— Марк хороший парень, но он не желает видеть правды.
Нора указала на подъездную дорожку, ведущую к одному из соседних домов на противоположной стороне.
— Сверни-ка туда.
— Что? — Харвич удивленно посмотрел на нее.
— Хочу посмотреть, как они уедут.
— Ты хочешь... а, понял. — Проехав немного вперед, Дэн дал задний ход и въехал на узкую дорожку меж двух каменных стен. — Вот видишь, ты думаешь, я ничего в этом не понимаю, а я понимаю все.
— Ну и молодец, — сказала Нора.
— Ты хочешь убедиться, что они спокойно уехали.
— Рада, что ты не против.
— Я не сказал, что я не против. Просто я очень сговорчивый человек.
— Тогда скажи мне, почему Крили Монк покончил с собой.
— Это же очевидно. Парень добрался до конца своей веревки. Прежде всего, он был простым малым из рабочей семьи, который изображал принадлежность к высшему обществу. С той самой секунды, как он попал в престижную школу, вся жизнь его была сплошным притворством.
Кроме того, он не вынес бремени своего первоначального успеха Предполагалось, что пребывание в «Береге» должно было поднять его на качественно новый уровень, но никто не захотел издавать его следующую книгу. Единственный проблеск удачи и малейшая вспышка интереса к нему приводят его в восторг и обнадеживают, а когда интерес угас и дело не выгорело — он чувствует, что опустошен и уничтожен. И тогда он достает из шкафа ружье и решает покончить со всем разом. Очень просто.
Искусные, холодные, скоропалительные выводы Дэна напоминали Норе методичное вскрытие трупа, и это почему-то раздражало. Харвич сумел свести рассказ Фойла к незатейливой схеме.
— В любом случае, ты там была на высоте, — похвалил Харвич Нору. — Вот только маленькое недоразумение с этим редактором, оказавшимся членом Коминтерна Ты поняла это? "Мы встречались с ним несколько раз". Очень скоро Марк узнает, что твоя книга — дымовая завеса, и тогда у него появится ко мне масса вопросов.
— Ничего страшного. Я сказала, что на книгу заключен контракт, а выяснится, что никакого контракта нет. Значит, я села писать ее до переговоров с издательством.
— Тем не менее я в непростом положении. А вот и они — целые и невредимые. — Харвич кивнул в сторону длинной серой машины, выезжавшей на Оук-стрит. — И, как обычно, плевать им на весь белый свет.
— Ты не любишь их, да?
— А за что их любить?! — взорвался Дэн. — Эти двое живут в мире, где обо всем заботятся за них другие. Они такие чопорные, такие ухоженные и изысканные, такие довольные собой, едут прохлаждаться на мыс Код в новом «ягуаре», в то время как их пациенты лезут на стену.
— Разве они не на пенсии?
— Марк-то на пенсии, если не считать особо важных дел — всяких там медицинских советов и национальных комитетов. А Эндрю, насколько мне известно, работает в шести местах. Там он глава психиатрического отделения, здесь — профессор психиатрии, начальник еще чего-то где-то. К тому же у него огромная частная практика, его пациенты в основном знаменитые художники и писатели. И еще книги. «Мир пациента в пограничном состоянии». «Опыты психоанализа». «Уильям Джеймс, религиозный опыт и Фрейд». Остальные я не помню. — Харвич выехал на дорогу, довольный изумлением Норы.
— А я подумала... — Нора решила не говорить, что именно она подумала. — Но как же он может отлучаться на месяц? О, я забыла, сейчас ведь август, а в августе все боссы едут на мыс Код.
— Это так, но Эндрю обычно проводит свой свободный месяц, руководя клиникой в Фалмуте. И пишет книги. Он парень занятой. — Дэн искоса оценивающе посмотрел на Нору. — Послушай, а почему бы тебе не устроить отпуск? Не стоит колесить по этим местам, пока твой маньяк в бегах. К тому же я не вижу смысла искать этого Тайди.
— Как ты думаешь, что случилось с Кэтрин Маннхейм?
— Здесь тоже просто. Все думали, что она или сбежала, или умерла в лесу. А на самом деле правда и то и другое. Кэтрин ночью тащит свой чемодан через темный лес, ей тяжело, жутко кричит сова... Пара тупоголовых делает вид, что прочесывает лес, и — сюрприз, сюрприз! — они ее не находят. Я никогда не бывал в самом «Береге», но видел это место: даже в наше время это по крайней мере две квадратные мили дикой лесистой местности. Ее не нашла бы там и целая армия.
— Может, ты и прав, — проговорила Нора, глядя на пригородные домики, которые лепились все теснее друг к другу, поскольку участки сокращали выросшие на них бассейны, площадки с секциями качелей, подъездные велосипедные дорожки — все это она уже видела, когда проезжала здесь с Диком Дартом в машине Эрнста Форреста Эрнста — О боже!
Харвич обеспокоенно взглянул на Нору.
— Я знаю, почему Линкольн Ченсел отправился в «Берег».
— Из-за денег, я же уже сказал.
— Да, но вот только деньги нужны были вовсе не для того, для чего ты подумал. Он рассчитывал завербовать Джорджину Везеролл в фашистскую организацию, в так называемое Американистское движение. Линкольн Ченсел тайно поддерживал нацистов. Он собрал кучку сочувствующих миллионеров, но, пока шла война, они вынуждены были держать все в тайне. А в пятидесятые годы Джо Маккарти, насколько я понимаю, вынудил их переквалифицироваться в антикоммунистов, и им пришлось пойти вместе с ним.
На этот раз он взглянул на Нору с подозрением.
— Вынужден заметить, ты оживаешь прямо на глазах. Позволь мне пригласить тебя пообедать сегодня вечером. Я знаю возле Амхерста один чудесный французский ресторанчик — это за городом, но заведение того стоит. Потрясающая кухня, свечи, лучшие вина. Там нас никто не увидит, и мы сможем наконец спокойно и обстоятельно поговорить.
— А тебя беспокоит, что кто-нибудь может нас увидеть?
— Эти дни тебе лучше не высовываться. А пока что я закажу пиццу: в доме шаром покати. Ты перекусишь, а я съезжу в больницу. Не отвечай на телефонные звонки и не открывай никому дверь, хорошо? На какое-то время мы отгородимся от окружающего мира и попытаемся начать все сначала.
Нора откинулась на спинку, прикрыла глаза и в то же мгновение оказалась посреди лесной поляны, окруженной высокими камнями. За письменным столом красного дерева, стоящим между двумя валунами, Линкольн Ченсел раскладывал аккуратными стопками деньги. Он поднял голову и остро взглянул на Нору. От всей этой сцены веяло такой болью и отчаянной грустью, что Нора вздрогнула и открыла глаза, не осознав, что успела заснуть. За окнами, словно нарисованные на разворачивающемся свитке, катились дома Лонгфелло-лейн.
— Именно сейчас тебе необходимы забота и внимание, — сказал Харвич.
Нажав кнопку на защитном козырьке над ветровым стеклом, он поднял дверь гаража, заехал внутрь и поставил машину рядом с зеленым «фордом» Шелдона Долкиса. Дэн выбрался из машины, протянул руку к стене, повернул выключатель, и тяжелая гаражная дверь с грохотом пошла вниз. Голая лампочка над ней автоматически погасла, и дверь с лязгом встретилась с цементом порога. Нора чувствовала себя настолько опустошенной, что не хотела шевелиться. Расплывчатый силуэт Харвича двинулся к правой стене гаража.
— С тобой все в порядке? — спросил он, открывая дверь из гаража в дом. Прямоугольник серого света смыл половину тела Дэна, а его волосы превратил в шар серебристого пуха.
— Я и не подозревала, насколько сильно устала. — Нора заставила себя вылезти из такого удобного сиденья машины и увидела на капоте какую-то белую фигурку, напоминавшую воробышка. Нет, скорее не воробышка, а крылатую женщину, приготовившуюся взлететь. У этого символа должно быть какое-то значение, но Нора никак не могла его вспомнить. Ах, ну конечно — среди всего прочего Дэн Харвич владеет еще и «роллс-ройсом». Так странно: чем глубже уходила она в мирскую жизнь, тем ближе к высшему свету оказывалась. Дверь машины мягко защелкнулась за ее спиной, и Нора прошла мимо пропускавшего ее Харвича в дом.
— На тебя слишком много всего навалилось, — проговорил за ее спиной Дэн. Положив руку на плечо Норы, он легонько поцеловал ее и повел за собой через кухню в гостиную — там Нора в смущении остановилась и, едва сдерживая зевоту, смотрела, как Дэн поспешил вперед и, потянув за шнур, сдвинул темные занавески.
— Пойдем, устроим тебя поудобнее, — сказал Харвич и, осторожно взяв под руку, повел Нору вверх по лестнице.
В комнате для гостей он подвел Нору к кровати и снял с нее туфли, как только она прилегла. Нора от души зевнула.
— Ты проспала около десяти минут в машине, — сообщил Дэн.
— Не спала я, — почти по-детски запротестовала Нора.
— Спала, спала. Правда, сон твой был неспокойным, ты стонала. — Дэн начал массировать ее ступню.
— Как приятно! — пробормотала Нора.
— Почему бы тебе не снять футболку и не расстегнуть джинсы? Я помогу стащить их.
— Нет, — замотала головой Нора.
— Будет удобнее, и сможешь забраться под одеяло. Эй, я ведь доктор, я знаю, что для тебя лучше.
Нора послушно села на постели и стянула через голову футболку, которую тут же кинула Дэну.
— Пикантный лифчик, — заметил Дэн. — Расстегивай джинсы.
По-прежнему пытаясь протестовать, Нора все же расстегнула пуговицу, затем «молнию» и спустила джинсы до бедер. Харвич быстрым движением снял их.
— Трусики в комплекте с лифчиком? А ты модница. — Он приподнял покрывало и верхнюю простыню, чтобы Нора могла забраться в постель, затем аккуратно прикрыл ее, погладив обнаженное плечо Норы. — Вот так-то лучше, милая.
— Хороший мальчик, — услышала Нора откуда-то издалека собственный голос. И нашла силы добавить: — Я часик, не больше, ладно? — Слова снова прозвучали будто издалека, а окружающие ее предметы, как и смутный силуэт Харвича, медленно двигавшийся к двери, вдруг стали отбрасывать цветные тени...
Широкая зеленая лужайка, окруженная высокими камнями, напоминала сцену. Нора сделала несколько шагов вперед, а Линкольн Ченсел тем временем перевязывал пачки банкнот и клал их одну за другой в свой саквояж так осторожно, словно это были сырые яйца. Он быстро с досадой взглянул на Нору и вернулся к своим занятиям.
— Твое место не здесь, — сказал Линкольн, обращаясь, казалось, к саквояжу.
Его внешность была еще более гадкой, чем на увиденной Норой фотографии, где уродство казалось побочным продуктом его ярости, неистовства и силы.
— Ты слабая и безвольная. Несколько неудач, и ты уже на коленях, хнычешь: «Папочка, помоги мне, я не могу сделать это одна». Как трогательно! А когда ты разговариваешь с людьми, ты слышишь лишь то, что и так уже знала.
— Я поняла, зачем вы поехали в «Берег», — сказала Нора, изо всех сил пытаясь скрыть сковавшие ее страх и бессилие.
— Считай себя уволенной. — Линкольн бросил на Нору полный холодной ярости и торжества взгляд, вытянул из кармана пиджака сигару, откусил кончик и поджег сигару спичкой, неизвестно откуда появившейся у него в руке. — Езжай домой. Эта работа не для маленькой девочки.
— Пошел ты!...
— С удовольствием пошел бы... поразвлечься с тобой, — оскалившись в ухмылке, старик щурился на Нору сквозь облако табачного дыма и очень напоминал дракона. — Хотя ты немного не в моем вкусе — слишком костлявая. В наше время мы любили крупных, статных женщин. Они, как мы тогда выражались, женственнее. Груди как диванные валики, ягодицы, в которых утопают пальцы... Женщины, в любой момент желанные. Но и маленьких женщин я любил. Любой крупный мужчина неравнодушен к малышкам. Когда забираешься на нее, чувствуешь себя так, словно сейчас переломаешь ей кости или разорвешь на две половинки. Но ты не такая уж и маленькая; в общем, ни то ни се.
— Как Кэтрин Маннхейм.
Вынув изо рта сигару, Линкольн выпустил дрожащее колечко дыма, от которого пахнуло гниющими листьями.
— А, беглянка. — Вместо того чтобы, теряя форму, подниматься вверх, трепещущее дымовое кольцо расширялось и надвигалось на Нору. — У этой маленькой сучки были манеры леди, а не проститутки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Нора указала на подъездную дорожку, ведущую к одному из соседних домов на противоположной стороне.
— Сверни-ка туда.
— Что? — Харвич удивленно посмотрел на нее.
— Хочу посмотреть, как они уедут.
— Ты хочешь... а, понял. — Проехав немного вперед, Дэн дал задний ход и въехал на узкую дорожку меж двух каменных стен. — Вот видишь, ты думаешь, я ничего в этом не понимаю, а я понимаю все.
— Ну и молодец, — сказала Нора.
— Ты хочешь убедиться, что они спокойно уехали.
— Рада, что ты не против.
— Я не сказал, что я не против. Просто я очень сговорчивый человек.
— Тогда скажи мне, почему Крили Монк покончил с собой.
— Это же очевидно. Парень добрался до конца своей веревки. Прежде всего, он был простым малым из рабочей семьи, который изображал принадлежность к высшему обществу. С той самой секунды, как он попал в престижную школу, вся жизнь его была сплошным притворством.
Кроме того, он не вынес бремени своего первоначального успеха Предполагалось, что пребывание в «Береге» должно было поднять его на качественно новый уровень, но никто не захотел издавать его следующую книгу. Единственный проблеск удачи и малейшая вспышка интереса к нему приводят его в восторг и обнадеживают, а когда интерес угас и дело не выгорело — он чувствует, что опустошен и уничтожен. И тогда он достает из шкафа ружье и решает покончить со всем разом. Очень просто.
Искусные, холодные, скоропалительные выводы Дэна напоминали Норе методичное вскрытие трупа, и это почему-то раздражало. Харвич сумел свести рассказ Фойла к незатейливой схеме.
— В любом случае, ты там была на высоте, — похвалил Харвич Нору. — Вот только маленькое недоразумение с этим редактором, оказавшимся членом Коминтерна Ты поняла это? "Мы встречались с ним несколько раз". Очень скоро Марк узнает, что твоя книга — дымовая завеса, и тогда у него появится ко мне масса вопросов.
— Ничего страшного. Я сказала, что на книгу заключен контракт, а выяснится, что никакого контракта нет. Значит, я села писать ее до переговоров с издательством.
— Тем не менее я в непростом положении. А вот и они — целые и невредимые. — Харвич кивнул в сторону длинной серой машины, выезжавшей на Оук-стрит. — И, как обычно, плевать им на весь белый свет.
— Ты не любишь их, да?
— А за что их любить?! — взорвался Дэн. — Эти двое живут в мире, где обо всем заботятся за них другие. Они такие чопорные, такие ухоженные и изысканные, такие довольные собой, едут прохлаждаться на мыс Код в новом «ягуаре», в то время как их пациенты лезут на стену.
— Разве они не на пенсии?
— Марк-то на пенсии, если не считать особо важных дел — всяких там медицинских советов и национальных комитетов. А Эндрю, насколько мне известно, работает в шести местах. Там он глава психиатрического отделения, здесь — профессор психиатрии, начальник еще чего-то где-то. К тому же у него огромная частная практика, его пациенты в основном знаменитые художники и писатели. И еще книги. «Мир пациента в пограничном состоянии». «Опыты психоанализа». «Уильям Джеймс, религиозный опыт и Фрейд». Остальные я не помню. — Харвич выехал на дорогу, довольный изумлением Норы.
— А я подумала... — Нора решила не говорить, что именно она подумала. — Но как же он может отлучаться на месяц? О, я забыла, сейчас ведь август, а в августе все боссы едут на мыс Код.
— Это так, но Эндрю обычно проводит свой свободный месяц, руководя клиникой в Фалмуте. И пишет книги. Он парень занятой. — Дэн искоса оценивающе посмотрел на Нору. — Послушай, а почему бы тебе не устроить отпуск? Не стоит колесить по этим местам, пока твой маньяк в бегах. К тому же я не вижу смысла искать этого Тайди.
— Как ты думаешь, что случилось с Кэтрин Маннхейм?
— Здесь тоже просто. Все думали, что она или сбежала, или умерла в лесу. А на самом деле правда и то и другое. Кэтрин ночью тащит свой чемодан через темный лес, ей тяжело, жутко кричит сова... Пара тупоголовых делает вид, что прочесывает лес, и — сюрприз, сюрприз! — они ее не находят. Я никогда не бывал в самом «Береге», но видел это место: даже в наше время это по крайней мере две квадратные мили дикой лесистой местности. Ее не нашла бы там и целая армия.
— Может, ты и прав, — проговорила Нора, глядя на пригородные домики, которые лепились все теснее друг к другу, поскольку участки сокращали выросшие на них бассейны, площадки с секциями качелей, подъездные велосипедные дорожки — все это она уже видела, когда проезжала здесь с Диком Дартом в машине Эрнста Форреста Эрнста — О боже!
Харвич обеспокоенно взглянул на Нору.
— Я знаю, почему Линкольн Ченсел отправился в «Берег».
— Из-за денег, я же уже сказал.
— Да, но вот только деньги нужны были вовсе не для того, для чего ты подумал. Он рассчитывал завербовать Джорджину Везеролл в фашистскую организацию, в так называемое Американистское движение. Линкольн Ченсел тайно поддерживал нацистов. Он собрал кучку сочувствующих миллионеров, но, пока шла война, они вынуждены были держать все в тайне. А в пятидесятые годы Джо Маккарти, насколько я понимаю, вынудил их переквалифицироваться в антикоммунистов, и им пришлось пойти вместе с ним.
На этот раз он взглянул на Нору с подозрением.
— Вынужден заметить, ты оживаешь прямо на глазах. Позволь мне пригласить тебя пообедать сегодня вечером. Я знаю возле Амхерста один чудесный французский ресторанчик — это за городом, но заведение того стоит. Потрясающая кухня, свечи, лучшие вина. Там нас никто не увидит, и мы сможем наконец спокойно и обстоятельно поговорить.
— А тебя беспокоит, что кто-нибудь может нас увидеть?
— Эти дни тебе лучше не высовываться. А пока что я закажу пиццу: в доме шаром покати. Ты перекусишь, а я съезжу в больницу. Не отвечай на телефонные звонки и не открывай никому дверь, хорошо? На какое-то время мы отгородимся от окружающего мира и попытаемся начать все сначала.
Нора откинулась на спинку, прикрыла глаза и в то же мгновение оказалась посреди лесной поляны, окруженной высокими камнями. За письменным столом красного дерева, стоящим между двумя валунами, Линкольн Ченсел раскладывал аккуратными стопками деньги. Он поднял голову и остро взглянул на Нору. От всей этой сцены веяло такой болью и отчаянной грустью, что Нора вздрогнула и открыла глаза, не осознав, что успела заснуть. За окнами, словно нарисованные на разворачивающемся свитке, катились дома Лонгфелло-лейн.
— Именно сейчас тебе необходимы забота и внимание, — сказал Харвич.
Нажав кнопку на защитном козырьке над ветровым стеклом, он поднял дверь гаража, заехал внутрь и поставил машину рядом с зеленым «фордом» Шелдона Долкиса. Дэн выбрался из машины, протянул руку к стене, повернул выключатель, и тяжелая гаражная дверь с грохотом пошла вниз. Голая лампочка над ней автоматически погасла, и дверь с лязгом встретилась с цементом порога. Нора чувствовала себя настолько опустошенной, что не хотела шевелиться. Расплывчатый силуэт Харвича двинулся к правой стене гаража.
— С тобой все в порядке? — спросил он, открывая дверь из гаража в дом. Прямоугольник серого света смыл половину тела Дэна, а его волосы превратил в шар серебристого пуха.
— Я и не подозревала, насколько сильно устала. — Нора заставила себя вылезти из такого удобного сиденья машины и увидела на капоте какую-то белую фигурку, напоминавшую воробышка. Нет, скорее не воробышка, а крылатую женщину, приготовившуюся взлететь. У этого символа должно быть какое-то значение, но Нора никак не могла его вспомнить. Ах, ну конечно — среди всего прочего Дэн Харвич владеет еще и «роллс-ройсом». Так странно: чем глубже уходила она в мирскую жизнь, тем ближе к высшему свету оказывалась. Дверь машины мягко защелкнулась за ее спиной, и Нора прошла мимо пропускавшего ее Харвича в дом.
— На тебя слишком много всего навалилось, — проговорил за ее спиной Дэн. Положив руку на плечо Норы, он легонько поцеловал ее и повел за собой через кухню в гостиную — там Нора в смущении остановилась и, едва сдерживая зевоту, смотрела, как Дэн поспешил вперед и, потянув за шнур, сдвинул темные занавески.
— Пойдем, устроим тебя поудобнее, — сказал Харвич и, осторожно взяв под руку, повел Нору вверх по лестнице.
В комнате для гостей он подвел Нору к кровати и снял с нее туфли, как только она прилегла. Нора от души зевнула.
— Ты проспала около десяти минут в машине, — сообщил Дэн.
— Не спала я, — почти по-детски запротестовала Нора.
— Спала, спала. Правда, сон твой был неспокойным, ты стонала. — Дэн начал массировать ее ступню.
— Как приятно! — пробормотала Нора.
— Почему бы тебе не снять футболку и не расстегнуть джинсы? Я помогу стащить их.
— Нет, — замотала головой Нора.
— Будет удобнее, и сможешь забраться под одеяло. Эй, я ведь доктор, я знаю, что для тебя лучше.
Нора послушно села на постели и стянула через голову футболку, которую тут же кинула Дэну.
— Пикантный лифчик, — заметил Дэн. — Расстегивай джинсы.
По-прежнему пытаясь протестовать, Нора все же расстегнула пуговицу, затем «молнию» и спустила джинсы до бедер. Харвич быстрым движением снял их.
— Трусики в комплекте с лифчиком? А ты модница. — Он приподнял покрывало и верхнюю простыню, чтобы Нора могла забраться в постель, затем аккуратно прикрыл ее, погладив обнаженное плечо Норы. — Вот так-то лучше, милая.
— Хороший мальчик, — услышала Нора откуда-то издалека собственный голос. И нашла силы добавить: — Я часик, не больше, ладно? — Слова снова прозвучали будто издалека, а окружающие ее предметы, как и смутный силуэт Харвича, медленно двигавшийся к двери, вдруг стали отбрасывать цветные тени...
Широкая зеленая лужайка, окруженная высокими камнями, напоминала сцену. Нора сделала несколько шагов вперед, а Линкольн Ченсел тем временем перевязывал пачки банкнот и клал их одну за другой в свой саквояж так осторожно, словно это были сырые яйца. Он быстро с досадой взглянул на Нору и вернулся к своим занятиям.
— Твое место не здесь, — сказал Линкольн, обращаясь, казалось, к саквояжу.
Его внешность была еще более гадкой, чем на увиденной Норой фотографии, где уродство казалось побочным продуктом его ярости, неистовства и силы.
— Ты слабая и безвольная. Несколько неудач, и ты уже на коленях, хнычешь: «Папочка, помоги мне, я не могу сделать это одна». Как трогательно! А когда ты разговариваешь с людьми, ты слышишь лишь то, что и так уже знала.
— Я поняла, зачем вы поехали в «Берег», — сказала Нора, изо всех сил пытаясь скрыть сковавшие ее страх и бессилие.
— Считай себя уволенной. — Линкольн бросил на Нору полный холодной ярости и торжества взгляд, вытянул из кармана пиджака сигару, откусил кончик и поджег сигару спичкой, неизвестно откуда появившейся у него в руке. — Езжай домой. Эта работа не для маленькой девочки.
— Пошел ты!...
— С удовольствием пошел бы... поразвлечься с тобой, — оскалившись в ухмылке, старик щурился на Нору сквозь облако табачного дыма и очень напоминал дракона. — Хотя ты немного не в моем вкусе — слишком костлявая. В наше время мы любили крупных, статных женщин. Они, как мы тогда выражались, женственнее. Груди как диванные валики, ягодицы, в которых утопают пальцы... Женщины, в любой момент желанные. Но и маленьких женщин я любил. Любой крупный мужчина неравнодушен к малышкам. Когда забираешься на нее, чувствуешь себя так, словно сейчас переломаешь ей кости или разорвешь на две половинки. Но ты не такая уж и маленькая; в общем, ни то ни се.
— Как Кэтрин Маннхейм.
Вынув изо рта сигару, Линкольн выпустил дрожащее колечко дыма, от которого пахнуло гниющими листьями.
— А, беглянка. — Вместо того чтобы, теряя форму, подниматься вверх, трепещущее дымовое кольцо расширялось и надвигалось на Нору. — У этой маленькой сучки были манеры леди, а не проститутки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94