— Наша Мария Викторовна какое-то открытие вроде сделала, в крупные ученые пробивается. Может, потому и пальнули в нее?
Она не скрывала иронии, даже откровенной издевки.
— Какое открытие?
— Где уж нам разобраться. Статью гениальную написала, а что в ней — не каждый поймет. Поинтересуйтесь у начальства, коли охота есть.
Честно говоря, никакой охоты заниматься побочными вопросами у меня не было.
Я доложил дело руководству, сообщил о результатах работы Зайцеву, передал ему все протоколы допросов. В конце полагается высказать свое мнение, и я это сделал, объективно высветив неутешительную картину. Все, что положено сделать, — сделано. Изучив планы розыскных и следственных мероприятий, ознакомившись с пухлым томом уголовного дела, ни один самый въедливый проверяющий не найдет, к чему придраться. Следствие проведено качественно, документы в полном ажуре. Есть только маленький пустячок, мелочь, не стоит внимания: преступник не найден и ни один из традиционных вопросов: «кто, почему, чем» — гак и не разрешен. А возможности для расширения круга свидетелей и отыскания новых доказательств исчерпаны.
Очень похоже на тот тупик, из которого дела с постановлением о приостановлении следствия из-за отсутствия лиц, подлежащих привлечению к уголовной ответственности, отправляются на пыльные полки архива.
Начальству я на этом излагать свое мнение закончив а Зайцеву добавил еще кое-что. Что в деле имеются некоторые зацепки, но такие, которые не поддаются обычной фиксации: запах сгоревшего пороха в кабине башенного крана, странные оговорки Нежинской, неувязки в ее показаниях, непонятные намеки Кузиной.
— Что же она имела в виду? — спросил следователь.
— По-моему, просто издевалась над Нежинской. Точнее, над ее способностями к научной работе.
— И все же — что за статья? Что за метод Элефантова? Перспективен ли он? Что за человек сам Элефантов и его коллеги? Каковы их взаимоотношения с Нежинской? Что за человек Нежинская? Почему она путает нас в незначительных деталях? Что за несуразности с аварией? Ты можешь ответить?
— Нет.
— И тебя это не смущает?
— Ничуть. Есть поговорка: один дурак может задать столько вопросов, что на них и сто умных не ответят!
— Однако! — Зайцев осуждающе покрутил головой.
— Я, конечно, не имею в виду тебя, скорее обстоятельства, которые все эти вопросы нам" подкидывают. Но ведь они, как ни крути, не имеют отношения к выстрелу!
— Прямого не имеют, но могут иметь косвенное. И, отвечая на них, можно натолкнуться и на другие ответы. Да ты сам прекрасно все это знаешь.
Уверен, что твое руководство сказало тебе то же самое. Так?
Он как в воду смотрел. Мне было предложено тщательно поработать в институте, погрузиться в царящую там атмосферу, изучить отношения Нежинской с коллегами и постараться раздобыть данные, которые могли бы способствовать выдвижению новых версий. Так я снова очутился в НИИ ППИ.
Часть комнаты, отгороженная некрашеной фанерой от пола до потолка, напоминала пенал, кофейные чашки, чайник, окурки со следами помады показывали, что атмосфера тут довольно свободная.
У дальней стены на белом лабораторном табурете сидел высокий человек с изможденным лицом, глаза у него были полузакрыты, руки лежали на коленях, тонкие пальцы заметно вздрагивали. В унисон со стрелкой какого-то небрежно смонтированного — все потроха наружу — прибора, на который мне порекомендовал смотреть Элефантов.
— Евгений Петрович, посильнее, пожалуйста, два максимума, если можно.
— Тон Элефантова был явно просительный.
Человек на табуретке поморщился. Стрелка резко — до середины шкалы — качнулась вправо, потом еще раз.
— Все, хватит, мне это уже осточертело. — Человек рывком встал, нервно хрустнул пальцами. — Тем более что твоему гостю это неинтересно. У него на уме какие-то головоломки, он ищет сам не знает чего, почти как ты.
Пореев насыпал в чашку растворимого кофе, сахара, капнул воды и начал взбивать ложкой пену.
— На эти сеансы у Евгения Петровича тратится много нервной энергии, поэтому он бывает раздражительным. Давайте мы тоже выпьем кофе с пенкой.
Элефантов постарался сгладить резкость Пореева, а тот принял это как должное, чувствовалось, что такова обычная манера отношений между ними.
— Вот так мы и работаем. — Элефантов сосредоточенно размешивал светлеющую на глазах смесь. — Экранировки помещения практически нет — тонкий лист свинца по периметру — и только, технического персонала нет: то дадут лаборантку, то заберут снова, индуктор — капризный энтузиаст, если бы он работал за плату, то вел бы себя более спокойно. Кустарщина!
Он налил в чашки кипяток, поднялась густая белая пена.
— То что надо. А результат, между прочим, налицо. Сами видели: мозговая энергия фиксируется на расстоянии, несмотря на помехи.
— А каков практический выход вашей разработки? — «Не считая того, что вы научились готовить вкусный кофе?» — вторая часть фразы осталась непроизнесенной.
Пореев хмыкнул:
— Индуктор может передать нужную информацию.
Пока азбукой Морзе или двоичным кодом, вот у нас целая груда лент, а потом непосредственно образами — зрительными или смысловыми. Это, конечно, дело не сегодняшнего дня…
— Значит, сейчас работа носит абстрактный характер?
— Ну почему же? А кофе, товарищ сыщик? — издевательски заметил Пореев.
Я вспомнил, что ему не говорили, кто я и зачем пришел.
— Не абстрактный, а теоретический.
Элефантов недовольно покосился на Пореева.
— Все упирается в одну вещь: мой прибор фиксирует пока только мощное биополе, которое встречается у очень немногих людей. Уважаемый Евгений Петрович — один из них, потому я и терплю его скверный характер. А вот если, например, вы или еще кто-то сядет на это место, — Элефантов кивнул в сторону белой табуретки, — стрелка не сдвинется с места…
— Насчет нашего гостя ты ошибаешься, — с усмешкой проговорил Пореев.
— Попробуй и убедишься: у него мощный биопотенциал. Хотя, конечно, с моим не сравнится.
Элефантов усадил меня на табуретку, щелкнул тумблером.
— Невероятно!
— Примерно в два раза меньше моего, — в голосе Пореева чувствовалось нескрываемое самодовольство.
— Напрягитесь! Попробуйте выплеснуть мысленную энергию! Э, черт, не так!
Я встал.
— Спасибо за кофе. Признаться, первый раз в жизни меня делают объектом лабораторных опытов. Но очень жаль, вряд ли смогу пригодиться вам в этом качестве.
Элефантов потух так же внезапно, как и вспыхнул.
— Извините, я увлекся…
— Где там, увлекся. — Пореев поднял палец к потолку. — Если бы товарищ сыщик попался тебе полгода назад, ты бы его отсюда не выпустил. Даже если бы пришлось связать его по рукам и ногам и посадить меня ему на голову. А сейчас ты какой-то другой, надорвавшийся, что ли…
— Вам бы не понравилось у меня на голове, — довольно недоброжелательно оборвал я Пореева. — Кстати, откуда вы взяли, что я сыщик?
— Вижу. — Он опять самодовольно улыбнулся. — Весь вы у меня на ладони. Хотите, скажу, о чем думаете?
Хотя потом мне было смешно, в этот момент я действительно поверил, что он умеет читать мысли, и поспешно ретировался с неприятным ощущением человека, попавшего в дурацкое положение.
Может, они сами ненормальные? Я сразу понял, что такая мыслишка представляет простейшую защитную реакцию, и постарался ее отогнать. Но, общаясь с другими сотрудниками института, неоднократно слышал, что Элефантов — шарлатан, да еще с заскоками, а Пореев — настоящий душевнобольной. Впрочем, такое мнение исходило от тех, кто не замахивался на открытия, тихо греясь возле науки да подаивая ее дважды в месяц. Таких людей видно за версту.
— Он слишком много берет на себя, этот Элефантов! Слишком! — щуря круглые глаза за толстыми стеклами очков и яростно размахивая руками, высказывался главный инженер проекта Бездиков. — И явно противопоставляет себя коллективу! Явно! Что?.. Хотите пример? Пожалуйста! Мы получили задание — срочное, важное, ответственное: рассчитать параметры экспериментальной приемопередающей лазерной установки для нашего полигона. Собрали людей, обсуждаем, высказываемся, намечаем сроки, берем обязательства — все заинтересованы, все участвуют, а он сидит, журнал читает.
Порядок? Непорядок! Я его поднимаю, мол, разве вас, товарищ Элефантов, не интересует предстоящая работа?
А он так свысока отвечает: «Да я ее уже сделал».
Представляете?! Бригаде расчетчиков сидеть неделю, а тут такое самонадеянное заявление! Я даже, честно скажу, растерялся. Поднялся шум, гам — как, когда успел, быть не может!
А он опять с улыбочкой: «В выходные делать было нечего, вот и посчитал по своей методике». И листки с результатами — бух мне на стол! Что же это получается? Выходит, все дураки, а он один умный? Хорошо это?
Нет, плохо!
Что потом было? Я на авантюру, конечно, не поддался, распределил задания, коллектив важность дела понял, к концу недели все завершили. Вот так-то. Что совпало? Да никто и не сверялся с его расчетами! Мало ли какую галиматью он напишет! Вон додумался до чего: мысли передавать! Разве это ученый? Ученому яснее ясного: самый перспективный метод информационного обмена — лазерная связь. Тысячи каналов в одном луче, высокая помехоустойчивость, да что говорить! А он чуть ли не до алхимии дошел! И других приучает. Нежинская под его дудку статью написала! Не знаю, плохая, хорошая, все это вообще вне плана, самодеятельность с разрешения начальства!
В отличие от доказательственной, ориентирующую информацию официально фиксировать не обязательно. Тем более что люди не любят, когда их слова записывают. Поэтому я разговаривал со всеми без бумаги и ручки, а потом, улучив момент, кратко набрасывал, чтобы не забыть, содержание беседы в карманный блокнот. Он был исписан почти полностью, когда я попал к директору НИИ ППИ.
Доктор наук, председатель ученого совета, делегат, депутат — фигура!
Но встретил меня просто и дружелюбно, без той высокомерной снисходительности, которую иные руководители называют «демократизмом».
— Элефантова я переманил из НИИ автоматики и связи, парень перспективный, голова у него хорошая, умеет далеко видеть и, самое главное, — не пугается непривычного, нестандартного. Наука, к сожалению, а быть может, к счастью, ортодоксальна и достаточно инерционна. С одной стороны, это препятствует проникновению в нее всевозможных лжеучений, с другой — затрудняет внедрение нового, особенно если это новое трудно подтвердить экспериментально. А уж если идея скомпрометирована и на нее навешен ярлык…
Быстров махнул рукой.
— …Дело становится совсем безнадежным. Правда, жизнь идет, меняется обстановка, взгляды и соответственно… Сколько вам лет? И вы наверняка не помните, как кибернетику и генетику обзывали реакционными лженауками?
Вот видите! А телепатию, телекинез считали шарлатанством совсем недавно.
Но голое отрицание не аргумент, да и время ярлыков миновало, стали изучать — что-то есть! Но что это? Экстрасенсы, биополе, аура — термины, почти вошедшие в обиход, хотя что за ними — никто не знает. Какова физическая природа феномена, качественные и количественные характеристики, распространенность? Нужны целенаправленные исследования, отработка методик, научный поиск.
А противников хватает, вокруг необычного собирается столько жулья и шарлатанов, что к любому делу могут доверие подорвать. Но это шелуха, она отлетит со временем, главное — есть ядро, явление, которое надо изучать!
Встает вопрос: как? Специальной техники нет, в основном все строится на субъективных ощущениях, да еще помогают испытанные приборы: магнитометры, фотоаппараты, амперметры. Кустарщина! А Элефантов сделал устройство, фиксирующее достаточно мощное биополе! Уже за одно это можно докторскую степень присвоить!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69