Толпа одобрительно заорала.
Дядя Сагамор подошел к концу своей речи:
— Ну ладно, я вовсе не намерен торчать здесь день-деньской и забалтывать вас до смерти. Уж верно вам придется не по душе долго любоваться на такого старого придурка, как я, когда столько миленьких девушек собираются станцевать для вас. Так что я просто благодарю всех вас.
Он отступил от микрофона, и туда наконец дорвался ярмарочный тип.
— А теперь глядите в оба, парни, — объявил он. — Сейчас мы вам продемонстрируем образчик великолепного Зрелища, которое вы можете увидеть в шатре. Билеты продаются справа от сцены. Всего-то один доллар.
Громкоговорители принялись наяривать бодрую музыку, и мы спрыгнули со сцены, чтобы предоставить девушкам вдоволь места для танца. Там действительно было на что посмотреть. Они высоко-высоко взбрыкивали ногами, а сами вертелись волчком.
Какой-то тип обосновался рядом с небольшой стойкой и принялся продавать билеты. А я вслед за папой и дядей Сагамором зашагал в сторону дома. Шериф со своими собаками пробирался сквозь толпу, и я заметил, что он пытается догнать нас. Я дернул дядю Сагамора за руку.
— По-моему, шериф хочет с тобой поговорить, — сообщил я. Он остановился.
— Ну да, конечно же, — согласился дядя Сагамор. Мы как раз проходили под деревом возле сверкающего фургона миссис Хорн.
Шериф подошел к нам, по дороге отдав подержать кому-то из своих помощников поводки трех псов.
Он безнадежно махнул рукой.
— Сагамор Нунан, — начал он. Тут он осекся и, смахнув пот с лица обеими руками, попытался снова:
— Сагамор Нунан…
Казалось, дальше этого дело у него не шло. Он тяжело дышал.
Дядя Сагамор прислонился к стволу дерева и задумчиво перекатывал свою жвачку из-за щеки за щеку.
— Ну же, шериф, — ободряюще заметил он, — о чем это вы?
Шериф выдавил:
— Ффффффффффффффффшшшшшшшшш-ффффффшшш…
Это мне живо напомнило, как он пытался вскрыть бутыль с кожевенным раствором и облил всю свою одежду. Складывалось впечатление, что слова застревают где-то в глубине и он не может выдавить их наружу. Шериф залез в карман пиджака и извлек оттуда какую-то бумагу. Ох нет, даже целых две. Во-первых, отпечатанную нами с папой афишку, а вдобавок еще свернутую в несколько раз свежую газету. Он развернул газету и сунул ее прямо под нос дяде Сагамору, ткнув свободной рукой в первую полосу и по-прежнему не произнося ни слова, если не считать нечленораздельного шипения. Я привстал на цыпочки и вытянул шею, чтобы рассмотреть газету. Провалиться мне на этом самом месте, если там не красовалась большая фотография мисс Харрингтон. То есть я имею в виду мисс Каролины.
На ней был только ее бриллиантовый купальник, только на этот раз из трех лоскутков. Она держала перед собой большущий веер из страусовых перьев. И похоже, вся первая полоса была посвящена ей. Заголовки гласили:
РАЗЫСКИВАЕТСЯ В ЧАЩОБЕ…
ЕДВА ОДЕТАЯ ТАНЦОВЩИЦА.
ОБЪЕКТ ЛИХОРАДОЧНЫХ ПОИСКОВ.
Я попытался прочесть, о чем идет речь, но тут шериф раздраженно скомкал газету, так что я успел выхватить только несколько разрозненных фраз: “Самая грандиозная облава за всю историю.., дикий скандал.., общий сбор в погоне за наградой.., ставшая уже легендарной Каролина Чу-Чу, прекрасная свидетельница гангстерских разборок.., зазноба недавно погибшего лидера гангстеров.., утверждают, что она почти обнаженная пропала в болотах…"
Я, конечно, половины сказанного там раньше и не слыхивал, но выходило так, словно решительно все ей интересуются.
Дядя Сагамор взял у шерифа газетку и внимательно изучил ее.
— А что, шериф, — присвистнул он, — и впрямь неплохая фотка.
Шериф чуть не поперхнулся. Он прижал обе руки к лицу, а затем вновь опустил их. И тут словно пробка внутри него выскочила, и все давно сдерживаемые слова вырвались наружу, и он начал говорить. И даже совсем не громко или как еще. Он говорил медленно и спокойно, как будто берег дыхание, чтобы его хватило на всю речь. Он почти что шептал.
— Сагамор Нунан, — сказал он, — если бы мои моральные принципы позволяли, я, не колеблясь ни минуты, вытащил бы пистолет и пристрелил тебя прямо на месте. Я убил бы тебя, а потом выскочил бы на дорогу, хохоча как гиена, и никто не смог бы меня остановить. Мне бы никто не помешал. И пусть бы на меня потом напялили смирительную рубашку и упрятали в клетку с обитыми войлоком стенами, я просто-напросто отдыхал бы весь остаток жизни в блаженном безделье, обнимая прутья решетки и смеясь от радости, что никогда больше не буду шерифом в округе, где есть ты. Послушай, — продолжил он, уже совсем шепотом, — буквально все патрульные машины этой части штата собрались на шоссе к югу от города, пытаясь распутать этот клубок. И дай Бог, чтобы хотя бы к двум дня им удалось расчистить дорогу. И это только шоссе. А за шоссе добрых четыре мили проселочной грунтовой дороги, плотно забитой брошенными машинами. Водители просто выскочили оттуда, забрали ключи, а машины оставили где попало. И их не объедешь, если, конечно, не хочешь устроить аварию или сразу десяток аварий. И даже аварийки не могут туда добраться, пока сперва не расчистят шоссе.
Мне пришлось топать сюда пешком от города почти две мили. А другого способа добраться нет. Все леса в округе кишмя кишат газетчиками, фотографами и репортерами с радио, которые пытались сами ее искать, но заблудились. — Он перевел дыхание и продолжал:
— Ни в одном городе в радиусе пятидесяти миль отсюда не осталось ни одного мужчины. Лавки закрыты. Все дела отложены на потом. Остановлены даже строительные работы. Все мужчины ушли, а остались только женщины, причем разъяренные женщины. Все секретарши в моем офисе только тем и занимаются, что пытаются как можно более уклончиво отвечать на телефонные звонки с требованиями, подробно рассказать о вознаграждении, назначенном за эту девицу. И никто из них не продержится дольше двух часов. У них просто-напросто отвалится язык.
И в довершение ко всему, ты превратил это место в форменный притон. И мне не вытурить отсюда этих бездельников, пока мы не отыщем девушку и не предъявим ее на общее обозрение. Они не уберутся, даже если им и удастся разобраться в своих машинах.
Дядя Сагамор скривил губы, словно собирался сплюнуть, но не плюнул, а с озабоченным видом почесал подбородок.
— Да чего уж там, шериф, — возразил он, — мы всего лишь пытаемся отыскать эту девушку. И почему бы нам не приняться за дело сообща? Да мы здесь, почитай, уже целый день ждем, пока ты не соизволишь взяться, наконец, за свою работу и не подключишься к поискам.
— Ты.., ты… — еле вымолвил шериф. Он опять начал шипеть и клокотать.
— Ив самом деле, — продолжил дядя Сагамор, — а что еще мы могли сделать, как не прочесывать окрестности? Твои псины изрядно помогут в этом. И знаешь, мне кажется, что ты не станешь особо возникать по поводу вознаграждения. Тебе же вряд ли захочется, чтобы все вокруг говорили, что шерифа даже не беспокоит, найдется ли девушка, или нет? А то как бы не вышло какой бучи.
Шериф круто развернулся и выхватил у своего подручного собачьи поводки.
— Дай мне этих псов, — рыкнул он на этого бедолагу. — И пошли отсюда. — А потом повернулся ко мне:
— Билли, ты пойдешь со мной и покажешь нам, где вы прятались в папоротнике.
Собаки вдруг залаяли. Вот уж действительно был лай — гулкий и оглушительный. Они рванулись с привязи, да так, что опять чуть не сбили шерифа с ног.
— Проклятье, — пробормотал он. Тут позади нас раздался чей-то голос. Мы обернулись и увидели Бэби Коллинз, стоявшую в дверном проеме фургона, прислонившись к косяку и держа в руке зажженную сигарету. Она была завернута во что-то типа шали из черных кружев и почти совсем прозрачной, из-под которой высовывалась длинная голая нога.
— Привет, красавчик, — обратилась она к шерифу. — Почему бы тебе не утихомирить своих собак и не зайти к нам, посидеть в теньке. Разъедим вместе коробку корнфлекса.
Глава 16
Шериф покраснел пуще прежнего, а дядя Сагамор сказал Бэби Коллинз:
— С радостью познакомил бы тебя с шерифом, детка, да уж больно он человек занятой.
— Ох, — протянула она, — вот незадача-то. Но все равно была рада повидаться, шериф. Как будешь снова проезжать мимо, загляни. Можешь захватить с собой доску для “Эрудита”.
Она улыбнулась нам и скрылась в фургоне. Тут те здоровенные псы опять стали так ошалело рваться на поводках, волоча за собой шерифа, и поднялся такой шум и гам, что, когда шериф справился с ними, уже никак нельзя было разобрать, кого это он честит на все корки — псов или дядю Сагамора. Без Зига Фрида тут, разумеется, тоже не обошлось. Он вовсю тявкал на собак, носился кругами и то и дело прыгал на меня проверить, тут ли я и спасу ли его в случае чего. Любой из шерифовых барбосов мог его одним глотком проглотить.
Мы направились вниз мимо дома, но вдруг шериф остановился и хлопнул себя по лбу.
— Ох ты, дьявольщина, — сказал он. — Надо было прихватить что-нибудь из ее вещей, чтобы собаки взяли след.
— Верно, — в первый раз за все время открыл рот тот тип, что пришел с шерифом, — белобрысый, с длинной шеей и бледно-голубыми глазками. Наверное, новый помощник.
Шериф махнул рукой:
— Сбегай-ка к трейлеру, где они жили, и раздобудь там пару ее туфель или какую-нибудь тряпку. Трейлер стоит вон там, где-то посреди всего этого столпотворения.
— Эй, подождите-ка, — говорю я. — Вроде бы дядя Сагамор вчера вечером брал что-то из ее одежды..
— Дядя Сагамор…
Все произошло так быстро, словно кирпичом по голове. Я думаю, наверное, Зиг Фрид прыгнул на меня или только собирался, но папа вдруг ринулся вперед и подхватил меня на руки с воплем:
— Нет, вы видели? Чертов пес пытался покусать Билли…
— Неужели? — всполошился дядя Сагамор, затопал на Зига Фрида ногами и замахал шляпой. — Фу! Фу! Брысь, гадкий пес! поднялся страшный гвалт.
— Что за чертовщина? — воскликнул шериф. Я все пытался объяснить папе, что Зиг Фрид вовсе не хотел кусаться, а просто играл, но папа так неудачно схватил меня, что зажал рот, а сам все бежал к дому, крича:
— Надо срочно посмотреть, не прокусил ли он кожу. А вдруг, чего доброго, он бешеный?
Он так громко ругался на Зига Фрида, что мне не удалось бы втолковать ему, что со мной все в порядке, даже если бы он не прижимал меня лицом к своему плечу. Взбежав на крыльцо, он внес меня в спальню и опустил на кровать.
— Ну-ка, ну-ка… — Он взволнованно закатал мне штанину на ноге. — Давай-ка посмотрим! Чертов пес! Чуяло мое сердце, нельзя доверять ему ребенка.
— Па, — говорю я, — да успокойся ты ради Бога. Я все пытаюсь тебе объяснить. И совсем он меня не кусал, даже и не пытался. Он просто играл.
Папа уставился на меня.
— Ох, — только и молвил он, вытаскивая платок и протирая лоб. — Фью! Ну я и перепугался. Так ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Ну разумеется, — успокоил его я и слез с постели.
— Готов был поклясться, что он тяпнул тебя, — произнес папа, словно никак не мог опомниться.
— Лучше бы нам вернуться, — предложил я. — Шериф хочет, чтоб я пошел с ним и показал, где пускать собак по следу.
— Ну конечно, — согласился папа. — Сейчас они как раз отправились за вещами мисс Харрингтон, чтоб дать им понюхать.
— А про что я и говорил, когда ты меня ухватил, — обиделся я. — Ведь дядя Сагамор брал что-то из ее одежды.
— О-о-о, — задумчиво хмурясь, протянул папа. — Не знаю, уж и стоит ли говорить им. Думаю, все будет в порядке… Нет, пожалуй, лучше все же не стоит.
— Почему? — удивился я. — Что тут дурного?
— Ну, — говорит он, — видишь ли, она пропала, а доктора Северанса ухлопали, так что теперь все ихние вещи в фургоне принадлежат правительству и нельзя ничего трогать без специального разрешения. Ну, это такие законы, тебе все равно не понять. Шерифу можно туда заходить, а нам — нет. Дядя Сагамор, разумеется, положил все на место, когда ее не нашел, но, быть может, лучше не упоминать об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29