Его хотели убить, ее тоже. И все началось после их знакомства. Может, и в самом деле, позвонить в милицию? Ведь без сомнения на нее покушались из-за него. Кому-то не понравилось их знакомство. Или кто-то побоялся утечки информации.
Нет... Надо сначала разобраться.
Нет, не надо разбираться, надо делать что-то с его раной.
Она побежала на кухню за аптечкой. В ней было все – как большинство несчастных и одиноких людей Даша любила лечиться. Вернувшись в комнату с двумя картонными коробками, увидела, что Хирург безучастно смотрит в потолок. Она показала ему содержимое коробки. Он покачал головой и шепотом, умолкая после каждой цифры, назвал номер телефона.
Даша побежала на улицу к телефону-автомату.
Позвонила.
Трубку поднял мужчина со скрипучим голосом. Выслушав без вопросов, он спросил адрес. Записав его, сказал, что через два часа будет.
По дороге домой Даша решила купить мобильный телефон. Когда на тебя наезжают машины с убийцами и когда за собственными дачными сараями обнаруживаются мужчины с проникающим ранением груди, мобильник просто необходим.
Знакомый хирурга приехал через два часа десять минут. Невысокий, молоденький, лет двадцать пять, не больше, с нежными пальцами пианиста. Осмотрев раненого, он приказал освободить стол, постелить на него чистую простыню и продезинфицировать комнату ультрафиолетовой лампой (ее он привез с собой).
Через час Даша была в прострации. Она ничего не соображала, мозг ее отключился, сразу после того, как с ее помощью мужчина вскрыл грудную клетку Хирурга. Она автоматически подавала скальпели, зажимы, иглы. Когда был наложен последний шов и в надрез ниже раны вставлена пластмассовая трубка, она потеряла сознание.
10. Другого имени я не знаю.
Очнулась Даша на диване. Очнулась от едкого запаха нашатырного спирта. Лишь только ее глаза стали осмысленными, мужчина, оперировавший Хирурга, сказал, что приедет через неделю, если, конечно в этом возникнет необходимость. Затем он выписал ей бюллетень на десять дней и подробно рассказал, что надо делать с больным. Даша записала, как, куда и когда делать уколы, какие давать лекарства (их он оставил). Уже уходя, человек с пальцами пианиста дал Даше свой мобильный телефон.
– Номера близких, знакомых и коллег я заблокировал, а если все же кто-то позвонит, скажите, что я ушел в реальность, – улыбнулся он.
– Куда ушел?! В какую реальность? – озадачилась она.
– Хирург вам о ней непременно расскажет. Ну, всего вам доброго.
Даша не стала озадачиваться, а задала вопрос, давно сидевший у нее в голове.
– А сюда никто не придет? Я имею в виду, меня... нас не убъют?
– Я думаю, нет. Он сказал мне, что напали на него в Москве.
– А кто напал?
– Не берите ничего в голову. Делайте, все, что он скажет, и, может быть, все будет хорошо.
– Он может умереть?
– Не думаю. У меня, тьфу, тьфу, никто еще не умирал.
– А почему его нельзя отвезти в больницу? – не отставала Даша. – И сообщить о покушении в милицию?
– Это вам решать. Но имейте в виду, что в этом случае его отправят в райские кущи с вероятностью в сто процентов.
– А кто эти люди?
– Ну, скажем, это люди, которые не хотят, не хотят...
Некоторое время он подбирал слова, затем лицо его сделалось кислым:
– Послушайте, зачем вам это? Спите лучше спокойно. К вам сюда ходит кто-нибудь?
– Нет, – опустила глаза Даша.
– Ну и прекрасно. Скажите соседям, что вы в отпуске, делайте, что обычно делаете, и все будет хорошо. Позвоните, на работу, скажите, что с печенью и желчным пузырем нелады и недели три посидите с ним.
Даша вспомнила, как Хирург говорил ей, что у нее небольшие проблемы с печенью и желчным пузырем. "Неужели они все это видят у меня на лице?" – подумала она, проведя ладонью по щеке.
– Есть еще вопросы? – спросил мужчина, взяв в руку саквояж с инструментами.
– Нет... Вот только...
– Что только?
– Понимаете, вскоре после того, как я с ним познакомилась, меня чуть не задавили прямо у моего подъезда. Я видела глаза человека, сидевшего за рулем и уверена, что он хотел меня убить.
Мужчина посмотрел скептически. "Кому ты такая нужна?"
– Я склонна связывать это происшествие с... с покушением на него, – добавила Даша, расшифровав взгляд.
– Не берите в голову. В городе полно маньяков и прочих сумасшедших... По медицинской статистике их не может быть меньше пяти процентов от численности населения. Извините, бога ради, мне пора идти, вечером у меня серьезная операция.
– А как его зовут? – спросила Даша на крыльце.
– Хирург, – ответил мужчина, усмехнувшись. – Другого имении я не знаю. И еще скажу: я хотел бы, чтобы и меня так звали... Только так.
11. Форма определяет содержание.
Хирург поправлялся быстро. Наверное, потому что Даша не покупала ему вина. Намеренно не покупала. "Пусть мечтает о выздоровлении, – думала она, отказывая в очередной раз.
Через две недели после операции она пошла к председателю дачного кооператива заплатить за охрану дома и участка, а на обратном пути зашла в магазин за продуктами. Купив молока и сметаны, Даша повернулась к выходу и увидела Хирурга у прилавка винного отдела. Он расплачивался за несколько бутылок "Трех семерок" пятисотрублевой купюрой, без сомнения той, которой вчера она не досчиталась в кошельке. Не став ждать, пока с ним рассчитаются, Даша вышла из магазина и пошла к дому.
Войдя в комнату с пакетом, надрывавшимся от тяжести бутылок, Хирург столкнулся с ее глазами. Даша сидела за столом и смотрела. Взгляд ее менялся ежесекундно. То хозяйский, то материнский, то женский, он сновал от сумки с вином к его глазам, от них – к повязке, вздувавшей рубашку, от нее – к башмакам, испачканным грязью.
– Тебя могли увидеть... – наконец сказала она.
– Не бери в голову, – ответил Хирург. – Что там у нас на обед?
– Голубцы из свежей капусты, – ответила Даша, с трудом вспомнив, что с утра готовила.
– Внутри тоже капуста? – заулыбался Хирург.
– Нет, внутри мясо с рисом.
– Ну и замечательно. Предлагаю сегодня устроить праздник по поводу моего выздоровления.
– У тебя еще из трубки течет.
– Это нормально. Я ее после твоего ухода удалил.
– И зашил?
– Естественно. Белыми нитками. Кстати, я шел за тобой. Нельзя так ходить. У тебя красивая грудь, попа крутая, а ты горбишься, как Квазимодо с поклажей.
– Я и есть Квазимодо, – виновато улыбнулась Даша.
– Не говори глупостей. Я уже все продумал. К январю будешь супермоделью. Будешь, если научишься правильно ходить.
– Правильно ходить с такими ногами? – Даша поднялась и направилась на кухню выгружать покупки.
Хирург двинулся за ней.
– Забудь о них. Я уже вижу другие. Знаешь, художники видят свои картины задолго до их написания.
– Не могу я их забыть! Я вижу их у тебя в глазах.
Дашин взгляд стал затравленным.
– Понимаю, – закивал Хирург. – Ты сейчас подумала, что если бы я лег с тобой в постель, то ты смогла бы настроиться на перерождение.
Даша покраснела и солгала:
– Ты ошибаешься.
– Я говорил тебе, что у меня проблемы, – не поверил он. – Понимаешь, у меня сильно развито чувство красоты. Это во-первых. А во-вторых, я чувствую себя твоим отцом. Отцом, который должен воспитать свою дочь, пусть приемную, воспитать, то есть придать ей совершенные формы. Внешнюю форму и внутреннюю, то есть душевную форму. Не могу же я спать со своей дочерью?
Выложив покупки, Даша стала мыть руки. Хирург стал в дверях.
– Ты сказал, что хочешь придать мне формы. Внешнюю – это понятно. Твой друг говорил, что ты в этом – бог. А вот внутреннюю...
Хирург задумался о вине.
– Что внутреннюю? – спросил он, направляясь к сумке, оставленной на стуле.
– Что ты можешь сделать хорошего с моей внутренней формой, то есть содержанием? Ты же циник? Циники только уничтожают.
– Не уничтожают, а выпалывают лишнее. Кстати, внутреннее содержание сотворить легко. Достаточно вставить в человека странную фантазию, и он станет думать, станет осмысливать себя и действительность. Я ее, эту фантазию, конечно, вставлю. Но это не главное. У женщин содержание определяет форма. Я ее усовершенствую, а она обогатит твое содержание, скорее всего, обогатит. А перед этим усовершенствованием ты должна решить, что хочешь иметь внутри. Кем ты хочешь быть? Холодной красавицей, собирающей скальпы мужчин? Телевизионной богиней? Великосветской гейшей? Женой-красавицей, на которую молится муж?
– Ты можешь это сделать? Я имею в виду, ты можешь сделать из меня телевизионную богиню?
– Конечно. Ты посмотри на них! Они же в большинстве своем похожи. Их набирают по определенным внешним критериям, и они становятся гордыми дикторами, самодовольными ведущими и тому подобное. Немного работы с ушами, скулами, носогубными складками и тебя возьмут вне конкурса на самую богатую программу. Сайт свой откроешь, в ток-шоу станут твоими мыслями и мировоззрением интересоваться, потом в политику пойдешь.
Заговорившись, Хирург закашлялся. Он часто кашлял – у него было задето легкое. Даша встревожилась.
– Иди, ложись на диван, – просительно улыбнулась она, положив ему на пояс направляющую руку. – Голубцы будут готовы через полчаса. И выпей только стакан. Остальное я спрячу и буду выдавать перед едой.
Он пошел к дивану. Даша, помедлив мгновение, сказала вслед:
– С квартирой я договорилась. Ее покупают. Дачу тоже. Деньги у нас будут через две недели. И ты должен к этому времени быть как нежинский огурчик. Все будет, как ты хочешь, если, конечно, нас не перережут и не перестреляют.
– Не перестреляют... – пробурчал Хирург, укладываясь на диван.
– Еще я хотела тебе сказать одну вещь... – Даша замолчала, вглядываясь Хирургу в глаза.
– Что ты хотела сказать?
– Ты мне должен про себя все рассказать. Я тебе доверяюсь, и ты мне должен довериться. Я продам все, а тебя убьют...
– Налей стакан...
Даша открыла бутылку, налила. Хирург торопливо выпил, вино потекло по подбородку. Отдав стакан, отерся тыльной стороной ладони.
– Ну?
– Потом расскажу. После обеда, – буркнул Хирург и закрыл глаза.
12. Он чмокнул ее в щеку.
После обеда Хирург улегся на диван и заснул. Проснулся он к вечеру. Даши в доме не было – задумчивая, вся в себе, она копалась на участке.
Когда женщина вернулась, Хирург допивал вторую бутылку. Покачав головой, Даша ушла на кухню готовить ужин. Поев с аппетитом, Хирург сказал, что если она не возражает, то спать они лягут вместе, и он ей все расскажет.
Посмотрев телевизор, они разошлись. Хирург лег в ее постель, а Даша пошла принимать душ. Она всегда принимала душ перед сном. И на этот раз она мылась на ночь, а не для того, чтобы мужчине было приятно ее целовать и вдыхать ее запах. Она чувствовала себя его дочерью.
Его Галатеей.
Его Галатеей? Его дочерью? А если она его дочь, как же она ляжет с ним в постель?
Ляжет.
Потому что она не совсем еще дочь. Дочь может лечь в постель, нет, не в постель, а на кровать рядом с отцом.
Она как-то лежала. С родным отцом.
Они были в гостях и остались ночевать. Отец сразу уснул, а девочка-Даша лежала рядом и чувствовала себя женщиной.
Это было особое чувство. Оно вошло в кровь и сидит в ней до сих пор. Если бы не та ночь, все было бы нормально.
Она не стала бы женщиной, наполовину женщиной.
И все было бы хорошо. Она бы не хотела мужчин, не хотела быть любимой (тогда она думала, если бы он, отец, любил ее, то не заснул бы сразу, прикоснулся бы, поцеловал). Она просто хотела бы быть женой, как хотят все женщины, и нашла бы себе мужчинку, пусть завалящего, пусть не умеющего любить, пусть не видящего в ней ничего, но мужчинку, который стал бы главой семьи и сделал бы ей ребенка. И спился бы потом, и, прогнанный, ушел платить алименты.
А Хирург сказал ей, "дочери", лечь с ним. Он все знает. Он начал делать из нее женщину.
Женщину...
Внизу у Даши стало сладко, она опустила руку, нашла клитор и принялась его массировать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39