Правая ее рука потянулась вниз и сердито встряхнула меня за плечо.
– Кто вы такой?
– Миссис Сент-Клауд! Мадам, ему же больно!
Человек в шоферской униформе пытался урезонить женщину, но она вцепилась в меня намертво, словно я украл у нее нечто ценное.
– Мама! – Молодая докторша стряхнула ее руку с моего плеча. – Ему и без тебя хватит развлечений! Принеси из дома мой саквояж.
Окружающие неохотно расступились, открыв моим глазам простор безмятежного неба. Тревожный свет исчез, и чертово колесо вращалось на фоне ватных облаков, как благодушная мандала. В моем теле не ощущалось ни боли, ни даже слабости, а только нечто, странным образом похожее на старость, словно после бесконечно долгого путешествия. Я тронул свою попечительницу за руку, желая предупредить ее о катастрофе, нависшей над этим крошечным городком, но не знал, с чего начать.
Она ободряюще потрепала меня по щеке; судя по всему, драматический характер моего появления на сцене произвел на нее сильное впечатление. Глядя на эту в конец смешавшуюся женщину, я чувствовал огромную благодарность. Мне хотелось гладить ее кожу, приложить губы к ее груди. На какой-то момент мне почти показалось, что я – давний ее поклонник, а вся эта история с самолетом – не более чем несколько экстравагантный способ предложить ей свою руку и сердце.
Словно угадывая эти мысли, она улыбнулась и коротко сжала мою руку.
– Ну как вы, ничего себя чувствуете? Должна признаться, вы навели на меня такого страху… Вы хорошо меня видите? А слышите? Сколько пальцев? Хорошо. И самое главное, с вами в самолете был кто-нибудь еще? Пассажир?
– Я… – По не совсем понятной причине я не хотел говорить. Кабина «Сессны» была слепым пятном в моем мозгу. Я не мог вспомнить себя на пилотском сиденье. – Нет… Я был один.
– Ваши слова звучат как-то не совсем уверенно. И вообще, кто вы такой? У вас такой вид, словно вы в любую секунду можете все забыть.
– Блейк. Я пилот-каскадер. Самолет загорелся.
– Да уж, видели…
Я взял ее за руку и сел. На мокрой траве чернели пятна машинного масла от моего комбинезона. Мои ботинки обуглились снаружи, однако ноги, по счастью, не пострадали. По почтительным лицам окружающих – шофера, дворника и пожилых супругов, которых я счел кем-то вроде домоуправителей, – явно ощущалось, что они считали неудачливого летчика утонувшим и были ошеломлены моим неожиданным воскресением из мертвых. По обоим берегам реки стояли люди. Среди деревьев перемещались теннисисты со своими ракетками, маленькие мальчики швыряли в воду комки земли, воссоздавая всплеск при падении самолета.
«Сессна» исчезла, поглощенная темной водой.
Со стороны реки торопливо подошел археолог, с его рясы и бороды капала вода. Он остановился, тяжело переводя дыхание, и раздраженно окинул взглядом испятнанную тавотом лужайку – встревоженный морской пророк, вышедший на берег в поисках заблудшего члена своей паствы. В устремленном на меня взгляде читалось нечто вроде разочарования. Надо думать, он залез в воду, чтобы вытащить меня на берег, затем, как и все остальные, решил, что я погиб, и совсем было собрался прочесть надо мной заупокойную молитву.
– Отец Уингейт, он пришел в себя. – Доктор Мириам прислонила меня для устойчивости к своему плечу. – На этот раз я вынуждена с вами согласиться – чудеса бывают.
– Вижу, Мириам, вижу. – Священник не изъявлял намерения подойти ко мне поближе, он словно остерегался меня, моего странного возвращения к жизни. – Ну что ж, слава богу. Но теперь ему нужен покой.
Мир потускнел, а затем неожиданно стал ярким и звонким. Лицо священника плыло, его резкие, спартанские черты струились в воздухе яростной гримасой. Вконец изнеможённый, я тяжело прислонился к доктору Мириам и положил голову на ее теплые колени.
Я ощущал на своих губах отпечаток чьего-то чужого рта, они распухли и поранились изнутри о мои же собственные зубы. Чьи-то сильные руки болезненно измяли мою грудь. Судя по всему, кто-то делал мне искусственное дыхание, но как-то странно. С совершенно излишней силой. Жесткие пальцы впивались мне между ребрами, словно намереваясь меня убить. В неистовом сверкании реки, превратившейся теперь в почти лунный, лишенный теней пейзаж, я заметил, что священник смотрит прямо на меня – пристально и даже с некоторым вызовом. Так как же все-таки, что пытался сделать этот человек? Оживить меня? Или убить?
В то же время я твердо знал, что ни на секунду не терял сознания. Я помнил, как шагнул с фюзеляжа в воду и энергично поплыл к берегу; в самом конце, где ноги уже достигали дна, мне кто-то помог. Я смотрел в небо, сохранившее еще остатки тревожного сияния, которое я видел из кабины «Сессны». Голова моя все так же лежала на коленях у доктора Мириам, я чувствовал на висках ее озабоченные пальцы и еще острее хотел предупредить ее о грядущей беде.
Внезапно небо прояснилось. Доктор Мириам скользила по мне задумчивым взглядом, так, словно мы с ней любовники, досконально знакомые с телами друг друга. Я чувствовал запах ее сильных бедер, видел неожиданно грязные, в кожаных сандалиях ступни. Ее плохо причесанные волосы были стянуты на затылке вылинявшей ленточкой. Вторая сверху пуговица на блузке отсутствовала, и я видел на ее левой груди оставленные ребенком царапины. Мне хотелось обнять ее, прямо здесь, на этой лужайке, на глазах у агрессивного священника. Я был уверен, что драматическая внезапность моего появления возбудила ее, и разочарованно сожалел, что не ее губы привели мой рот в такое состояние.
Доктор Мириам словно опомнилась, достала надушенный носовой платок и начала стирать с моего лица тавот. Сотни людей, скопившихся на противоположном берегу, за холодной гладью воды, молча смотрели на меня. Такое не может пройти мимо внимания местных полицейских, они будут здесь с секунды на секунду.
Я встал и прислонился к качелям; трое детей пожирали меня глазами со своего насеста. Когда я стряхнул с ног обгоревшие ботинки, дети истерически захохотали. Комбинезон клочьями свисал с моей талии. Правый рукав и правая штанина отсутствовали, оторвались, когда я покидал кабину «Сессны».
– Мне нужно уехать, – сказал я, повернувшись к священнику. – Я инструктор летной школы, нужно сообщить им об аварии.
– Мне казалось, что вы пилот-каскадер.
– Так оно и есть, в некотором роде. Я действительно пилот-каскадер. – Чтобы погасить вспыхнувший в ее глазах интерес, я спросил: – Что такое с вашей матерью? Она вне себя…
– Ваше появление ее потрясло, мягко говоря. А теперь помолчите минуту.
Встав напротив меня, она ощупала мой живот и измочаленную грудь, как это делает учительница, осматривающая травмированного на уроке физкультуры школьника. На ее руках осталась кровь с моих ободранных пальцев. Я снова почувствовал к ней сильное сексуальное влечение, тем более понятное, что все мое тело ликующе кричало: «Я жив! Я жив!». На ее верхней губе была небольшая припухлость. След поцелуя?
– Прежде чем вас отпустить, я хотела бы сделать вам рентген головы. Пять минут назад мы были уверены, что вы…
Она оставила фразу неоконченной, щадя не столько меня, сколько священника. Священник приблизился к нам на несколько шагов, но все равно стоял подчеркнуто отдельно. Судя по тяжелому, испытующему взгляду, он сильно сомневался в моей летной квалификации.
Доктор Мириам закончила осмотр, теперь она выжимала из моего комбинезона воду.
– Отец Уингейт, а вы не знаете, какой святой покровительствует пилотам-каскадерам и инструкторам летных школ? Должен же быть такой.
– Конечно же должен. Послушайте, Мириам, оставили бы вы несчастного парня в покое. А вы уж нас простите, – добавил он, взглянув на меня. – Не каждый же день нам на голову валятся молодые люди.
– А жаль. – Она повернулась, чтобы утихомирить троих детей, носившихся теперь вокруг качелей Мальчик с протезами оглашал воздух хриплыми воплями, явно пародируя мой голос – Джейми ну как же можно быть таким бессердечным?
Мальчишка вполне заслуживал подзатыльника, но меня сдержала рука священника, тронувшая мое плечо. Он наконец подошел и смотрел мне в лицо, словно изучая структуру какой-нибудь своей брекчии.
– Пока вы не ушли. Вы же вполне оправились, верно? У вас огромная воля к жизни, ведь вы в самом буквальном смысле вернулись из мертвых здесь, у нас на руках.
Все это было сказано крайне благостным тоном, однако я знал, что ему и в голову не придет предложить мне соединить с ним голоса в благодарственной молитве. Не приходилось сомневаться, что мое возвращение из мертвых серьезно нарушило законы и свойства его вселенной. Возможно, он пытался меня оживить, и теперь, после стольких лет служения Богу, был совершенно огорошен тем; что сумел сотворить чудо.
Глядя на его крепкое сложение, на плечи, чуть подрагивающие от сдерживаемых эмоций, я легко представлял себе, как он принимает решение выдавить из меня остатки жизни, вернуть меня за последнюю черту, пока не поздно, пока привычный порядок вещей не пошел псу под хвост. На лице священника явно читалось подозрение, он выставлял его напоказ, пытаясь меня спровоцировать. И не без успеха – меня подмывало схватиться с ним, сойтись грудь на грудь, швырнуть его на оскверненную тавотом траву.
Я машинально тронул губы, раздумывая, не он ли оживил меня этим актом орального насилия. Меня пытался раздавить кто-то сильный – человек не меньше моих габаритов, судя по отпечаткам губ и рук. Священник годился мне в отцы, однако под его рясой угадывалась мощная, агрессивная мускулатура регбиста.
Я вскинул глаза на людей, облепивших тот берег реки. Если не священник, то кто же тогда из семи очевидцев? Доктор Мириам? Ее тронутая мамаша? Миссис Сент-Клауд снова показалась из особняка, на ее шее замасленной цепью болталось испачканное об меня ожерелье. Она все еще остерегалась подойти ко мне, словно ожидая, что я внезапно взорвусь и вконец уничтожу мною же испоганенную лужайку.
Последний из очевидцев, блондин, красивший чертово колесо, спустился со ржавеющего причала и шлепал босиком по мелководью, картинно демонстрируя мне свое почти обнаженное тело. Это непринужденное шлепанье преследовало весьма серьезную цель – восстановить суверенные права на воду, которую я временно узурпировал.
Босой блондин махнул доктору Мириам рукой – легкий, заговорщицкий жест бывшего любовника, – явно надеясь, что она подзовет его к себе. Не дождавшись реакции, он небрежно, но с почти не скрываемым ехидством указал через наши головы на верхушки засохших вязов.
Взглянув вверх, я увидел обломок самолетного хвоста, повисший на одном из толстых сучьев. Распятый на фоне неба, он покачивался из стороны в сторону – флаг, сигналящий поднятой на ноги полиции о моем присутствии.
– Старк… у него всегда были острые глаза. – Доктор Мириам взяла меня за руку; мать, защищающая своего ребенка. – Пошли, Блейк, больше здесь делать нечего. Там, в больнице, я постараюсь найти для вас какую-нибудь одежду.
Следуя за ней, я физически ощущал на себе взгляды безмолвных людей с обоих берегов реки, теннисистов, сидевших на траве, положив рядом с собою ракетки. Их лица казались почти враждебными. В этом странном, нездешнем свете мирный городок, куда меня угораздило свалиться, обретал тревожную, почти зловещую окраску; можно было подумать, что вокруг меня не беспечные, неторопливые жители спального пригорода, а артисты, разыгрывающие порученные им роли в каком-то сложном, запутанном заговоре.
Мы обогнули дом и подошли к красному спортивному автомобилю, стоявшему на подъездной дорожке. Миссис Сент-Клауд перегнулась через перила крыльца и передала дочери врачебный саквояж.
– Мириам?…
– Господи, мама, да оставь ты свои страхи. Ничего со мной не случится. – Доктор Мириам сокрушенно покачала головой и открыла передо мной дверцу машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Кто вы такой?
– Миссис Сент-Клауд! Мадам, ему же больно!
Человек в шоферской униформе пытался урезонить женщину, но она вцепилась в меня намертво, словно я украл у нее нечто ценное.
– Мама! – Молодая докторша стряхнула ее руку с моего плеча. – Ему и без тебя хватит развлечений! Принеси из дома мой саквояж.
Окружающие неохотно расступились, открыв моим глазам простор безмятежного неба. Тревожный свет исчез, и чертово колесо вращалось на фоне ватных облаков, как благодушная мандала. В моем теле не ощущалось ни боли, ни даже слабости, а только нечто, странным образом похожее на старость, словно после бесконечно долгого путешествия. Я тронул свою попечительницу за руку, желая предупредить ее о катастрофе, нависшей над этим крошечным городком, но не знал, с чего начать.
Она ободряюще потрепала меня по щеке; судя по всему, драматический характер моего появления на сцене произвел на нее сильное впечатление. Глядя на эту в конец смешавшуюся женщину, я чувствовал огромную благодарность. Мне хотелось гладить ее кожу, приложить губы к ее груди. На какой-то момент мне почти показалось, что я – давний ее поклонник, а вся эта история с самолетом – не более чем несколько экстравагантный способ предложить ей свою руку и сердце.
Словно угадывая эти мысли, она улыбнулась и коротко сжала мою руку.
– Ну как вы, ничего себя чувствуете? Должна признаться, вы навели на меня такого страху… Вы хорошо меня видите? А слышите? Сколько пальцев? Хорошо. И самое главное, с вами в самолете был кто-нибудь еще? Пассажир?
– Я… – По не совсем понятной причине я не хотел говорить. Кабина «Сессны» была слепым пятном в моем мозгу. Я не мог вспомнить себя на пилотском сиденье. – Нет… Я был один.
– Ваши слова звучат как-то не совсем уверенно. И вообще, кто вы такой? У вас такой вид, словно вы в любую секунду можете все забыть.
– Блейк. Я пилот-каскадер. Самолет загорелся.
– Да уж, видели…
Я взял ее за руку и сел. На мокрой траве чернели пятна машинного масла от моего комбинезона. Мои ботинки обуглились снаружи, однако ноги, по счастью, не пострадали. По почтительным лицам окружающих – шофера, дворника и пожилых супругов, которых я счел кем-то вроде домоуправителей, – явно ощущалось, что они считали неудачливого летчика утонувшим и были ошеломлены моим неожиданным воскресением из мертвых. По обоим берегам реки стояли люди. Среди деревьев перемещались теннисисты со своими ракетками, маленькие мальчики швыряли в воду комки земли, воссоздавая всплеск при падении самолета.
«Сессна» исчезла, поглощенная темной водой.
Со стороны реки торопливо подошел археолог, с его рясы и бороды капала вода. Он остановился, тяжело переводя дыхание, и раздраженно окинул взглядом испятнанную тавотом лужайку – встревоженный морской пророк, вышедший на берег в поисках заблудшего члена своей паствы. В устремленном на меня взгляде читалось нечто вроде разочарования. Надо думать, он залез в воду, чтобы вытащить меня на берег, затем, как и все остальные, решил, что я погиб, и совсем было собрался прочесть надо мной заупокойную молитву.
– Отец Уингейт, он пришел в себя. – Доктор Мириам прислонила меня для устойчивости к своему плечу. – На этот раз я вынуждена с вами согласиться – чудеса бывают.
– Вижу, Мириам, вижу. – Священник не изъявлял намерения подойти ко мне поближе, он словно остерегался меня, моего странного возвращения к жизни. – Ну что ж, слава богу. Но теперь ему нужен покой.
Мир потускнел, а затем неожиданно стал ярким и звонким. Лицо священника плыло, его резкие, спартанские черты струились в воздухе яростной гримасой. Вконец изнеможённый, я тяжело прислонился к доктору Мириам и положил голову на ее теплые колени.
Я ощущал на своих губах отпечаток чьего-то чужого рта, они распухли и поранились изнутри о мои же собственные зубы. Чьи-то сильные руки болезненно измяли мою грудь. Судя по всему, кто-то делал мне искусственное дыхание, но как-то странно. С совершенно излишней силой. Жесткие пальцы впивались мне между ребрами, словно намереваясь меня убить. В неистовом сверкании реки, превратившейся теперь в почти лунный, лишенный теней пейзаж, я заметил, что священник смотрит прямо на меня – пристально и даже с некоторым вызовом. Так как же все-таки, что пытался сделать этот человек? Оживить меня? Или убить?
В то же время я твердо знал, что ни на секунду не терял сознания. Я помнил, как шагнул с фюзеляжа в воду и энергично поплыл к берегу; в самом конце, где ноги уже достигали дна, мне кто-то помог. Я смотрел в небо, сохранившее еще остатки тревожного сияния, которое я видел из кабины «Сессны». Голова моя все так же лежала на коленях у доктора Мириам, я чувствовал на висках ее озабоченные пальцы и еще острее хотел предупредить ее о грядущей беде.
Внезапно небо прояснилось. Доктор Мириам скользила по мне задумчивым взглядом, так, словно мы с ней любовники, досконально знакомые с телами друг друга. Я чувствовал запах ее сильных бедер, видел неожиданно грязные, в кожаных сандалиях ступни. Ее плохо причесанные волосы были стянуты на затылке вылинявшей ленточкой. Вторая сверху пуговица на блузке отсутствовала, и я видел на ее левой груди оставленные ребенком царапины. Мне хотелось обнять ее, прямо здесь, на этой лужайке, на глазах у агрессивного священника. Я был уверен, что драматическая внезапность моего появления возбудила ее, и разочарованно сожалел, что не ее губы привели мой рот в такое состояние.
Доктор Мириам словно опомнилась, достала надушенный носовой платок и начала стирать с моего лица тавот. Сотни людей, скопившихся на противоположном берегу, за холодной гладью воды, молча смотрели на меня. Такое не может пройти мимо внимания местных полицейских, они будут здесь с секунды на секунду.
Я встал и прислонился к качелям; трое детей пожирали меня глазами со своего насеста. Когда я стряхнул с ног обгоревшие ботинки, дети истерически захохотали. Комбинезон клочьями свисал с моей талии. Правый рукав и правая штанина отсутствовали, оторвались, когда я покидал кабину «Сессны».
– Мне нужно уехать, – сказал я, повернувшись к священнику. – Я инструктор летной школы, нужно сообщить им об аварии.
– Мне казалось, что вы пилот-каскадер.
– Так оно и есть, в некотором роде. Я действительно пилот-каскадер. – Чтобы погасить вспыхнувший в ее глазах интерес, я спросил: – Что такое с вашей матерью? Она вне себя…
– Ваше появление ее потрясло, мягко говоря. А теперь помолчите минуту.
Встав напротив меня, она ощупала мой живот и измочаленную грудь, как это делает учительница, осматривающая травмированного на уроке физкультуры школьника. На ее руках осталась кровь с моих ободранных пальцев. Я снова почувствовал к ней сильное сексуальное влечение, тем более понятное, что все мое тело ликующе кричало: «Я жив! Я жив!». На ее верхней губе была небольшая припухлость. След поцелуя?
– Прежде чем вас отпустить, я хотела бы сделать вам рентген головы. Пять минут назад мы были уверены, что вы…
Она оставила фразу неоконченной, щадя не столько меня, сколько священника. Священник приблизился к нам на несколько шагов, но все равно стоял подчеркнуто отдельно. Судя по тяжелому, испытующему взгляду, он сильно сомневался в моей летной квалификации.
Доктор Мириам закончила осмотр, теперь она выжимала из моего комбинезона воду.
– Отец Уингейт, а вы не знаете, какой святой покровительствует пилотам-каскадерам и инструкторам летных школ? Должен же быть такой.
– Конечно же должен. Послушайте, Мириам, оставили бы вы несчастного парня в покое. А вы уж нас простите, – добавил он, взглянув на меня. – Не каждый же день нам на голову валятся молодые люди.
– А жаль. – Она повернулась, чтобы утихомирить троих детей, носившихся теперь вокруг качелей Мальчик с протезами оглашал воздух хриплыми воплями, явно пародируя мой голос – Джейми ну как же можно быть таким бессердечным?
Мальчишка вполне заслуживал подзатыльника, но меня сдержала рука священника, тронувшая мое плечо. Он наконец подошел и смотрел мне в лицо, словно изучая структуру какой-нибудь своей брекчии.
– Пока вы не ушли. Вы же вполне оправились, верно? У вас огромная воля к жизни, ведь вы в самом буквальном смысле вернулись из мертвых здесь, у нас на руках.
Все это было сказано крайне благостным тоном, однако я знал, что ему и в голову не придет предложить мне соединить с ним голоса в благодарственной молитве. Не приходилось сомневаться, что мое возвращение из мертвых серьезно нарушило законы и свойства его вселенной. Возможно, он пытался меня оживить, и теперь, после стольких лет служения Богу, был совершенно огорошен тем; что сумел сотворить чудо.
Глядя на его крепкое сложение, на плечи, чуть подрагивающие от сдерживаемых эмоций, я легко представлял себе, как он принимает решение выдавить из меня остатки жизни, вернуть меня за последнюю черту, пока не поздно, пока привычный порядок вещей не пошел псу под хвост. На лице священника явно читалось подозрение, он выставлял его напоказ, пытаясь меня спровоцировать. И не без успеха – меня подмывало схватиться с ним, сойтись грудь на грудь, швырнуть его на оскверненную тавотом траву.
Я машинально тронул губы, раздумывая, не он ли оживил меня этим актом орального насилия. Меня пытался раздавить кто-то сильный – человек не меньше моих габаритов, судя по отпечаткам губ и рук. Священник годился мне в отцы, однако под его рясой угадывалась мощная, агрессивная мускулатура регбиста.
Я вскинул глаза на людей, облепивших тот берег реки. Если не священник, то кто же тогда из семи очевидцев? Доктор Мириам? Ее тронутая мамаша? Миссис Сент-Клауд снова показалась из особняка, на ее шее замасленной цепью болталось испачканное об меня ожерелье. Она все еще остерегалась подойти ко мне, словно ожидая, что я внезапно взорвусь и вконец уничтожу мною же испоганенную лужайку.
Последний из очевидцев, блондин, красивший чертово колесо, спустился со ржавеющего причала и шлепал босиком по мелководью, картинно демонстрируя мне свое почти обнаженное тело. Это непринужденное шлепанье преследовало весьма серьезную цель – восстановить суверенные права на воду, которую я временно узурпировал.
Босой блондин махнул доктору Мириам рукой – легкий, заговорщицкий жест бывшего любовника, – явно надеясь, что она подзовет его к себе. Не дождавшись реакции, он небрежно, но с почти не скрываемым ехидством указал через наши головы на верхушки засохших вязов.
Взглянув вверх, я увидел обломок самолетного хвоста, повисший на одном из толстых сучьев. Распятый на фоне неба, он покачивался из стороны в сторону – флаг, сигналящий поднятой на ноги полиции о моем присутствии.
– Старк… у него всегда были острые глаза. – Доктор Мириам взяла меня за руку; мать, защищающая своего ребенка. – Пошли, Блейк, больше здесь делать нечего. Там, в больнице, я постараюсь найти для вас какую-нибудь одежду.
Следуя за ней, я физически ощущал на себе взгляды безмолвных людей с обоих берегов реки, теннисистов, сидевших на траве, положив рядом с собою ракетки. Их лица казались почти враждебными. В этом странном, нездешнем свете мирный городок, куда меня угораздило свалиться, обретал тревожную, почти зловещую окраску; можно было подумать, что вокруг меня не беспечные, неторопливые жители спального пригорода, а артисты, разыгрывающие порученные им роли в каком-то сложном, запутанном заговоре.
Мы обогнули дом и подошли к красному спортивному автомобилю, стоявшему на подъездной дорожке. Миссис Сент-Клауд перегнулась через перила крыльца и передала дочери врачебный саквояж.
– Мириам?…
– Господи, мама, да оставь ты свои страхи. Ничего со мной не случится. – Доктор Мириам сокрушенно покачала головой и открыла передо мной дверцу машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32