От внимания Смиса не ускользнуло и то, что мебель была прямо-таки музейной.
До чего вещи способны запечатлеваться в памяти! Так, этот салон произвел на Смиса неизгладимое впечатление своим ковром — преимущественно пурпурного цвета, с украшениями, вышитыми золотом, и с орнаментами из лилий, между которыми затейливо выделялись знаки, напоминавшие, букву С.
Другим предметом, привлекшим его внимание, был. чудный герб, красовавшийся над самым камином. Из четырех полей его два воспроизводили — как эмблему Франции — белые лилии, третье поле было изрезано тремя золотыми полосками, четвертое изображало тельца на золотом фоне.
— Присядьте, —сказал Цезарь повелительно. — Не желаете ли вина?
Отодвинув одну из панелей, закрывавших стену, он достал поднос с графином и стаканами.
— Пейте, — сказал он любезно, поставив их перед. своим гостем. Смис выпил рюмку крепчайшего виски.
Сбросив с себя мокрый плащ, Цезарь положил его на спинку стула, затем, подойдя к камину, нажал кнопку электрического радиатора и, встав спиной к источающему жар отверстию, уставился на Смиса.
В своем безупречном фраке, Валентайн, в самом деле,. был обаятелен. Окинув взглядом. его белоснежную, гладко-накрахмаленную рубашку с тремя жемчужными запонками и его белый жилет с выделяющейся на нем тонкой платиновой часовой цепочкой, Смис понял, почему .на устах Цезаря неизменно играла легкая, неуловимая улыбка:
— Друг,мой, Трэй-Бонг-Смис, — сказал Валентайн медленно, — скажите мне, доводилось ли вам когда-либо видеть человека под гильотиной?
— Полдюжины, — скороговоркой ответил Смис. — На подмостки, голову в отверстие! Чик — и она в корзине! Да здравствует Франция!
Валентайн нахмурился. Легкость, чувствовавшаяся в тоне гостя, его, видимо, озадачила. Затем он засмеялся и кивнул головою.
— Мне кажется,- вы именно тот человек, какой мне нужен, — сказал он. — Так и надо относиться к жизни. Только одного не забывайте, Смис: никогда не смейтесь над авторитетом. Пусть авторитет будет не. заслуживающим воздаваемого ему почтения,, жестоким, несправедли-
вым, глупым, трагичным, каким хотите, но смехотворным он не бывает.
Пока Валентайн говорил, Смис стаскивал с себя промокшую куртку.
— Поместите ее где-нибудь возле камина, — сказал Цезарь,— или еще лучше — выкиньте ее совсем вон через ту дверь! — Он указал на дверь, справа от камина.—Мадонна Беатриса будет, по крайней мере, иметь маленькое
развлечение.
Недоумевая, кто такая Беатриса, Смис повиновался ему в полном смысле слова. Внезапно; Цезарь взглянул ему прямо в лицо.
— На ваших руках есть еще следы крови? — спросил он. Смис покачал головою.
— Я нанес удар между пятым и шестым ребром, — ответил он спокойно.— В этом месте очень слабое кровоизлияние.
Цезарь, видимо, был согласен с этим, так как, покуда его собеседник рассматривал свои руки, он одобрительно кивал головою.
— Вы, как видно, немного надышались опия сегодня ночью, — заметил он. Подойдя к Смису вплотную, он заглянул ему прямо в глаза.
— Я никогда не прибегаю к опию, — холодно возразил Трэй-Бонг. — Я иду к Чи-Со не ради курения, а ради наблюдения!
... Цезарь опять усмехнулся.,
— Блюститель закона, достойный всякого уважения, — сказал он. — Однако вам вовсе не надо особенно умничать. Ради вас я пошел на большой риск. И разрешите мне заверить вас, что и я хожу к Чи-Со чтобы наблюдать, наблюдать за вами.
Смис давно уже смекнул это, но теперь он молчал.
— Наблюдать за вами! — еще раз повторил Цезарь. Созданием своего предприятия Чи-Со обязан мне, моим деньгам. Это место для меня, выгодно. Чи-Со сообщает мне вселинтересующие меня новости, и поэтому, когда до
моих ушей дошли слухи, будто в Париже скрывается от полиции некий англичанин — преступник, совершивший убийство в Америке и вообще провинившийся в разных мошенничествах, — мы, понятно, заинтересовались вами.
— Мы? — переспросил Смис, и опять Цезарь нахмурился, стараясь перевести свои рассуждения на другую тему.
— Я не сторонник преступлений, по крайней мере, таких, как ваши. Эти преступления мелки и бессмыслены и приводят разве только к гильотине.
Пожалуй, Смис поделился бы" своими взглядами повопросу о преступлениях, если бы в этот момент не произошло нечто совсем неожиданное: дверь медленно распахнулась, и в комнату вошел какой-то низкорослый, рыжий мужчина, с раскрасневшимся, пылающим от возбуждения лицом. Во всяком случае, будучи неряшливо одет,, он составлял с Цезарем и с элегантной гостиной резкий контраст. В торчавшей из его жилетного кар'мана массивный золотой цепочке Для часов и во всем его поведении было что-то вызывающее. Будучи прекрасным знатоком, людей, Смис сразу же догадался, что он выпил лишнее, к не ошибся.
— Что тебе надо, Эрнест?
Неуверенными шагами Эрнест подошел ближе, окидывая взглядом то Цезаря, то насторожившегося Смиса.
— Хэллоу! — воскликнул он громко.- Никак подцепил гостя?
Голос его был хриплым и грубым, а фамильярность, с какой он обращался с хозяином, подействовала на Смиса особенно неприятно.
— Да, у меня гость, — мягко ответил Цезарь.
С минуту маленький человечек хранил молчание, затем, откашлявшись сказал:
— Я еду завтра.
— О, вы едете завтра, вот как? — повторил Цезарь, стараясь придать тону своего голоса возможно больше мягкости.
— Да, я еду в Лондон. Или ты против этого? Цезарь покачал головой и улыбнулся. — Вовсе нет.
— Я полагаю, вам известно, куда посылать мне содержание? — спросил малыш.
Цезарь лизнул губы.
— Ваше содержание? Я полагаю, что вы не желаете больше служить у меня?
- Надеюсь, вы знаете, куда направлять мне гонорар?— настаивал маленький человечек задиристым тоном, — Я беру десятилетний отпуск. — Он усмехнулся своему собственному юмору.— Да, да, десятилетний отпуск! Ведь не дурно, а?
— И я должен в продолжение всех этих десяти лет платить вам содержание? — спросил Цезарь.
— Если нет, вы раскаетесь в этом! —пригрозил Эрнест.— Не даром я занимался вашими грязными делишками в продолжение трех лет. Пусть-ка он попробует! — При этом он кивнул в сторону Смиса. — Посмотрим, как ему это понравится! Целую книгу мог бы я написать про вас, м-р Валентацн! Цезарь засмеялся.
— И она. была бы не безынтересной, не сомневаюсь в этом. И вы сочли нужным медлить до поздней ночи, чтобы сказать мне об этом?
— Именно так. Много есть у меня, что сказать вам, и я сказал бы еще не то, если бы не этот тип.
— Обождем с этим до утра, — добродушно заметил Цезарь, похлопав его по плечу. — А теперь, друг мой, отправляйтесь-ка вы на покой да попросите Мадонну Беатрису зайти ко мне!
— Мадонну Беатрису! — воскликнул Эрнест. — Да ведь она писаная красавица!
Смису показалось,, будто лицо Цезаря густо покраснело. Однако Валентайн, неслышно смеясь, медленно направился к двери и ласково вытолкнул своего непрошенного посетителя в смежную комнату.
— Крайне любопытная черта, свойственная почти всем слугам, — сказал он, — всегда они воображают, будто им известны не подлежащие огласке проступки, в которых провинились их хозяева. Вам, вероятно, тоже приходилось сталкиватсья с этим?
— Я никогда не держу слуг, с которыми бы я делился своими тайнами, — ответил Смис,— и если я чему и приписываю свое довольство и несвязанность своих действий, то именно этому.
Легкий стук в дверь заставил Цезаря быстро обернуться.
— Войдите, Мадонна,—сказал он.
Вошедшая невольно возбудила любопытство Смиса. Нельзя сказать, чтобы деловая репутация Цезаря как человека; заслуживающего полного доверия, была безупречной. Смис думал встретиться с молоденькой, миловидной
девушкой, тогда как вошедшая не имела ничего общего с миловидностью. Жирная, пожилая, грузная, с маленькими бородавками на смуглом лице, с гладко зачесанными и закрученными на макушке черными с проседью-волосами, она, в своем лоснящемся ярко-зеленом платье с большим декольте, выступавшим правильным четырех-
угольником, производила самое комичное впечатление. На шее у нее красовалось, золотое ожерелье, а пухлые пальцы были унизаны кольцами. Однако при всей своей неуклюжей комичности, она, судя по некоторым, еле уловимым признакам, не лишена была также энергии и силы.
воли.
— Мадонна, — мягко начал Цезарь, переходя на испанский язык, которым он владел в совершенстве. — Вот этот наш приятель некоторое время будет гостить у нас. Быть может, вы потрудитесь приготовить для него комнату?
Бросив на Смиса тяжелый взгляд, она качнула головой в знак согласия. Смис при этом обнаружил нечто, заинтересовавшее его гораздо больше, нежели самые фантастические наряды. Взглянув на ее ноги, он заметил, что на ней были большие мужицкие сапоги, мокрые и грязные, словно она выходила куда-то в эту бурю.
— Си, синьор, — ответила она.
Смиса удивило еще и то, что Валентайн обращался к-ней по-испански и в то же время называл ее «Мадонной» — обращение чисто итальянское. Видно, Цезарь угадал его мысли, потому что едва она успела выйти, он поспешил дать необходимые разъяснения.
— Мадонна Беатриса, — заявил он, — соединяет в себе испанку с итальянкой. На днях объясню вам это подробнее.
И он с самым непринужденным и любезным видом-начал излагать разные абстрактные теории о преступлениях, остерегаясь, однако, при этом сколько-нибудь касаться событий, имевших место несколько часов тому
назад.
— Мелкий преступник, — начал он, — существо довольно жалкое. Возьмем хотя бы моего приятеля Эрнеста, налетчика, вора и шулера. Я принял его на службу и привез сюда во Францию в тот момент, когда полиция его уже разыскивала и когда его неминуемо ожидала многолетняя каторга. Будь он более выдающимся преступником, обладающим более возвышенным полетом мысли и более чутким сердцем, — он всю свою жизнь стоял бы
передо мной на коленях! Что за роскошную жизнь мог он вести благодаря мне, — он спекулировал даже на скачках! Мало того, я его обучил французскому языку!
— Что же делать, праведности деньгами не купишь, — многозначительно, но любезно, заметил Смис.
— Согласен с вами, — подтвердил Цезарь. — Но, как-никак, почти все, к чему мы стремимся в этом мире, нам все же приходится приобретать за деньги — даже репутацию человека, ничем не запятнавшего своей, праведности, со всеми последствиями. Чем, как не деньгами, приобретешь себе союзников во время войны? Еще немного прибавить денег — и можно сделать из тех же союзников предателей. Буть я французом и не питай я к этому народу такой непримиримой ненависти, я за деньги без труда мог бы стать сенатором франции, — многозначительно сказал он. — При больших деньгах я мог бы, сидя здесь у себя дома, перекраивать карту Европы! Мятежи, политические партии, даже целые нации — все можно купить за деньги.
Тяжело вздохнув, он повернулся к Смису спиною и принялся внимательно разглядывать висевший, на стене герб.
— Чей это герб? — спросил неожиданно Смис.
— Что? — Валентайн повернулся. — Чей герб? Вы, верно, интересуетесь геральдикой? Или нет? Когда-нибудь я отвечу вам. Да, деньги — это все. И как легко заработать их! Слушайте! Девятнадцать лет я был без гроша. Никогда я не работал, никогда не спекулировал, никогда не играл — и однако: сейчас я—состоятельный человек, потому что Бог наделил меня сметливым рассуд-, ком! — Он ударил себя по лбу. — И кроме того, еще потому, что женщины находят меня обаятельным, — все благодаря моей гениальности, не допускающей, ни малейшей нерешительности, ни малейшей совестливости. Человек, считающийся с совестью, никогда не станет финансовым гением!
Тут он опять резко прервал свою речь и вывел гостя в переднюю.
— Ваша комната готова, — заявил он, — завтра посоветуемся относительно вашего будущего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15