– Ага... Ты есть хочешь? Ты же все котлеты сжевал.
– Врет твой аппарат! – сказал Фима. – Я о еде и не думал.
– Значит, твои мозги за тебя думали.
– И они не думали...
– Странно...
– Очень даже странно.
– Стой! Где кот?
Коля обернулся. Фима тоже. Кот сидел в углу комнаты, облизывался и пялил мрачные желтые глазищи.
– Прости, Фима, – сказал Коля. – Накладка по моей вине. Остановился на волне кота, а у него одна мысль – пожрать бы – и никаких других желаний, хотя с утра полную тарелку трески смолотил.
– Дай лучше мне попробовать, – сказал Фима. – Если уж машина такая простая.
– Погоди.
Коля снова покрутил колесико.
– Вот, – сказал он. – Могу повторять твои мысли слово за словом. Слышно лучше, чем по телефону. И не считай в уме, меня не собьешь. «Тридцать семь, тридцать восемь... тридцать девять... Неужели он в самом деле может мысли читать?» Это я за тобой повторяю. «Вот бы на уроках использовать... Руткевич пишет контрольную, а ты списываешь, не глядя».
– Коля, стой! – закричал Фима. – Все, я верю, ты угадал! Дай теперь мне!
Коля осторожно перевесил сумку со своего плеча на Фимино. Передал ему наушник и отошел к окну, словно его это не касалось.
– Крути колесико. Если услышишь про еду – это кот Маркиз. Крути дальше, настройка тонкая, диапазон действия метров двадцать, не больше. Наверно, у каждого мозга своя волна...
Фимка покрутил колесико, замер и долго слушал, закрыв глаза. Потом вынул наушник, положил сумку на стол и сказал:
– А я все-таки думал, что ты врал. А ты ни слова...
– Трудно поверить.
Фима сел на диван, скрестил руки на животе и сказал:
– Пожалуй, я слишком много котлет у тебя съел. Совсем обедать не хочется, а бабушка у меня: «Почему у нас плохой аппетит? Что болит у нашего мальчика?» Она меня совершенно распустила.
– Да ты о деле говори! – возмутился Коля. – Как можно думать о котлетах!
– А что говорить? Плохо твое дело. Ты прав.
– Почему плохо?
– Включись на мои мысли, послушай и поймешь. Зачем слова тратить?
– Ты еще русский язык, надеюсь, не забыл?
– Что тебе сказать? Натворил ты – дай бог.
– Знаю.
– И расхлебывать придется тебе.
– Но ты же мне друг!
– Друг. Иначе бы не переживал. Тебе пощады не будет.
– Уверен?
– Совершенно уверен. Ты нарушил первую заповедь путешественния во времени: нарушил его тайну.
– Но я даже не знал, что в будущее попаду.
– Соседу твоему тоже несдобровать.
– Послушай, они не такие уж жестокие. Там даже наши с тобой современники сохранились.
– Мальчишка ты! При чем тут современники? Я думаю, что тебя тайно переправят туда и ликвидируют. Чтобы уравновесить.
– Что уравновесить?
– Твой вред. Я один такой рассказ читал, американский. Там человек в прошлое попал, бабочку раздавил – и не того президента в Америке выбрали. Все связано.
– Я этого и опасался, – сказал Коля.
– А я еще читал рассказ, как один человек все изобретал фантастические проекты, за ним пришли из контрразведки будущего и убрали.
– Я ничего не изобретал.
– Ты похитил.
– Может, мне сознаться? Я уж думал подойти к Алисе и сказать: виноват, хотел как лучше. Я же не воровал, а отнял у бандитов.
– Кто тебе поверит? Факт налицо: ты унес аппарат. И, к сожалению, нет тебе пощады.
– Но что делать, Фимка? Может, старикам моим сказать?
– Нет, ты совсем рехнулся! Они тебя с полным правом тут же потащат к психиатру. Наш мальчик переучился, и у него ум за разум зашел.
– Да, ты прав.
– Единственный выход – молчать. Даже если тебя припрут к стенке – все равно молчать. А аппарат лучше бы в Москву-реку бросить.
– Нет, этого я не сделаю. Хочешь, тебе дам на сохранение?
– Чтобы меня вместо тебя ликвидировали?
Минут пять они молчали.
– Эврика! – сказал Фима. – Есть выход.
– Какой?
– Когда твой сосед возвращается?
– Наверно, через неделю или дней через десять. Мама его навещала.
– Вот и отлично. Как только он вернется – ты к нему в гости. А аппарат с собой берешь.
– И что? Я боюсь сознаться.
– И не сознавайся. Ты скажи, что тебе надо фрегат обмерить. Пока будешь мерить, осторожненько положи аппарат ему под стол. И уходи. Ясно?
– Он найдет и подумает на меня.
– А где у него доказательства? Может, кто-нибудь из его агентов забыл.
– А если...
– Никаких «если»! Главное – не забудь стереть с него отпечатки пальцев. Не забудешь?
– Нет.
– Улажено?
– Хорошо бы... Но ты никому не скажешь?
– Чтобы оказаться твоим соучастником в преступлении века? Никогда! Мне еще жить хочется... И вообще, я пошел домой. Ты не дрейфь, обойдется.
– Погоди! Хочешь, мы его во двор возьмем, послушаем, что люди думают...
– Что-то не хочется, меня к обеду ждут. А во дворе твои толстяки и жулики могут поджидать. – Фима натянул куртку. – Ты к двери не подходи, пускай нас вместе не видят...
Но когда дверь была уже открыта, он вдруг вернулся и спросил шепотом:
– А почему Алиса наш класс нашла? Она же тебя вблизи не видела.
– Я на скамейке подписался, помнишь?
– Идиот!
– Идиот, но я тогда же не думал, что так получится...
– В будущем всегда надо думать. Ты фамилию написал?
– Только имя. И класс.
– Твое счастье, что в классе три Коли, – сообразил Фима. – Будем вести следствие по ложному пути. Завтра изложу тебе подробности.
И Фима исчез.
13. НАПОЛЕОН ПО ЗАКАЗУ
Пираты не обязательно бегают по океанам и космосу с кинжалами, пистолетами, лазерлетами. Они встречаются где угодно. Бывает, младенец только доковылял до яслей, а уже пират: спешит отобрать у другого малыша игрушку. Бывает, пират в жизни никаких законов не нарушил, никого не ограбил и не убил, а в самом деле – там мысль украл, там слово зарезал, там чувство задушил, и вреда от него больше, чем от целого брига с пиратским флагом.
Правда, сейчас это к делу не относится, потому что Весельчак У и Крысс были самыми типичными представителями пиратского племени, объединяли в себе пиратов обычных и пиратов скрытых. Если удавалось, становились грабителями, убийцами и ворами. Если их прижмешь, перебивались сплетнями, интригами, обманом и клеветой.
Рассказывают, что как-то их поймали на туманной планете Ретиспера и решили показать тамошнему главному врачу-психиатру. Можно их вылечить? Тот их обследовал три месяца, ночей не спал, сам похудел на восемь килограммов и наконец доставил диагноз: «Полная атрофия совести». Что означает: нет в них ничего похожего на совесть, непонятно им даже, что такое стыд, раскаяние и даже жалость. Они и друг друга никогда не жалели.
Главного психиатра с планеты Ретиспера спросили:
– А что теперь с ними делать? Как лечить? Ведь нет неизлечимых болезней.
И врач ответил:
– На нашей планете уже справились со всеми болезнями. Но с этим редчайшим заболеванием справиться невозможно. Случай безнадежный. Будем думать, искать пути, лекарства...
Но, пока шли эти переговоры, пираты оглушили охрану, чуть не убили врача-психиатра и убежали. Так что вопрос, как лечить людей с полной потерей совести, остался открытым.
И вот такие люди случайно оказались в Москве.
Может, даже к лучшему, что они были по горло заняты поисками миелофона и у них не было времени отвлечься на иные каверзы и пакости. Хотя и между делом они успели их натворить достаточно.
Можно бы рассказать подробно о том, как пираты, увидев Алису, вслед за ней проникли в наше время, как они ее потеряли на улице, снова нашли уже в больнице, как они старались проникнуть в больницу, чтобы заставить Алису выдать Колю.
Можно рассказать о том, как они следили за больницей, заставляли тонкого и почти невидимого валапасского ужа подслушивать разговоры врачей и сестер, как они готовили похищение Алисы с помощью лже-Алика, в которого превратился Крысс. Можно рассказать и о том, как они снова потеряли Алису и снова ее искали, все сужая и сужая круги.
Можно рассказать и о другом – как они эту неделю жили в Москве, как разыскали заколоченный дом, из которого выехали все жильцы, потому что дом должны были скоро снести, как устроили в нем логово. Можно рассказать, как они добыли себе одежду, загипнотизировав кассиршу в универмаге, и как воровали продукты, – но стоит ли тратить время на этих негодяев?
Для дальнейшего повествования нужно только рассказать, как пираты устроились на работу.
Как-то они сидели в сквере, намаявшись от ходьбы. Весельчак У сказал:
– Денег мало.
– Я тебе сколько хочешь сделаю, – сказал Крысс. – Будут как настоящие.
– Твои деньги опасные: на пять шагов отойдешь – они растают.
– Кого-нибудь ограбим.
– Нет, – сказал Весельчак У, – это тоже опасно. Я очень заметный. Меня скоро поймают. Ты-то превратишься в кого хочешь и сбежишь, а я попадусь.
– Не беспокойся, я тебя спасу, – сказал Крысс.
– Так я тебе и поверил! – сказал Весельчак У. – Если плохо придется, ты меня сразу продашь.
– Как и ты меня, – ответил Крысс. – Смотри, что это?
К скверу подъехал большой фургон с надписью «Киносъемочная». Фургон затормозил, из него выскочили молодые люди, которые вытащили прожекторы и потянули кабели. Подъехали другие машины.
Прожекторы, несмотря на яркий солнечный день, установились лучами в окна выходившего в сквер старинного особняка. Приехал автобус, полный драгун и гусар в киверах.
Юркий мужчина в громадных очках закричал в мегафон:
– Где Наполеон? Где Наполеон, я спрашиваю!
– В буфете остался, – сказала гордая красавица в платье до земли. – Наверно, на автобус опоздал.
– Ну что ты будешь делать! – воскликнул человек в очках. – Как вы прикажете мне снимать без Наполеона?
– Едет, едет! – закричали окружающие.
Подъехало такси. Из такси вышел Наполеон. Правда, пираты, по необразованности и потому, что родились на другой планете, полагали, что Наполеон – это должность.
– Иван Семенович! – воскликнул человек в больших очках. – Ты меня без ножа режешь!
Крысс насторожился. Он был коллекционером. Коллекционировал пытки.
– Никогда, – ответил Наполеон, сорвал треуголку и сел на барабан. – У меня мигрень.
– Не может быть! Но ведь ты уже приехал! – человек в очках был возмущен, растерян, но не терял надежды.
– А я не приехал, – сказал Наполеон. – Я только предупредил тебя и поехал в поликлинику.
С этими словами Наполеон сел в такси. Его строгий профиль в окошке такси был непреклонен.
– Все, – сказал человек в очках, глядя вслед машине. – День погиб! – он воздел к небу руки и произнес: – Полцарства за Наполеона!
– Не беспокойтесь, Ниткин, – сказала дама в длинном платье. – Не переживайте. Он не стоит вашего мизинца.
И тогда из кустов вышел Наполеон, ничем не отличавшийся от уехавшего.
– Сколько стоят ваши полцарства? – спросил он у Ниткина голосом Ивана Семеновича.
– Что такое? Что такое? – удивился Ниткин. – Как можно? Ты же только что уехал! Это что, шутка, что ли? Если шутка, то плохого тона.
– Я другой Наполеон, – сказал Крысс. – Несите полцарства.
Он сел на барабан, потому что думал, что это занятие всех наполеонов, а вокруг собралась киногруппа, и никто ничего не мог понять.
В этот момент из кустов выплыл Весельчак У.
– Могу засвидетельствовать, – сказал он. – Мой помощник может скопировать кого угодно. У него талант.
– Не верю! – закричал Ниткин. – Не верю! Докажи, что ты не Иван Семенович, который уехал, бросив нас на произвол судьбы.
– Одну минутку, – сказал Крысс.
Он провел перед лицом ладонью и превратился в самого режиссера Ниткина.
– Убедительно, – сказал режиссер. – Какое перевоплощение! Где же я видел это неприятное лицо?
– Это вы, Ниткин, – подсказала дама в длинном платье ангельским голосом.
Остальные захихикали. Режиссер строго сказал:
– Все по местам, начинаем съемку!
– Нет, – сказал Весельчак У, – сначала о деньгах. Как платить будете?
– По ставке, – ответил режиссер. – Как за массовку.
– А это много? – спросил Крысс.
– Ну, как вам сказать...
– Тогда платите мне столько, сколько получал ваш старый Наполеон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37