Госпожа Хамфри принесла полную тарелку жареных хлебцев.
— Клади себе, — сказал Боб.
— Ты слишком много ешь, — заметил Франсуа. Боб пожал плечами.
— Так говорит и врач. Он мне сделал на эту тему целый доклад. По его мнению, ожирение связано с психикой. Ну и что? Я не жирный, я толстый, а это не одно и то же!
Он старательно намазал хлебец маслом, а затем поло­жил на него мед.
— Шотландский мед! Пахнет поляной! Часы пробили шесть.
— Похоже, надо уже собираться, — сказал Боб. — Я знаю отца. Когда он погружается в свои записи, выта­щить его оттуда... — Он поискал французское слово. — ...трудновато!
— Я должен переодеться? — спросил Франсуа.
— Нет. У нас рано начинают спектакли и концерты, чтобы люди могли успеть после работы. Так что никто особенно не наряжается.
— Отец разрешает тебе одному ходить в театр?
— Когда угодно! Мне ведь, старик, пятнадцать! Прежде чем встать из-за стола, он еще раз облизал лож­ку с остатками меда. Потом мальчики постучали в кабинет.
— Папа!
Господин Скиннер открыл дверь. Он держал в руке очки, как автомат Том. Взгляд его был еще где-то далеко. Фран­суа заметил на столе красную папку и целую гору листков с заметками. Боб, чисто выговаривая фразы, произнес:
— Господин Том, хорошо ли вы провели день? В со­стоянии ли вы поехать с нами?
Господин Скиннер поддержал игру и ответил, подра­жая автомату:
— С большим удовольствием.
Потом он улыбнулся, обнял сына за шею и дружески потряс его.
— А вы, Без Козыря, тоже подсмеиваетесь над своим отцом? Боб никого не уважает, он просто держит нос по ветру. Все! Пошли.
Он сложил свои бумаги в папку и завязал тесемки. Потом поставил папку в шкаф, запер его на ключ и по­смотрел на часы.
— У нас еще есть время. Я покажу вам Стрэнд[10]. Фес­тиваль-холл совсем рядом, на другом берегу Темзы.
Старый «моррис» ждал на улице. Машина была уже старая, кое-где со следами ржавчины.
— Это черта нашего характера, — сказал инженер. — Мы любим старые вещи, которые имеют свою историю. Это относится как к машинам, так и к одежде.
Уже зажигались уличные фонари. Автомобиль ехал по тихим кварталам, очень напоминающим Версаль.
— К семи вечера, — объяснял господин Скиннер, — все жители Лондона уже собираются по домам. Но центр го­рода еще долго остается оживленным. Особенно Стрэнд — центр зрелищных заведений. Кстати, посмотрите-ка.
Машина выехала на широкую, хорошо освещенную, оживленную улицу. Люди стояли в очереди за билетами в театры и кино.
— Здесь идет пьеса по Агате Кристи, — сказал Боб. — Надо сходить на нее.
Машина повернула в сторону Темзы, и Франсуа по­чувствовал влажное дыхание реки. Впереди вдруг откры­лось широкое, усеянное светящимися точками простран­ство'. Вдали справа виднелись большие здания.
— Это парламент, — показал Боб.
Они повернули на широкий мост, и Франсуа увидел совсем другой, чисто индустриальный пейзаж.
— Эта часть города была разрушена во время бомбар­дировок, — сказал господин Скиннер. — Фестиваль-холл — это совсем новый театр. Вот мы и приехали.
Он остановил машину и высадил мальчиков.
— Хорошего вам вечера. Возможно, я вернусь поздно, с Меррилом всяко бывает, так что не беспокойтесь. Ах, я чуть не забыл дать вам билеты. Поторопитесь!
Зрителей было много. У Франсуа появилось радостное ожидание предстоящего праздника. Это настроение еще более усилилось, когда он вошел в огромный, но очень гар­моничный зал. Никаких лож и балконов в нем не было, толь­ко ступени амфитеатра. В целом ансамбль зала казался не­много строгим, но элегантным. Франсуа и Боб заняли два места около прохода. Они еще как следует не уселись, когда оркестр заиграл «Боже, храни Короля» и весь зал встал.
— Здесь так принято, — прошептал Боб. — Тебе не кажется, что очень жарко?
Но Франсуа его уже не слушал. Он дрожал от возбуж­дения, и как только знаменитый дирижер поднял палоч­ку и оркестр заиграл увертюру «Эгмонт»[11], он сжал руки. Он был счастлив. Но что это Боб все время вертится? Он вытирает платком лоб и пальцы рук и то и дело двигает ногами, то их скрещивает, то выпрямляет.
— Тебе нехорошо? — прошептал Франсуа.
— Кажется, я слишком много съел, — признался Боб.
Гром аплодисментов наполнил зал. Франсуа восполь­зовался моментом, чтобы внимательнее разглядеть Боба. Тот был очень бледен, и на лбу его блестели капли пота.
— Сейчас пройдет.
Боб попытался улыбнуться.
— Какая досада! Вот тебе и первый выход в свет! Франсуа беспокоился за друга и уже только краем уха слушал «Пасторальную симфонию»[12]. Он наблюдал за Бобом и чувствовал, что бедняга едва держится. Как только кончилась первая часть, он наклонился к товарищу:
— Хочешь, мы выйдем?
— Думаю, что это было бы кстати, — пробормотал Боб. — Я больше не могу.
Поддерживая Боба, Франсуа подошел к двери. Боб шел медленно и с трудом дышал. Когда они вышли на улицу, он жадно вдохнул свежий воздух.
— Бедный мой старик, — пробубнил Боб. — Знаешь, я себя просто ненавижу.
Он с трудом сдерживал тошноту.
— Давай вернемся домой, — предложил Франсуа. — Уверяю тебя, что так будет лучше. Не расстраивайся.
— Папа будет вне себя от гнева!
— Ничего! Подожди, я поймаю такси.
Стоянка оказалась всего в двух шагах от них. Франсуа было нелегко объяснить водителю, куда надо ехать, и он подумал: «Снова на сцену выходит Без Козыря, который должен найти способ выпутаться!»
Дорога была долгой. Боб, подавляя позывы тошноты, временами стонал.
— Я запомню этот пирог со сливами, — сказал он, когда такси остановилось. — Я заплачу. Сейчас вроде немного лучше.
Они молча прошли через сад. Дом был погружен в тем­ноту.
— Госпожа Хамфри уже в постели. Когда мы уходим, она пользуется моментом, чтобы отдохнуть.
Они закрыли дверь и направились на кухню. Со вто­рого этажа раздался голос гувернантки:
— Это вы, господин Боб?
— Да, это я, не беспокойтесь. Концерт кончился рань­ше, чем мы предполагали.
Франсуа порылся в аптечке, а Боб наполнил стакан водой и растворил в нем две таблетки.
— Я думал, что у меня глаза на лоб вылезут. Как мне было плохо! Хорошо, что отец еще не вернулся. Если бы он уже был здесь, чего бы я наслушался от него! Ты на­стоящий друг, Франсуа.
— Ну что же, теперь пойдем спать.
Четверть часа спустя Франсуа потушил свет в своей комнате. Уф! Ничего себе начало его пребывания в Лон­доне! Все-таки какие странные эти Скиннеры. Он стал восстанавливать в памяти прошедший день и вдруг по­чувствовал, как кто-то сжал его руку. Это был Боб. Он шептал:
— Внизу вор!
КРАСНАЯ ПАПКА
— Что?
— Тише! Говорю тебе, что внизу вор. Франсуа приподнялся на локте.
— Ты уверен?
— Я не мог уснуть и вдруг услышал в кабинете какой-то шум.
— Это твой отец.
— В том-то и дело, что нет. Пошли посмотрим. Толь­ко не зажигай свет.
Боб на ощупь пересек комнату и осторожно открыл ставни. Франсуа на цыпочках проследовал за ним. Ночь была черной и влажной. Мальчики свесились из окна и увидели свет в окне кабинета инженера. Световое пятно перемещалось. Сомнений не было: кто-то светил карман­ным фонариком.
— Если бы это был отец, он зажег бы электричество.
— Который сейчас час? — спросил Франсуа.
— Половина десятого.
Что делать? Телефон находится в кабинете, за преде­лами досягаемости. Человек может быть вооружен.
— Я пойду туда, — сказал Боб.
— Постой!
— Я не могу допустить, чтобы изобретение отца укра­ли.
— А я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось! Совершенно ясно, что вора интересовали автоматы.
Тем более надо было действовать осторожно. Боб так резко рванул от окна, что Франсуа еле успел схватить его.
— Стой, балда!
— Отпусти меня! Папа на меня рассчитывает!
Боб высвободился из рук Франсуа и ринулся в кори­дор. Франсуа побежал за ним. В этот момент появилась испуганная госпожа Хамфри в ночной рубашке.
— Внизу в кабинете кто-то есть, — прошептала она.
— Мы уже знаем, — бросил Боб.
— Остановись! — крикнул Франсуа. — Да постой же!
Он решил, что единственно возможный выход—вспуг­нуть вора и заставить его убежать. Франсуа бросился по лестнице вслед за Бобом, стараясь как можно больше шуметь. Боб был уже на первом этаже. Он кинулся в са­лон и зажег люстру. Схватив дуэльные пистолеты, он про­тянул один Франсуа. В этот момент из кабинета донесся звук бегущих шагов.
— Быстрее, — крикнул Боб. — Он уже в саду. Зажги свет в вестибюле!
Франсуа нащупал выключатель и включил свет. Вход­ная дверь была широко раскрыта. Свет из вестибюля об­разовал в аллее длинный желтый треугольник.
— Он там! — крикнул Боб.
На фоне решетчатой изгороди Франсуа заметил тень. Боб поднял пистолет. Выстрел прогремел так громко, что мальчик вздрогнул и отступил назад.
— Теперь стреляй ты! — прокричал он.
Франсуа, целясь наугад, нажал курок, но раздался толь­ко сухой щелчок. Второй пистолет был не заряжен. Где-то на улице послышался шум отъезжающей машины, но когда мальчики выбежали на тротуар, ее уже не было видно.
— Я бы предпочел, чтобы ты в него не попал, — ска­зал Франсуа. — Только представь себе возможные послед­ствия.
Они заперли калитку и по аллее вернулись в дом. Гос­пожа Хамфри ждала их на пороге.
— Входите скорее, а то простудитесь. Вы просто позе­ленели! Господи! У нас воры. Это просто невероятно!
Боб отстранил ее и вошел в кабинет.
— Пойдем посмотрим.
Шкаф был открыт. В замке висела связка ключей, при надлежавшая господину Скиннеру. Красная папка ис­чезла.

— Он унес папку, — прошептал Боб. — Это, конечно, тот самый тип, что приходил после обеда.
Совершенно раздавленный, Боб положил пистолет на стол и сел. Ему казалось, что все кончено, больше ничего сделать нельзя. Что же касается Франсуа, то для него все только начиналось. Имелась одна деталь, которая осо­бенно привлекла его внимание, а именно: связка ключей. Каким образом она могла попасть к вору, который от­крыл ею калитку, входную дверь и шкаф? Следователь­но, он должен был ее похитить? Но когда и как? Проще всего было известить отца Боба. Для этого надо позво­нить господину Меррилу.
— Боб, ты должен тотчас же сообщить обо всем папе. Он, наверное, еще у господина Меррила.
— Ты прав/— сказал Боб. — Он будет в шоке! Дрожащей рукой он набрал номер.
— Мне кажется, что у меня поднимается температу­ра... Алло!
Он кивнул Франсуа, чтобы тот взял трубку параллель­ного телефона.
— Алло! Господин Меррил? Добрый вечер. Это гово­рит Боб Скиннер. Могу ли я поговорить с моим отцом?
— С вашим отцом? Но его здесь нет!
— Как? Вы ведь звонили ему сегодня, чтобы он при­шел снова...
— Я?.. Нет, я не звонил!
— Подождите. Он не смог пойти с нами на концерт, потому что поехал опять встречаться с вами.
— Ничего не понимаю. Господин Скиннер виделся со мной после обеда, и потом я ему больше не звонил.
— А тогда где же он может быть?
— Я не знаю. Но не волнуйтесь, он вернется.
— Дело в том, что... — Боб прижал трубку к груди и прошептал Франсуа: — Я не хочу говорить ему о пропа­же папки. Он может обвинить отца в небрежности. — И произнес в трубку: — Да, вы правы. Извините, что я вас побеспокоил. До свидания, господин Меррил. Спасибо.
Он медленно положил трубку и едва слышным голо­сом спросил Франсуа и госпожу Хамфри:
— Что теперь делать?
— Что делать? — горячо вскричал Франсуа. — Да надо немедленно звонить в полицию!
— А если папа будет против, когда вернется?
— Но он не вернется!
Увидев изменившееся лицо Боба, Франсуа пожалел, что сказал это.
— Возьми себя в руки, — продолжал он, — и давай восстановим события. После обеда, когда твоего отца не было дома, появился человек, который хотел, судя по все­му, осмотреть дом и окрестности. Так. Потом кто-то по­звонил. Припоминаешь? Слышимость была плохая. «Го­ворите громче, — говорил твой отец. — Я не узнаю ва­шего голоса». Что это означает? Что человек, который звонил по телефону, хотел выдать себя за господина Мер­рила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16