Когда рука устала, я запустил первую кассету.
В комнате зазвучал голос Мэриан. Я закрыл глаза, и мне показалось, что она здесь, рядом со мной. Я заставил себя сосредоточиться.
Когда мой мозг отупел от запоминаний, я снова взялся за чэпменскую подпись и обнаружил, что по части подделки далеко не так талантлив, как в перевоплощении. Однако после нескольких сот попыток дело пошло значительно лучше. Я продолжал упорно тренироваться. Через некоторое время решил разбить подпись на буквы и написать каждую несколько сот раз, чтобы выяснить и устранить возможные отклонения от оригинала.
Около семи я пообедал в ресторане, находившемся в трех или четырех кварталах от дома, и, вернувшись, работал до полуночи. Когда наконец выключил свет, образ Мэриан приблизился ко мне в темноте…
На следующий день, в воскресенье, я проработал с семи утра до полуночи с кратким перерывом для еды, атакуя каждое задание со страстной сосредоточенностью, лишь бы изгнать из памяти саму Мэриан. Понемногу я входил в роль. Целые разделы записанных на магнитофоне данных крепко запечатлелись в моем сознании. Я уже видел и ощущал Чэпмена так, что надобность практиковаться в его речи отпала. С подписью тоже почти справился. Продолжая подписываться его именем час за часом, я в то же время вслушивался в записи. Еще никогда в жизни я не работал с таким рвением и упорством. Когда наконец лег в постель, у меня голова кружилась от усталости.
Она оставила мне пятьсот долларов наличными. Я отправился в понедельник утром в Майами и взял напрокат машину с приспособлением для прицепа. На этой машине поехал туда, где сдавались лодки и моторы. Используя свое настоящее имя и выданные мне в Калифорнии водительские права, а также наш адрес на Довер-Уэй, я взял весь комплект: шестнадцатифутовую лодку, мотор Джонсона в двадцать пять лошадиных сил и прицепную тележку с креплениями для лодки.
Заплатив за неделю вперед, купил спиннинг и другое снаряжение, расспросил о лучших местах для рыбной ловли и выехал на шоссе.
Через час с небольшим я уже был на Ки-Ларго. Сверившись с картой, отметил показания спидометра и свернул на прибрежную дорогу, кончавшуюся тупиком где-то у верхней оконечности острова. Я высматривал места, где удобнее спустить лодку. Отыскав одну такую бухточку, записал ее точное местонахождение и поехал дальше. Проехав с милю, нашел еще одну удобную бухту и тоже записал все данные. Теперь я мог найти любую из них даже в темноте, и если одна из них окажется занятой, то смогу остановиться в другой. В настоящее время обе бухты были безлюдны. Теперь следовало потренироваться с машиной. Сначала выходило неуклюже, но после получасовой тренировки дело постепенно пошло на лад.
Дав задний ход, я снова подъехал к воде, облачился в рыбацкую одежду, которую захватил с собой, и спустил лодку на воду. Дул умеренный юго-восточный ветер, но море до самой линии рифов светилось спокойной гладью. Минут через пятнадцать я вышел на рифы, туда, где начиналось морское течение. При умеренном донном волнении лодка слушалась меня идеально. Значит, все хорошо, только бы погода не испортилась. Я вернулся на берег, закрепил лодку на прицепе и поехал назад, в Майами-Бич.
Гараж находился за домом. Я запер в нем прицеп с лодкой, а машину оставил перед гаражом на дороге. Поднимаясь в квартиру, обнаружил в почтовом ящике открытку.
Она была отправлена из Нассау в воскресенье, во второй половине дня, и в ней сообщалось, что в понедельник вечером Мэриан вылетает в Нью-Йорк. Открытка была написана печатными буквами. Подписи не было. «Скучаю по тебе», — написала она. Неужели правда? На какое-то мгновение я вновь почувствовал ее присутствие, увидел незабываемый жест ее руки, покачивание ноги с тонкой лодыжкой и гладкую, темно-русую головку, смотреть на которую было бесконечной радостью.
Я принял душ и побрился, пользуясь безопасной бритвой, чтобы не задеть усов. Они начали отрастать, и я с удивлением отметил, что с ними выгляжу несколько старше. Что ж, тем лучше.
Потом опять стал практиковаться в подделывании подписи. Временами она у меня получалась так здорово, что отличить было почти невозможно, но следовало научиться подписываться побыстрее, естественнее и непринужденнее.
На следующее утро я поехал в Майами, в лавку старьевщика, и купил кусок подержанного брезента. На обратном пути остановился у магазина строительных материалов и приобрел четыре бетонных блока, сказав, что мне нужно залатать стену. В магазине дешевых товаров взял моток проволоки и клещи. Все это сложил в багажник и запер его. Вернувшись в нашу квартиру, я с яростной сосредоточенностью принялся за работу и трудился до двенадцати часов ночи.
Утром, проснувшись, сообразил, какой сегодня день, и внутри у меня все задрожало, заныло. Сегодня тринадцатое число, и вечером он должен быть здесь. Меня охватил страх. Легко сказать, что то и другое вполне надежно, но может ли вообще что-то быть вполне и до конца надежным? Существует миллион вещей, способных подвести.
Я попробовал поработать, но не мог сосредоточиться. Собственно говоря, мне уже не нужно было готовиться. Единственное, чего мне, возможно, еще не хватало, так это нахальства. Я далеко не был уверен, что у меня его хватит на то, что мне предстояло.
Утро прошло без каких-либо новостей. Мэриан молчала. А может, он не приедет? Во мне шевельнулась надежда, что какой-то неожиданный случай помешал ему выехать из Томастона. Но в семнадцать тридцать зазвонил телефон. Меня вызывала миссис Форбс из Нью-Йорка. Телефонист спрашивал, оплачу ли я вызов. Я ответил утвердительно и услышал голос Мэриан:
— Джерри? Слушай, дорогой, я звоню из переговорного пункта. Не хотела, чтобы этот мой счет вписали в счет гостиницы. Он уже в пути.
— Ты уверена в этом?
— Да. Я только что звонила домой подруге. Он выехал вчера вечером, рассчитывая переночевать в Мобиле. Он должен прибыть туда между двенадцатью и двумя ночи. Я сейчас выезжаю и буду в Майами около девяти. Не встречай меня в аэропорту.
— Хорошо, — сказал я.
— У тебя все в порядке?
— Пожалуй. Если не считать того, что тебя нет рядом.
— Приеду, и очень скоро. До встречи, дорогой!
Время тянулось бесконечно. Я вышагивал взад и вперед по комнате, закуривая одну сигарету за другой и представляя себе, как пути их машин с роковой неизбежностью пересекутся в Майами.
Я больше всего хотел, чтобы она была рядом со мной, и надеялся, что он сюда никогда не приедет. Чэпмен ездит редко и с превышением скорости. Дай Бог, чтобы он разбился и погиб.
Я вышел из дому и попытался пообедать, но потом даже не мог вспомнить, обедал или нет.
В половине десятого услышал, как возле дома затормозила машина. Я открыл входную дверь.
Она шла по дорожке, а за ней — таксист, который нес ее легкий небольшой чемодан. Остальные вещи остались в номере ее гостиницы в Нью-Йорке.
На ней была очень нарядная плоская шляпка, надетая слегка набок, и перчатки. Легкое пальто она перекинула через руку.
Мэриан улыбнулась, коснулась губами моих губ и, открыв сумочку, стала искать деньги. Я расплатился с таксистом. Не знаю, сколько именно я ему дал, но он, как я понял, остался доволен.
Мы вошли в дом, я закрыл плечом дверь и поставил ее чемодан на пол…
Наконец она вырвалась из моих объятий и выпалила, тяжело дыша:
— Джерри! В конце концов…
— Дай мне посмотреть на тебя, — попросил я и отодвинулся, не выпуская ее из рук. К этому времени я уже успел размазать помаду на ее губах и сбить шляпку набок, но сомнений быть не могло — она была самой изящной, самой прелестной женщиной на свете.
Я сказал ей об этом. Вернее, начал говорить, но Мэриан меня перебила:
— Ты пьян?
— Нет, — ответил я. — Не пил ни капли… Господи, как я истосковался! Просто не могу выпустить тебя из рук…
Она улыбнулась:
— Ты действительно много работал? И никаких девочек, а?
— При чем тут девочки, — возмутился я. — Неужели до тебя не доходит, что только ты…
— Не говори глупостей, Джерри, — велела она. — Может быть, присядем?
— Прости. — Я посадил ее на диван, сел рядом и снова обнял ее, но она протестующе покачала головой и оттолкнула меня.
— Неужели я так состарилась, что не могу справиться даже с мальчишкой, не достигшим тридцатилетнего возраста?
— Послушай, Мэриан, — сказал я. — Да ты будешь меня слушать, черт возьми?! — Я снял с нее шляпу и бросил ее на кофейный столик. Потом приложил руку к ее щеке, повернул ее лицо и посмотрел на плавную линию темных волос и на глаза необыкновенного синего цвета. Меня вновь охватило сумасшедшее желание схватить ее и овладеть каждой частицей ее существа.. Я вновь поцеловал ее. Это было самое необузданное, самое удивительное чувство, какое я когда-либо испытывал в жизни.
Она шевельнулась:
— В самом деле, что это творится с тобой, Джерри?
— Я люблю тебя. Даже четырнадцатилетняя девочка поняла бы это…
— Не смеши меня. — Мэриан попыталась отстраниться, но я обхватил ее еще крепче.
— Джерри, — запротестовала она, — сейчас не время.
— Да выслушай же ты меня, ради Бога! — потребовал я. — И постарайся не выбить мне зубы.
Я люблю тебя! Я схожу с ума по тебе! Один Бог знает, как я тосковал, пока тебя не было. И только когда увидел тебя идущей по дорожке к дому, только тогда по-настоящему понял, как много ты для меня значишь…
Она хотела что-то сказать.
— Не прерывай меня, — продолжил я. — Я должен пробиться к тебе любым путем, даже если на это уйдет вся ночь. Я уже пытался сказать тебе, какая ты удивительная, но ты, кажется, считаешь, что это у меня вроде условного рефлекса… Но ведь должен же быть какой-то способ заставить тебя понять… Послушай, я только ради тебя вернулся из Нью-Йорка! Теперь я это хорошо знаю. Все, что мне нужно, это ты, и я не хочу остаток жизни провести, постоянно оглядываясь назад: а нет ли там полиции.
Внезапно Мэриан вся напряглась в моих объятиях:
— О чем это ты?
— О том, что надо бросить все это к чертям! Это слишком опасно! От этого с ума можно сойти…
Мне нужна ты, и я не хочу все время бежать и прятаться, как дикий зверь. Я отдаю себе отчет, что не принадлежу к категории тех солидных людей, у которых в перспективе увитый виноградом дом и машина для стрижки газонов, но если захочу, то смогу работать. И я хочу, чтобы мы поженились…
Она вырвалась из моих рук и вскочила с дивана. Потом рассмеялась, но смех ее прозвучал, как скрежет лыж при неудачном повороте.
— Значит, ты хочешь, чтобы мы поженились?!
О, Боже ты мой! Интересно, как бы я выглядела с фатой? Или, может, ты выдавал бы меня за свою мать…
Я схватил ее за плечи и сильно встряхнул:
— Прекрати, Мэриан! Сейчас же прекрати! Я еще никогда не слышал, чтобы кто-нибудь поднимал шум на всю страну — и только потому, что ему тридцать четыре года! Ты выглядишь не более чем на двадцать восемь!
Лицо ее исказилось от презрения. А может, от горечи. Я не знал, от чего именно.
— Дурень! Ты все еще не понял? Разве ты не слышал, как я говорила, что окончила колледж уже к тому моменту, когда мы вступили в войну?
Я имею в виду Вторую мировую. Или ты не проходил этого в школе? Не представляешь себе, когда это было? Мне не тридцать четыре! Мне уже тридцать восемь! — Она снова рассмеялась.
Я подхватил ее, но она отвернула от меня лицо и добавила:
— У меня остался один последний несчастный кусочек достоинства, а ты хочешь, чтобы я выбросила его к чертям…
Я сжал ее виски обеими руками и заставил смотреть мне в лицо.
— Мне наплевать, что тебе тридцать восемь, — произнес я грубо. — Пусть будет пятьдесят восемь или девяносто восемь… Я знаю только то, что вижу и чувствую. Ты самая чудесная женщина из всех, которых я знал. В тебе есть что-то такое, что заставляет смотреть на тебя, затаив дыхание. Думаю, что ты обретаешь женственность там, где другие ее теряют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28