Все эти годы я изучала ценные бумаги, и биржевой рынок стал полем его деятельности. Хэрриса постоянно сопровождал успех. А прошлым летом, когда появились признаки упадка, мы начали переключаться на недвижимость, привилегированные акции, боны. И наличные. Здесь ему ничего не грозит. Никакой опасности, если не считать меня…
Эта кассета кончилась около половины четвертого.
— Прокрути ее еще раз, — велела Мэриан, делая пометки уже к следующей части.
Я прослушал все сначала. Потом она забросала меня вопросами так, что у меня голова закружилась. Тогда Мэриан поставила одну из кассет с записью телефонного разговора между Чэпменом и Крисом Лундгреном. Я слушал и изучал стиль его речи, а она в это время готовила на кухне мартини.
Закурив и отхлебнув глоток из бокала, Мэриан остановила ленту.
— Скажи, что ты заметил?
— По телефону он очень лаконичен, — ответил я. — По крайней мере, в деловых разговорах. Никаких вопросов о здоровье, о семье собеседника.
Говорит «до свидания» один раз и сразу же вешает трубку. Твое имя произносит, как «Мэрьен», акцентирует первый слог в названии фирмы «Дю Пон» и произносит «Дю», как «Дью», — «Дью Пон». В слове «тысяча» проглатывает средний слог, так что получается «тысча». И вообще сливает слоги во многих словах — чаще, чем это делают другие люди.
Она одобрительно кивнула:
— Хороший слух. Продолжай в том же духе.
В семь часов вечера мы протрубили отбой, переоделись и поехали обедать в ресторан. В темном платье она была неотразима — такая высокая, стройная, ухоженная. Мне было приятно видеть, что мужчины, да и женщины тоже, оборачиваются ей вслед.
Мы заняли место у одного из больших окон, выходящих на залив с его ожерельем из сверкающих огней.
— Рядом с тобой все женщины выглядят как крестьянки, — заметил я.
Мэриан улыбнулась:
— Отрабатывается старый прием, Джерри? Ради чего стараться?
— Нет, я серьезно!
— Ну конечно, дорогой! Таковы все условные рефлексы. — И через какое-то время добавила:
— Нам следует учесть один момент. Голос Лундгрена ты, конечно, узнаешь, но ты никогда не слышал ее голоса.
Я вздохнул:
— Ничего страшного. Пока она не назовет себя, а я не буду уверен, то всегда могу сослаться на плохую слышимость и сказать, что плохо разбираю, что она говорит;
По пути домой мы устроили нечто вроде экзамена. Я вышел из такси возле аптеки, дал ей время доехать до дому и позвонил из телефонной будки. Мэриан говорила за Лундгрена.
— Крис!.. Это Чэпмен, — сказал я. Потом спросил, как идут дела на бирже, обсудил с ним один-два пункта и отдал пару распоряжений.
А выйдя из роли, спросил:
— Ну, как твое мнение?
— Хорошо! — признала она. — Очень хорошо!
Я возвращался домой в теплой, пахнущей океаном темноте и думал о ста семидесяти пяти тысячах долларов. Когда, открыв дверь своим ключом, я вошел в квартиру, Мэриан как раз выходила из спальни, уже успев снять платье и комбинацию, запахивая на себе голубой халат.
Она сосредоточенно поджала губы.
— Может, надо говорить чуть-чуть менее отрывисто, — посоветовала она. — Но это уж очень тонкий штрих…
— Можешь не беспокоиться, — отозвался я. — У меня все получится. — Я взял ее за руку, потом крепко обнял и начал целовать с такой страстью, словно боялся, что завтра утром все женщины будут отправлены на другую планету.
Высвободившись из моих объятий, она пробормотала:
— Но я думала, что мы еще поработаем часик-другой… — И в ту же секунду смилостивилась:
— Ну хорошо, пусть будет по-твоему, Джерри…
— Умное начальство, — сказал я, — никогда не забывает о значении отдыха для своих служащих.
Если тюлень заартачится, швырните ему еще одну сельдь. — Я начал было говорить что-то очень злое и саркастическое, но оборвал себя на полуслове. Я так сильно хотел обладать этой женщиной, что согласился бы на любые ее условия…
Позднее мы, разумеется, опять принялись за работу.
* * *
Следующий день повторил предыдущий. Чэпмен, его предприятия и Томастон вливались мне в мозг, пока не стали переливаться через край.
Мы записали две кассеты. Я еще раз их прослушал. А она потом задавала вопросы. Я прокручивал их снова и снова, и все это время сознавал, что мое внимание все больше и больше сосредоточивается на ней самой. Вместо того чтобы собраться с мыслями, я отвлекался, думая о Мэриан. Мне это очень не нравилось, но я ничего не мог поделать.
Мы опять пообедали в ресторане, а вернувшись, проработали до одиннадцати. Когда легли спать, она отдалась мне с мягкостью и без всяких возражений, но потом снова стала холодной и недосягаемой. Я лежал в темноте и думал о ней. И дело вовсе не в том, что Мэриан от природы была холодна и лишь милостиво терпела меня — нет, хуже! Для нее это было настолько безразлично, что она даже не удосуживалась замечать мою любовь.
Вполне возможно, думал я, что Чэпмен и не самый гнусный негодяй на свете, но он, несомненно, самый глупый. Я попытался представить себе, какой она была до того, как стала бесчувственной ко всему, кроме воспоминаний об унижении и планов мщения.
На следующее утро я проснулся от того, что она отчаянно старалась вырваться из моих объятий.
— Джерри! — резко выкрикнула она. — О, Боже ты мой! Что ты делаешь? Ты что, хочешь переломить меня надвое?
— Прости, — сказал я, тупо оглядывая комнату. — Должно быть, мне приснился дурной сон.
И тут я вспомнил этот сон, словно увидел его снова с ужасающей ясностью. Я бежал за ней следом по мосту Голден-Гейт и успел схватить ее в то мгновение, когда она уже собиралась прыгнуть вниз. Я старался удержать ее.
В тот день мы заполняли последнюю кассету.
Она рассказала мне все, что знала о Корел Блейн, а знала она массу вещей, вплоть до того, что ее настоящее имя вовсе не Корел, а Эдна Мэй. Очевидно, она верила в старинное правило военной науки, гласящее, что вы должны непрестанно изучать противника. Мэриан описала Корел со всех точек зрения, включая психоанализ, и подробно рассказала об их романе, начиная с того дня, когда он дал ей первое поручение, и кончая оглашением их помолвки.
— Когда я впервые увидела ее, я испугалась, — сказала она. — Уже много лет я сама нанимаю и увольняю персонал. Он никогда в это не вмешивался, никого сам не нанимал и даже не интересовался этими вопросами. Признаюсь, раза два я поступила несправедливо, уволив девушек только за то, что они пялили на него глаза, но это не важно…
Во всяком случае, когда я увидела эту Блейн, во мне сразу шевельнулось предчувствие. Натуральная блондинка, ростом около пяти футов трех дюймов и главное — всего двадцати трех лет от роду! Но еще больше меня испугали ее глаза с поволокой, глаза непорочной девственницы. А ему сорок, точнее, исполнится сорок в будущем месяце. Он-то видел только ее глаза, этот невинный ангельский взгляд, а я сразу увидела нож в ее зубах, с которым она пробралась в нашу жизнь. Хэррис сказал, что она дочь его старого друга, только кончила школу в Техасе, и он обещал ей работу.
Я действовала очень медленно, можно сказать, ощупью, но сразу же почувствовала сопротивление.
И поняла, что эту особу мне не уволить. Конечно, никакой открытой вражды ни с одной из сторон не было, но сопротивление существовало. Тогда я перевела ее на более сложную работу — знала, ей не справиться. И что же получилось? А получилось то, что эту работу мне пришлось выполнять самой — это все, чего я сумела добиться. Кстати, она явилась к нам через три недели после смерти миссис Чэпмен…
Должно быть, Мэриан чувствовала себя чертовски плохо и одиноко. Жена, окажись она в таком положении, имела бы статус и солидный вес общественного мнения на своей стороне, а она не имела ничего. Конечно, Мэриан поняла, что проиграла, еще задолго до того, как на нее обрушился удар. А Чэпмен даже не соизволил сам сообщить ей о своей помолвке. Насколько я понял, он молчал не потому, что ему было совестно или он не хотел говорить ей правду в глаза, — просто счел это излишним. Подвернулось какое-то дело, которое было для него более важным, — вот и все!
— А ты, случайно, не сгущаешь немного краски? — спросил я.
Она вздохнула:
— Уверяю тебя, я не настолько глупа, чтобы позволить себе такое. Я рассказываю все в точности, как было, — иначе нельзя. Видит Бог, это не доставляет мне никакого удовольствия — я не мазохистка. Но ты должен знать правду, а не какую-нибудь драматизированную версию. Об их помолвке мне сообщила сама Корел Блейн — на службе, в понедельник утром. И можешь не сомневаться, она постаралась сделать это как можно эффектнее. Для нее это был верх торжества.
С девяти утра до пяти вечера — целая вечность, подумал я. И от этих наблюдающих глаз некуда было ни уползти, ни спрятаться. Исключительный день пришлось вынести Мэриан, что ни говори! И тут мне пришла в голову мысль, а что же она планирует в отношении Корел Блейн?
И я спросил ее об этом.
Она холодно пояснила:
— Блейн будет уверена, что это моих рук дело.
Как одна из форм утонченной мести этот случай не имеет себе равных, решил я. Корел Блейн рассчитывает получить мужа и миллион долларов, но все это вырвут из ее маленьких загребущих рук, и ей станет известно, что это сделала именно Мэриан. И при этом не только не сможет доказать ее вины, но и поймет, что фактически сама тому способствовала, безропотно сыграв отведенную ей роль.
— Если Блейн только двадцать три, — сказал я, — то ей предстоит провести долгую и интересную жизнь в размышлениях о том, как же она так влипла.
— Да, не правда ли?
Мы вернулись к работе и трудились до полудня. Когда Мэриан убежала за сандвичами, я вдруг внезапно вспомнил, какое сегодня число: восьмое ноября! Я нашел в справочнике телефоны цветочных магазинов, позвонил и заказал две дюжины роз. Около четырех часов пополудни мы все еще занимались Корел Блейн, когда в передней раздался звонок. Я открыл дверь, рассчитался с посыльным и поставил коробку с цветами перед Мэриан, на кофейном столике.
Она подняла глаза от своих заметок и увидела длинную картонную коробку.
— Цветы? Чего ради?
— С днем рождения! — произнес я.
Она неодобрительно покачала головой:
— И зачем только… — Потом открыла коробку и воскликнула:
— Какая красота, Джерри! Но как ты узнал, что у меня сегодня день рождения?
— Из твоего водительского удостоверения.
— Настоящая ищейка!
Она наполнила водой вазу и поставила в нее цветы. С минуту постояла, любуясь ими, а потом подошла ко мне и обвила мою шею руками.
— Дорогой мой Джерри, — проговорила Мэриан с ласковой улыбкой. — Ты все еще упорно пытаешься догнать трамвай, который уже давно ушел?
Тщетно, подумал я. Она непробиваема. Ничто не сможет ее затронуть. Никакой поступок. Вся ее жизнь — в прошлом.
А потом спросил себя, да знаю ли я сам, что пытаюсь ей сказать?
Мы снова принялись за работу.
Глава 6
На следующее утро Мэриан сделала кое-какие покупки и около одиннадцати часов отбыла в Нассау. Как только за ней закрылась дверь, в квартире воцарилась невыносимая до боли пустота.
Я собрал на кофейном столике вещи, приготовленные для моей дальнейшей работы, и стал их рассматривать: семь кассет, уложенные в коробки, пронумерованные и снабженные индексами, очки в роговой оправе, мундштук, безвкусные сигареты с фильтром, карта Томастона с названиями улиц и местами, где находились предприятия Чэпмена и его контора, которую Мэриан начертила, список телефонных номеров (их было более двадцати), три документа с образцами его подписи, флакон жидкости для осветления моих волос и пробивающихся усов.
Эта жидкость, по ее словам, не была в буквальном смысле красителем, и если я не переборщу, то мои волосы будут производить впечатление не искусственно подкрашенных, а слегка выгоревших на солнце.
Я прошел в ванную, смочил голову осветлителем, согласно инструкции, и стал тренироваться в воспроизведении подписи Чэпмена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Эта кассета кончилась около половины четвертого.
— Прокрути ее еще раз, — велела Мэриан, делая пометки уже к следующей части.
Я прослушал все сначала. Потом она забросала меня вопросами так, что у меня голова закружилась. Тогда Мэриан поставила одну из кассет с записью телефонного разговора между Чэпменом и Крисом Лундгреном. Я слушал и изучал стиль его речи, а она в это время готовила на кухне мартини.
Закурив и отхлебнув глоток из бокала, Мэриан остановила ленту.
— Скажи, что ты заметил?
— По телефону он очень лаконичен, — ответил я. — По крайней мере, в деловых разговорах. Никаких вопросов о здоровье, о семье собеседника.
Говорит «до свидания» один раз и сразу же вешает трубку. Твое имя произносит, как «Мэрьен», акцентирует первый слог в названии фирмы «Дю Пон» и произносит «Дю», как «Дью», — «Дью Пон». В слове «тысяча» проглатывает средний слог, так что получается «тысча». И вообще сливает слоги во многих словах — чаще, чем это делают другие люди.
Она одобрительно кивнула:
— Хороший слух. Продолжай в том же духе.
В семь часов вечера мы протрубили отбой, переоделись и поехали обедать в ресторан. В темном платье она была неотразима — такая высокая, стройная, ухоженная. Мне было приятно видеть, что мужчины, да и женщины тоже, оборачиваются ей вслед.
Мы заняли место у одного из больших окон, выходящих на залив с его ожерельем из сверкающих огней.
— Рядом с тобой все женщины выглядят как крестьянки, — заметил я.
Мэриан улыбнулась:
— Отрабатывается старый прием, Джерри? Ради чего стараться?
— Нет, я серьезно!
— Ну конечно, дорогой! Таковы все условные рефлексы. — И через какое-то время добавила:
— Нам следует учесть один момент. Голос Лундгрена ты, конечно, узнаешь, но ты никогда не слышал ее голоса.
Я вздохнул:
— Ничего страшного. Пока она не назовет себя, а я не буду уверен, то всегда могу сослаться на плохую слышимость и сказать, что плохо разбираю, что она говорит;
По пути домой мы устроили нечто вроде экзамена. Я вышел из такси возле аптеки, дал ей время доехать до дому и позвонил из телефонной будки. Мэриан говорила за Лундгрена.
— Крис!.. Это Чэпмен, — сказал я. Потом спросил, как идут дела на бирже, обсудил с ним один-два пункта и отдал пару распоряжений.
А выйдя из роли, спросил:
— Ну, как твое мнение?
— Хорошо! — признала она. — Очень хорошо!
Я возвращался домой в теплой, пахнущей океаном темноте и думал о ста семидесяти пяти тысячах долларов. Когда, открыв дверь своим ключом, я вошел в квартиру, Мэриан как раз выходила из спальни, уже успев снять платье и комбинацию, запахивая на себе голубой халат.
Она сосредоточенно поджала губы.
— Может, надо говорить чуть-чуть менее отрывисто, — посоветовала она. — Но это уж очень тонкий штрих…
— Можешь не беспокоиться, — отозвался я. — У меня все получится. — Я взял ее за руку, потом крепко обнял и начал целовать с такой страстью, словно боялся, что завтра утром все женщины будут отправлены на другую планету.
Высвободившись из моих объятий, она пробормотала:
— Но я думала, что мы еще поработаем часик-другой… — И в ту же секунду смилостивилась:
— Ну хорошо, пусть будет по-твоему, Джерри…
— Умное начальство, — сказал я, — никогда не забывает о значении отдыха для своих служащих.
Если тюлень заартачится, швырните ему еще одну сельдь. — Я начал было говорить что-то очень злое и саркастическое, но оборвал себя на полуслове. Я так сильно хотел обладать этой женщиной, что согласился бы на любые ее условия…
Позднее мы, разумеется, опять принялись за работу.
* * *
Следующий день повторил предыдущий. Чэпмен, его предприятия и Томастон вливались мне в мозг, пока не стали переливаться через край.
Мы записали две кассеты. Я еще раз их прослушал. А она потом задавала вопросы. Я прокручивал их снова и снова, и все это время сознавал, что мое внимание все больше и больше сосредоточивается на ней самой. Вместо того чтобы собраться с мыслями, я отвлекался, думая о Мэриан. Мне это очень не нравилось, но я ничего не мог поделать.
Мы опять пообедали в ресторане, а вернувшись, проработали до одиннадцати. Когда легли спать, она отдалась мне с мягкостью и без всяких возражений, но потом снова стала холодной и недосягаемой. Я лежал в темноте и думал о ней. И дело вовсе не в том, что Мэриан от природы была холодна и лишь милостиво терпела меня — нет, хуже! Для нее это было настолько безразлично, что она даже не удосуживалась замечать мою любовь.
Вполне возможно, думал я, что Чэпмен и не самый гнусный негодяй на свете, но он, несомненно, самый глупый. Я попытался представить себе, какой она была до того, как стала бесчувственной ко всему, кроме воспоминаний об унижении и планов мщения.
На следующее утро я проснулся от того, что она отчаянно старалась вырваться из моих объятий.
— Джерри! — резко выкрикнула она. — О, Боже ты мой! Что ты делаешь? Ты что, хочешь переломить меня надвое?
— Прости, — сказал я, тупо оглядывая комнату. — Должно быть, мне приснился дурной сон.
И тут я вспомнил этот сон, словно увидел его снова с ужасающей ясностью. Я бежал за ней следом по мосту Голден-Гейт и успел схватить ее в то мгновение, когда она уже собиралась прыгнуть вниз. Я старался удержать ее.
В тот день мы заполняли последнюю кассету.
Она рассказала мне все, что знала о Корел Блейн, а знала она массу вещей, вплоть до того, что ее настоящее имя вовсе не Корел, а Эдна Мэй. Очевидно, она верила в старинное правило военной науки, гласящее, что вы должны непрестанно изучать противника. Мэриан описала Корел со всех точек зрения, включая психоанализ, и подробно рассказала об их романе, начиная с того дня, когда он дал ей первое поручение, и кончая оглашением их помолвки.
— Когда я впервые увидела ее, я испугалась, — сказала она. — Уже много лет я сама нанимаю и увольняю персонал. Он никогда в это не вмешивался, никого сам не нанимал и даже не интересовался этими вопросами. Признаюсь, раза два я поступила несправедливо, уволив девушек только за то, что они пялили на него глаза, но это не важно…
Во всяком случае, когда я увидела эту Блейн, во мне сразу шевельнулось предчувствие. Натуральная блондинка, ростом около пяти футов трех дюймов и главное — всего двадцати трех лет от роду! Но еще больше меня испугали ее глаза с поволокой, глаза непорочной девственницы. А ему сорок, точнее, исполнится сорок в будущем месяце. Он-то видел только ее глаза, этот невинный ангельский взгляд, а я сразу увидела нож в ее зубах, с которым она пробралась в нашу жизнь. Хэррис сказал, что она дочь его старого друга, только кончила школу в Техасе, и он обещал ей работу.
Я действовала очень медленно, можно сказать, ощупью, но сразу же почувствовала сопротивление.
И поняла, что эту особу мне не уволить. Конечно, никакой открытой вражды ни с одной из сторон не было, но сопротивление существовало. Тогда я перевела ее на более сложную работу — знала, ей не справиться. И что же получилось? А получилось то, что эту работу мне пришлось выполнять самой — это все, чего я сумела добиться. Кстати, она явилась к нам через три недели после смерти миссис Чэпмен…
Должно быть, Мэриан чувствовала себя чертовски плохо и одиноко. Жена, окажись она в таком положении, имела бы статус и солидный вес общественного мнения на своей стороне, а она не имела ничего. Конечно, Мэриан поняла, что проиграла, еще задолго до того, как на нее обрушился удар. А Чэпмен даже не соизволил сам сообщить ей о своей помолвке. Насколько я понял, он молчал не потому, что ему было совестно или он не хотел говорить ей правду в глаза, — просто счел это излишним. Подвернулось какое-то дело, которое было для него более важным, — вот и все!
— А ты, случайно, не сгущаешь немного краски? — спросил я.
Она вздохнула:
— Уверяю тебя, я не настолько глупа, чтобы позволить себе такое. Я рассказываю все в точности, как было, — иначе нельзя. Видит Бог, это не доставляет мне никакого удовольствия — я не мазохистка. Но ты должен знать правду, а не какую-нибудь драматизированную версию. Об их помолвке мне сообщила сама Корел Блейн — на службе, в понедельник утром. И можешь не сомневаться, она постаралась сделать это как можно эффектнее. Для нее это был верх торжества.
С девяти утра до пяти вечера — целая вечность, подумал я. И от этих наблюдающих глаз некуда было ни уползти, ни спрятаться. Исключительный день пришлось вынести Мэриан, что ни говори! И тут мне пришла в голову мысль, а что же она планирует в отношении Корел Блейн?
И я спросил ее об этом.
Она холодно пояснила:
— Блейн будет уверена, что это моих рук дело.
Как одна из форм утонченной мести этот случай не имеет себе равных, решил я. Корел Блейн рассчитывает получить мужа и миллион долларов, но все это вырвут из ее маленьких загребущих рук, и ей станет известно, что это сделала именно Мэриан. И при этом не только не сможет доказать ее вины, но и поймет, что фактически сама тому способствовала, безропотно сыграв отведенную ей роль.
— Если Блейн только двадцать три, — сказал я, — то ей предстоит провести долгую и интересную жизнь в размышлениях о том, как же она так влипла.
— Да, не правда ли?
Мы вернулись к работе и трудились до полудня. Когда Мэриан убежала за сандвичами, я вдруг внезапно вспомнил, какое сегодня число: восьмое ноября! Я нашел в справочнике телефоны цветочных магазинов, позвонил и заказал две дюжины роз. Около четырех часов пополудни мы все еще занимались Корел Блейн, когда в передней раздался звонок. Я открыл дверь, рассчитался с посыльным и поставил коробку с цветами перед Мэриан, на кофейном столике.
Она подняла глаза от своих заметок и увидела длинную картонную коробку.
— Цветы? Чего ради?
— С днем рождения! — произнес я.
Она неодобрительно покачала головой:
— И зачем только… — Потом открыла коробку и воскликнула:
— Какая красота, Джерри! Но как ты узнал, что у меня сегодня день рождения?
— Из твоего водительского удостоверения.
— Настоящая ищейка!
Она наполнила водой вазу и поставила в нее цветы. С минуту постояла, любуясь ими, а потом подошла ко мне и обвила мою шею руками.
— Дорогой мой Джерри, — проговорила Мэриан с ласковой улыбкой. — Ты все еще упорно пытаешься догнать трамвай, который уже давно ушел?
Тщетно, подумал я. Она непробиваема. Ничто не сможет ее затронуть. Никакой поступок. Вся ее жизнь — в прошлом.
А потом спросил себя, да знаю ли я сам, что пытаюсь ей сказать?
Мы снова принялись за работу.
Глава 6
На следующее утро Мэриан сделала кое-какие покупки и около одиннадцати часов отбыла в Нассау. Как только за ней закрылась дверь, в квартире воцарилась невыносимая до боли пустота.
Я собрал на кофейном столике вещи, приготовленные для моей дальнейшей работы, и стал их рассматривать: семь кассет, уложенные в коробки, пронумерованные и снабженные индексами, очки в роговой оправе, мундштук, безвкусные сигареты с фильтром, карта Томастона с названиями улиц и местами, где находились предприятия Чэпмена и его контора, которую Мэриан начертила, список телефонных номеров (их было более двадцати), три документа с образцами его подписи, флакон жидкости для осветления моих волос и пробивающихся усов.
Эта жидкость, по ее словам, не была в буквальном смысле красителем, и если я не переборщу, то мои волосы будут производить впечатление не искусственно подкрашенных, а слегка выгоревших на солнце.
Я прошел в ванную, смочил голову осветлителем, согласно инструкции, и стал тренироваться в воспроизведении подписи Чэпмена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28