А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Терри сам на это напросился. Сам. Придурок!
Ах да, я забыл рассказать, что в тот день мы с Олли покурили анаши прямо в здании суда, в сортире. Иногда – отнюдь не регулярно – мы балуемся травкой, так, по особым случаям.
Терри до того момента ни разу в жизни не пробовал конопли и не попробовал бы, если бы мы не запели "Только скажи «нет». Но, затянувшись разок-другой, наш герой уже завел речь о том, что он непременно начнет заниматься распространением травы.
– Нет, я серьезно, ребята. Приступлю к делу уже сегодня вечером.
Естественно, ни к какому делу он не приступил. Я не понимаю, почему взял его тогда с собой в тот дом, честное слово, не понимаю.
Я отворачиваюсь, и в этот момент Мэл опять пытается расправить мой галстук. Я подаюсь назад и говорю ей оставить меня в покое.
– Пойду попрошу приготовить мне стаканчик сока. Ты будешь? – спрашивает она.
– Не приставай ко мне.
– Как хочешь.
Мэл направляется к старой даме за стойкой, заставленной зелеными и оранжевыми пластиковыми стаканами.
Я в дурном настроении. Находиться здесь сегодня мне неохота до невозможности. Мне и не следовало сюда припираться. Я осматриваю физиономии окружающих меня болванов – они сидят и ждут, что их имя вот-вот назовут, – и не вижу ни одного знакомого. Я знаю, что Чарли где-то в этом же здании – лижет кому-то задницы, виляет перед кем-то хвостом, одним словом, пытается уладить мои дела. Я не видел его уже на протяжении часа. И не надеюсь, что он вернется до того, как настанет мой черед войти в зал заседания. Когда это произойдет – никому не известно.
Вот что самое неприятное во всех подобных мероприятиях: являться на них следует к десяти утра, а потом, до того самого момента, пока до тебя не дойдет очередь, ты должен подыхать со скуки. Тебя могут вызвать и сразу же, и после ленча, и в четыре дня, короче, когда угодно. Неужели им непонятно, что далеко не все люди могут запросто позволить себе убить целый день на просиживание в костюме, который тебе мал, в коридоре, на поливание чая и сока? У многих из нас есть дела и поважнее.
Обычно я не просыпаюсь раньше полудня. А если уж вынужден вставать рано, у меня на весь день портится настроение.
Конечно, как я уже говорил, если встретишься здесь с кем-нибудь из ребят, все проходит совсем по-другому, но сейчас определенно не тот случай. Сегодня я пришел в суд с Мэл и вижу вокруг только личностей, поглядывающих на меня с осуждением. Все просто кошмарно! Я надеялся, хотя бы Олли заглянет посмотреть, как идут мои дела, но он о старине Бексе даже, наверное, и не вспомнил. Конечно! Наверняка нашел себе занятие поинтереснее – смотрит телек, или читает газеты, или пьет с парнями в кабаке пиво, а может, играет с кем-нибудь в пул. Вот в таких ситуациях узнаешь, кто твой настоящий кореш, кто – нет. Хотя скорее всего Олли просто мстит мне за то, что в прошлом месяце я ни разу не навестил его, когда он валялся в больнице весь покрытый сыпью. Гад! И хорошо, что я не бегал к нему тогда.
Мэл возвращается и протягивает мне стаканчик.
– Я принесла тебе сок из лайма.
– Я не хочу пить, – отвечаю я.
– Возьми стакан и перестань вести себя как маленький ребенок, – говорит она, привлекая к нам внимание нескольких сидящих рядом идиотов.
Я беру стакан и, чтобы Мэл не продолжала начатую сцену, залпом опустошаю его. Вообще-то я люблю сок из лайма, и, признаюсь, он даже действует на меня ободряюще, но настроение мое не меняется, и я продолжаю видеть все вокруг в мрачных красках.
– Ради Бога, перестань хмуриться, – просит Мэл. – Или я уйду.
– О, не пугай меня так! – восклицаю я театрально. – А кто же будет сидеть рядом со мной и беспрестанно напоминать мне о том, какой я ужасный, и о том, что я один во всем виноват? Умоляю, не уходи!
– А ведь это на самом деле так: ты один во всем виноват. Если бы ты не раскрывал тогда свой рот, мне не пришлось бы брать сегодня выходной, а ты, как обычно, спал бы до самого обеда!
– Если уж говорить о необходимости не раскрывать рот...
– Даже не пытайся мне перечить, неблагодарная свинья! Я... (И так далее и тому подобное и так далее и тому подобное и так далее и тому подобное и так далее и тому подобное и так далее и тому подобное и так далее и тому подобное и так далее и тому подобное и так далее и тому подобное...) Ты меня хоть слушаешь?
– Ага!
– Так вот я считаю, черт возьми, что ты должен был поступить именно так. Ты столько времени... (и так далее и тому подобное и так далее и тому подобное и так далее и тому подобное...)
– Адриан, – говорит Чарли, подходя к нам. – Я только что разговаривал с секретарем суда. Боюсь, твое дело будет заслушано только после ленча.
– Вот проклятие!
– Правильно, проклятие. Думаю, будет не лишним, если ты позвонишь родителям. Не хочу пугать тебя раньше времени, но предъявленное тебе обвинение весьма и весьма серьезно. К подобным поступкам суд относится со всей строгостью. Считаю своим долгом предупредить тебя, что сегодня ты вряд ли выйдешь сухим из воды.
Чушь какая-то! Знаете, какое мне выдвигают обвинение? В сопротивлении при аресте. Да, так оно и звучит: сопротивление властям при аресте. Бред. Арестован за сопротивление при аресте. Вам не кажется, что звучит эта фраза довольно тупо?
А случилось вот что. Я был в «Льве», занимался своими делами – играл в пул. Вдруг слышу какой-то шум. Через мгновение в зал входят копы и начинают искать наркоту. Кабак этот принадлежит Родни, Родни сидит в углу, следит за порядком. Буквально несколько минут назад он продал какому-то парню дозу «дури».
Короче, Родни и его дружка Бэрри хватают, надевают им наручники и даже замахиваются на них дубинками. Я, человек, не способный стоять в сторонке, когда происходит подобное, подхожу и что-то говорю одному из копов. Что именно, помню я смутно, потому что к тому моменту уже выпил несколько кружечек пива. В общем, я сказал им нечто вроде: «Простите, офицер, но не кажется ли вам, что вы несколько злоупотребляете предоставленными вам полномочиями?» Мне не страшно говорить ему такие слова, ведь на данный момент я чист, на мне не висит никаких дел. Я неприкосновенен и ничего не боюсь, а потому и высказываю свою точку зрения по поводу происходящего у меня под носом. Коп посылает меня на хрен и говорит не мешать ему. Не успеваю я возмутиться, как обнаруживаю, что сижу в фургоне вместе с Родни и Бэрри.
Меня сцапали абсолютно ни за что!
Я до сих пор не верю в реальность этой идиотской истории. Нас привезли тогда в отделение, мне выдвинули обвинение, и вот я торчу в здании суда. Толпа дегенератов!
– Спасибо, мистер Тейлор, мы примем ваши слова к сведению, – говорит Мэл.
Чарли берет свою папку и вновь исчезает.
– Бекс? – начинает Мэл.
– Все в порядке, только ни о чем не волнуйся, он постоянно говорит мне одно и то же, мрачный кретин! И в тех случаях, когда меня обязывают всего лишь к выплате штрафа, и когда все вообще обходится. По-моему, таким образом этот хитрец просто набивает себе цену: наговорит кучу кошмаров, а потом, когда все заканчивается хорошо, задирает нос: вот, мол, из какой передряги я сумел тебя вытянуть! Этот трюк описан в куче книжек.
– Удача не может сопутствовать тебе в твоих проделках вечно. Однажды тебя за все хорошенько накажут, попомни мое слово! – говорит Мэл, даже тоном не пытаясь меня подбодрить.
– Возможно, ты и права. Только я чувствую, что это «однажды» еще не наступило и что ждать его мне придется еще ой как долго.
Признаюсь, я горжусь тем фактом, что своим делом занимаюсь уже лет шестнадцать-семнадцать и еще ни разу не угодил за решетку. Такой жизни, как у Роланда и ему подобных парней, которые провели в каталажке в общей сложности лет по десять, я не желаю. Я дал себе слово, что после первой же отсидки завяжу с грабежом и займусь чем-нибудь менее опасным. Но удача улыбается мне на протяжении вот уже восемнадцати или шестнадцати лет, хотя пару раз случалось и такое, что я не знал, выкручусь ли.
И я уверен, на этом ерундовом деле моя карьера не закончится.
– И так далее и тому подобное и так далее и тому подобное и так далее и тому подобное... – опять на последующие полчаса заводится Мэл.
– Бекс! – кричит кто-то откуда-то справа. – Бекс! Любое прерывание моего кошмара я принимаю за счастье. Слава Богу! Ко мне приближается Парки.
– Парки, дружище! – кричу я ему в ответ, останавливая Мэл посередине ее «и так далее и тому подобного». – Как поживаешь?
Он говорит, у него все в порядке.
– Пошли познакомишься с моими приятелями.
Мы довольно долго стоим с этими ребятами в стороне – курим и треплемся о том о сем. Одно за другим зачитывают наши имена, и кто-то из нас уходите пожеланиями удачи. Нас единит щемящее чувство товарищества – меня, скинхеда, парней, обвиненных в совершении каких-то тяжких преступлений. Большинству из этих людей в обычных условиях я не помог бы выбраться из горящего дома, даже если бы мне это ничего не стоило. Наверное, мы испытываем сейчас по отношению друг к другу столь теплые дружеские чувства только потому, что все влипли в одно и то же время и все в душе страшно боимся того, что с нами произойдет в ближайшем будущем.
Мы – подонки, и костюмы на всех нас сидят нелепо.
– Я, пожалуй, пойду, – раздается у меня из-за спины голос Мэл.
– Что?
Я поворачиваю голову.
– Я целый час сижу одна, а ты развлекаешься болтовней, обо мне и не вспоминаешь.
Рон (обвиненный за нанесение кому-то телесных повреждений) пытается успокоить Мэл, произнося:
– Ооооооооооооо! Все смеются, и я тоже.
Мэл называет меня ублюдком и демонстративно удаляется. Я чувствую некоторое облегчение. Мне вообще не хотелось, чтобы она тащилась со мной сюда сегодня – я никогда в этом не нуждаюсь, – но ей почему-то всегда кажется, что без ее нравоучений и ворчания я пропаду. Когда помимо Мэл со мной приходит в суд кто-нибудь еще, я могу терпеть ее присутствие (точнее, не обращать на него внимания). Но сегодняшний денек до появления Парки (обвиненного в получении денег обманным путем) был для меня сущим адом.
– Не порвать ли тебе с этой злюкой, Бекс? – спрашивает Парки.
– Я и сам частенько об этом подумываю, – отвечаю я.
– Могу познакомить с достойной заменой.
– О нет! Спасибо.
Энди (угон автомобиля) возвращается из здания суда, и мы все начинаем задавать ему обычные вопросы: к чему приговорили, что сказал судья и все такое.
Вслед за ним выходит швейцар и говорит, что начинается перерыв, во время которого мы можем сходить в кабак и, если надо, помочиться. По крайней мере мне кажется, что он сказал именно эти слова.
Знаете, иногда у меня возникает такое чувство, что я слышу лишь то, что мне хочется слышать.
Мы всей компанией выходим из здания суда, идем в пивную и занимаем в ней целый угол. Над барной стойкой крупными буквами написано: УПОТРЕБЛЕНИЕ НАРКОТИКОВ ЗАПРЕЩЕНО. Вывеска предназначается скорее не для нас, а для местных властей. Вряд ли какой-нибудь скинхед с вытатуированными паутиной на шее и кольцами на лице или кто угодно другой станет баловаться в этом заведении наркотой – местный суд расположен буквально в двух шагах.
В общем, мы все – добрая дюжина ребят – устраиваемся за одним из столиков в углу, смеемся, обмениваемся полезными советами, делимся кое-какими соображениями по тому или иному поводу, не стесняясь выражаемся и так далее.
В пивную заходит еще один парень, и кто-то из наших приглашает его присоединиться к нам.
Как выясняется спустя несколько мгновений, это Алан. Явился в суд по обвинению в нанесении ущерба чужому имуществу.
– Алан, давай к нам! У нас тут есть местечко как раз для тебя! Скорее бери пивка!
Алан покупает пинту пива, направляется к нашему столику, но на полпути резко останавливается и орет:
– А этот какого хрена здесь делает?
Мы смотрим друг на друга, не понимая, о ком Алан ведет речь, прослеживаем за направлением его взгляда и все как один поворачиваем головы и пялимся на парня в самом углу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34