Это же мой сон – что хочу, то и ворочу».
С этими словами Каэтана отправилась в спальню. Решительно разделась, взбила подушку, задернула шторы. Комната погрузилась в приятный полумрак. Каэтана выглянула из-за шторы в окно. Унылый осенний дождик донимал редких прохожих, утопавших в лужах, а ветер выворачивал зонтики и срывал листья с деревьев.
– На работу не пойду, – заявила она своему отражению в зеркале и, подумав, добавила: – Спать хочу потому что!
Уютно устроившись в постели, она вдруг что-то вспомнила, встала, порылась в ящике туалетного столика и вытащила на свет божий прекрасный охотничий нож в кожаных ножнах, оставшийся от отца. Нож она крепко зажала в руке, руку сунула под подушку, свернулась калачиком и мгновенно провалилась в сон.
На этот раз события развивались несколько иначе.
Луна была закрыта облаками, и свет едва-едва проникал сквозь них. Моросил мелкий отвратительный дождь. Под ногами хлюпала грязь, и вокруг не было слышно ни звука. Женщина стояла на лесной тропинке, удивленно озираясь вокруг.
– Надо же, какая перемена погоды, – произнесла она неожиданно насмешливо.
Затем посмотрела на предмет, крепко зажатый в правой руке. Им оказался охотничий нож в кожаных ножнах.
– Значит, на мое подсознание можно, воздействовать, – удовлетворенно произнесла она. Прицепила нож к поясу, критически себя оглядела и осталась, по-видимому, довольна. На ней был удобный костюм из кожи и полотна – свободная рубашка, куртка, облегающие брюки и высокие легкие сапоги на шнуровке. Запястье охватывали тяжелые шипастые браслеты из серебра, а на поясе кроме ножа оказалась еще маленькая сумочка. Содержимое ее в темноте проверять не имело смысла, и, удивившись, что она раньше ничего этого не рассмотрела, Каэтана двинулась к замку.
Выйдя из леса, она, несмотря на отчаянное желание, не побежала, а, набрав полную грудь воздуха, развела руки, оттолкнулась и полетела, чувствуя невероятную легкость. А внутренний голос, отчаянно вопивший:
«Упадешь, разобьешься!» – своим не признала и довольно спокойно преодолела расстояние до башни.
Замок, кстати, тоже изменился. Хотя «кстати» – не самое удачное слово: похоже, внизу, во дворе, разыгрывалось сражение. Каэтана летела невысоко – до ее слуха доносились крики, стоны и лязг оружия. Скорее всего обитателям замка приходилось несладко, но Каэтана не собиралась встревать в сражение – ее интересовал только донжон и двое людей в загадочной комнате. На этот раз она задержалась перед окном только на минуту, чтобы не попасть в какую-нибудь передрягу похлеще. Окинув взглядом помещение, поняла, что здесь почти ничего не изменилось, разве что маг выглядел еще более постаревшим, а женщина за столом – еще более отрешенной.
Дым рвался клочьями, человек в алом плаще хрипел сорванным голосом, и Каэтана решилась: она легко подтянулась, дивясь во сне собственной ловкости и скупым отработанным движениям («Ведь могу же», – пронеслось молнией в голове). И тут с крыши, захлебываясь рыком, сорвалась горгулья. На этот раз Каэтана даже не отшатнулась. Она выхватила нож и, обращаясь к собственному подсознанию, спокойно заявила:
– Это уже свинство – так меня третировать. Вот пойду-таки к психоаналитику...
«Плод воображения» несся на нее с такой скоростью и таким выражением на тупой и мерзкой роже, что она засомневалась было в правильности избранного метода борьбы, – но отступать было поздно, – и в следующий миг вонзила нож прямо в глаз своего ночного кошмара. При этом тварь налетела на нее всей тяжестью тела, буквально впечатав Каэтану в каменную стену, и с жалобным воем рухнула вниз, успев распороть когтями рукав рубахи и кожу под ним. Рукав немедленно окрасился кровью, но боли Каэтана даже не почувствовала, оглушенная этим неожиданным ударом. «Ничего себе сон», – подумала она, чувствуя, как постепенно проясняется в глазах, но зато начинает зло пульсировать поврежденная рука. Ей впервые пришло в голову, что не так уж интересно смотреть настолько яркие и правдоподобные сны, можно бы чуточку более условные. Но тут же она посчитала свои размышления досужими, глубоко вздохнула и перевалилась через подоконник.
Падая, Каэтана пребольно стукнулась об пол, но уже не стала этому удивляться. Просто поднялась на ноги и сказала самое нелепое, что можно было придумать:
– Добрый вечер.
Человек за столом поднял на нее слезящиеся, налитые кровью глаза и... просветлел. Казтана прежде не видела никого, кто настолько радовался бы ее появлению. Главным чувством, отразившимся на лице человека в серебряных доспехах, было ни с чем не сравнимое облегчение. Так, вероятно, выглядят каторжники, с которых снимают дети и выводят из каменоломни, объявляя помилование. Он откинулся на высокую спинку стула, украшенную извивающимися не то змеями, не то драконами, и прошептал побелевшими сухими губами:
– Ты пришла, слава Древним!..
А манекен в человеческом облике даже не обратил на нее никакого внимания.
– Это ты звал меня? – спросила Каэтана, твердо решившая разобраться со своим взбесившимся подсознанием.
– Я! Я зову тебя уже несколько лет, из ночи в ночь. Я уже отчаялся, но нам надо торопиться, – слышишь, что происходит в замке? Он уже близко, а у меня нет сил удержать Его...
– И что теперь делать?
Каэтана не ожидала, что ее естественный и довольно невинный вопрос вызовет такое отчаяние у собеседника. Он схватился руками за голову, затряс ею, словно отгоняя наваждение, и прохрипел:
– Неужели ты ничего не помнишь?
– Нет, – безмятежно ответила она, но ощутила, как знакомый холодок пробежал по позвоночнику. Голова кружилась, и глубокая царапина, нанесенная тварью, все еще кровоточила и довольно сильно болела.
– О боги, боги! Неужели вы выиграли? Нет!!! – вдруг закричал маг. – Нет! Иди сюда, ну же! Быстрее!
Испуганная его воплем, Каэтана подчинилась безропотно. Она шагнула через меловую черту, подошла к столу и вложила свою руку в его, протянутую ладонью вверх. В этот момент манекен в соседнем кресле пошевелился и закрыл глаза. Маг притянул Каэтану к себе и заставил ее встать рядом с креслом манекена.
– Прости мою непочтительность, – прошептал он вдруг, – но если ты ничего не помнишь, то у нас еще меньше времени, чем я предполагал, да и шансы, говоря по правде, равны нулю. Но все же ты должна попытаться. Нельзя не жить и не умирать. Ты сама говорила это. Ты просила напомнить тебе, если забудешь, если мы встретимся вот так....
Его голос прервался, он еще крепче сжал ее руку.
– Теперь самое главное – воссоединение. Никаких расспросов. Надеюсь, они продержатся еще минут двадцать.
Он повернул Каэтану лицом к ее подобию и легонько толкнул вперед. Повинуясь безотчетному импульсу, Каэтана потянулась к сидящей за столом даме, и та, слепо вытянув перед собой руки, начала шарить ими в воздухе, словно разыскивая своего близнеца, умоляя его о единственном прикосновении. Миг, когда они встретились, Каэтана не запомнила. Она только успела ощутить, что проваливается в бездну, охнула и оцепенела. Видимо, сознание на несколько минут покинуло ее. А когда она очнулась, то сидела за столом, рядом с человеком в серебряных доспехах.
На ней было голубое платье, отороченное мехом; руки были украшены драгоценностями, которыми Каэтана успеха залюбоваться, несмотря на всю невероятность своего положения. Тело невыносимо ныло. Кроме нее и мага, в комнате никого не было. Он пристально вглядывался в ее глаза. Каэтана потрясла головой:
– Ну, что это значит?
Маг устало вытер лицо и слегка скривился:
– Скорее всего ничего. Просто я хотел попробовать.
Каэтана уже собралась задать несколько вопросов, но тут дверь выгнулась дугой, словно была сделана из куска бумаги или картона, и беззвучно разлетелась в пыль. В комнату тут же проник шум сражения, и Каэтане стало неуютно оттого, какие штучки вытворяет с ней ее подсознание.
Драка, видимо, шла уже на лестнице, и было ясно, что защитники замка будут до последнего человека сражаться за эту башню, эту комнату. Они умирали там, в нескольких шагах от нее, но она ничего не видела, кроме клочьев разноцветного дыма. Неожиданно шум смолк, дверной проем озарился призрачным голубоватым светом, дым рассеялся за несколько секунд. Затем комната ярко осветилась.
На пороге стоял человек и насмешливо разглядывал Каэтану и мага. Как же он был хорош! Огромного роста, смуглый, с буйной фивой смоляных волос, разметавшихся по плечам, и бровями вразлет. Его лицо с тонкими неправильными чертами было невероятно красиво живой и яркой красотой. Он подошел поближе, и Каэтана охнула, не зная, чему больше удивляться – не то кошачьей грациозности и гибкости его движений, не то его глазам ярко-желтого цвета с вертикальными зрачками.
Он улыбался полунасмешливо-полуприветливо. Дружески кивнул застывшей изваянием Каэтане, как старой и уважаемой знакомой, и остановился перед магом.
– Ты так и не добился своего, – пророкотал он звучным и мощным голосом, существующим, наверное, чтобы объявлять о конце света. – Но высшая хвала тебе за то, как отчаянно ты пытался. Редко нынче встречаются такие преданные слуги, и мне, право, жаль, что ты не согласился принять наше предложение. Впрочем, именно этим и заслужил ты великую честь. Ты знаешь цену.
Маг устало закрыл глаза и произнес:
– А что будет с ней?
– Ничего. Рано или поздно рассыплется в прах, – даже интересно, сколько времени на это потребуется.
Он положил руку на плечо мага и сказал просто и спокойно:
– Пойдем.
Тот несколько раз дернулся в кресле и затих с широко раскрытыми глазами, уставившимися в какую-то точку в пустоте. Он был несомненно мертв. А черноволосый со странной кривоватой усмешкой бросил последний взгляд на Каэтану, повернулся на каблуках и... растаял.
Прошло еще какое-то время, прежде чем она поняла, что ничем существенно не отличается от столь потрясшего ее прежде подобия: весь разговор просидела немая, оцепеневшая, с вытаращенными глазами и полуоткрытым ртом.
Потом мелькнула мысль, что пора просыпаться и записать сон, пока она его помнит в деталях. Затем подумалось, что вот если бы снять такой фильм... Господи! А как хорош желтоглазый, – и ведь надо же вообразить себе человека с кошачьими зрачками.
События развивались с такой скоростью, что Каэтана за ними просто не поспевала. Возможно, теперь она предпочла бы привычный кошмар, к которому, как и ко всему на свете, наверное, можно было привыкнуть; на худой конец, есть же какие-то таблетки. После подумалось, что удивительно: по-прежнему ярко и четко видеть убранство комнаты, мертвого мага, безвольно обвисшего в кресле напротив, различать мельчайшие детали – вот, скажем, застывшую лужицу зеленоватого воска на столешнице или зазубрины на лезвии обоюдоострого длинного меча, лежавшего прямо перед ней, – и при этом! понимать, что спишь, рассуждать о каких-то таблетках и осознавать себя собой, а не персонажем ночного видения. Интересно, тело болит по-настоящему или это тоже плод воображения? И уже начала слегка беспокоиться, что никак не может полностью проснуться. И где-то в самой глубине шевельнулось дикое подозрение – а что, если это давно уже никакой не сон? Но пока еще преобладала радость оттого, что все так занимательно и реально и совершенно непонятно, что будет дальше.
Посидев еще несколько минут рядом с умершим, Каэтана протянула руку, закрыла, ему глаза и, повинуясь безотчетному чувству, поцеловала в лоб. Этот рано постаревший мужчина умер за нее – это было понятно. Только горько на душе, что неизвестно почему он не достиг своей цели, а жаль. Она ощутила боль, как от гибели родного и близкого человека. Каэтана постояла около него, а затем осторожно взяла оказавшийся удивительно легким меч, вынула его из ножен и двинулась к выходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
С этими словами Каэтана отправилась в спальню. Решительно разделась, взбила подушку, задернула шторы. Комната погрузилась в приятный полумрак. Каэтана выглянула из-за шторы в окно. Унылый осенний дождик донимал редких прохожих, утопавших в лужах, а ветер выворачивал зонтики и срывал листья с деревьев.
– На работу не пойду, – заявила она своему отражению в зеркале и, подумав, добавила: – Спать хочу потому что!
Уютно устроившись в постели, она вдруг что-то вспомнила, встала, порылась в ящике туалетного столика и вытащила на свет божий прекрасный охотничий нож в кожаных ножнах, оставшийся от отца. Нож она крепко зажала в руке, руку сунула под подушку, свернулась калачиком и мгновенно провалилась в сон.
На этот раз события развивались несколько иначе.
Луна была закрыта облаками, и свет едва-едва проникал сквозь них. Моросил мелкий отвратительный дождь. Под ногами хлюпала грязь, и вокруг не было слышно ни звука. Женщина стояла на лесной тропинке, удивленно озираясь вокруг.
– Надо же, какая перемена погоды, – произнесла она неожиданно насмешливо.
Затем посмотрела на предмет, крепко зажатый в правой руке. Им оказался охотничий нож в кожаных ножнах.
– Значит, на мое подсознание можно, воздействовать, – удовлетворенно произнесла она. Прицепила нож к поясу, критически себя оглядела и осталась, по-видимому, довольна. На ней был удобный костюм из кожи и полотна – свободная рубашка, куртка, облегающие брюки и высокие легкие сапоги на шнуровке. Запястье охватывали тяжелые шипастые браслеты из серебра, а на поясе кроме ножа оказалась еще маленькая сумочка. Содержимое ее в темноте проверять не имело смысла, и, удивившись, что она раньше ничего этого не рассмотрела, Каэтана двинулась к замку.
Выйдя из леса, она, несмотря на отчаянное желание, не побежала, а, набрав полную грудь воздуха, развела руки, оттолкнулась и полетела, чувствуя невероятную легкость. А внутренний голос, отчаянно вопивший:
«Упадешь, разобьешься!» – своим не признала и довольно спокойно преодолела расстояние до башни.
Замок, кстати, тоже изменился. Хотя «кстати» – не самое удачное слово: похоже, внизу, во дворе, разыгрывалось сражение. Каэтана летела невысоко – до ее слуха доносились крики, стоны и лязг оружия. Скорее всего обитателям замка приходилось несладко, но Каэтана не собиралась встревать в сражение – ее интересовал только донжон и двое людей в загадочной комнате. На этот раз она задержалась перед окном только на минуту, чтобы не попасть в какую-нибудь передрягу похлеще. Окинув взглядом помещение, поняла, что здесь почти ничего не изменилось, разве что маг выглядел еще более постаревшим, а женщина за столом – еще более отрешенной.
Дым рвался клочьями, человек в алом плаще хрипел сорванным голосом, и Каэтана решилась: она легко подтянулась, дивясь во сне собственной ловкости и скупым отработанным движениям («Ведь могу же», – пронеслось молнией в голове). И тут с крыши, захлебываясь рыком, сорвалась горгулья. На этот раз Каэтана даже не отшатнулась. Она выхватила нож и, обращаясь к собственному подсознанию, спокойно заявила:
– Это уже свинство – так меня третировать. Вот пойду-таки к психоаналитику...
«Плод воображения» несся на нее с такой скоростью и таким выражением на тупой и мерзкой роже, что она засомневалась было в правильности избранного метода борьбы, – но отступать было поздно, – и в следующий миг вонзила нож прямо в глаз своего ночного кошмара. При этом тварь налетела на нее всей тяжестью тела, буквально впечатав Каэтану в каменную стену, и с жалобным воем рухнула вниз, успев распороть когтями рукав рубахи и кожу под ним. Рукав немедленно окрасился кровью, но боли Каэтана даже не почувствовала, оглушенная этим неожиданным ударом. «Ничего себе сон», – подумала она, чувствуя, как постепенно проясняется в глазах, но зато начинает зло пульсировать поврежденная рука. Ей впервые пришло в голову, что не так уж интересно смотреть настолько яркие и правдоподобные сны, можно бы чуточку более условные. Но тут же она посчитала свои размышления досужими, глубоко вздохнула и перевалилась через подоконник.
Падая, Каэтана пребольно стукнулась об пол, но уже не стала этому удивляться. Просто поднялась на ноги и сказала самое нелепое, что можно было придумать:
– Добрый вечер.
Человек за столом поднял на нее слезящиеся, налитые кровью глаза и... просветлел. Казтана прежде не видела никого, кто настолько радовался бы ее появлению. Главным чувством, отразившимся на лице человека в серебряных доспехах, было ни с чем не сравнимое облегчение. Так, вероятно, выглядят каторжники, с которых снимают дети и выводят из каменоломни, объявляя помилование. Он откинулся на высокую спинку стула, украшенную извивающимися не то змеями, не то драконами, и прошептал побелевшими сухими губами:
– Ты пришла, слава Древним!..
А манекен в человеческом облике даже не обратил на нее никакого внимания.
– Это ты звал меня? – спросила Каэтана, твердо решившая разобраться со своим взбесившимся подсознанием.
– Я! Я зову тебя уже несколько лет, из ночи в ночь. Я уже отчаялся, но нам надо торопиться, – слышишь, что происходит в замке? Он уже близко, а у меня нет сил удержать Его...
– И что теперь делать?
Каэтана не ожидала, что ее естественный и довольно невинный вопрос вызовет такое отчаяние у собеседника. Он схватился руками за голову, затряс ею, словно отгоняя наваждение, и прохрипел:
– Неужели ты ничего не помнишь?
– Нет, – безмятежно ответила она, но ощутила, как знакомый холодок пробежал по позвоночнику. Голова кружилась, и глубокая царапина, нанесенная тварью, все еще кровоточила и довольно сильно болела.
– О боги, боги! Неужели вы выиграли? Нет!!! – вдруг закричал маг. – Нет! Иди сюда, ну же! Быстрее!
Испуганная его воплем, Каэтана подчинилась безропотно. Она шагнула через меловую черту, подошла к столу и вложила свою руку в его, протянутую ладонью вверх. В этот момент манекен в соседнем кресле пошевелился и закрыл глаза. Маг притянул Каэтану к себе и заставил ее встать рядом с креслом манекена.
– Прости мою непочтительность, – прошептал он вдруг, – но если ты ничего не помнишь, то у нас еще меньше времени, чем я предполагал, да и шансы, говоря по правде, равны нулю. Но все же ты должна попытаться. Нельзя не жить и не умирать. Ты сама говорила это. Ты просила напомнить тебе, если забудешь, если мы встретимся вот так....
Его голос прервался, он еще крепче сжал ее руку.
– Теперь самое главное – воссоединение. Никаких расспросов. Надеюсь, они продержатся еще минут двадцать.
Он повернул Каэтану лицом к ее подобию и легонько толкнул вперед. Повинуясь безотчетному импульсу, Каэтана потянулась к сидящей за столом даме, и та, слепо вытянув перед собой руки, начала шарить ими в воздухе, словно разыскивая своего близнеца, умоляя его о единственном прикосновении. Миг, когда они встретились, Каэтана не запомнила. Она только успела ощутить, что проваливается в бездну, охнула и оцепенела. Видимо, сознание на несколько минут покинуло ее. А когда она очнулась, то сидела за столом, рядом с человеком в серебряных доспехах.
На ней было голубое платье, отороченное мехом; руки были украшены драгоценностями, которыми Каэтана успеха залюбоваться, несмотря на всю невероятность своего положения. Тело невыносимо ныло. Кроме нее и мага, в комнате никого не было. Он пристально вглядывался в ее глаза. Каэтана потрясла головой:
– Ну, что это значит?
Маг устало вытер лицо и слегка скривился:
– Скорее всего ничего. Просто я хотел попробовать.
Каэтана уже собралась задать несколько вопросов, но тут дверь выгнулась дугой, словно была сделана из куска бумаги или картона, и беззвучно разлетелась в пыль. В комнату тут же проник шум сражения, и Каэтане стало неуютно оттого, какие штучки вытворяет с ней ее подсознание.
Драка, видимо, шла уже на лестнице, и было ясно, что защитники замка будут до последнего человека сражаться за эту башню, эту комнату. Они умирали там, в нескольких шагах от нее, но она ничего не видела, кроме клочьев разноцветного дыма. Неожиданно шум смолк, дверной проем озарился призрачным голубоватым светом, дым рассеялся за несколько секунд. Затем комната ярко осветилась.
На пороге стоял человек и насмешливо разглядывал Каэтану и мага. Как же он был хорош! Огромного роста, смуглый, с буйной фивой смоляных волос, разметавшихся по плечам, и бровями вразлет. Его лицо с тонкими неправильными чертами было невероятно красиво живой и яркой красотой. Он подошел поближе, и Каэтана охнула, не зная, чему больше удивляться – не то кошачьей грациозности и гибкости его движений, не то его глазам ярко-желтого цвета с вертикальными зрачками.
Он улыбался полунасмешливо-полуприветливо. Дружески кивнул застывшей изваянием Каэтане, как старой и уважаемой знакомой, и остановился перед магом.
– Ты так и не добился своего, – пророкотал он звучным и мощным голосом, существующим, наверное, чтобы объявлять о конце света. – Но высшая хвала тебе за то, как отчаянно ты пытался. Редко нынче встречаются такие преданные слуги, и мне, право, жаль, что ты не согласился принять наше предложение. Впрочем, именно этим и заслужил ты великую честь. Ты знаешь цену.
Маг устало закрыл глаза и произнес:
– А что будет с ней?
– Ничего. Рано или поздно рассыплется в прах, – даже интересно, сколько времени на это потребуется.
Он положил руку на плечо мага и сказал просто и спокойно:
– Пойдем.
Тот несколько раз дернулся в кресле и затих с широко раскрытыми глазами, уставившимися в какую-то точку в пустоте. Он был несомненно мертв. А черноволосый со странной кривоватой усмешкой бросил последний взгляд на Каэтану, повернулся на каблуках и... растаял.
Прошло еще какое-то время, прежде чем она поняла, что ничем существенно не отличается от столь потрясшего ее прежде подобия: весь разговор просидела немая, оцепеневшая, с вытаращенными глазами и полуоткрытым ртом.
Потом мелькнула мысль, что пора просыпаться и записать сон, пока она его помнит в деталях. Затем подумалось, что вот если бы снять такой фильм... Господи! А как хорош желтоглазый, – и ведь надо же вообразить себе человека с кошачьими зрачками.
События развивались с такой скоростью, что Каэтана за ними просто не поспевала. Возможно, теперь она предпочла бы привычный кошмар, к которому, как и ко всему на свете, наверное, можно было привыкнуть; на худой конец, есть же какие-то таблетки. После подумалось, что удивительно: по-прежнему ярко и четко видеть убранство комнаты, мертвого мага, безвольно обвисшего в кресле напротив, различать мельчайшие детали – вот, скажем, застывшую лужицу зеленоватого воска на столешнице или зазубрины на лезвии обоюдоострого длинного меча, лежавшего прямо перед ней, – и при этом! понимать, что спишь, рассуждать о каких-то таблетках и осознавать себя собой, а не персонажем ночного видения. Интересно, тело болит по-настоящему или это тоже плод воображения? И уже начала слегка беспокоиться, что никак не может полностью проснуться. И где-то в самой глубине шевельнулось дикое подозрение – а что, если это давно уже никакой не сон? Но пока еще преобладала радость оттого, что все так занимательно и реально и совершенно непонятно, что будет дальше.
Посидев еще несколько минут рядом с умершим, Каэтана протянула руку, закрыла, ему глаза и, повинуясь безотчетному чувству, поцеловала в лоб. Этот рано постаревший мужчина умер за нее – это было понятно. Только горько на душе, что неизвестно почему он не достиг своей цели, а жаль. Она ощутила боль, как от гибели родного и близкого человека. Каэтана постояла около него, а затем осторожно взяла оказавшийся удивительно легким меч, вынула его из ножен и двинулась к выходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84