А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

И даже когда наиболее дерзкие Умы выдвигали теорию “большого кулака” – резкого и сокрушительного удара, способного образумить всех, включая задир, – корабли Культуры не сдвинулись с места. Они нуждались в ремонте, починке, покраске, в постановке на длительное хранение и консервацию. Все поздравляли друг друга с победой и возвращались к мирной жизни. Единственной целью общества стал цивилизованный гедонизм – получение максимума удовольствий в максимально мирной среде. Вероятно, не было более подходящего времени для новой и быстрой победы, но такова судьба всех мировых войн – их никогда не доводят до конца, что приводит впоследствии к многочисленным локальным конфликтам, не менее кровопролитным и разрушительным. Так что, несмотря на неопровержимые доводы, война не состоялась.
Задиры имели возмутительную привычку относиться ко всем прочими видам либо с подозрением, либо с презрением. Все зависело от того, опережала чужая цивилизация их цивилизацию или же, наоборот, – в чем-то (например, в умении кидать гарпуны за столом) отставала. В том же секторе галактики существовала, например, высокоразвитая раса падрессалов. Падрессалы почти дружили с задирами, но имели также близкие Культуре этические принципы, так что могли сводить задир со многими местными видами, являясь чем-то вроде буфера-посредника, вечная им благодарность. Падрессал упрямо пытался хоть как-то склонить задир к относительно приличному поведению.
Именно падрессал дал задирам это имя: сначала они называли себя по имени родной планеты – Изорайл. После того, как в Изорайле пропала торговая экспедиция из Падрессала, с которой хозяева поступили как с новоприбывшей партией продуктов, дикарей-каннибалов образумили, обложили контрибуцией и переименовали. Последнее было сначала принято как оскорбление, но со временем задиры привыкли к своем новому имени, к тому же плюсов от союза с Падрессалом было, конечно же, гораздо больше, чем минусов.
Однако примерно через столетие после Идранской войны Падрессал совершил совершенно неуместный для Культуры поступок: он попросту сублимировался. Причем выбрал для этого самое неподходящее время и оставил на произвол судьбы своих менее развитых подопечных. Те тут же радостно кинулись перегрызать горло отставшим от великого каравана Культуры (не все, правда, шли с этим караваном добровольно, иных приходилось волочить на канате), а также нескольким совершенно диким цивилизациям, лишенным благоприятного для развития соседства, и с которыми, для их же блага, еще никто не решился вступить в контакт.
Несколько наиболее цинично настроенных Умов (Культурных Умов) высказывали предположение, что решение Падрессала воспарить в “гиперпространственные эмпиреи” было отчасти (или даже напрямую) связано с хронической аллергией на задир, природа которых была неисправимой в корне. Ее можно было либо полностью принять, либо отвергнуть. Бороться с ней было бессмысленно.
После того, как люди вступили в официальный союз с этими монстрами (а ничего другого не оставалось) и подарили им несколько технических новинок (которые военная разведка за – дир тут же приписала на свой счет как блестящую операцию по краже информации), монстры скрипя сердце пристроились в хвост галактической метацивилизации. Они неохотно признали, что другие существа тоже имеют свои права или, по крайней мере, простительные желания, как то: право на жизнь, свободу и прочие культурные ценности.
Однако все это не решало проблемы. Если бы задиры представляли собой просто генетически агрессивный вид, эдаких толстокожих “романтиков”, это было бы еще полбеды: любое генетическое отклонение можно решить генетическими же исправлениями. Но они оказались убежденными невеждами в генетике и не желали даже слышать об “исправлении агрессии”. Они желали утвердить свое “Я” в бесконечных просторах галактики.
Еще за многие тысячелетия до того, как задиры вышли из своего дремучего мира – покрытой туманами планеты, – они занимались генетическими экспериментами. Перекроив всю фауну и флору, они переключились на себя. Они подобрали ключи к генетическим кодам своего мира – стоило лишь чуть-чуть подвигать им в замочной скважине природы – и открывались удивительные вещи!
Так, они внесли поправки в животный мир, вырастив новые, “удобные” породы животных, – себе на потеху. Ум Культуры назвал бы это неслыханным генетическим Холокостом, тотальным концлагерем флоры и фауны – но задиры просто меняли реальный мир по своему усмотрению, точно так же, как сами Умы позволяли себе все, что угодно, в своих виртуальных мирах.
Общество задир держалось на широко развитом мощном институте безжалостной эксплуатации двух низших каст: молодых евнухов и угнетенных самок. Самки из самых привилегированных семей почитали за счастье быть изнасилованными самцами своего племени.
Когда задиры охотились за искусственно откормленными ползучими растениями с помощью пик-парализаторов или крючьев-кожесдирателей (их излюбленный вид охоты), они носились в летучих колесницах, запряженных животными, называемыми “быстрокрылами”. Эти быстрокрылы жили в состоянии постоянного страха. Их нервная система и феромонные рецепторы реагировали на каждое проявление гнева и воодушевления задир.
Животные, служившие добычей на таких охотах, были точно так же искусственно настроены на то, чтобы от одного появления задир впадать в панику и носиться сломя голову, выкидывая по пути немыслимые трюки и доставляя тем самым неслыханное развлечение охотникам.
Кожу задир очищали специальные паразиты – ксистерсы, которых доводили до такого состояния голода, что, выпущенные на свободу, они просто лопались от переедания.
Даже обычный домашний скот задир считался неправильно поданным к столу, если не был как следует напуган в момент умерщвления. Еще лучше – убит в состоянии яростной агрессии. Любой задира, достойный своего метилацетилена – содержимого летучего мешка, – посчитал бы такое мясо лучшим лакомством по эту сторону своего узкого горизонта.
Вот такими они были, задиры: “Прогресс через боль”. “Че – рез тернии – к звездам!” Генар-Хафун уже слышал это изречение от Пятирука. Кажется, за этим куплетом следовал припев что-то вроде: “Йо-хо-хо! – и бутылка пойла!” – или какое-то другое выражение ликования.
Культура была просто в ужасе от этих неисправимых, отвратительно аморальных существ. Им предлагали машины для обслуживания, которые могли заменить бытовых кастратов, но это лишь вызвало смех у задир. Зачем им какие-то автоматы, когда они могут запросто порождать машины из собственного тела? Да и потом, что за честь, когда тебе прислуживает какой-то механизм? Тщеславие остается неудовлетворенным. Не пристало благородному существу обслуживаться из какого-то там автомата.
Попытки Культуры убедить задир, что возможно иным путем контролировать рождаемость и чистоту породы, помимо тюремного заключения, генной инженерии и организованного насилия над самками, ни к чему не приводили. Доказать им, что выращенное в пищевых цистернах мясо лучше натурального или предложить охотиться за роботами, не доведенными до стадии чувствующего существа, было так же бесперспективно, как убедить рыб лазить по деревьям. Все эти предложения встречались пренебрежительными усмешками.
И все же Генар-Хафуну они нравились, а временами даже приводили в восхищение своей страстью и энтузиазмом. Задиры жили полнокровной жизнью. Он и сам не был поклонником основополагающего принципа Культуры: любое страдание вредно по определению – и считал, что эксплуатация в обществе – явление, неизбежное для любой развитой цивилизации. Генар-Хафун вообще склонялся к идее, что законы развития и борьбы за существование становятся только жестче по мере развития любого общества. Культура придерживалась иной точки зрения, заменив эволюцию чем-то вроде демократически согласованного физиологического процесса и доверив контроль над обществом машинам.
Он не испытывал отвращения к Культуре, он даже гордился тем, что родился в ней, что своим появлением на свет не причинил страдания прочим видам чувствующих существ. Но Культура никогда не была ему домом. Она была отечеством, которое всегда хочется романтически оставить, чтобы, быть может, увидеть его новыми глазами после долгих скитаний, – если захочется. Генара тянуло к неосвоенным мирам.
Никому из его предшественников еще не удавалось ужиться с задирами более сотни дней. А он пребывал чрезвычайно-полномочным консулом уже два года.
Так что вопрос, доверяют ли ему Особые Обстоятельства, оставался открытым. По прибытии на Тир ему предстояло это выяснить.
В архивах он просмотрел историю МСТ “Никаких Открытий” класса Пустыня, в которой этот корабль действовал как инцидент-координатор. Класс Пустыня был первой модификацией ОСТ, сконструированных Культурой. Его архив содержал 1003 различных развернутых биографий корабля, для прочтения которых требовалось не менее двух лет. С этим транспортом была связана какая-то тайна.
Вообще-то, Умы не скупились на многотомные биографии, которые писали друг о друге, погребая слиток правды под грудами напыщенной чепухи. Но даже из беглого просмотра архива выходило, что само создание этого корабля являлось частью какого-то темного заговора, ведущего к прото-империалистической метагегемонии. Материалы демонстрировали, что Умы и дроны имели куда как меньше власти и влияния в Культуре, чем им казалось. То есть. Умы, контролировали человечество и Космос, но контролировали ли они друг друга?
Почувствовав, что у него начинает пухнуть голова, Генар-Хафун бросил чтение. Эти байки о глобализме начинали действовать на нервы. Конспирация, похоже, настолько мощная, что раскрыть ее он явно не в силах. Зачем тогда вообще ломать голову?
Генар-Хафун направил запросы кораблям, дронам и людям, знакомым по связям с 00. Часть ответов застала его еще на Годшоул. Все были в курсе дела. По всем статьям выходило, что 00 вроде не играют крапленой колодой. Он поступил осмотрительно: чем больше народу знает, где он находится и куда направляется, тем сложнее будет 00 убрать его.
Конечно, ему рассказали далеко не все, и, конечно, им будут манипулировать. Он будет лишь марионеткой в игре мощных и властных структур, но за предложенную цену можно сплясать и под чужую дудку.
Дядюшкину историю он также проверил. Полумиф об исчезнувшем триллион лет назад солнце и артефакте на орбите также отлеживался в архивах. Но копаться в них было все равно что расследовать загадку древнегреческого мифа по тем созвездиям, которые носят имена Персея, Андромеды и прочих.
Оставался один свидетель – женщина в коме. К ней он и держал путь. Расспросить свидетеля. Чем не роль детектива?
Итак, капитаном “Трудного Ребенка” была женщина – Зрейн Трамов. Почетный капитан Контактного флота Гарт-Кепилеса Зрейн Трамов Афайят дам Нискат-вест в соответствии с полным именем-титулом. В архиве имелось ее фото: лицо бледное и узкое, прищуренные глаза. Короткие русые волосы, тонкие губы, самоуверенная улыбка, несколько лукавый взгляд. Как будто она знает что-то, неизвестное остальным. Он подолгу разглядывал фотографию.
Интересно, думал он, каково это – пролежать на Сохранении две с лишним тысячи лет и проснуться для разговора с человеком, которого никогда в глаза не видел. С похитителем душ.
Он снова заглянул в голубые смеющиеся глаза. Они были непроницаемы.
Они сыграли еще пару сетов: Пятирук снова вышел победителем. Генар-Хафун уже не держался на ногах. Затем пришло время освежиться и посетить офицерскую столовую. Сегодня там отмечали день рождения Команд ория Флота, Громобоя VI. Попойка затянулась до поздней ночи или, точнее, раннего утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65