Прошло три дня, и утро четвертого все еще застало Стеттона в Маризи. Дюжину раз он решал покинуть город первым же поездом и уехать на запад, но не отваживался, хотя никаких очевидных препятствий тому не было. Однажды на Аллее он встретил Алину с Виви. Она поклонилась ему вежливо и дружелюбно, а он почувствовал дикое удовлетворение, вызывающе грубо повернувшись к ней спиной.
Но на четвертый день он, наконец, совершил решительный прыжок. В час дня он зашел к Науманну в миссию, чтобы попрощаться. Науманн со смехом покачал головой.
- Если бы я верил, что ты действительно собрался уезжать, - заявил он, - я бы стал тебя отговаривать.
Карнавал состоится на следующей неделе, грех пропустить его. Это бесконечно забавно. Ты должен быть здесь.
- Вот увидишь, - возразил Стеттон, - я решил окончательно. Прощай, старина. Может быть, когда-нибудь еще увидимся.
Через три часа он действительно сидел в купе берлинского экспресса, мчащегося по равнине со скоростью шестьдесят миль в час. Он убеждал себя, что видит в последний раз не только Маризи, но и Европу. Места, ранившие его. Он хотел обратно в Америку. В Нью-Йорк! Все, что угодно, лишь бы совсем другое. Через неделю он забудет об Алине Солини. И начнет работать.
Маризи! Он ненавидел его!
На пару дней он задержался в Берлине, чтобы позвонить и попрощаться с друзьями и знакомыми, и на один день - в Париже для таких же процедур. Потом он отправился в Лондон, где провернул некоторые дела в филиале производственной компании его отца, из-за чего задержался на три дня дольше, чем рассчитывал, и заказал себе место на «Лавонии», которая должна была отплыть из Ливерпуля через несколько дней.
Вечером он посетил театр и поужинал в «Савое» с одним своим старым, еще гарвардским товарищем, который приехал в Англию в качестве агента по американским автомобилям.
От манеры разговора приятеля и вереницы воспоминаний Стеттону показалось, что он уже дышит воздухом Штатов. Как это здорово звучит! Как это здорово опять ступить на манхэттенские тротуары!
И хотя на следующее утро это ощущение уже сопровождалось чувством печали и сожаления, к тому времени, когда Стеттон сел в поезд на Ливерпуль, он был готов предаваться самым приятным размышлениям.
Он признался себе, что и не сознавал, насколько ему хотелось домой. Лица отца и матери стояли перед ним.
Он удивился, обнаружив, как сильно соскучился по ним, и с нетерпением ждал поезда, который отвезет его в Ливерпуль.
Он первым спустился из поезда на ливерпульскую платформу, запруженную толпой.
Было три часа пополудни. Хрипло кричали таксисты, мужчины и женщины носились во всех направлениях, дикторы железнодорожной станции и агенты пароходств и компаний заглушали друг друга с истинно британской бесцеремонностью, и все это под вопли мальчишек-газетчиков, выкрикивавших последние новости из вечерних газет.
Стеттон, подозвав такси, приказал отвезти его на пирс и тут же сунул мальчику пенни за газету.
Он передал свой багаж таксисту и сел в машину. И сразу развернул газету.
В верхнем левом углу большими черными буквами было напечатано «Экстра», а ниже такими же черными, но чуть поменьше, было напечатано нечто такое, от чего лицо Стеттона внезапно побелело.
И всю дорогу, пока такси грохотало по грубым булыжникам Ливерпуля в сторону пирса, он сидел как парализованный, уставясь на заголовок. Потом прочитал короткое сообщение под ним:
«Маризи, 19 июля Сегодня в Маризи выстрелом анархиста убит принц Маризи, вместе с принцессой возглавлявший пышное шествие карнавала Перли.
Принцесса едва избежала той же участи и теперь находится в шоке.
Убийца схвачен».
Ниже было напечатано: «О подробностях читайте в следующих номерах».
Такси остановилось; дверца распахнулась; они прибыли на пирс. Голос таксиста привел Стеттона в чувство:
- Приехали, сэр!
Стеттон, такой бледный, будто увидел привидение, сказал:
- Я передумал уезжать. Отвезите меня обратно на вокзал, и неситесь как дьявол.
Еще через тридцать минут он снова был в поезде, на пути в Маризи.
Глава 23
Награда - два миллиона долларов
В большинстве случаев власть не может ни существовать, ни развиваться без денег. Политическая власть в том числе. Когда политическая власть терпит неудачу, следует крах.
Таковы приблизительно были мысли Алины, принцессы Маризи, когда она после полудня сидела в одиночестве в своем будуаре во дворце.
Прошла неделя со дня убийства принца и три дня после его похорон. Принцесса заперлась во дворце, отказываясь видеть кого бы то ни было, кроме одного-двух самых близких друзей.
За время жизни с принцем Маризи она мало что узнала и о государственных, и о его личных делах; она только-только начинала пробовать свое влияние в мелочах, вот и все. Но со смертью принца перед ней встала необходимость управлять Маризи; весь следующий день она просидела на троне, принимая Совет.
С тех пор она многое узнала и многому научилась, в частности, из уст де Майда услышала, что государственная казна исчерпана почти до дна, а личная казна принца и вовсе пуста, но, что еще хуже, есть долги.
Принцесса была озабочена и долгами государства, и личными долгами принца, то есть, можно сказать, ее собственными долгами. У де Майда она выяснила, что очень трудно достать наличные даже на хозяйственные расходы, на содержание дворцовых слуг.
Среди долгов были и шестьсот тысяч франков, заплаченные за доставленный из Парижа великолепный бриллиантовый крест, который принц подарил Алине в качестве свадебного подарка. Еще больше долгов было в Маризи.
Со времени смерти принца кредиторы шумно требовали свои деньги и, что еще хуже, отказывали в дополнительных кредитах. Принцесса была уже в долгу перед сокровищницей государства, к тому же сокровищница практически тоже была пуста.
Не слишком приятная ситуация для принцессы, недавно понесшей тяжелую утрату. Так думала Алина, но надо отдать ей должное: вместо того чтобы тратить время на стенания по поводу трудностей, она искала пути их решения.
Сначала она подумала, что следует увеличить государственные налоги. Услышав об этом, де Майд улыбнулся.
- От налогов будет получен очень небольшой доход, - утверждал он, - а то немногое, что идет в фонд управления Маризи, поступает из Парижа и Санкт-Петербурга в знак признательности за некоторые услуги, оказанные нами их правительствам в области связей с Балканскими государствами и турками. Франция платит двести тысяч франков в год, русские - двести пятьдесят тысяч. Принц уже выбрал эти суммы за три года вперед, оттуда ожидать нечего.
Таким образом, Алина оказалась лицом к лицу с серьезной проблемой. И, раздумывая над ней, она пришла к выводу о том, что ей нужен Ричард Стеттон, Нью-Йорк.
Подумав так, она начала действовать: подошла к телефону и позвонила в отель «Уолдерин».
С первых же звуков голоса Стеттона, нетерпеливого и радостного, когда он понял, с кем говорит, принцесса поняла, что он все еще принадлежит ей. Это было все, что ей хотелось знать. Она попросила его зайти навестить ее во дворце на следующее утро в одиннадцать часов.
Когда Стеттон явился на двадцать минут раньше назначенного времени, его сразу же провели в апартаменты принцессы на третьем этаже, в небольшую приемную, изящно и со вкусом обставленную. Вскоре он услышал сзади шорох портьеры.
Он обернулся и увидел принцессу.
Алина предполагала, что при встрече могут возникнуть некоторые трудности, однако была готова к битве.
Никогда, подумал Стеттон, она не была так прекрасна, так желанна.
Одетая с головы до ног в фиолетовый траур, со своей белой кожей и золотистыми волосами она была сверхъестественно хороша. Ее прекрасные серо-голубые глаза смотрели на него… Как, неужели приветливо?
Стеттон, со своей стороны, был слишком взволнован, ему было очень не по себе. Он, как и прежде, склонился над ее рукой, но поцеловать не решился. По правде сказать, он был порядком напуган. Ведь вдобавок ко всему она как-никак была принцессой.
- Не могу выразить, как я рада видеть, что вы все еще в Маризи, - сказала Алина. - Я опасалась, что вы вернетесь в Америку.
- Да, я уезжал, - ответил Стеттон, глядя на нее так, будто хотел наглядеться на всю оставшуюся жизнь, - но в ливерпульских газетах прочел о смерти принца и вернулся.
- А! - улыбнулась Алина. - Значит, вы все знаете.
Стеттон озадаченно смотрел на нее.
- Я имела в виду, что вы знаете, как я вас ждала, - объяснила Алина.
- Я не понял.
- Но, месье… тогда почему вы вернулись?
- Не знаю. Нет, знаю. Чтобы увидеть вас.
- Вот! - сказала Алина, будто он в чем-то признался. - Видите, я права.
- Может быть, - согласился Стеттон, - но я не знаю, что вы этим хотите сказать.
Алина засмеялась:
- Вы же знаете, что я послала бы за вами.
- Откуда я это мог знать? Я мог только надеяться.
- А почему? Ведь вы ненавидите меня, я думаю.
- Пожалуй.
- Тогда почему же вы надеялись, что я за вами пошлю?
- Потому что, когда я не ненавижу вас, я вас люблю.
Алина одобрительно смотрела на него:
- Мой дорогой Стеттон, вы совершенствуете язык.
Это хорошо. Вам понадобятся все ваши достоинства: образованность, воспитание, внешний лоск - все, что сумеете набрать.
- Для каких целей?
- Пока это секрет, он будет открыт позже. Теперь же давайте будем откровенны, - пока только пристрелка.
Скажите мне прямо, что вы думаете обо мне. Только правду.
- Вы очень хорошо знаете, что я о вас думаю.
- И тем не менее скажите.
- Я не могу вам сказать.
Но по выражению глаз молодого человека легко было догадаться, что он думает.
Алина улыбнулась и дерзко заявила:
- Тогда покажите мне.
И в следующее же мгновение он схватил ее в объятия, крепко прижал к себе и осыпал неистовыми поцелуями ее губы, щеки, шею.
- Вот что я думаю! - вскричал он сразу охрипшим голосом.
То, что он делал потом, было мечтой всех последних месяцев. Ее дыхание возле его губ сводило его с ума; ее губы, хоть и не отвечали так же горячо, были податливы и сладки.
- Вот что я думаю! - пьянея, опять воскликнул он.
- Но, Стеттон, вы должны помнить, - начала Алина, попытавшись освободиться.
- Я ничего не помню… ничего, кроме того, что я люблю вас! Вы скажете мне, что вы - принцесса, что я должен уважать память принца. Я ничего не уважаю.
Я люблю вас!
- Но вы не должны говорить мне это… сейчас, - протестовала Алина таким тоном, словно приглашала немедленно повторить сказанное им.
- Я совсем не должен говорить, - мрачно сказал Стеттон, - и отлично это знаю. Я был глупцом, влюбившись в вас, а теперь стал еще большим глупцом, раз говорю вам об этом. Видите ли, Алина, я начал понимать вас. Вы никогда никого не любили и никогда не полюбите. Вы никогда не любили меня; вы просто играли мною и делали со мной, что хотели, а потом отбросили. А я все еще люблю вас, к вашему сожалению…
Принцесса прервала его:
- Вы ошибаетесь.
- Ошибаюсь в том, что люблю вас?
- Нет.
Принцесса помедлила мгновение и вдруг решительно продолжила:
- Стеттон, вы ошибаетесь, повторяю. - Она с нежностью смотрела на молодого человека. - Почему вы полагаете, что я не люблю вас? Потому что я вышла замуж за принца? Уверена, вы не думаете, что я любила его. Можете вы понять, что амбиции женщины могут быть сильнее, чем ее любовь? Ну что ж, амбиции удовлетворены… - она задумчиво смотрела на него, - моя любовь - нет.
- Вы имеете в виду!.. - вскричал молодой человек, задрожав от радости, не столько услышав ее слова, сколько увидев выражение ее лица.
- Я имею в виду, Стеттон, что у меня все еще есть ваше предложение, и я намерена принять его.
Стеттон слегка нахмурился.
- А, это… - начал он и остановился.
- Вы колеблетесь? - спросила Алина, не сводя с него глаз.
Он и вправду колебался. И не понимал почему. Еще месяц назад… нет, день… два часа назад… он ничего большего не желал бы для счастья, чем то, что предлагали ему сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42