Ладно, пусть пока приходят в себя, а если через полчаса не случится ничего новенького, рванем туда. О'кей?
— О'кей… Вы женаты, Майк?
— Да вы что? При моей-то работенке? У меня есть подружка в Сиу-Сити, в штате Айова — я там родился. Лет через пять-шесть мы поженимся, если, конечно, я выйду в отставку не очень дохлым… Буду ловить рыбку в старушке Миссури, и настанут распрекрасные времена… Правда, за пять-шесть лет может много чего случиться… Иногда я думаю, Ронни, что лучше бы пошел в полицию Сиу-Сити… Тогда я, само собой, не смог бы болтаться по всему свету, зато Мэрион, возможно, нарожала бы мне чудных ребят…
— А зачем вы пошли в разведку?
— Кажется, меня провели за нос, старина… Книжек начитался! Я воображал, будто шпионы, хоть и дерутся, но в перерывах «снимают» самых сногсшибательных куколок, готовых на что угодно из уважения к нашей профессии. А долларов будто бы — хоть лопатой греби! Видали осла? Насчет драк не спорю — чего-чего, а этого добра хватает. Я уже заработал одну пулю в бедро, другую в плечо и получил ножом в спину, так никогда и не выяснив, кому сказать спасибо… Я болел тифом, корью и чуть не сдох от желтой лихорадки. А вот девицы, по крайней мере те, что мне попадались, не привлекли бы и мальчишку… Что же до бешеных бабок — каждую коробку спичек приходится записывать в статью расходов… Так что облапошили меня, старина, другого слова не подберешь. А у вас как, получше?
— Куда там! С нашими-то жмотами…
— А вы тоже полезли в этот дурдом из-за девок?
— Не совсем… По правде говоря, мы с Дэйзи — моей женой — дружили с детства, вместе ходили в школу в Кокермауте, это в графстве Кемберленд. Я крепкий малый, но всегда был маленького роста, а женщины, во всяком случае у нас в Англии, не очень-то обращают внимание на коротышек…
— А вы еще и рыжий!
— Ну да, рыжий, и что с того?
— Разве в Англии любят рыжих?
— Пока вроде бы да…
— Вот как? А у нас — нет. Короче, ваша Дэйзи не ставит вам в счет огненные волосы?
— Она сама рыжая!
Майк дружески хлопнул коллегу по спине:
— Ох уж этот Ронни! Выходит, Дэйзи не нравился только ваш рост?
— Не то чтобы не нравился, а просто я видел, как она переживает… Другие совершали спортивные подвиги, а я мог рассчитывать только на всякие хитрости. Потом началась война… Я надеялся наконец отыграться, но и тут ни разу не пришлось пострелять. Меня засадили за бухгалтерские расчеты… Троих моих друзей убили, двое вернулись раненые и увешанные медалями. И вот как-то раз, когда я занимался в физкультурном зале дзюдо, ко мне подошел один тип… Короче, я связался с разведкой, чтобы ошеломить Дэйзи. Мы поженились, и у нас двое детей — Алан и Монтгомери…
— И оба рыжие?
— Иначе это было бы просто подозрительно, Майк! Разумеется, о моей работе в секретных службах знает весь Кокермаут, во всяком случае, я думаю, Дэйзи об этом позаботилась, потому что каждый раз, когда в любой точке мира случается мощный взрыв, исчезает самолет, сходит с рельсов поезд или происходит особо впечатляющее покушение, сограждане со всех ног бросаются к моей супруге спрашивать, не замешан ли в этом деле я. Дэйзи, которая, конечно, ничего не знает, отказывается отвечать, но при этом напускает на себя такой таинственный вид и так многозначительно подмигивает, что, с точки зрения жителей Кокермаута, на моих руках больше крови, чем у Гитлера и Сталина, вместе взятых!
— Значит, вы самая выдающаяся личность в Кокермауте?
— Да… Но, по правде говоря, лучше бы я остался бухгалтером. По крайней мере я бы видел Дэйзи и детей, а по субботам метал бы стрелки в баре «Оловянная кружка»…
— Не расстраивайтесь, старина! Всему приходит конец. А пока, раз карабинеров не видно, займемся нашим синьором Субрэем.
— Вы совершенно уверены, Майк, что этот сержант не притащит с собой подкрепления и не начнет прочесывать дом и сад?
— Сержант? Готов спорить, он сейчас лежит в постели с ледяным компрессом на лбу!
Карло Коррадо не лежал, но предположения американца были недалеки от истины. Отдав необходимые распоряжения Гринде — второму из своих карабинеров, и отпустив Морано немного отдохнуть, Карло отправился домой. Антонина встретила его душераздирающими криками и причитаниями. Она сняла с мужа ботинки и мундир, удобно устроила в кресле и потребовала, чтобы он молчал, пока не выпьет крепкого кофе. Но, не давая Карло открыть рта, сама матрона и не думала отказываться от подобного удовольствия.
— Святой Януарий свидетель, Карло мио, я пережила ужасные часы… Я думала, ты погиб!.. И уже видела тебя распростертым на погребальном ложе, в парадной форме и с четками в скрещенных руках.
— Ну, это уж слишком, Антонина…
— А кем бы я была без тебя, мой Карло?
— Вдовой!
— Что ты говоришь?
— Если меня не станет, ты будешь вдовой!
— Никогда! Я не желаю быть вдовой!
— Знаешь, голубка, я ведь тоже не особенно рвусь на тот свет…
— Вот что, Карло, немедленно дожить! Я приготовлю тебе настой огуречника с граппой… ты пропотеешь, и все неприятности как рукой снимет!
— Ma gue! Я же не болен, просто устал!
— Что ж, сделай так, будто ты заболел!
— А мой долг, Антонина?
— Твой долг — сохранить мне мужа, потому что такого, как ты, я больше никогда не найду!
— Если хочешь знать, Антонина, я тоже так думаю.
— Так ты позволишь мне поберечь моего дорогого супруга?
И, преодолевая слабеющее сопротивление Коррадо, жена заставила его облачиться в великолепную пижаму цвета палого листа, отделанную пурпурным шнуром, и уложила в постель. А потом сержанту пришлось выпить обжигающий настой с такой щедрой порцией граппы, что очень скоро, парясь под одеялом, бедняга почувствовал себя островом в океане. Антонина облегченно перевела дух — хотя бы на сей раз вдовство ей не грозит!
Тоска, Санто и Жак заканчивали завтракать. За едой они почти не разговаривали — все трое слишком устали, чтобы продолжать ссориться. Признания Субрэя так огорчили синьору Фальеро, что ей хотелось умереть. Мысль о том, что ее собственное нетерпение и недоверчивость лишили их обоих счастья, казалась невыносимой. В свою очередь Санто понимал, что жена и Субрэй смотрят на него как на третьего лишнего, и, конечно, не мог не испытывать глубокой горечи. Невозмутимый Эмиль, словно не замечая этого кипения страстей, неусыпно следил за соблюдением всех ритуалов, приличествующих завтраку. Наконец Тоска объявила, что собирается принять ванну и нарочно предупреждает всех, чтобы ей не мешали, поскольку в ванной, как и в других помещениях, замка на двери нет. Оставшись вдвоем, Жак и Санто с нескрываемым отвращением уставились друг на друга.
— Весьма сожалею, что там, в Мариборе, над вами не взяли верх, — заметил Санто. — Это избавило бы нас от вашего присутствия!
— Но тогда вам пришлось бы распрощаться с планами мотора!
— И что с того? Тоска мне дороже всех моторов на свете!
Субрэй встал:
— Пойду-ка я лучше пройдусь… Уж очень велико искушение надавать вам как следует!
Как только Жак ушел, Фальеро позвал Эмиля и заказал обед. Покончив с этим вопросом и отпустив метрдотеля на кухню, он закурил, но забыл бросить спичку и, конечно, обжегся, поскольку в комнату ввалился тот самый ужасный гигант, который так жестоко избил его накануне. Санто хотел крикнуть, но не смог издать ни звука. Впрочем, пистолет Майка не располагал к громким проявлениям недовольства. И Санто лишь взмолился, сам не зная кому:
— Нет, этого не может быть… меня, наверное, мучают кошмары… Неужели опять вы? И все начнется сначала?..
Американец расплылся в добродушной улыбке:
— На этом я вовсе не настаиваю… разве что вы сами меня вынудите… Ну? Где он прячется?
— Кто?
— У меня складывается впечатление, что это вы хотите начать все сначала, синьор!
— Вам по-прежнему нужен Субрэй?
— Вот именно.
— Минуту назад он был здесь, так что вряд ли успел уйти далеко.
— Советую вам не двигаться и сидеть спокойно, пока я не закончу поиски.
Не сводя глаз с Фальеро, Майк подошел к двери в спальню, быстро окинул ее взглядом и, не обнаружив ничего интересного, перешел к ванной. Едва он приоткрыл дверь, как послышался дикий вопль Тоски, застигнутой в костюме Евы. Майк неторопливо закрыл дверь и повернулся к Санто:
— А у нас принято запирать дверь, когда собираешься ополоснуться!
На пороге кухни гигант столкнулся с Эмилем.
— Что вам угодно, синьор? — с присущим ему спокойствием осведомился метрдотель.
— Синьор Субрэй, per favore!
— Разве он не завтракает?
— Нет.
— Тогда не знаю.
Во время этого короткого разговора Роналд Хантер, решив взяться за своего противника с другой стороны, в свою очередь появился в гостиной.
— Вы один? — спросил он вконец обалдевшего Фальеро.
— Странный вопрос… Вы тоже ищете Субрэя?
— Да.
— В доме его нет, во всяком случае, я так думаю…
— С вашего позволения, я проверю. Главное — не двигайтесь с места!
Фальеро мрачно уверил англичанина, что, если тому вздумается даже поджечь виллу, он не встанет с кресла. Хантер тоже заглянул в спальню, потом в ванную и услышал отчаянный вопль Тоски. Как и положено истинному британцу, Роналд покраснел до ушей и быстро захлопнул дверь:
— Sorry, Mrs…
Он вернулся в гостиную в тот момент, когда Мортон вышел из кухни.
— Ну, Ронни?
— Пусто, Майк!
— Да не испарился же он, в самом деле?!
Не подозревая о том, что его ждет, Жак вошел в гостиную. Увидев вытаращенные глаза Фальеро, он быстро сообразил, что к чему, и хотел было вернуться назад, но опоздал — дорогу в сад преградил американец. Жак оттолкнул плечом Хантера и бросился в спальню, рассчитывая выскочить в сад через ванную, но, распахнув дверь и услышав крик Тоски, застыл на месте и угодил в лапы преследователей. Мортон схватил Жака, а Хантер прикрыл дверь в ванную:
— Excuse me, Mrs**…
Но Тоска без чувств сползла по стенке и не слышала извинений. В гостиной, куда Мортон уже привел Субрэя, Роналд, не отличавшийся ненужной жестокостью, сразу же сообщил, что синьоре, по всей видимости, нехорошо. Проходивший мимо Эмиль бросился на помощь и, забыв постучать, влетел в ванную. Тоска как раз поднималась. Кричать у нее уже не было сил. Дворецкий так смутился, что, забыв все правила, забормотал на родном языке:
— Verzeihen Sie mich, gnadige Frau…
А в гостиной события разворачивались с нарастающей быстротой. Мортон и Хантер, загнав Субрэя в угол, уговаривали отдать кейс, не вынуждая прибегнуть к более убедительным аргументам. Донельзя возбужденный этой сценой Фальеро громко протестовал:
— Вы не знаете французов, синьоры! Этот ни за что не изменит своему долгу! Он предпочтет, чтобы вы прикончили его на месте! Синьор Субрэй — человек отважный! Вам придется как минимум очень долго его колотить!
Жак поглядел на Санто:
— Вам бы очень хотелось, чтобы эти джентльмены окончательно вывели меня из строя, да? Но я не испытываю ни малейшего желания стать калекой ради того, чтобы доставить удовольствие какому-то садисту! Вот мой кейс, синьоры. Я изо всех сил старался сохранить его, но бумаги дядюшки Фальеро, по-моему, не заслуживают, чтобы я положил за них собственную жизнь.
Санто презрительно фыркнул:
— Вы трус, Субрэй! Я это всегда подозревал…
— А вы, надо думать, покажете мне, как умирают, спасая изобретение любимого дяди?
— Мое дело изобретать, а не драться! Для таких вещей существуют наемники… Убийцы на жалованье вроде вас!
Появление Тоски, затягивающей поясок халата, окончательно взбесило Фальеро.
— Тоска! Вы совсем лишились рассудка? Являться в неглиже на глазах у этих похотливых субъектов!
— Какая разница?
— То есть как это?
— За последние несколько минут все они, включая Эмиля, видели меня совершенно голой, так что, честное слово, мне сейчас не гоже строить из себя воплощение стыдливости!
— Тоска… вы меня разочаровываете…
— А вы, Санто? Неужели вы и вправду думаете, что оказались на высоте?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— О'кей… Вы женаты, Майк?
— Да вы что? При моей-то работенке? У меня есть подружка в Сиу-Сити, в штате Айова — я там родился. Лет через пять-шесть мы поженимся, если, конечно, я выйду в отставку не очень дохлым… Буду ловить рыбку в старушке Миссури, и настанут распрекрасные времена… Правда, за пять-шесть лет может много чего случиться… Иногда я думаю, Ронни, что лучше бы пошел в полицию Сиу-Сити… Тогда я, само собой, не смог бы болтаться по всему свету, зато Мэрион, возможно, нарожала бы мне чудных ребят…
— А зачем вы пошли в разведку?
— Кажется, меня провели за нос, старина… Книжек начитался! Я воображал, будто шпионы, хоть и дерутся, но в перерывах «снимают» самых сногсшибательных куколок, готовых на что угодно из уважения к нашей профессии. А долларов будто бы — хоть лопатой греби! Видали осла? Насчет драк не спорю — чего-чего, а этого добра хватает. Я уже заработал одну пулю в бедро, другую в плечо и получил ножом в спину, так никогда и не выяснив, кому сказать спасибо… Я болел тифом, корью и чуть не сдох от желтой лихорадки. А вот девицы, по крайней мере те, что мне попадались, не привлекли бы и мальчишку… Что же до бешеных бабок — каждую коробку спичек приходится записывать в статью расходов… Так что облапошили меня, старина, другого слова не подберешь. А у вас как, получше?
— Куда там! С нашими-то жмотами…
— А вы тоже полезли в этот дурдом из-за девок?
— Не совсем… По правде говоря, мы с Дэйзи — моей женой — дружили с детства, вместе ходили в школу в Кокермауте, это в графстве Кемберленд. Я крепкий малый, но всегда был маленького роста, а женщины, во всяком случае у нас в Англии, не очень-то обращают внимание на коротышек…
— А вы еще и рыжий!
— Ну да, рыжий, и что с того?
— Разве в Англии любят рыжих?
— Пока вроде бы да…
— Вот как? А у нас — нет. Короче, ваша Дэйзи не ставит вам в счет огненные волосы?
— Она сама рыжая!
Майк дружески хлопнул коллегу по спине:
— Ох уж этот Ронни! Выходит, Дэйзи не нравился только ваш рост?
— Не то чтобы не нравился, а просто я видел, как она переживает… Другие совершали спортивные подвиги, а я мог рассчитывать только на всякие хитрости. Потом началась война… Я надеялся наконец отыграться, но и тут ни разу не пришлось пострелять. Меня засадили за бухгалтерские расчеты… Троих моих друзей убили, двое вернулись раненые и увешанные медалями. И вот как-то раз, когда я занимался в физкультурном зале дзюдо, ко мне подошел один тип… Короче, я связался с разведкой, чтобы ошеломить Дэйзи. Мы поженились, и у нас двое детей — Алан и Монтгомери…
— И оба рыжие?
— Иначе это было бы просто подозрительно, Майк! Разумеется, о моей работе в секретных службах знает весь Кокермаут, во всяком случае, я думаю, Дэйзи об этом позаботилась, потому что каждый раз, когда в любой точке мира случается мощный взрыв, исчезает самолет, сходит с рельсов поезд или происходит особо впечатляющее покушение, сограждане со всех ног бросаются к моей супруге спрашивать, не замешан ли в этом деле я. Дэйзи, которая, конечно, ничего не знает, отказывается отвечать, но при этом напускает на себя такой таинственный вид и так многозначительно подмигивает, что, с точки зрения жителей Кокермаута, на моих руках больше крови, чем у Гитлера и Сталина, вместе взятых!
— Значит, вы самая выдающаяся личность в Кокермауте?
— Да… Но, по правде говоря, лучше бы я остался бухгалтером. По крайней мере я бы видел Дэйзи и детей, а по субботам метал бы стрелки в баре «Оловянная кружка»…
— Не расстраивайтесь, старина! Всему приходит конец. А пока, раз карабинеров не видно, займемся нашим синьором Субрэем.
— Вы совершенно уверены, Майк, что этот сержант не притащит с собой подкрепления и не начнет прочесывать дом и сад?
— Сержант? Готов спорить, он сейчас лежит в постели с ледяным компрессом на лбу!
Карло Коррадо не лежал, но предположения американца были недалеки от истины. Отдав необходимые распоряжения Гринде — второму из своих карабинеров, и отпустив Морано немного отдохнуть, Карло отправился домой. Антонина встретила его душераздирающими криками и причитаниями. Она сняла с мужа ботинки и мундир, удобно устроила в кресле и потребовала, чтобы он молчал, пока не выпьет крепкого кофе. Но, не давая Карло открыть рта, сама матрона и не думала отказываться от подобного удовольствия.
— Святой Януарий свидетель, Карло мио, я пережила ужасные часы… Я думала, ты погиб!.. И уже видела тебя распростертым на погребальном ложе, в парадной форме и с четками в скрещенных руках.
— Ну, это уж слишком, Антонина…
— А кем бы я была без тебя, мой Карло?
— Вдовой!
— Что ты говоришь?
— Если меня не станет, ты будешь вдовой!
— Никогда! Я не желаю быть вдовой!
— Знаешь, голубка, я ведь тоже не особенно рвусь на тот свет…
— Вот что, Карло, немедленно дожить! Я приготовлю тебе настой огуречника с граппой… ты пропотеешь, и все неприятности как рукой снимет!
— Ma gue! Я же не болен, просто устал!
— Что ж, сделай так, будто ты заболел!
— А мой долг, Антонина?
— Твой долг — сохранить мне мужа, потому что такого, как ты, я больше никогда не найду!
— Если хочешь знать, Антонина, я тоже так думаю.
— Так ты позволишь мне поберечь моего дорогого супруга?
И, преодолевая слабеющее сопротивление Коррадо, жена заставила его облачиться в великолепную пижаму цвета палого листа, отделанную пурпурным шнуром, и уложила в постель. А потом сержанту пришлось выпить обжигающий настой с такой щедрой порцией граппы, что очень скоро, парясь под одеялом, бедняга почувствовал себя островом в океане. Антонина облегченно перевела дух — хотя бы на сей раз вдовство ей не грозит!
Тоска, Санто и Жак заканчивали завтракать. За едой они почти не разговаривали — все трое слишком устали, чтобы продолжать ссориться. Признания Субрэя так огорчили синьору Фальеро, что ей хотелось умереть. Мысль о том, что ее собственное нетерпение и недоверчивость лишили их обоих счастья, казалась невыносимой. В свою очередь Санто понимал, что жена и Субрэй смотрят на него как на третьего лишнего, и, конечно, не мог не испытывать глубокой горечи. Невозмутимый Эмиль, словно не замечая этого кипения страстей, неусыпно следил за соблюдением всех ритуалов, приличествующих завтраку. Наконец Тоска объявила, что собирается принять ванну и нарочно предупреждает всех, чтобы ей не мешали, поскольку в ванной, как и в других помещениях, замка на двери нет. Оставшись вдвоем, Жак и Санто с нескрываемым отвращением уставились друг на друга.
— Весьма сожалею, что там, в Мариборе, над вами не взяли верх, — заметил Санто. — Это избавило бы нас от вашего присутствия!
— Но тогда вам пришлось бы распрощаться с планами мотора!
— И что с того? Тоска мне дороже всех моторов на свете!
Субрэй встал:
— Пойду-ка я лучше пройдусь… Уж очень велико искушение надавать вам как следует!
Как только Жак ушел, Фальеро позвал Эмиля и заказал обед. Покончив с этим вопросом и отпустив метрдотеля на кухню, он закурил, но забыл бросить спичку и, конечно, обжегся, поскольку в комнату ввалился тот самый ужасный гигант, который так жестоко избил его накануне. Санто хотел крикнуть, но не смог издать ни звука. Впрочем, пистолет Майка не располагал к громким проявлениям недовольства. И Санто лишь взмолился, сам не зная кому:
— Нет, этого не может быть… меня, наверное, мучают кошмары… Неужели опять вы? И все начнется сначала?..
Американец расплылся в добродушной улыбке:
— На этом я вовсе не настаиваю… разве что вы сами меня вынудите… Ну? Где он прячется?
— Кто?
— У меня складывается впечатление, что это вы хотите начать все сначала, синьор!
— Вам по-прежнему нужен Субрэй?
— Вот именно.
— Минуту назад он был здесь, так что вряд ли успел уйти далеко.
— Советую вам не двигаться и сидеть спокойно, пока я не закончу поиски.
Не сводя глаз с Фальеро, Майк подошел к двери в спальню, быстро окинул ее взглядом и, не обнаружив ничего интересного, перешел к ванной. Едва он приоткрыл дверь, как послышался дикий вопль Тоски, застигнутой в костюме Евы. Майк неторопливо закрыл дверь и повернулся к Санто:
— А у нас принято запирать дверь, когда собираешься ополоснуться!
На пороге кухни гигант столкнулся с Эмилем.
— Что вам угодно, синьор? — с присущим ему спокойствием осведомился метрдотель.
— Синьор Субрэй, per favore!
— Разве он не завтракает?
— Нет.
— Тогда не знаю.
Во время этого короткого разговора Роналд Хантер, решив взяться за своего противника с другой стороны, в свою очередь появился в гостиной.
— Вы один? — спросил он вконец обалдевшего Фальеро.
— Странный вопрос… Вы тоже ищете Субрэя?
— Да.
— В доме его нет, во всяком случае, я так думаю…
— С вашего позволения, я проверю. Главное — не двигайтесь с места!
Фальеро мрачно уверил англичанина, что, если тому вздумается даже поджечь виллу, он не встанет с кресла. Хантер тоже заглянул в спальню, потом в ванную и услышал отчаянный вопль Тоски. Как и положено истинному британцу, Роналд покраснел до ушей и быстро захлопнул дверь:
— Sorry, Mrs…
Он вернулся в гостиную в тот момент, когда Мортон вышел из кухни.
— Ну, Ронни?
— Пусто, Майк!
— Да не испарился же он, в самом деле?!
Не подозревая о том, что его ждет, Жак вошел в гостиную. Увидев вытаращенные глаза Фальеро, он быстро сообразил, что к чему, и хотел было вернуться назад, но опоздал — дорогу в сад преградил американец. Жак оттолкнул плечом Хантера и бросился в спальню, рассчитывая выскочить в сад через ванную, но, распахнув дверь и услышав крик Тоски, застыл на месте и угодил в лапы преследователей. Мортон схватил Жака, а Хантер прикрыл дверь в ванную:
— Excuse me, Mrs**…
Но Тоска без чувств сползла по стенке и не слышала извинений. В гостиной, куда Мортон уже привел Субрэя, Роналд, не отличавшийся ненужной жестокостью, сразу же сообщил, что синьоре, по всей видимости, нехорошо. Проходивший мимо Эмиль бросился на помощь и, забыв постучать, влетел в ванную. Тоска как раз поднималась. Кричать у нее уже не было сил. Дворецкий так смутился, что, забыв все правила, забормотал на родном языке:
— Verzeihen Sie mich, gnadige Frau…
А в гостиной события разворачивались с нарастающей быстротой. Мортон и Хантер, загнав Субрэя в угол, уговаривали отдать кейс, не вынуждая прибегнуть к более убедительным аргументам. Донельзя возбужденный этой сценой Фальеро громко протестовал:
— Вы не знаете французов, синьоры! Этот ни за что не изменит своему долгу! Он предпочтет, чтобы вы прикончили его на месте! Синьор Субрэй — человек отважный! Вам придется как минимум очень долго его колотить!
Жак поглядел на Санто:
— Вам бы очень хотелось, чтобы эти джентльмены окончательно вывели меня из строя, да? Но я не испытываю ни малейшего желания стать калекой ради того, чтобы доставить удовольствие какому-то садисту! Вот мой кейс, синьоры. Я изо всех сил старался сохранить его, но бумаги дядюшки Фальеро, по-моему, не заслуживают, чтобы я положил за них собственную жизнь.
Санто презрительно фыркнул:
— Вы трус, Субрэй! Я это всегда подозревал…
— А вы, надо думать, покажете мне, как умирают, спасая изобретение любимого дяди?
— Мое дело изобретать, а не драться! Для таких вещей существуют наемники… Убийцы на жалованье вроде вас!
Появление Тоски, затягивающей поясок халата, окончательно взбесило Фальеро.
— Тоска! Вы совсем лишились рассудка? Являться в неглиже на глазах у этих похотливых субъектов!
— Какая разница?
— То есть как это?
— За последние несколько минут все они, включая Эмиля, видели меня совершенно голой, так что, честное слово, мне сейчас не гоже строить из себя воплощение стыдливости!
— Тоска… вы меня разочаровываете…
— А вы, Санто? Неужели вы и вправду думаете, что оказались на высоте?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26