Тут, словно по подсказке, один из подгулявших нефтяников кричит через весь зал, грубо подзывая официантку.
– Я здесь, чтобы принимать ваши заказы, а не ваше дерьмо, – парирует она. – Подойду через секунду, когда освобожусь.
Хмельная компания шумит и бранится, однако стихает, как только Кейт показывает гулякам свой полицейский жетон.
Официантка огибает столик, аккуратно записывая в блокнот заказы, повторяет, чтобы ничего не перепутать, поворачивается и направляется в сторону кухни.
– Эй, Алекс, – говорит Джейсон. – А задок у нее что надо.
– Побойся Бога, Джейсон, – фыркает Синклер. – Не будь таким неотесанным.
Согреваемая чувством их общей тайны, Кейт подмигивает Алексу. Алекс подмигивает ей в ответ.
За столиком воцаряется молчание, они прислушиваются к теперь приглушенному добродушному подтруниванию, доносящемуся со стороны соседнего столика. Кейт думает о нефти и том, какое значение имеет это сырье для жизни приютившего ее города. Заработки здесь выше средних по стране, а уровень безработицы, напротив, гораздо ниже. Бум, начавшийся в семидесятых, когда геологи "Бритиш петролеум" обнаружили на шельфе нефть, продолжается по сию пору, а аккумулированные средства позволили без особых потерь пережить даже те два тяжелых года в середине восьмидесятых, когда цены на нефть резко упали, а взрыв на платформе "Пайпер-альфа" унес жизни ста шестидесяти семи человек. И что случится, когда нефть иссякнет?
Приносят вино. Оно разлито в бокалы, но остается нетронутым.
– Не хрен нюни распускать, – нарушает молчание Алекс. – Выше головы, стервецы. Давайте-ка выпьем.
Он прикладывается к бокалу и делает большой глоток. После паузы свой бокал поднимает Кейт, а потом Джейсон, и по очереди начинают пить. Вино помогает расслабиться. Мало-помалу напряжение спадает, и вечер входит в нормальную колею.
Кейт сидит между Джейсоном и Эммелин, и Джейсон, можно сказать, монополизирует ее в качестве собеседницы. Вокруг его шеи, словно грязноватый шейный платок, белеет повязка, и Кейт видит, как она изгибается, когда он делает глоток. Рубец на ее щеке уже заживает, и она только сейчас с удивлением отмечает, что у нее, единственной из всех спасшихся, нет видимых повреждений. У Алекса большой пластырь на левом виске, у Синклера такой же на щеке, у Джин в гипсе кисть правой руки, Эммелин на костылях, а у Леннокса два пальца левой руки забинтованы вместе. А вот внутренние травмы Кейт посторонним не видны: они погребены под теплой одеждой и желанием обо всем забыть.
Джейсон рассказывает о своем разводе. Кейт заставляет себя слушать и кивать в нужных местах, хотя единственное, чего ей хочется, – это вытащить Алекса в женский туалет, чтобы он прижал ее к стенке и как следует трахнул.
– У меня такое ощущение, словно кто-то пришел и вырвал мою душу. Которая, боюсь, так и не вернулась на место. Звучит банально, но мне порой кажется: вот-вот проснусь и пойму, что все это было не более чем кошмарным сном. Но потом, когда в пятый раз за утро звонит юрист, становится ясно, что ничего мне не приснилось.
Как обычно, он разместился чуть слишком близко к ней: Джейсон из тех людей, кто способен загнать кого-то в угол даже в Сахаре. На столь близком расстоянии Кейт слишком хорошо видит влагу на его губах и ощущает на своем лице его резкое дыхание. Если не считать этой не самой приятной манеры общаться, он вполне приятный малый. Хотя, кажется, сам себя не любит.
Кейт не знает, как долго расписывает он перипетии своей супружеской жизни, но ей кажется, что это продолжается не один час. А как только Джейсон встает и идет отлить, Синклер скользит на место Джейсона и шепчет ей на ухо:
– Ты хочешь мне что-нибудь сказать?
Она оборачивается к нему с улыбкой:
– Да. Чем скорее наука найдет способ избавления от дурного запаха изо рта, тем лучше.
Он смеется.
– Его коллеги оставляют у него на столе флакончики с мятным эликсиром.
– Это меня не удивляет.
– И я не имел в виду это, когда спрашивал, не хочешь ли ты мне что-нибудь сказать. Ты и парень, который сидит напротив, почти не сводите друг с друга глаз.
А это значит, что вы или только что сошлись, или вот-вот собираетесь это сделать.
– Ну, когда мы поженимся, ты можешь стать шафером.
– Шафером? Лучше уж я буду тем, кто украдет невесту.
Перед ее мысленным взором встает образ Фрэнка, склонившегося к Лео, с письмом в дрожащих руках.
Она, Кейт, дочь человека, который ей не отец, и вовсе не дочь тому, кого с удовольствием назвала бы отцом.
И тут ей на глаза попадается стоящий в дверях ресторана и выискивающий их взглядом Лавлок.
– Ой, смотри, – говорит она, обрадовавшись возможности отвлечься. – Сэр Николас.
Она машет ему. Он поднимает руку в ответ и подходит.
– Прошу прощения за опоздание. Совсем замотался с расследованием. Они подняли "забрало".
Он склонился поближе к Кейт и добавил:
– Ох и упорный же он сукин сын, ваш папаша.
Она смотрит на него в удивлении, не понимая, откуда ему известно об их родстве.
– Мне сказал Ренфру, – объясняет он.
– Мы с отцом... мы... я нечасто с ним вижусь.
Она уже видела сегодня газету, где говорилось, что никакой бомбы на пароме не было. Видимо, письмо с угрозой не более чем выходка безумца. Лавлок подзывает официантку.
– Можно нам еще один стул, пожалуйста?
Она указывает на три пустых.
– Тут у вас есть стулья.
– Нам нужен еще один.
Тон его не терпит возражений. Официантка пожимает плечами, очевидно отметив его как очередного сложного клиента, и приносит стул от соседнего столика. Лавлок присаживается рядом с Синклером, и между ними завязывается беседа.
Кейт отворачивается, она рада предоставить им возможность заняться друг другом. Встав и выйдя наружу, она достает мобильный и звонит Бронах.
– Тетушка Би, извини за поздний звонок. Ничего, если Лео сегодня заночует у тебя?
– Конечно. Буду только рада.
– Как он? Все в порядке?
– Все нормально.
Что-то в голосе Бронах настораживает Кейт.
– Нормально, говоришь? А по-моему, что-то не так.
– Лео без конца спрашивает, кто тот человек, который сегодня утром подходил к вам у школы.
– Ты сказала ему?
– Нет. Я подумала, что будет лучше, если скажешь ты.
– Я скажу. Спасибо, тетя Би. До завтра.
Она отключается и тут же набирает номер Фергюсона.
– По части любителей змей никаких успехов, – докладывает он. – Дэниел Остбери в отпуске с прошлого понедельника, Арчи Форстер в инвалидном кресле, а Лоусон Кинселла не удосужился научиться водить машину.
– А как насчет дополнительной проверки? Интернет, журналы, зоомагазины?
– Ребята, общающиеся в чатах, по большей части безобидны. К тому же половина из них скрываются под дурацкими виртуальными кличками – Сетевой Воитель, Странствующий Рыцарь и тому подобное. Журнал "Змеиный питомник" переслал нам список своих подписчиков. Что же до зоомагазинов, то я послал Лоу и Теннанта прочесать их, но пока, судя по всему, никакой зацепки не нашлось. Замороженные тушки грызунов если и продаются, то понемногу. Некоторое количество покупателей можно найти по кодам кредитных карт, но до тех, кто платил наличными, если это не постоянные клиенты, добраться трудно.
– Что-нибудь еще?
– Лоу и Теннант уже ворчат насчет этой работы. Остальные стали называть их...
– Крысоловами?
Фергюсон смеется.
– Именно. Можешь себе представить, они от этого не в восторге.
– Ладно. Дай мне знать, если будут новости.
– Обязательно. А как твоя вечеринка?
– Веселей не бывает.
Вернувшись к столику, Кейт время от времени обменивается фразами с Эммелин, а в перерывах наблюдает за остальными. Джейсон пытается теперь флиртовать с Джин, Лавлок в чем-то настойчиво убеждает Синклера, который кивает; Леннокс на полном серьезе объясняет Алексу нюансы работы со звуком и освещением.
– Двенадцатый уровень очень хорош, – говорит он, – но в нем только две предварительно заданные версии. Это создает определенные ограничения. А когда ты достигаешь уровня "Сириус", двадцать четвертого или двадцать восьмого, то тут тебе и память, тут тебе и эффекты, и вообще дело в шляпе. Нужно только кое-что просекать... Кейт ловит взгляд Алекса и снова ему подмигивает. Он театрально выкатывает глаза. Леннокс, увлекшись собственным рассказом, чертит на салфетке диаграммы и ничего вокруг себя не замечает.
Расходятся они за полночь. На тротуаре Джейсон крепко обнимает ее на прощание и, заодно с пожеланием доброй ночи, пытается поцеловать в губы. Она быстро отворачивается и чувствует, как его губы тычутся в уголок ее щеки. Это насмешило бы Кейт, не бойся она, что ее замутит.
Она прощается с остальными, желая им спокойной ночи, и надолго задерживается в объятиях Синклера.
– У тебя все будет нормально? – спрашивает она.
– Лучше некуда.
– Если хочешь, я могу приехать и побыть с тобой.
– Спасибо на добром слове. Это великодушно, но у меня все в порядке.
Она сочувствует ему: мало, наверное, радости, возвращаться в пустой дом. Впрочем, Синклер не единственный, чей удел одиночество, да и сам он не раз говорил ей, что возвращаться в пустую постель все же лучше, чем к тому, кто тебе противен, или даже к тому, кто просто больше тебе не нравится.
Кейт и Алекс прощаются с товарищами порознь, каждый сам по себе, как две планеты, вращающиеся по отдельным орбитам, и сходятся вместе, только когда все уже разошлись.
Перед ними, уходя вдаль и сужаясь в перспективе до точки, тянется в мерцании уличных фонарей Юнион-стрит. Они идут рядом, не касаясь друг друга, и ведут непринужденный разговор.
– Вы с Синклером очень близки, верно? – спрашивает он.
– Он для меня как отец. Что бы я ни делала, его это интересует. Он дает мне совет, поддерживает меня, но никогда не судит. Редко бывает, чтобы посторонний человек проявлял к тебе такое участие. Даже не скажу тебе, о скольких своих дружках я спрашивала его мнение.
Она чувствует, что сейчас прозвучит следующий вопрос, и, опережая его, задает свой:
– А как насчет твоих родителей, Алекс?
– Они умерли. Оба. Погибли в автомобильной катастрофе несколько лет тому назад.
– Извини.
– К этому привыкаешь, – говорит он и умолкает. А потом поправляется: – Вообще-то нет. Не привыкаешь, но примиряешься. Приходится с этим жить.
Потом, в спальне, согреваясь теплом пухового одеяла и его тела, Кейт дремлет, то закрывая, то снова открывая глаза, пока потяжелевшие веки не смыкаются окончательно и она не соскальзывает в сон. Но и во сне ее не оставляют хаотично мечущиеся в голове мысли.
"Дрю Блайки все еще в камере. Сорок восемь часов предварительного задержания истекают завтра в полдень. Предъявить ему обвинение или отпустить. Выстрелить или отступить. Будильник. На какое время я его поставила? Я не могу позволить себе проспать".
Она протягивает руку, но, оказывается, часы находятся чуть дальше предела ее досягаемости. Дотянуться и коснуться их ей еще удается, а ухватить – уже нет. Пальцы скользят по краю будильника, соскакивают с него, а сам будильник падает с прикроватного столика, со стуком ударяясь о деревянный пол.
Алекс вздрагивает и, отстранив Кейт, резко садится, разложившись углом, как складной нож. Он тяжело дышит.
– Все в порядке, – говорит Кейт. – Алекс, все в порядке.
Он сглатывает.
– Боже мой, извини. Извини. Со мной такое бывает, с тех пор как... ты знаешь. Дергаюсь. К тому же я действительно устала, но все время на взводе. Как будто сил уже нет, а возбуждение остается, словно после приема наркотика-стимулятора вроде амфетамина. – Она перекатывается к нему, кладет голову ему на грудь и, слушая, как колотится его сердце, добавляет: – Вообще-то, если помнишь, я офицер полиции. Мне вроде не положено знать, какие ощущения вызывают наркотики.
– Это уж тебе виднее.
Ей кажется, что он улыбается.
– Но все это странно. Сплошной парадокс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61