– Мне нужен адрес этого казино, – сказал он.
– Что вы собираетесь делать? – взволнованно спросила я. Я действительно была взволнована, даже наигрывать не пришлось.
– Это уже мои проблемы, – никакого света в глазах, только легкий дымок безумия.
– Я… Я не знаю точно… Я могу показать визуально. Нет. Я не позволю вам идти туда… Вы наделаете глупостей.
– Возле ЦДХ? – Он не слушал меня.
– Я не хочу, чтобы вы ехали… Я хочу, чтобы ты забыли все то, что я вам вчера рассказала.
– Забыл? – Он почти с ненавистью посмотрел на меня. – Не получится забыть. Вот что, я сам все найду.
– Я никуда не пущу вас… – Я вцепилась в его плечи руками, я была полна решимости остановить его.
Но он отстранил меня – мягко и жестко одновременно: я только успела почувствовать страшную силу в его напряженных пальцах. И, как бы поняв это, он смягчился и прижался губами к моему лбу. В них не было ничего от его собственных ночных губ, разве что нежность и желание защитить.
– Я никуда не пущу вас, Андрей…
– Езжайте домой, Анна. Езжайте и ни о чем не беспокойтесь. Все будет хорошо. Вы слышите? Никто не уйдет от ответа… Никто не уйдет, как ушли тогда, в Осиске… Никто. Я обещаю вам.
– Нет, Андрей, пожалуйста…
– Ничего страшного не случится. Езжайте домой. Я вам позвоню, можно? – Он коснулся пальцами моей щеки. – Вы все-таки очень похожи на Марию, Анна…
* * *
…Только на улице я сообразила, что он не взял у меня номер телефона. Он не взял, а я не сказала ему. Ну, в конце концов, он мог иметь в виду и телефон Леща, ведь все последнее время я жила на «Курской». Да, именно так он и решил, соврала я себе. Он позвонит вечером. Он обязательно позвонит вечером. Иначе и быть не может.
Ночные поцелуи Андрея что-то перевернули в моей окаменевшей душе; я понимала, что ночью он целовал не меня, а свою погибшую невесту. Но это ничего не меняло. Вся моя ненависть к миру, весь мой холодный расчет в отношениях с ним подтачивала волна грустной нежности, которая шла от Андрея. Все мои жестокие игры оказались ничем по сравнению с одним-единственным его поцелуем. Я была опустошена, как будто бы всю ночь занималась тяжкой бессмысленной работой. Представления о жизни рушились, и я боялась быть заживо похороненной под их руинами.
Я даже остановилась и пару раз стукнулась горячим лбом о прозрачную стеклянную стену автобусной остановки. «Кока-кола, твой ответ солнцу», – гласил плакат на ее модернизированном ребре. Нельзя распускаться, скоро ты увидишь Лапицкого, скоро ты поедешь в Альпы, и все станет на свои места…
…У подъезда своего дома я увидела капитана и сразу же успокоилась. Абсолютное зло мирно сидело на скамеечке, поджав под себя ноги в стоптанных кроссовках, и ждало меня. Ничего не изменилось. От этого мне стало отчаянно-весело.
Увидев меня, капитан приветственно поднял руку:
– Поздновато возвращаешься. К тебе последние восемь часов не дозвониться, не достучаться. Ну, признавайся, всю ночь блудила?
– Был грех, – лаконично ответила я.
– Что за хрен?
– Извини, имени спросить не удосужилась.
– Ты не очень-то шали. А то закончишь, как господин Меньших..
Черт возьми, за всеми этими перипетиями с Андреем я совсем выпустила из головы то, что вчера вечером несчастный Лещарик предстал перед судом инквизиции: охота на ведьм благополучно завершилась.
– Поднимемся? – спросила я у капитана.
– Да нет, на воздушке посидим. Шикарное утро. Природа шепчет: «Займи, но выпей». Не хочешь выпить за успех операции?
– Где? В саду, где детские грибочки?
– Зачем? Пойдем куда-нибудь, я угощаю.
– Спасибо. Вчера пила.
– Как знаешь. Кстати, это для тебя. Подарок под елочку, – он вынул из кармана туго стянутую пачку долларов сотенными бумажками, яркий авиационный билет, несколько проспектов и какие-то бумаги. На деньги я даже не взглянула. – Как и обещал, богоспасаемый Инсбрук, моя вторая родина. В Вену вылетаешь послезавтра. Отдохнешь. В бумажонках все сказано. Ну, мы еще не раз с тобой увидимся, я тебя собственноручно в самолет посажу.
Я равнодушно выбила из пачки сигарету и закурила.
– Что-то я тебя не узнаю, – Лапицкий забеспокоился.
– Все в порядке. Просто немного устала.
– Даже не спросишь о финальном аккорде операции. Отличный, между прочим, кабачишко эта «Подкова». Да и Лещ подгадал: пусто было в кабачишке, как в супружеской кровати в первую брачную ночь. Видно, с тобой хотел посидеть в тишине, при салатиках. А пришлось с нами. Незадача…
– И что?
– Как по маслу. Сломали Лещарика. Как сухую ветку. Не сразу, конечно. Он поначалу слегка ополоумел от нашей осведомленности. Ты бы видела его физиономию… Ну, посмотришь еще, мы на скрытую камеру засняли.
– Не имею ни малейшего желания.
– А зря. Полюбовалась бы надвое детище, на дело рук своих. Отличная работа, детка. Я тобой горжусь. И фильмец занятный получился. Его в учебных целях показывать надо – как вербовать агентов.
– Он что, согласился работать на вас?
– Ну, так уж сразу и согласился… Это фигура крупного калибра. Ему покорячиться нужно, прийти в равновесие со своей нечистой совестью и только потом браться за многотрудное дело. Но, судя по всему, канал у нас в кармане. И Лещарик при ведомстве, самый независимый из независимых. Видишь: и овцы сыты, и волки целы.
– Волки всегда целы. Ты за них не переживай. Он упоминал обо мне? – Мне было совершенно все равно, упоминал обо мне Лещ или нет. Я спросила скорее по инерции.
– Нет. Но скорее всего он все понял.
Еще бы не понять, с усталой ненавистью подумала я, вся подноготная, которую знали только два человека (я не сомневалась, что Костик воспроизвел историю Леща во всех подробностях, которые я выложила ему накануне), кафе, где он хотел найти меня, но нашел совсем других людей…
– Особенно его подкосил моральный аспект, как ты и говорила. У него даже слезы на глазах появились. Но что делать, любишь кататься, люби и саночки возить. Я, конечно, успокоил его. Никаких диктатов, только мягкое руководство, и то на время выборов, а фильмы и развлекаловку пусть какие угодно гоняет. И даже «Эммануэль-5» после двенадцати ночи…
– А он что?
– Сказал, что должен подумать. Но сломался, сломался… Решил проиграть красиво. Что ж, любителям красивых жестов мы всегда идем навстречу. Так что с первым успехом тебя, детка.
– Я пойду, – сказала я, поднимаясь со скамейки. – Устала, знаешь.
– Ладно, ладно, иди отсыпайся. Я позвоню тебе. Тут еще одно дельце намечается, очень крутое, как раз в твоем возрожденном вкусе…
Я уже не слушала капитана. Поднявшись к себе, я, не раздеваясь, бросилась в кровать и забылась тяжелым сном.
…Разбудил меня настойчивый, как зуммер, телефонный звонок. Не открывая глаз, я нащупала трубку:
– Да, – и только тут сообразила, что звонят не по моему телефону: его трубка ответила ровным успокаивающим гулом.
Звонил сотовый Леща.
Это мог быть только он.
Я долго смотрела на маленькую опасную коробочку, а потом сунула ее под подушку. Звонки не прекращались, они болью отдавались в моей голове, они требовали, они искушали меня. А почему, собственно, это должен быть Лещ, трусливо подумала я. Это может быть кто угодно, тот же Андрей, который обещал позвонить.
Андрей.
Не выдержав, я достала телефон. И через секунду на том конце раздалось тяжелое прерывистое дыхание. Я сразу же узнала его. Я ни с кем не могла его спутать.
– Я знал, что ты отзовешься, – сказал Лещ странно пустым голосом. – Ты не сможешь не отозваться.
– Да, – таким же пустым голосом ответила я. – Здравствуй, милый.
Лещ издал что-то похожее на сдавленный стон.
– Ты уже все знаешь. Ты, знала с самого начала.
– Да, милый…
Мы с Лещом как будто бы находились в огромной пустой сфере, и наши замерзшие слова отскакивали от ее поверхности: ни эмоций, ни страсти, ни ненависти, ни отчаяния. Ненужные оболочки наших душ слились в одну, и я почувствовала, что никогда не подходила к Лещу так близко. Возможно, я полюбила бы его… Если бы у меня было чуть-чуть больше времени. Если бы это время осталось у Леща…
– Я не спрашиваю тебя, зачем ты это сделала.
– Я бы и не смогла ответить.
– Меня интересует только одно: почему к тебе так привязался мой пес.
– Меня тоже это интересует. И это единственный вопрос, на который я не могу получить ответа, милый.
– Все остальное тебе ясно.
– Похоже на то.
– И ты даже знаешь, что я собираюсь сделать? Да. Теперь я знала это. Я поняла это, когда услышала его голос. И еще раньше, когда сунула телефон под подушку.
– Да. Я знаю, что ты собираешься сделать. Это лучший выход. – Я плыла в безвоздушном пространстве сферы, отдельная от своих собственных слов и от себя самой, суки, суки, суки… – Это лучший выход. Только так можно ускользнуть от них. Им это не понравится, но тебе уже будет все равно. Ведь правда?
– Похоже на то, Я все потерял. Все бессмысленно.
– Да, милый. – Я была ласкова с Лещом, я даже полюбила его: через несколько минут он обведет вокруг пальца капитана Лапицкого и снова станет достойным ускользающим врагом. – Думаю, твой Старик не успеет соскучиться.
– Ты права. Я совершил ошибку. Совершил уже давно, когда согласился платить и молчать. Я предал себя. Я предал все, что было мне дорого.
– Помнишь мальчика из Кохтла-Ярве, который закрыл тебя собой? – Лещ снова страшно застонал, но я успокоила его:
– Теперь ты ее исправишь.
– Похоже на то. Никто не понимал меня так, как ты…
– Мне жаль, милый…
– Я говорил тебе, что люблю тебя?
– Да.
– Теперь это не имеет значения.
– Какой у тебя пистолет?
– «Беретта», – помолчав, тихо ответил Лещ.
– Серьезное оружие. Разносит голову в куски.
– Я знаю.
– На твоем месте я выбрала бы сердце. У тебя очень красивая, очень гордая голова, милый… Очень гордая.
– Ты думаешь?
– Да.
– Так я и поступлю. Прощай, Анна.
– Прощай.
Но он не отключился. Я вытянулась на кровати, прижав трубку к уху, и слушала тишину на том конце: одинокий раздавленный Лещ, сидящий на полу у стола в своем пентхаузе. Он собирался прожить там долго, он даже пригласил модного архитектора из Лос-Анджелеса, он нанял лучших дизайнеров… И все оказалось ненужным – ни спасение собственной жизни, ни преданная секретарша, ни работа, ни друзья… Даже собака оставила его… И он наверняка не побрился после бессонной ночи… Самой длинной в его жизни, – сейчас я была в этом уверена.
…Когда раздался глухой выстрел, я закрыла глаза и сжала виски пальцами: «Прощай, Лещ, Лещарик, Михаил Юрьевич Меньших, телемагнат, отчаянный человек, маленький туберкулезный мальчик… Прощай, и удачи тебе…»
Я не могла подняться весь остаток дня: я так и не нашла в себе мужества отключиться от дома Леща; там царила зловещая тишина, даже его знаменитая телевизионная стена не фонила. Если подождать час, другой, третий, можно будет услышать, как в квартире Леща появятся люди, много людей… Как они будут осматривать тело господина Меньших и делать заключения о самоубийстве. Хотела бы я видеть лицо капитана Лапицкого.
Тишина на другом конце провода и тишина в моем собственном доме угнетали меня, и, взяв пульт, я включила телевизор. Бесцельно попрыгав по каналам, я услышала нечто такое, что заставило меня позабыть о Леще.
В одной из новостийных программ, хвост которой я застала, молоденький корреспондент бесстрастным голосом поведал о преступлении в центре Москвы. Я с каким-то болезненным интересом рассматривала его яркую футболку «Рибок», стараясь не вдумываться в слова. Не то чтобы они напугали меня, скорее всего я ждала их, но не подозревала, что развязка будет такой скорой. «Час назад, – жизнеутверждающе начал корреспондент, – произошла бессмысленная бойня почти в самом центре Москвы. Вооруженный «АКМ» и одетый в камуфляжную форму человек, предварительно выбив оконное стекло, ворвался в кабинет владельца казино «Монте-Кассино» господина Авраменко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66