Иначе… — И она пожала плечами.
Лидия, подобно своим многочисленным римским тезкам, теперь принимала ванну чаще, чем это было необходимо. Она полностью окрепла, и Фентон не сомневался, что ни одна из придворных дам (которых он до сих пор не видел) не может с ней сравниться. Был случай, когда Лидия затащила его к себе в ванну полностью одетым. Джудит Пэмфлин у себя в комнате, поджав губы, слышала громкий всплеск, довольный смех Лидии и серию ругательств.
Впрочем, Фентон не особенно возражал против того, чтобы его затаскивали в ванну. Ему удавалось постепенно избавлять Лидию от плодов пуританского воспитания. Хотя ей нравилось раздеваться, она сперва была уверена, что делать это можно только в темноте.
Фентон продемонстрировал преимущества этого процесса вечером при ярком пламени свечей, правда, в качестве уступки, при задвинутых шторах. Лидия, сперва робевшая, в дальнейшем испытывала радость и гордость, видя, что это нравится мужу. Ее розовато-белая кожа и стройная фигура доставляли Фентону подлинно эстетическое наслаждение.
Фентон бережно охранял Лидию, особенно следя, как она принимает пищу, когда они обедали в длинной столовой, сверкающей по вечерам серебром. Хотя Лидия наслаждалась вниманием Фентона после грубости и пренебрежения сэра Ника, она однажды попыталась протестовать. Дело в том, что Фентон взял себе за правило съедать верхнюю часть каждого блюда, поставленного перед Лидией, не переставая думать о всех известных тогда ядах.
— Дорогой, — сказала Лидия, — я читала истории о королях, у которых за столом всегда присутствовали дегустаторы. Такой король мог умереть от голода на своем золотом троне, так как ему всегда доставались остывшие и обглоданные куски.
10 июня… Этот день неумолимо приближался, не выходя из головы Фентона, которому пришлось ответить:
— Так надо, дорогая.
— Но кто может осмелиться повторить попытку, когда ты…
Лидия хотела сказать «так изменился», но сдержалась. Мастифы сновали по комнате, кроме Грома, который дремал, растянувшись у ног Фентона.
— Снаружи мне едва ли может грозить опасность, — продолжала Лидия. — На ночь дом заперт, словно крепость, и его охраняют собаки. К тому же ты ведь обо всем догадался. Это была…
Собираясь сказать «Китти», Лидия снова сдержалась и опустила глаза. Она не могла заставить себя произнести ненавистное имя. Когда Лидия подняла взгляд, то ее внешность могла бы очаровать сэра Питера Лели. Пламя свечей переливалось в ее волосах, голубые глаза ясно выражали ее чувства.
— Неужели для тебя и в самом деле так важно, что случится со мной? — мягко спросила Лидия.
— Очень важно, Лидия! Клянусь Богом!
Они часто выезжали верхом за город: Лидия в дамском седле на пони, Фентон на превосходной кобыле, купленной им у Джорджа. Они скакали через поля к высоким холмам Хэмстеда или даже Хайгейта. Там, в комнате уютной гостиницы, они могли есть сыр и запивать его пивом, Не опасаясь яда.
Когда они возвращались назад при свете месяца, Лидия всегда что-нибудь напевала. Однажды Фентон с удивлением услышал, что она поет песню кавалеров:
Приветствуй беду, попирая гробы…
Из-под полуопущенных век Лидия искоса взглянула на Фентона, стараясь понять, не напоминает ли ему эта песня о Мег. Она была бы полностью счастлива, если бы могла выбросить из головы самое ненавистное для нее имя. Фентон… почти забыл Мег. Во всяком случае он не упускал из виду ни одного куста или изгороди, откуда могла грозить опасность. Под правой стороной голубого бархатного камзола, за поясом для шпаги, тайком от Лидии торчали два пистолета.
Лидия мечтательно вздохнула.
Иногда вечерами, когда все уже расходились по домам, они прогуливались по Сент-Джеймсскому парку, стоя у пруда, сделанного по приказу короля, с утками, журавлями и даже фламинго. А однажды днем Фентон собрался отправиться с Лидией в Сити и посетить театр.
Ему было известно, что Герцогский театр некоторое время назад переехал с Линкольнс-Инн-Филдс в новое здание на Дорсет-Гарденс, в Уайтфрайерс. Им незачем было добираться туда по шумному, перепачканному сажей Стрэнду. Они решили ехать по воде — самым приятным способом передвижения при наличии времени и денег.
Щеки Лидии раскраснелись, а глаза сверкали от бурной радости. Она решила надеть свое лучшее платье — серо-голубое с серебром. Лидия стояла перед зеркалом, пока Джудит Пэмфлин помогала ей с побледневшим от злости лицом и губами, ибо она знала о намерении ее хозяйки посетить театр, что являлось грехом.
Фентон, прислонившись к стене, наблюдал за тем, как Лидия одевается. Если бы у Джудит хватило смелости, то она убила бы его без всяких угрызений совести. Она и Фентон словно символизировали круглоголового и кавалера, которые никак не могут вступить в поединок.
Фентон давно бы избавился от Джудит, если бы не ее преданность Лидии. В отличие от горничной, он ненавидел не ее саму, а ее пуританские замашки. Достигнув компромисса со слугами относительно ежемесячной ванны, Фентон знал, что мисс Пэмфлин не согласится и на это. Так оно и вышло. Тогда Фентон пригрозил собрать всех слуг, приказать Большому Тому в их присутствии раздеть ее, поставить под насос и держать там, пока вся вода не кончится. Джудит пришлось подчиниться.
Но теперь, когда речь зашла о театре, Джудит больше не могла сдерживаться и не высказать своего мнения по этому и другим терзающим ее вопросам.
— Этот человек, — резко обратилась она к Лидии, кивнув в сторону Фентона, — затягивает тебя все сильнее в пучину плотских страстей!
Фентон молча ожидал продолжения.
Три недели назад Лидия всего лишь пробормотала бы какие-нибудь успокаивающие слова. Теперь же она повернулась и уверенно ответила:
— Не вижу ничего плохого в плотских страстях! Разве я не его жена?
Джудит предостерегающе подняла палец.
— Жена или нет, похоть — грех в глазах Господа…
— Стоп! — негромко произнес Фентон. Вцепившись в пояс под атласным жилетом, он шагнул к ней.
— Женщина, — продолжал Фентон, — некоторое время назад я приказал тебе не нести свой пуританский вздор в присутствии моей жены. Ты ослушалась меня. Теперь убирайся из этой комнаты. Больше ты не будешь прислуживать миледи.
Джудит Пэмфлин открыла рот, чтобы заговорить.
— Уходи! — приказал Фентон.
Когда она выходила, Фентон видел в ее глазах только дикую жажду мести, к которой, очевидно, свелись все ее мысли. Причем Джудит хотела обрушить на него не личную месть, а отмщение Господа, чью волю знали только она и ее секта индепендентов. Фентон чувствовал, что теперь ему придется ожидать угрозы и с этой стороны.
— Странно! — пробормотала Лидия, когда дверь за Джудит закрылась. В ее голосе слышались удивление и смех. — Я совсем не испытываю угрызений совести.
Она повернулась, сияя, и присела перед Фентоном в реверансе.
— Если это платье тебе не нравится, — сказала она, внезапно становясь серьезной, — то клянусь, что я разрежу его на куски!
— Мне все в тебе нравится, Лидия, — так же серьезно ответил Фентон. — То, что ты говоришь, делаешь, думаешь… Что касается платьев, то можешь забить ими хоть весь дом, так же как и безделушками, драгоценностями, часами и всем, что придет тебе на ум. Когда в следующий раз ты пошлешь в Ковент-Гарден к твоей миссис… — он щелкнул пальцами, припоминая имя, — миссис Уиблер…
Лидия отвернулась и вздрогнула.
— Я уже больше двух недель не посылала никого к миссис Уиблер, — наконец ответила она. — Я посылала в Новую биржу или к мадам Ботан под вывеской «Ла Бель Пуатрин», так как боялась, что… что у миссис Уиблер все слишком дорого.
Фентон застегнул на шее Лидии голубую накидку с серебряным кружевом. К своему левому плечу он прикрепил пряжкой плащ. С таким же успехом его можно было прикрепить и к правому плечу, но это мешало бы правой руке орудовать шпагой.
— О цене не беспокойся. А вот la belle poitrine, — улыбнулся Фентон, — нам и в самом деле необходима. Позволь напомнить, дорогая, что спектакль дневной, а не вечерний, и нам следует поторопиться.
Лестницы Уайтхолла, спускавшиеся к реке, были открыты для удобства путешествующих по Темзе. Спустившись вместе с Лидией по дубовым ступеням, почти сгнившим внизу, Фентон усадил ее в лодку, на корме которой сидел толстый веселый перевозчик с длинными веслами.
Так как было время малой воды, брызги почти не беспокоили сидевших в лодке, да они и не обращали на них внимания. Лидия и Фентон сидели лицом к гребцу, глядя на восток.
— День не особенно солнечный, но и не пасмурный, — заявил лодочник, в чьи обязанности входило развлекать пассажиров. — Я выведу лодку на середину реки и благополучно доставлю вас к… ?
— Пристани Уайтфрайерс.
На серых, тускло поблескивавших водах Темзы покачивалось множество суденышек, на некоторых из них виднелись белые паруса. Легкий прохладный бриз шевелил поля шляпы Лидии. С левой стороны поток катился мимо выходящих к реке тяжелых каменных ворот домов знати, намывая грязные отмели на тыльные стороны старых построек Стрэнда, в сторону окутанного туманом Сити.
В Герцогском театре в Дорсет-Гарденс Фентон обнаружил многое из того, что ожидал увидеть. Фентон занял боковую ложу, образующую небольшое пространство у кирпичной стены и ограниченное четырьмя каменными колоннами. Но сцена обладала солидными размерами, а после смерти сэра Уильяма Дейвенанта его сын обеспечивал великолепное оформление, которому сопутствовали изобретенные Беттертоном передвижные декорации.
Подобно всем знатным дамам, Лидия надела черную маску, как только они вошли в театр. Это было единственным известным ей правилом посещения подобных мест, и оно казалось весьма привлекательным.
— Пьеса будет смешная? — с интересом шепнула Лидия, вцепившись в руку Фентона, когда они усаживались в боковой ложе.
В маленьком, переполненном, дурно пахнущем помещении множество тусклых свечей придавало величие безвкусным восточным декорациям.
— Нет, любовь моя, — ответил Фентон. — Это «Ауренгзеб», трагедия в стихах мистера Джона Драйдена. Тебе следует знать, что сей знаменитый автор был недавно высмеян в остроумной комедии, написанной герцогом Бакингемом.
При этом он сразу же вспомнил о клубе «Зеленая лента».
— Я такая невежественная! — вздохнула Лидия.
Сев на стул, она расстегнула и отбросила накидку. Щеголи, сидящие по обеим сторонам сцены, вяло расчесывали парики или перебрасывались остроумными, по их мнению, замечаниям, дабы произвести впечатление на партер. Девушки, торгующие апельсинами и шумно рекламирующие свой товар, сновали в проходах между боковыми ложами и скамьями партера, настолько узких, что они как будто сами напрашивались на щипки, которые в изобилии получали.
Но теперь щеголи оживились. Множество золотых лорнетов устремилось в сторону Лидии. Мужчины и женщины в ложах поднялись с мест, чтобы рассмотреть ее получше; маски женщин в полумраке казались призрачными. В партере и на галерке также многие встали. Подвыпивший мужчина на галерке выкрикивал по адресу Лидии похвалы в выражениях на грани непристойности.
Все это нравилось Лидии, которая улыбалась, несмотря на смущение. Публика одобрительным гудением приветствовала подобное снисхождение со стороны явно знатной леди. Понадобилось время, чтобы возбуждение улеглось.
— Обрати внимание, — усмехнулся Фентон, — как все разделяют мое мнение о тебе. Я почти что ревную.
— Нет! — испуганно воскликнула Лидия, но ее выражение лица сразу же изменилось. — Понимаю, ты шутишь! Все равно, не говори так — мне это не нравится. Дорогой, ты рассказывал об этой пьесе…
— Ну, осталось сказать немногое. Это ответ мистера Драйдена на насмешку его светлости Бакса в пьесе «Репетиция». Причем заметь: Драйден отвечает герцогу не очередной насмешкой, а демонстрацией лучшего, на что он способен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Лидия, подобно своим многочисленным римским тезкам, теперь принимала ванну чаще, чем это было необходимо. Она полностью окрепла, и Фентон не сомневался, что ни одна из придворных дам (которых он до сих пор не видел) не может с ней сравниться. Был случай, когда Лидия затащила его к себе в ванну полностью одетым. Джудит Пэмфлин у себя в комнате, поджав губы, слышала громкий всплеск, довольный смех Лидии и серию ругательств.
Впрочем, Фентон не особенно возражал против того, чтобы его затаскивали в ванну. Ему удавалось постепенно избавлять Лидию от плодов пуританского воспитания. Хотя ей нравилось раздеваться, она сперва была уверена, что делать это можно только в темноте.
Фентон продемонстрировал преимущества этого процесса вечером при ярком пламени свечей, правда, в качестве уступки, при задвинутых шторах. Лидия, сперва робевшая, в дальнейшем испытывала радость и гордость, видя, что это нравится мужу. Ее розовато-белая кожа и стройная фигура доставляли Фентону подлинно эстетическое наслаждение.
Фентон бережно охранял Лидию, особенно следя, как она принимает пищу, когда они обедали в длинной столовой, сверкающей по вечерам серебром. Хотя Лидия наслаждалась вниманием Фентона после грубости и пренебрежения сэра Ника, она однажды попыталась протестовать. Дело в том, что Фентон взял себе за правило съедать верхнюю часть каждого блюда, поставленного перед Лидией, не переставая думать о всех известных тогда ядах.
— Дорогой, — сказала Лидия, — я читала истории о королях, у которых за столом всегда присутствовали дегустаторы. Такой король мог умереть от голода на своем золотом троне, так как ему всегда доставались остывшие и обглоданные куски.
10 июня… Этот день неумолимо приближался, не выходя из головы Фентона, которому пришлось ответить:
— Так надо, дорогая.
— Но кто может осмелиться повторить попытку, когда ты…
Лидия хотела сказать «так изменился», но сдержалась. Мастифы сновали по комнате, кроме Грома, который дремал, растянувшись у ног Фентона.
— Снаружи мне едва ли может грозить опасность, — продолжала Лидия. — На ночь дом заперт, словно крепость, и его охраняют собаки. К тому же ты ведь обо всем догадался. Это была…
Собираясь сказать «Китти», Лидия снова сдержалась и опустила глаза. Она не могла заставить себя произнести ненавистное имя. Когда Лидия подняла взгляд, то ее внешность могла бы очаровать сэра Питера Лели. Пламя свечей переливалось в ее волосах, голубые глаза ясно выражали ее чувства.
— Неужели для тебя и в самом деле так важно, что случится со мной? — мягко спросила Лидия.
— Очень важно, Лидия! Клянусь Богом!
Они часто выезжали верхом за город: Лидия в дамском седле на пони, Фентон на превосходной кобыле, купленной им у Джорджа. Они скакали через поля к высоким холмам Хэмстеда или даже Хайгейта. Там, в комнате уютной гостиницы, они могли есть сыр и запивать его пивом, Не опасаясь яда.
Когда они возвращались назад при свете месяца, Лидия всегда что-нибудь напевала. Однажды Фентон с удивлением услышал, что она поет песню кавалеров:
Приветствуй беду, попирая гробы…
Из-под полуопущенных век Лидия искоса взглянула на Фентона, стараясь понять, не напоминает ли ему эта песня о Мег. Она была бы полностью счастлива, если бы могла выбросить из головы самое ненавистное для нее имя. Фентон… почти забыл Мег. Во всяком случае он не упускал из виду ни одного куста или изгороди, откуда могла грозить опасность. Под правой стороной голубого бархатного камзола, за поясом для шпаги, тайком от Лидии торчали два пистолета.
Лидия мечтательно вздохнула.
Иногда вечерами, когда все уже расходились по домам, они прогуливались по Сент-Джеймсскому парку, стоя у пруда, сделанного по приказу короля, с утками, журавлями и даже фламинго. А однажды днем Фентон собрался отправиться с Лидией в Сити и посетить театр.
Ему было известно, что Герцогский театр некоторое время назад переехал с Линкольнс-Инн-Филдс в новое здание на Дорсет-Гарденс, в Уайтфрайерс. Им незачем было добираться туда по шумному, перепачканному сажей Стрэнду. Они решили ехать по воде — самым приятным способом передвижения при наличии времени и денег.
Щеки Лидии раскраснелись, а глаза сверкали от бурной радости. Она решила надеть свое лучшее платье — серо-голубое с серебром. Лидия стояла перед зеркалом, пока Джудит Пэмфлин помогала ей с побледневшим от злости лицом и губами, ибо она знала о намерении ее хозяйки посетить театр, что являлось грехом.
Фентон, прислонившись к стене, наблюдал за тем, как Лидия одевается. Если бы у Джудит хватило смелости, то она убила бы его без всяких угрызений совести. Она и Фентон словно символизировали круглоголового и кавалера, которые никак не могут вступить в поединок.
Фентон давно бы избавился от Джудит, если бы не ее преданность Лидии. В отличие от горничной, он ненавидел не ее саму, а ее пуританские замашки. Достигнув компромисса со слугами относительно ежемесячной ванны, Фентон знал, что мисс Пэмфлин не согласится и на это. Так оно и вышло. Тогда Фентон пригрозил собрать всех слуг, приказать Большому Тому в их присутствии раздеть ее, поставить под насос и держать там, пока вся вода не кончится. Джудит пришлось подчиниться.
Но теперь, когда речь зашла о театре, Джудит больше не могла сдерживаться и не высказать своего мнения по этому и другим терзающим ее вопросам.
— Этот человек, — резко обратилась она к Лидии, кивнув в сторону Фентона, — затягивает тебя все сильнее в пучину плотских страстей!
Фентон молча ожидал продолжения.
Три недели назад Лидия всего лишь пробормотала бы какие-нибудь успокаивающие слова. Теперь же она повернулась и уверенно ответила:
— Не вижу ничего плохого в плотских страстях! Разве я не его жена?
Джудит предостерегающе подняла палец.
— Жена или нет, похоть — грех в глазах Господа…
— Стоп! — негромко произнес Фентон. Вцепившись в пояс под атласным жилетом, он шагнул к ней.
— Женщина, — продолжал Фентон, — некоторое время назад я приказал тебе не нести свой пуританский вздор в присутствии моей жены. Ты ослушалась меня. Теперь убирайся из этой комнаты. Больше ты не будешь прислуживать миледи.
Джудит Пэмфлин открыла рот, чтобы заговорить.
— Уходи! — приказал Фентон.
Когда она выходила, Фентон видел в ее глазах только дикую жажду мести, к которой, очевидно, свелись все ее мысли. Причем Джудит хотела обрушить на него не личную месть, а отмщение Господа, чью волю знали только она и ее секта индепендентов. Фентон чувствовал, что теперь ему придется ожидать угрозы и с этой стороны.
— Странно! — пробормотала Лидия, когда дверь за Джудит закрылась. В ее голосе слышались удивление и смех. — Я совсем не испытываю угрызений совести.
Она повернулась, сияя, и присела перед Фентоном в реверансе.
— Если это платье тебе не нравится, — сказала она, внезапно становясь серьезной, — то клянусь, что я разрежу его на куски!
— Мне все в тебе нравится, Лидия, — так же серьезно ответил Фентон. — То, что ты говоришь, делаешь, думаешь… Что касается платьев, то можешь забить ими хоть весь дом, так же как и безделушками, драгоценностями, часами и всем, что придет тебе на ум. Когда в следующий раз ты пошлешь в Ковент-Гарден к твоей миссис… — он щелкнул пальцами, припоминая имя, — миссис Уиблер…
Лидия отвернулась и вздрогнула.
— Я уже больше двух недель не посылала никого к миссис Уиблер, — наконец ответила она. — Я посылала в Новую биржу или к мадам Ботан под вывеской «Ла Бель Пуатрин», так как боялась, что… что у миссис Уиблер все слишком дорого.
Фентон застегнул на шее Лидии голубую накидку с серебряным кружевом. К своему левому плечу он прикрепил пряжкой плащ. С таким же успехом его можно было прикрепить и к правому плечу, но это мешало бы правой руке орудовать шпагой.
— О цене не беспокойся. А вот la belle poitrine, — улыбнулся Фентон, — нам и в самом деле необходима. Позволь напомнить, дорогая, что спектакль дневной, а не вечерний, и нам следует поторопиться.
Лестницы Уайтхолла, спускавшиеся к реке, были открыты для удобства путешествующих по Темзе. Спустившись вместе с Лидией по дубовым ступеням, почти сгнившим внизу, Фентон усадил ее в лодку, на корме которой сидел толстый веселый перевозчик с длинными веслами.
Так как было время малой воды, брызги почти не беспокоили сидевших в лодке, да они и не обращали на них внимания. Лидия и Фентон сидели лицом к гребцу, глядя на восток.
— День не особенно солнечный, но и не пасмурный, — заявил лодочник, в чьи обязанности входило развлекать пассажиров. — Я выведу лодку на середину реки и благополучно доставлю вас к… ?
— Пристани Уайтфрайерс.
На серых, тускло поблескивавших водах Темзы покачивалось множество суденышек, на некоторых из них виднелись белые паруса. Легкий прохладный бриз шевелил поля шляпы Лидии. С левой стороны поток катился мимо выходящих к реке тяжелых каменных ворот домов знати, намывая грязные отмели на тыльные стороны старых построек Стрэнда, в сторону окутанного туманом Сити.
В Герцогском театре в Дорсет-Гарденс Фентон обнаружил многое из того, что ожидал увидеть. Фентон занял боковую ложу, образующую небольшое пространство у кирпичной стены и ограниченное четырьмя каменными колоннами. Но сцена обладала солидными размерами, а после смерти сэра Уильяма Дейвенанта его сын обеспечивал великолепное оформление, которому сопутствовали изобретенные Беттертоном передвижные декорации.
Подобно всем знатным дамам, Лидия надела черную маску, как только они вошли в театр. Это было единственным известным ей правилом посещения подобных мест, и оно казалось весьма привлекательным.
— Пьеса будет смешная? — с интересом шепнула Лидия, вцепившись в руку Фентона, когда они усаживались в боковой ложе.
В маленьком, переполненном, дурно пахнущем помещении множество тусклых свечей придавало величие безвкусным восточным декорациям.
— Нет, любовь моя, — ответил Фентон. — Это «Ауренгзеб», трагедия в стихах мистера Джона Драйдена. Тебе следует знать, что сей знаменитый автор был недавно высмеян в остроумной комедии, написанной герцогом Бакингемом.
При этом он сразу же вспомнил о клубе «Зеленая лента».
— Я такая невежественная! — вздохнула Лидия.
Сев на стул, она расстегнула и отбросила накидку. Щеголи, сидящие по обеим сторонам сцены, вяло расчесывали парики или перебрасывались остроумными, по их мнению, замечаниям, дабы произвести впечатление на партер. Девушки, торгующие апельсинами и шумно рекламирующие свой товар, сновали в проходах между боковыми ложами и скамьями партера, настолько узких, что они как будто сами напрашивались на щипки, которые в изобилии получали.
Но теперь щеголи оживились. Множество золотых лорнетов устремилось в сторону Лидии. Мужчины и женщины в ложах поднялись с мест, чтобы рассмотреть ее получше; маски женщин в полумраке казались призрачными. В партере и на галерке также многие встали. Подвыпивший мужчина на галерке выкрикивал по адресу Лидии похвалы в выражениях на грани непристойности.
Все это нравилось Лидии, которая улыбалась, несмотря на смущение. Публика одобрительным гудением приветствовала подобное снисхождение со стороны явно знатной леди. Понадобилось время, чтобы возбуждение улеглось.
— Обрати внимание, — усмехнулся Фентон, — как все разделяют мое мнение о тебе. Я почти что ревную.
— Нет! — испуганно воскликнула Лидия, но ее выражение лица сразу же изменилось. — Понимаю, ты шутишь! Все равно, не говори так — мне это не нравится. Дорогой, ты рассказывал об этой пьесе…
— Ну, осталось сказать немногое. Это ответ мистера Драйдена на насмешку его светлости Бакса в пьесе «Репетиция». Причем заметь: Драйден отвечает герцогу не очередной насмешкой, а демонстрацией лучшего, на что он способен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55