни.
- Господи, ну конечно,- с виноватым видом откликнулся Джон,- как это я сам не догадался! Бокальчик виски с содовой?
- Виски с содовой?- укоризненно повторил Шерингэм.- Говорю вам, я пить хочу!
- Прошу прощения, - ухмыльнулся Джон.- Там у нас есть бочонок. Велеть его принести или бутылки тоже сойдут?
- Жаль вскрывать бочонок. Бутылка отлично подойдет, благодарю вас.
После этого собрание утратило последние остатки официальности. Всех охватила эйфория от того, что наконец-то развеялись так долго висевшие над нами тучи и исчезли взаимное недоверие и подозрительность. Этель и Джон были в полном восторге и не считали нужным это скрывать, де Равель стал возбужденно болтлив (подумать только, мне и в голову не приходило, что де Равели все это время подозревали друг друга!), и даже миссис де Равель стала больше походить на нормальную женщину, чем когда-либо прежде. Начальнику полиции рассказали, в пылу всеобщего веселья, как сначала все подозревали меня, и как мне пришлось отмахиваться от сыпавшихся во всех сторон обвинений. Все это было представлено в комическом свете и вызвало новый взрыв веселья у присутствующих. Но это меня уже не задевало. Я чувствовал такой душевный подъем, что почти готов был потешаться над собой вместе с остальными.
Через некоторое время полковник Грейс и инспектор Хэнкок отбыли восвояси, и все начали разбредаться по своим комнатам.
- Пинкертоны, можно вас попросить задержаться еще на минутку?остановил нас Шерингэм.- Составьте мне компанию, пойдемте немного прогуляемся при луне. Я не смогу заснуть после всей этой нервотрепки без хорошей успокаивающей прогулки.
Я ничего не имел против, и, несмотря на мои намеки на то, что ночной воздух, вероятно, слишком прохладен для Аморель (ведь было уже далеко за полночь), она только фыркнула и настояла, что тоже пойдет с нами.
Шерингэм повел нас по садовой дорожке, и через несколько минут мы оказались вне пределов видимости (и слышимости) от дома. Я понял, что Шерингэм направляется к скамье из неотесанного дерева, которую Джон водрузил под кроной бука в нескольких ярдах отсюда. Днем с нее открывался прекрасный вид на равнину и море вдалеке. Мы дошли и уселись на нее.
По пути я подбирал в уме подходящие выражения благодарности для Шерингэма за великолепный демарш, с помощью которого он спас нас обоих от страшной участи, и уже начал было излагать их, когда он внезапно прервал меня.
- Да-да, Тейперс,- нетерпеливо сказал он.- Все понятно. А теперь послушайте, вы оба. Я нарочно привел вас сюда, потому что, как мне кажется, вы должны знать правду. Я не стану ее рассказывать больше никому, даже Хилльярду, но тебе, Тейперс, я в некотором роде обязан, поскольку ты ставил условия, при которых мне пришлось работать и в соответствии с которыми я буду хранить молчание. Не то чтобы я предлагал вам разделить со мной ответственность за это молчание, я вполне готов взять ее на себя, и после сегодняшнего вечера вы вправе навсегда забыть о том, что я вам сейчас расскажу.
- Прав... правду?- запинаясь от неожиданности, проговорил я.- Какую правду?
- О том, кто убил Скотт-Дейвиса, разумеется,- последовал краткий ответ.
- Но ведь... я думал, ты уже доказал, что это был несчастный случай?
- Конечно - на основании сфабрикованных улик.
Должно быть, у меня вырвался испуганный вскрик, потому что Шерингэм рассмеялся.
- Ну да, я сфальсифицировал доказательство с той обугленной веткой платана. Собственно, я сам её вчера сбил выстрелом. Она была наполовину сломана, и листья уже успели занять, поэтому меня не мог выдать ее чересчур свежий вид. А что касается следа на траве, так я его вообще выдумал.
- Но... почему?- только и смог выговорить я.
Голос Шерингэма сразу стал серьезным.
- Потому что если и существовал когда-либо человек, заслуживающий того, чтобы его застрелили, так это был Скотт-Дейвис - пусть он и являлся вашим кузеном, Аморель. И я, во всяком случае, не собираюсь выдавать того, кто совершил столь благое дело. Более того, завтра я намерен на основании ложных улик ввести суд в заблуждение и сделать все возможное, чтобы и тень подозрения не пала на нее.
- На нее?- эхом повторил я.
- Естественно,- несколько раздраженно ответил Шерингэм.- Неужели ты так и не понял очевидного, даже после того, что я тебе сказал перед ужином? Скотт-Дейвис и Эльза Верити обручились не утром в день его смерти, сказал я, а накануне вечером.
- Ты же не хочешь сказать что... что его застрелила Эльза?
- Вот именно.
- Но... но...
- Помолчи, дорогой, пусть Роджер сам все расскажет,- мягко остановила меня Аморель, но при этом она так крепко сжала мою руку, которую держала в своей, что это было яснее всяких слов.
- Собственно, тут и нечего особенно рассказывать, нехотя произнес Шерингэм.- И потом, это не слишком приятная история. Каким-то образом Скотт-Дейвис смог ее убедить, что действовал из лучших побуждений, когда искупал Тейперса в бассейне, и затем он вытянул из нес обещание выйти за него замуж. Она сама призналась мне в этом, хотя и не осознавала важности собственных слов. И еще она мне рассказала, что он очень настаивал на том, чтобы обручение оставалось в секрете еще несколько дней. Она утверждает, что никому об этом не рассказывала, потому что не хотела ни с кем обсуждать свои личные дела, к тому же какое все это теперь может иметь значение. Я, конечно, согласился с ней, но предупредил, что лучше ей и дальше продолжать в том же духе, и она обещала молчать. Я не стал сильно напирать на необходимость соблюдения тайны, чтобы она не заподозрила, что я знаю правду, но, полагаю, она и сама заинтересована держать язык за зубами. Что касается просьбы Скотт-Дейвиса хранить в секрете их обручение, то, думаю, здесь все ясно, не так ли? Он боялся, что миссис де Равель выкинет какой-нибудь фокус. Он был уверен, что она припрятала что-то в рукаве для него, но еще не разобрал, что бы это могло быть, поэтому он хотел все выяснить до оглашения помолвки. В тот же вечер миссис де Равель весьма кстати раскрыла ему свои карты. Она собиралась разыграть откровенную сцену разоблачения прямо на глазах у мужа. Ваш кузен был вовсе не дурак, Аморель. Он сразу понял, что у Эльзы непременно откроются глаза на то, что он собой представляет, и что женится он на ней исключительно ради денег. У него была всего одна ночь, чтобы принять меры, после которых замужество станет для девушки неизбежным а там пусть себе её глаза открываются как угодно широко, дело будет сделано; её чувства при этом в расчет не принимались. И он выбрал самый очевидный способ. Миссис де Равель, которая выработала своего рода шестое чувство в отношении всего, что касалось Скотт-Дейвиса, той ночью услышала, как в коридоре скрипнула половица. Она встала с постели и выглянула в щелку двери - как раз вовремя, чтобы увидеть, как Скотт-Дейвис скрылся в комнате Эльзы.
- Ох,- выдохнула Аморель срывающимся от волнения голосом.- Но почему же она не попыталась его остановить, или не позвала Этель, или не предприняла еще что-нибудь?
- Разве миссис де Равель производит впечатления такой уж доброжелательной особы?- спокойно ответил Шерингэм. - Она приготовила свои розги для Эрика, которые, как она считала, должны была привести его в повиновение, к тому же она ненавидела Эльзу. Ей вообще свойственна безжалостность кошки, мучающей мышь, и поэтому возможность жестоко отомстить сопернице с помощью самого Скотт-Дейвиса ее позабавила, пусть даже для этого ей пришлось допустить, чтобы и любовник получил некоторое удовольствие. Должно быть, той ночью она испытывала страшные муки ревности, но вынесла их, убедив себя, что так она сможет как нельзя лучше отомстить Эльзе. Однако, как и большинство эгоцентричных людей, она недооценила своих соперников. Эрик не пришел к ней как побитая собачонка на следующий день, напротив, он бросил ей в лицо известие о своей помолвке как пощечину. И Эльза Верити не отвергла его с отвращением, узнав о нем все правду. Она решила, что это ниже ее достоинства, и предпочла его застрелить.
- И что же, Сильвия сама вам это рассказала?- удивилась Аморель.
- Скажем, она призналась под моим давлением,- осторожно ответил Шерингэм. - Она сказала, что видела, как Скотт-Дейвис заходил в комнату Эльзы. Я спросил её, почему же она сразу не предприняла никаких шагов, а она в ответ только зевнула и пожала плечами, мол, с какой стати она должна была вмешиваться, это вообще не ее дело, пусть себе люди развлекаются как хотят. Хотя ее истинные мотивы были очевидны.
- Но ей-то не приходило в голову, что Эльза...
- Застрелила его? Нет, конечно. Она с самого начала недооценивала ее, и продолжает делать это и сейчас. К тому же она была уверена, что это совершил ее муж в припадке ревности.
- А как, по-вашему, Эльза это сделала?- невозмутимо поинтересовалась Аморель.
- Разве не ясно? Эльза была тем человеком, с кем Скотт-Дейвис намеревался встретиться, и Эльза знала, где он оставил ружье, и именно Эльза, Тейперс, была той женщиной, которая стояла и ждала за поворотом тропинки - как ты сам проницательно заметил. Вы знали об отпечатках ног, Аморель?
- Да.
- Признаюсь, одно время я думал, что следы были вашими. Размер ваших туфель в точности подошел. Потом я обнаружил, что туфли Эльзы подходят с тем же успехом.
- Да, у нас с ней одинаковый размер.
- Аморель!- вдруг вмешался я.- Я не думаю, что...
- Что?
- Да так, ничего...- слабо проговорил я. Аморель опять так сжала мою руку, что сомневаться не приходилось: она не хотела, чтобы я ее прерывал.
- Так, значит, вот как это было?- медленно проговорила Аморель. - А теперь нам троим предстоит забыть об этом, и пи единая душа больше не узнает?
- Вот именно. Завтра вынесут вердикт о смерти в результате несчастного случая, и дело будет закрыто.
- Да-а.- Я смутно видел профиль Аморель, которая сидела, устремив взгляд в темноту.- Знаете, Роджер, тихо сказала она,- и слава богу, что он мертв. Такие люди недостойны жить. По-моему, это здорово, что нашелся хоть кто-то, обладающий достаточным мужеством, чтобы это признать - и исправить...
- Согласен,- ответил Шерингэм.
Мы еще немного посидели молча. Внизу, в чаще, где Скотт-Дейвис встретил свою заслуженную смерть, жалобно заухал филин. Море вдалеке мерцало отблеском лунного света.
- Бедная Эльза,- прошептала Аморель.
Эпилог
Наконец-то моя рукопись подошла к концу.
Прошло уже три года с тех пор, как я начал с таким отчаянным упорством трудиться над ней жарким летним вечером в своей спальне в Минтон-Дипс. Причины, которые заставили меня закончить ее, очень разнятся с теми, по которым она появилась на свет. И теперь я уже могу сказать, что эта последняя совершенно не совпадает с той причиной, которую я предусмотрительно поместил в предисловии к своему рассказу.
Короче говоря, я приступил к этому повествованию исключительно ради полиции.
Когда три года назад я осознал, что подозрения полиции в связи со смертью Эрика Скотт-Дейвиса все больше и больше сосредоточиваются на мне, я постарался не поддаваться панике и сохранить голову на плечах. Я знал, что необходимо что-то срочно предпринять, и немедленно приступил к действиям. Было ясно, что инспектор Хэнкок строит свои подозрения на основании двух гипотез, обе из которых неверны. Первая заключалась в том, что у меня была самая идеальная возможность застрелить Скотт-Дейвиса, поскольку я был единственным, кто находился внизу у реки во время второго выстрела; и вторая - в том, что я единственный имел для этого мотив. Если с первой я еще мог справиться, доказав очевидный факт, что Скотт-Дейвис никак не мог быть убит вторым выстрелом, вторая гипотеза требовала к себе более тонкого подхода.
Когда расследование только начиналось, я был очень озабочен тем, чтобы никакие слухи, указывающие на кого-то другого, не достигли ушей полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
- Господи, ну конечно,- с виноватым видом откликнулся Джон,- как это я сам не догадался! Бокальчик виски с содовой?
- Виски с содовой?- укоризненно повторил Шерингэм.- Говорю вам, я пить хочу!
- Прошу прощения, - ухмыльнулся Джон.- Там у нас есть бочонок. Велеть его принести или бутылки тоже сойдут?
- Жаль вскрывать бочонок. Бутылка отлично подойдет, благодарю вас.
После этого собрание утратило последние остатки официальности. Всех охватила эйфория от того, что наконец-то развеялись так долго висевшие над нами тучи и исчезли взаимное недоверие и подозрительность. Этель и Джон были в полном восторге и не считали нужным это скрывать, де Равель стал возбужденно болтлив (подумать только, мне и в голову не приходило, что де Равели все это время подозревали друг друга!), и даже миссис де Равель стала больше походить на нормальную женщину, чем когда-либо прежде. Начальнику полиции рассказали, в пылу всеобщего веселья, как сначала все подозревали меня, и как мне пришлось отмахиваться от сыпавшихся во всех сторон обвинений. Все это было представлено в комическом свете и вызвало новый взрыв веселья у присутствующих. Но это меня уже не задевало. Я чувствовал такой душевный подъем, что почти готов был потешаться над собой вместе с остальными.
Через некоторое время полковник Грейс и инспектор Хэнкок отбыли восвояси, и все начали разбредаться по своим комнатам.
- Пинкертоны, можно вас попросить задержаться еще на минутку?остановил нас Шерингэм.- Составьте мне компанию, пойдемте немного прогуляемся при луне. Я не смогу заснуть после всей этой нервотрепки без хорошей успокаивающей прогулки.
Я ничего не имел против, и, несмотря на мои намеки на то, что ночной воздух, вероятно, слишком прохладен для Аморель (ведь было уже далеко за полночь), она только фыркнула и настояла, что тоже пойдет с нами.
Шерингэм повел нас по садовой дорожке, и через несколько минут мы оказались вне пределов видимости (и слышимости) от дома. Я понял, что Шерингэм направляется к скамье из неотесанного дерева, которую Джон водрузил под кроной бука в нескольких ярдах отсюда. Днем с нее открывался прекрасный вид на равнину и море вдалеке. Мы дошли и уселись на нее.
По пути я подбирал в уме подходящие выражения благодарности для Шерингэма за великолепный демарш, с помощью которого он спас нас обоих от страшной участи, и уже начал было излагать их, когда он внезапно прервал меня.
- Да-да, Тейперс,- нетерпеливо сказал он.- Все понятно. А теперь послушайте, вы оба. Я нарочно привел вас сюда, потому что, как мне кажется, вы должны знать правду. Я не стану ее рассказывать больше никому, даже Хилльярду, но тебе, Тейперс, я в некотором роде обязан, поскольку ты ставил условия, при которых мне пришлось работать и в соответствии с которыми я буду хранить молчание. Не то чтобы я предлагал вам разделить со мной ответственность за это молчание, я вполне готов взять ее на себя, и после сегодняшнего вечера вы вправе навсегда забыть о том, что я вам сейчас расскажу.
- Прав... правду?- запинаясь от неожиданности, проговорил я.- Какую правду?
- О том, кто убил Скотт-Дейвиса, разумеется,- последовал краткий ответ.
- Но ведь... я думал, ты уже доказал, что это был несчастный случай?
- Конечно - на основании сфабрикованных улик.
Должно быть, у меня вырвался испуганный вскрик, потому что Шерингэм рассмеялся.
- Ну да, я сфальсифицировал доказательство с той обугленной веткой платана. Собственно, я сам её вчера сбил выстрелом. Она была наполовину сломана, и листья уже успели занять, поэтому меня не мог выдать ее чересчур свежий вид. А что касается следа на траве, так я его вообще выдумал.
- Но... почему?- только и смог выговорить я.
Голос Шерингэма сразу стал серьезным.
- Потому что если и существовал когда-либо человек, заслуживающий того, чтобы его застрелили, так это был Скотт-Дейвис - пусть он и являлся вашим кузеном, Аморель. И я, во всяком случае, не собираюсь выдавать того, кто совершил столь благое дело. Более того, завтра я намерен на основании ложных улик ввести суд в заблуждение и сделать все возможное, чтобы и тень подозрения не пала на нее.
- На нее?- эхом повторил я.
- Естественно,- несколько раздраженно ответил Шерингэм.- Неужели ты так и не понял очевидного, даже после того, что я тебе сказал перед ужином? Скотт-Дейвис и Эльза Верити обручились не утром в день его смерти, сказал я, а накануне вечером.
- Ты же не хочешь сказать что... что его застрелила Эльза?
- Вот именно.
- Но... но...
- Помолчи, дорогой, пусть Роджер сам все расскажет,- мягко остановила меня Аморель, но при этом она так крепко сжала мою руку, которую держала в своей, что это было яснее всяких слов.
- Собственно, тут и нечего особенно рассказывать, нехотя произнес Шерингэм.- И потом, это не слишком приятная история. Каким-то образом Скотт-Дейвис смог ее убедить, что действовал из лучших побуждений, когда искупал Тейперса в бассейне, и затем он вытянул из нес обещание выйти за него замуж. Она сама призналась мне в этом, хотя и не осознавала важности собственных слов. И еще она мне рассказала, что он очень настаивал на том, чтобы обручение оставалось в секрете еще несколько дней. Она утверждает, что никому об этом не рассказывала, потому что не хотела ни с кем обсуждать свои личные дела, к тому же какое все это теперь может иметь значение. Я, конечно, согласился с ней, но предупредил, что лучше ей и дальше продолжать в том же духе, и она обещала молчать. Я не стал сильно напирать на необходимость соблюдения тайны, чтобы она не заподозрила, что я знаю правду, но, полагаю, она и сама заинтересована держать язык за зубами. Что касается просьбы Скотт-Дейвиса хранить в секрете их обручение, то, думаю, здесь все ясно, не так ли? Он боялся, что миссис де Равель выкинет какой-нибудь фокус. Он был уверен, что она припрятала что-то в рукаве для него, но еще не разобрал, что бы это могло быть, поэтому он хотел все выяснить до оглашения помолвки. В тот же вечер миссис де Равель весьма кстати раскрыла ему свои карты. Она собиралась разыграть откровенную сцену разоблачения прямо на глазах у мужа. Ваш кузен был вовсе не дурак, Аморель. Он сразу понял, что у Эльзы непременно откроются глаза на то, что он собой представляет, и что женится он на ней исключительно ради денег. У него была всего одна ночь, чтобы принять меры, после которых замужество станет для девушки неизбежным а там пусть себе её глаза открываются как угодно широко, дело будет сделано; её чувства при этом в расчет не принимались. И он выбрал самый очевидный способ. Миссис де Равель, которая выработала своего рода шестое чувство в отношении всего, что касалось Скотт-Дейвиса, той ночью услышала, как в коридоре скрипнула половица. Она встала с постели и выглянула в щелку двери - как раз вовремя, чтобы увидеть, как Скотт-Дейвис скрылся в комнате Эльзы.
- Ох,- выдохнула Аморель срывающимся от волнения голосом.- Но почему же она не попыталась его остановить, или не позвала Этель, или не предприняла еще что-нибудь?
- Разве миссис де Равель производит впечатления такой уж доброжелательной особы?- спокойно ответил Шерингэм. - Она приготовила свои розги для Эрика, которые, как она считала, должны была привести его в повиновение, к тому же она ненавидела Эльзу. Ей вообще свойственна безжалостность кошки, мучающей мышь, и поэтому возможность жестоко отомстить сопернице с помощью самого Скотт-Дейвиса ее позабавила, пусть даже для этого ей пришлось допустить, чтобы и любовник получил некоторое удовольствие. Должно быть, той ночью она испытывала страшные муки ревности, но вынесла их, убедив себя, что так она сможет как нельзя лучше отомстить Эльзе. Однако, как и большинство эгоцентричных людей, она недооценила своих соперников. Эрик не пришел к ней как побитая собачонка на следующий день, напротив, он бросил ей в лицо известие о своей помолвке как пощечину. И Эльза Верити не отвергла его с отвращением, узнав о нем все правду. Она решила, что это ниже ее достоинства, и предпочла его застрелить.
- И что же, Сильвия сама вам это рассказала?- удивилась Аморель.
- Скажем, она призналась под моим давлением,- осторожно ответил Шерингэм. - Она сказала, что видела, как Скотт-Дейвис заходил в комнату Эльзы. Я спросил её, почему же она сразу не предприняла никаких шагов, а она в ответ только зевнула и пожала плечами, мол, с какой стати она должна была вмешиваться, это вообще не ее дело, пусть себе люди развлекаются как хотят. Хотя ее истинные мотивы были очевидны.
- Но ей-то не приходило в голову, что Эльза...
- Застрелила его? Нет, конечно. Она с самого начала недооценивала ее, и продолжает делать это и сейчас. К тому же она была уверена, что это совершил ее муж в припадке ревности.
- А как, по-вашему, Эльза это сделала?- невозмутимо поинтересовалась Аморель.
- Разве не ясно? Эльза была тем человеком, с кем Скотт-Дейвис намеревался встретиться, и Эльза знала, где он оставил ружье, и именно Эльза, Тейперс, была той женщиной, которая стояла и ждала за поворотом тропинки - как ты сам проницательно заметил. Вы знали об отпечатках ног, Аморель?
- Да.
- Признаюсь, одно время я думал, что следы были вашими. Размер ваших туфель в точности подошел. Потом я обнаружил, что туфли Эльзы подходят с тем же успехом.
- Да, у нас с ней одинаковый размер.
- Аморель!- вдруг вмешался я.- Я не думаю, что...
- Что?
- Да так, ничего...- слабо проговорил я. Аморель опять так сжала мою руку, что сомневаться не приходилось: она не хотела, чтобы я ее прерывал.
- Так, значит, вот как это было?- медленно проговорила Аморель. - А теперь нам троим предстоит забыть об этом, и пи единая душа больше не узнает?
- Вот именно. Завтра вынесут вердикт о смерти в результате несчастного случая, и дело будет закрыто.
- Да-а.- Я смутно видел профиль Аморель, которая сидела, устремив взгляд в темноту.- Знаете, Роджер, тихо сказала она,- и слава богу, что он мертв. Такие люди недостойны жить. По-моему, это здорово, что нашелся хоть кто-то, обладающий достаточным мужеством, чтобы это признать - и исправить...
- Согласен,- ответил Шерингэм.
Мы еще немного посидели молча. Внизу, в чаще, где Скотт-Дейвис встретил свою заслуженную смерть, жалобно заухал филин. Море вдалеке мерцало отблеском лунного света.
- Бедная Эльза,- прошептала Аморель.
Эпилог
Наконец-то моя рукопись подошла к концу.
Прошло уже три года с тех пор, как я начал с таким отчаянным упорством трудиться над ней жарким летним вечером в своей спальне в Минтон-Дипс. Причины, которые заставили меня закончить ее, очень разнятся с теми, по которым она появилась на свет. И теперь я уже могу сказать, что эта последняя совершенно не совпадает с той причиной, которую я предусмотрительно поместил в предисловии к своему рассказу.
Короче говоря, я приступил к этому повествованию исключительно ради полиции.
Когда три года назад я осознал, что подозрения полиции в связи со смертью Эрика Скотт-Дейвиса все больше и больше сосредоточиваются на мне, я постарался не поддаваться панике и сохранить голову на плечах. Я знал, что необходимо что-то срочно предпринять, и немедленно приступил к действиям. Было ясно, что инспектор Хэнкок строит свои подозрения на основании двух гипотез, обе из которых неверны. Первая заключалась в том, что у меня была самая идеальная возможность застрелить Скотт-Дейвиса, поскольку я был единственным, кто находился внизу у реки во время второго выстрела; и вторая - в том, что я единственный имел для этого мотив. Если с первой я еще мог справиться, доказав очевидный факт, что Скотт-Дейвис никак не мог быть убит вторым выстрелом, вторая гипотеза требовала к себе более тонкого подхода.
Когда расследование только начиналось, я был очень озабочен тем, чтобы никакие слухи, указывающие на кого-то другого, не достигли ушей полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43