Присутствующие повернули к Юрию головы. Испытывая некоторую неловкость, он поздоровался. Некоторые из гостей Валиева просто кивнули в ответ, кто-то сказал: “Здравствуйте”, а кто-то буркнул: “Привет”.
Валиев вошел в кухню следом за Юрием, неся перед собой стул. Он поставил стул позади Филатова и с трудом протиснулся мимо него к своему месту. Сидя на табуретке спиной к газовой плите и лицом к столу, он мог, не вставая, дотянуться до шкафчика с посудой или до мойки. Отыскав чистый стакан и вилку, Валиев разместил их на столе и разлил водку.
– Давайте за знакомство, – сказал он. – Это Юра. Он мой хороший приятель и, как выяснилось, с некоторых пор является нашим коллегой. Судя по всему, он еще не успел вникнуть в суть дела, но очень скоро вникнет.
– Куда ж он денется, – поднимая стакан, проворчал грузный седеющий мужчина в затемненных очках. Он один из всех присутствующих был при пиджаке и галстуке. – В наше время проблемы искать не надо, они сами кого хочешь найдут. Добро пожаловать в клуб неудачников, приятель. Я Алексей Михайлович.
– Как Романов, – не удержавшись, пробормотал Юрий.
– А я и есть Романов, – внезапно развеселившись, сообщил Алексей Михайлович. – Батя у меня был монархист. Всю жизнь искал доказательства своего родства с царской фамилией. Ни хрена он, конечно, не нашел, зато я теперь полный тезка царя-батюшки. Слабое утешение, если учесть, что батю в дурдоме сгноили…
Остальные четверо тоже представились, чокаясь с Юрием. Он еще не совсем понимал, что здесь происходит и кто эти люди, но чувствовал, что они собрались не просто так, а по какому-то очень важному для них делу. Слова Валиева о том, что Юрий теперь их коллега, тоже были непонятны. Кто они – частные таксисты или, может быть, просто безработные? Юрий усмехнулся и залпом выпил водку.
– Вот я и говорю, – продолжил прерванный разговор сутулый очкарик с длинной лошадиной физиономией и почти карикатурными прядями волос над ушами. Его лысина лоснилась, как бильярдный шар, но в отличие от шара была не круглой, а какой-то угловатой, ребристой, с острым гребнем посередине, похожим на ребро жесткости или гребень пожарной каски. – Профсоюз нам нужен, господа извозчики. Ты, Михалыч, не кривись. Я не про те профсоюзы, которые у нас раньше были. Это не профсоюзы, а так, бабские затычки… А настоящий профсоюз – это сила. С налогами давно пора разбираться, и вообще, какой-то официальный статус нам бы не помешал. А главное, если мы друг за друга будем держаться, “звери” живо об нас зубы обломают.
– Поешь ты, конечно, красиво, – вступил в разговор кряжистый черноволосый мужик с грубыми руками работяги. Его пальцы, державшие дымящуюся сигарету, были желто-коричневыми от никотина. – Заслушаться можно! Вроде все так и есть, как ты говоришь. Только больно уж все гладко у тебя получается. Народ у нас сам знаешь какой. Может, и пойдут в твой профсоюз, чтобы от компании не отбиваться, а как дойдет до дела – скажем, чеченам зубы посчитать или хотя бы взносы уплатить, – сразу же в кусты. Сколько бы вы с Серегой, – он ткнул сигаретой в сторону Валиева, – ни кричали, что надо держаться вместе, каждый все равно сам по себе. Это на собрании каком-нибудь мы вместе или, скажем, на стоянке, когда клиента поджидаем, а баранку каждый крутит в одиночку, и домой возвращается сам по себе, и за семью свою сам отвечает, один, а не вместе с профсоюзом.
– Ты еще скажи, что и умирает каждый в одиночку, – скривился очкарик.
– А это, чтоб ты знал, самое первое, что мне в голову пришло, когда вы с Серегой агитацию начали, – угрюмо откликнулся черноволосый. – Просто не хочу накаркать.
– Да дело даже и не в этом, – слегка раздраженно вставил Романов. – Конечно, каждый сам по себе, но это до поры. Когда прижмет, люди сами в кучу собьются. Но, как я понял, вы хотите, чтобы все было по закону. Но это же, черт подери, такая волокита! Вы хотя бы знаете, сколько порогов вам придется обить и скольким чиновничьим рожам поклониться? Как представлю себе это, просто мурашки по коже бегут. По мне чеченцы лучше.., да и дешевле, если уж на то пошло. И потом, кто будет этим заниматься – всей этой беготней и стоянием в очередях?
– Этим могу заняться я, – обронил до сих пор хранивший молчание Валиев.
Сидевший в углу светловолосый парень в свитере с растянутым воротом, выглядевший самым молодым из присутствующих, повернулся к хозяину. Он все время щурился, словно сидел за рулем едущей навстречу утреннему солнцу машины.
– Ты, Русланыч, мужик деловой, – сказал он, – авторитетный и все такое. И идея твоя мне нравится. Собраться в кучу и дать этим чуркам в репу! У меня, если честно, давно руки чешутся… Но вот ты говоришь: я, мол, это все организую и пробью. Выходит, ты будешь по кабинетам бегать, зарабатывать не сможешь. Мы, как честные люди, станем помогать материально, потому как семью кормить тебе все равно надо. Я не против, конечно. А только не получится ли так, что ты сам бюрократом заделаешься? Если есть официальная организация, кто-то же должен заниматься всякими бумажками, планами, отчетами… Может, тебе просто надоело баранку крутить? Может, ты хочешь, сидя в мягком кресле, бумажки перекладывать, пока нас на улицах будут долбить – “звери” с одной стороны, а эти гниды из таксопарков – с другой? Если так, то я пас. Я потому и пошел в извозчики, что не люблю над собой командиров. Я сам себе хозяин, понятно? Мало мне кровососов, так теперь еще и профсоюз какой-то… Я считаю так: надо наших собрать – чем больше, тем лучше. Сговориться всем вместе и послать “зверей” подальше. А еще лучше просто размазать их, козлов, по асфальту – всех, кого поймаем. Плевать, что у них оружие. Оружие нынче не проблема, были бы бабки. А профсоюзы эти всякие – фуфло совковое. Видали мы эти профсоюзы во всех видах. Слыхал, что на днях в Быково было? Вот так и надо действовать. Только подготовиться как следует, а не нахрапом…
– Я там был, – сказал Юрий. На кухне сразу стало тихо. Все выжидательно повернулись к нему. Обвинение в адрес Валиева было на время забыто. – Заехал случайно, ну, и… Я, конечно, человек новый, вы меня не знаете, и в проблемах ваших я пока не разбираюсь. Но в Быково я видел просто озверевшую толпу. А толпа без хорошей организации – это тело без головы. Знаете, как курица, которой башку оттяпали, а она по двору бегает. Кровища во все стороны, перья летят, пыль столбом… Вот это самое в Быково и было. Попроламывали друг другу черепа, перекалечили машины, а теперь в кутузке отдыхают. Кому от этого легче? А что касается бумажек, делопроизводства и прочей бюрократии, так этим любая женщина может заниматься. Наймите девочку, дайте ей компьютер… Да и нанимать никого не надо. У вас же жены имеются, насколько я понимаю. Бумажки – самое что ни на есть женское дело. Только я никак не пойму, зачем такие сложности. Не хочешь отстегивать – не отстегивай. Держи под рукой монтировку или, на крайний случай, пистолет себе купи… Пугнешь разок, от тебя и отстанут.
– Э, – разочарованно сказал тезка царя и махнул рукой, – это ты, брат, загнул. Я поначалу даже заслушался, Ты дельные вещи говорил, правда. А насчет того, чтобы просто не платить… Ты что, с луны свалился?
Черноволосый мужик, который представился Володей, криво ухмыльнулся и закурил очередную сигарету.
– Ты, я вижу, парень крепкий, – сказал он Юрию, – и морда у тебя, извини, как у бронетранспортера. По глазам видно, что ни хрена ты не боишься. Но скажи честно: ты с чеченцами хоть раз дело имел?
– Имел, – сказал Юрий, – В Грозном.
– Угу, – ничуть не смутившись, кивнул чернявый Володя. – В Грозном, значит. Ну и где ты теперь? Скажи спасибо, что живой остался. Так там вокруг тебя свои были, и все с оружием. А тут ты один как перст, и всем на тебя начхать. Раздавят как букашку, и мокрого места не останется. Сначала работать не дадут, кислород перекроют, а потом, если не перестанешь рыпаться…
Он замолчал и сделал недвусмысленный жест, резко чиркнув ребром ладони по горлу.
– Да, – поддержал его до сих пор не проронивший ни слова мужчина с внешностью медленно спивающегося интеллигента. Юрий припомнил, что его зовут Андреем Григорьевичем. – Это за ними не задержится. Нож под ребро или пуля в голову, и концы в воду.
– М-да, – сказал Юрий. – Запугали вы меня, мужики, просто до дрожи в коленях… А в милицию обращаться не пробовали?
– Их даже ОБОП не трогает, – ответил ему Валиев. – Не справляются. Их хватает только на то, чтобы контролировать торговлю оружием и наркотой, да и то… А для настоящей боевой операции у них кишка тонка. Я сам видел: у них есть специальный журнал, в котором данные на всех крупных урок в городе. Сидит долдон в погонах и прямо при мне напротив чьей-то фамилии жирно так выводит: “Убит”.
Юрий рассеянно принял из чьей-то руки открытую бутылку пива и с удовольствием сделал несколько крупных глотков.
– Не знаю, мужики, – сказал он. – Я вам не указ и лезть в ваши дела не собираюсь. Лично я уверен, что могу за себя постоять, и никому ничего отстегивать не буду. А вы, если не можете драться в одиночку, конечно, организовывайте свой профсоюз или как он там у вас будет называться… Нужен буду – зовите. Я-то, в отличие от вас, действительно один как перст. Мне рисковать некем, кроме себя самого.” Кстати, Серега, а где твои?
– Где ж им быть, – ответил Валиев. – Жена на работе, дочка в детском саду.
– Привет им, – вставая, сказал Юрий. Он поставил на стол недопитую бутылку пива и положил рядом с ней принесенную для дочери Валиева шоколадку.
Валиев проводил его до дверей.
– Ты извини, – сказал ему Юрий. – Я, наверное, немного нахамил. Просто не хотелось на публике входить в детали. Секрет, известный хотя бы троим, – это уже не секрет. Ты затеваешь опасное дело, Серега. Если вы действительно хотите схлестнуться с чеченцами, то это смертельно опасно. Будь осторожен и, если что, зови меня на подмогу. Сразу же, понял? Обещаешь?
Валиев серьезно кивнул. Они пожали друг другу руки и расстались.
Глава 7
У нее были роскошные темные волосы и огромные карие глаза, в которых светился пытливый ум. Улыбка у нее была ослепительная и полная мягкого очарования, которую невозможно подделать, но наедине с собой Таня улыбалась очень редко, а когда это все-таки происходило, ни шарма, ни очарования в ее улыбке не оставалось: это была улыбка холодного торжества. Такой улыбкой могла улыбаться кобра, только что убившая огромного льва одним-единственным укусом. Таня была опаснее любой кобры, но укусы ее, в отличие от змеиных, были сладкими и убивали не сразу, а постепенно.
Она отошла от зеркала и взяла из стоявшей на вычурном, под старину, комоде серебряной шкатулки длинную сигарету. Прикурив от изящной золотой зажигалки, она опустилась в глубокое кожаное кресло. Никотин плохо влиял на цвет зубов и лица, но отлично успокаивал нервы. О вреде, который курение наносило здоровью, в Танином случае говорить было бы смешно.
Она сидела в кресле и рассеянно разглядывала знакомую до мелочей роскошную и претенциозную обстановку гостиной. Рядом с сигаретницей на комоде стояла фотография в безвкусной бронзовой рамке. На фотографии был изображен полноватый мужчина с холеным жирным лицом и обширной лысиной, сидевший за заваленным бумагами письменным столом на фоне книжных полок. Фотография была удачной – человек, который делал снимок, был настоящим художником и вытянул из натуры все, что можно, – но его замысел провалился: изображенный на фотографии субъект все равно выглядел самодовольным идиотом, кривляющимся на потеху публике. Не спасало ни значительное выражение лица, ни золоченые корешки солидных томов на заднем плане:
Гегель, Кант, Спиноза, Достоевский… В уголке фотографии красовалась сделанная золотым “паркером” дарственная надпись, на таком расстоянии казавшаяся просто комбинацией бессмысленных черных закорючек, как будто на поверхности фотографии завелись черви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49