Скоро я это узнаю, потому что с каждым днем вижу все хуже и хуже, и сейчас даже не могла бы сказать, какое у вас лицо. Вы не хотите присесть?
Наконец в последней комнате сидел старик и читал детские комиксы. Его лицо было покрыто шрамами, один из них понимал угол рта, отчего у старика был такой вид, словно он все время улыбается.
Месье Жеф носил синие очки. Стоявший посреди комнаты большой стол из некрашеного дерева был уставлен всякими деталями, неожиданными предметами, «Конструктором» для юношей, кусками обструганного дерева, старыми иллюстрированными журналами, пластилином. Железная кровать походила на казарменную, как и грубое одеяло, а на выбеленных известкой стенах красовались цветные репродукции. Фото залитых солнцем городов: Ниццы, Неаполя, Стамбула. На полу валялись иллюстрированные журналы.
Руками, которые не дрожали, несмотря на его возраст, старик старался объяснить, что он глухой и немой, что он не может ничего сказать, но способен понять собеседника по его губам.
— Прошу прощения, что беспокою вас. Я из полиции. Не знали ли вы, случайно, жильца по фамилии Пальмари?
Мегрэ показал рукой на пол, чтобы объяснить, что Пальмари жил внизу, показал два пальца, чтобы уточнить, на сколько этажей ниже.
Старый Жеф покачал головой, и тогда Мегрэ стал говорить ему об Алине.
Насколько комиссар мог понять, старик встречал ее на лестнице. Он словно вылепливал в пустоте ее узкое лицо, ее тонкий и волнистый силуэт.
Когда Мегрэ снова очутился на пятом этаже, он понял, что посетил только что целый мир. Он как-то отяжелел, его охватила меланхолия — люди, жившие рядом с Манюэлем, не знали даже, что это именно его унесли сегодня утром, накрытого брезентом.
Люка был в гостиной один.
— Думаю, она спит, — сказал инспектор на вопрос Мегрэ.
Молодой Лапуэнт был здесь, счастливый, что работает с шефом.
— Пиво осталось, Люка?
— Две бутылки.
— Открой одну, а я закажу еще.
Было шесть часов. На дорогах в Париже уже образовались пробки, и какой-то нетерпеливый автомобилист, несмотря на запрет, сигналил под окнами дома.
Глава 4
С одной стороны к ресторану «Золотой бутон» примыкал третьесортный стриптиз, с другой — лавочка, где продавалось выполненное с неудержимой фантазией женское белье, которое иностранцы увозили с собой в качестве сувенира из «Веселого Парижа».
Мегрэ и Лапуэнт, выйдя из машины уголовной полиции, медленно поднимались по улице Шапталь, где к люду, толкущемуся на ней днем, уже начинали примешиваться «силуэты» ночного Парижа.
Было семь часов. На пороге ресторана еще не появился вышибала в голубой форме, обшитой золотистым шнуром. Эта горилла, которую все называли Джо Толсторукий, еще не заняла своего поста.
Мегрэ хорошо знал швейцара — он был похож на бывшего ярмарочного боксера, хотя никогда не надевал боксерских перчаток, а провел половину из сорокалетней жизни в заключении.
Умственное развитие у швейцара было как у десятилетнего ребенка, и в непредвиденных обстоятельствах взгляд его затуманивался, становился почти умоляющим, как у школьника, не выучившего урок, но вынужденного отвечать.
Они нашли его внутри ресторана. Он, скинув ливрею, вытирал тряпкой пыль с коричневых кожаных банкеток, и как только узнал комиссара, лицо его приняло тупое выражение.
Двое официантов готовили ресторан к ужину, ставили на скатерти тарелки с вензелем фирмы, стаканы и серебряные приборы, а посреди каждого столика — по два цветка в высоком хрустальном бокале.
Лампы под розовыми абажурами пока еще не горели, так как солнце золотило тротуар на противоположной стороне улицы.
Бармен Жюстен, в белой рубашке и черном галстуке, в последний раз протирал рюмки. Единственный клиент, краснощекий толстячок, сидя на высоком табурете, пил зеленую мятную настойку.
Мегрэ его где-то видел, лицо ему было знакомо, но не мог сразу вспомнить где. Встречал ли он его на бегах, тут же, в ресторане, или у себя в кабинете на набережной Орфевр?
На Монмартре можно было встретить много людей, имевших дело с полицией.
— Добрый вечер, господин комиссар. Добрый вечер, господин инспектор, — развязно приветствовал их Жюстен. — Если вы ужинать, то рановато. Что вам подать?
— Пиво.
— Голландское, датское, немецкое?
Из заднего помещения бесшумно вышел управляющий: редкие волосы, слегка отекшее лицо, лиловатые мешки под глазами. Не выражая ни удивления, ни взволнованности, он приблизился к полицейским, подал Мегрэ мягкую руку, пожал руку Лапуэнту. Ему оставалось только надеть свой смокинг, чтобы быть в полной форме для приема клиентов.
— Я ожидал, что увижу вас сегодня. Даже удивлялся, что вы не пришли раньше. Что вы обо всем этом скажете?
Он выглядел измученным.
— О чем?
— Кто-то ведь с ним разделался. У вас есть предположение, кто мог это сделать?
Итак, хотя в прессе еще ничего не говорилось о гибели Манюэля, хотя Алина оставалась весь день под наблюдением и никуда не звонила, в «Золотом бутоне» уже все было известно.
Если бы полицейские района Терн и поставили кого-нибудь в известность, то это наверняка были бы репортеры. Что касается жильцов дома, то они как будто не имели никакой связи с преступной средой Монмартра.
— В котором часу вы узнали об этом, Жан-Лу?
Управляющего, исполнявшего также обязанности метрдотеля, полиция не могла ни в чем упрекнуть. Родом из Алье, он начал работать официантом в Виши, рано женился, имел детей. Сын его учился на медицинском факультете, а одна из дочерей вышла замуж за владельца ресторана на Елисейских полях. Он жил как буржуа, на вилле, которую построил в Шуази-ле-Руа.
— Не помню, — с удивлением ответил он. — Почему вы меня об этом спрашиваете? Полагаю, это всем уже известно.
— Газеты еще ничего не сообщали о преступлении.
Попробуйте вспомнить. Может быть, во время обеда?
— Мне кажется, да. Клиенты нам много чего рассказывают. А ты не помнишь, Жюстен?
— Нет. В баре тоже об этом говорили.
— Кто?
Мегрэ наталкивался на закон молчания. Даже если Пернель, управляющий, не принадлежал к преступной среде и вел вполне порядочную жизнь, он тем не менее должен был молчать — этого требовала часть его клиентуры.
«Золотой бутон» уже не был, как прежде, тем баром, где собирались лишь жулики, о которых Пальмари, управлявший тогда рестораном, не слишком артачась, давал Мегрэ кое-какие сведения.
Теперь у ресторана была зажиточная клиентура. Его посещало много иностранцев, красивые девушки. Сходились к десяти или одиннадцати часам, так как ужин подавался до полуночи. Несколько главарей шаек сохранили свои привычки, но теперь среди них не было молодых парней, готовых на любое преступление. Они тоже жили в собственных домах, у большинства были жены и дети.
— Я хотел бы знать, кто первый сообщил вам об этом.
И Мегрэ, как он сам выражался, «отправился на рыбную ловлю».
— Может быть, некий Массолетти?
Он успел записать имена всех жильцов дома на улице Акаций.
— А чем он занимается?
— Автомобилями… Итальянскими автомобилями…
— Не знаю такого. А ты, Жюстен?
— Первый раз слышу…
Чувствовалось, что оба говорят искренне.
— Виньон?
Глаза их даже не заблестели, оба покачали головой.
— Преподаватель физкультуры по фамилии Детуш?
— Такой в наших кругах неизвестен.
— Тони Паскье?
— Я его знаю, — вмешался Жюстен.
— И я тоже, — добавил Пернель. — Иногда он посылает мне клиентов. Ведь он второй бармен в «Кларидже», не так ли? Я его не видел уже несколько месяцев.
— Он не звонил вам сегодня?
— Он звонит только в том случае, если ему нужно рекомендовать клиента.
— А Джеймс Стюарт, англичанин? Тоже не говорил?
А Фернан Барийар?
При каждой фамилии они на секунду задумывались и снова качали головой.
— Кто, по-вашему, был заинтересован в том, чтобы устранить Пальмари?
— На него нападают не в первый раз.
— Но лишь двое из покушавшихся, те, что прошили его из автомата, были потом убиты. А Пальмари больше уже не выходил из своей квартиры. Скажите, Пернель, с каких пор в «Золотом бутоне» появился новый хозяин?
Бледное лицо управляющего слегка покраснело.
— Пять дней назад.
— И кто же теперешний владелец?
Он колебался только мгновение, понимая, что Мегрэ в курсе дела и что врать бессмысленно.
— Я.
— У кого вы откупили ресторан?
— Ну конечно же у Алины.
— А когда Алина стала настоящей владелицей?
— Точной даты не помню. Около двух лет назад.
— Акт вашей купли засвидетельствован у нотариуса?
— По всем правилам.
— У какого нотариуса?
— Мэтр Дегриер, бульвар Перейр.
— За сколько вы купили ресторан?
— Двести тысяч.
— Я полагаю, новых франков?
— Конечно.
— Уплачено наличными?
— Ассигнациями. Пришлось потратить порядочно времени, чтобы их сосчитать.
— Как Алина унесла их? В чемодане?
— Не знаю. Я ушел первым.
— А вы знали, что дом на улице Акаций тоже принадлежит любовнице Манюэля?
Жюстен и Пернель чувствовали себя все более неловко.
— Здесь всегда ходят какие-то слухи. Видите ли, господин комиссар, я честный человек, как и Жюстен.
У нас у обоих семьи. Поскольку наш ресторан находится на Монмартре, среди нашей клиентуры можно найти разных людей. Закон не разрешает нам выгонять их, разве только в случае, если они вдрызг пьяны, что бывает редко. Мы слышим, как они рассказывают разные истории, но предпочитаем забывать их. Не правда ли, Жюстен?
— Точно.
— Интересно, был ли у Алины любовник?
Ни тот, ни другой и бровью не повели, не сказали ни да ни нет, что несколько удивило Мегрэ.
— Она никогда не встречалась здесь с мужчинами?
— Она даже не останавливалась у бара. Прямо проходила на антресоль ко мне в кабинет и проверяла счета, прежде чем унести причитающуюся ей часть, как деловая женщина.
— А вас не удивляет, что такой человек, как Пальмари, кажется, перевел на ее имя все, что у него было, или, по крайней мере, добрую часть своего имущества.
— Многие коммерсанты и бизнесмены, предвидя возможную конфискацию, переводят имущество на имя жены.
— Пальмари не был женат, — возразил Мегрэ. — Кроме того, он был старше ее на тридцать два года.
— Я тоже думал об этом. Видите ли, я полагаю, что Манюэль был и в самом деле очарован ею. Он полностью доверял ей. Он ее любил. Я мог бы поклясться, что до того, как встретить ее, он никого не любил. Он чувствовал себя обделенным в своем кресле на колесах. Она стала смыслом его жизни, единственным существом, связывающим его с внешним миром.
— А она?
— Насколько я могу судить, она тоже его любила.
Это случается с такими девицами, как она. До него она прошла жестокую школу, мужчинам было нужно от нее только одно… они не считались с ее человеческим существом, Вы понимаете? Такие женщины потом очень высоко ценят семейную жизнь.
Толстый краснолицый человек на другом конце прилавка заказал еще рюмку мятной настойки.
— Сейчас, месье Луи.
Мегрэ тихо спросил:
— Кто этот месье Луи?
— Наш клиент. Я не знаю его фамилии, но он довольно часто заходит выпить одну или две рюмки мятной настойки с водой. Полагаю, он живет в этом квартале.
— В полдень он заглядывал сюда?
— Он был здесь, Жюстен? — вполголоса спросил Пернель.
— Кажется, да. Он спросил, нет ли у меня сведений о бегах.
Месье Луи вытирал пот с лица и тупо смотрел на свою рюмку.
Мегрэ вытащил из кармана записную книжку, написал несколько слов и дал их прочесть Лапуэнту.
«Следуй за ним, когда он выйдет. Встретимся здесь.
Если меня не будет, звони домой».
— Скажите, Пернель, вас не затруднит подняться со мной на минутку на антресоль?
— Сюда…
У нового хозяина ресторана было плоскостопие, и он ходил, переваливаясь, словно утка, как большинство метрдотелей, достигших определенного возраста. Лестница оказалась узкой и темной. Здесь не было ничего от роскоши и комфорта, царивших в ресторане. Пернель вынул из кармана связку ключей, открыл дверь, выкрашенную коричневой краской, и они очутились в маленькой комнате, окнами выходившей во двор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Наконец в последней комнате сидел старик и читал детские комиксы. Его лицо было покрыто шрамами, один из них понимал угол рта, отчего у старика был такой вид, словно он все время улыбается.
Месье Жеф носил синие очки. Стоявший посреди комнаты большой стол из некрашеного дерева был уставлен всякими деталями, неожиданными предметами, «Конструктором» для юношей, кусками обструганного дерева, старыми иллюстрированными журналами, пластилином. Железная кровать походила на казарменную, как и грубое одеяло, а на выбеленных известкой стенах красовались цветные репродукции. Фото залитых солнцем городов: Ниццы, Неаполя, Стамбула. На полу валялись иллюстрированные журналы.
Руками, которые не дрожали, несмотря на его возраст, старик старался объяснить, что он глухой и немой, что он не может ничего сказать, но способен понять собеседника по его губам.
— Прошу прощения, что беспокою вас. Я из полиции. Не знали ли вы, случайно, жильца по фамилии Пальмари?
Мегрэ показал рукой на пол, чтобы объяснить, что Пальмари жил внизу, показал два пальца, чтобы уточнить, на сколько этажей ниже.
Старый Жеф покачал головой, и тогда Мегрэ стал говорить ему об Алине.
Насколько комиссар мог понять, старик встречал ее на лестнице. Он словно вылепливал в пустоте ее узкое лицо, ее тонкий и волнистый силуэт.
Когда Мегрэ снова очутился на пятом этаже, он понял, что посетил только что целый мир. Он как-то отяжелел, его охватила меланхолия — люди, жившие рядом с Манюэлем, не знали даже, что это именно его унесли сегодня утром, накрытого брезентом.
Люка был в гостиной один.
— Думаю, она спит, — сказал инспектор на вопрос Мегрэ.
Молодой Лапуэнт был здесь, счастливый, что работает с шефом.
— Пиво осталось, Люка?
— Две бутылки.
— Открой одну, а я закажу еще.
Было шесть часов. На дорогах в Париже уже образовались пробки, и какой-то нетерпеливый автомобилист, несмотря на запрет, сигналил под окнами дома.
Глава 4
С одной стороны к ресторану «Золотой бутон» примыкал третьесортный стриптиз, с другой — лавочка, где продавалось выполненное с неудержимой фантазией женское белье, которое иностранцы увозили с собой в качестве сувенира из «Веселого Парижа».
Мегрэ и Лапуэнт, выйдя из машины уголовной полиции, медленно поднимались по улице Шапталь, где к люду, толкущемуся на ней днем, уже начинали примешиваться «силуэты» ночного Парижа.
Было семь часов. На пороге ресторана еще не появился вышибала в голубой форме, обшитой золотистым шнуром. Эта горилла, которую все называли Джо Толсторукий, еще не заняла своего поста.
Мегрэ хорошо знал швейцара — он был похож на бывшего ярмарочного боксера, хотя никогда не надевал боксерских перчаток, а провел половину из сорокалетней жизни в заключении.
Умственное развитие у швейцара было как у десятилетнего ребенка, и в непредвиденных обстоятельствах взгляд его затуманивался, становился почти умоляющим, как у школьника, не выучившего урок, но вынужденного отвечать.
Они нашли его внутри ресторана. Он, скинув ливрею, вытирал тряпкой пыль с коричневых кожаных банкеток, и как только узнал комиссара, лицо его приняло тупое выражение.
Двое официантов готовили ресторан к ужину, ставили на скатерти тарелки с вензелем фирмы, стаканы и серебряные приборы, а посреди каждого столика — по два цветка в высоком хрустальном бокале.
Лампы под розовыми абажурами пока еще не горели, так как солнце золотило тротуар на противоположной стороне улицы.
Бармен Жюстен, в белой рубашке и черном галстуке, в последний раз протирал рюмки. Единственный клиент, краснощекий толстячок, сидя на высоком табурете, пил зеленую мятную настойку.
Мегрэ его где-то видел, лицо ему было знакомо, но не мог сразу вспомнить где. Встречал ли он его на бегах, тут же, в ресторане, или у себя в кабинете на набережной Орфевр?
На Монмартре можно было встретить много людей, имевших дело с полицией.
— Добрый вечер, господин комиссар. Добрый вечер, господин инспектор, — развязно приветствовал их Жюстен. — Если вы ужинать, то рановато. Что вам подать?
— Пиво.
— Голландское, датское, немецкое?
Из заднего помещения бесшумно вышел управляющий: редкие волосы, слегка отекшее лицо, лиловатые мешки под глазами. Не выражая ни удивления, ни взволнованности, он приблизился к полицейским, подал Мегрэ мягкую руку, пожал руку Лапуэнту. Ему оставалось только надеть свой смокинг, чтобы быть в полной форме для приема клиентов.
— Я ожидал, что увижу вас сегодня. Даже удивлялся, что вы не пришли раньше. Что вы обо всем этом скажете?
Он выглядел измученным.
— О чем?
— Кто-то ведь с ним разделался. У вас есть предположение, кто мог это сделать?
Итак, хотя в прессе еще ничего не говорилось о гибели Манюэля, хотя Алина оставалась весь день под наблюдением и никуда не звонила, в «Золотом бутоне» уже все было известно.
Если бы полицейские района Терн и поставили кого-нибудь в известность, то это наверняка были бы репортеры. Что касается жильцов дома, то они как будто не имели никакой связи с преступной средой Монмартра.
— В котором часу вы узнали об этом, Жан-Лу?
Управляющего, исполнявшего также обязанности метрдотеля, полиция не могла ни в чем упрекнуть. Родом из Алье, он начал работать официантом в Виши, рано женился, имел детей. Сын его учился на медицинском факультете, а одна из дочерей вышла замуж за владельца ресторана на Елисейских полях. Он жил как буржуа, на вилле, которую построил в Шуази-ле-Руа.
— Не помню, — с удивлением ответил он. — Почему вы меня об этом спрашиваете? Полагаю, это всем уже известно.
— Газеты еще ничего не сообщали о преступлении.
Попробуйте вспомнить. Может быть, во время обеда?
— Мне кажется, да. Клиенты нам много чего рассказывают. А ты не помнишь, Жюстен?
— Нет. В баре тоже об этом говорили.
— Кто?
Мегрэ наталкивался на закон молчания. Даже если Пернель, управляющий, не принадлежал к преступной среде и вел вполне порядочную жизнь, он тем не менее должен был молчать — этого требовала часть его клиентуры.
«Золотой бутон» уже не был, как прежде, тем баром, где собирались лишь жулики, о которых Пальмари, управлявший тогда рестораном, не слишком артачась, давал Мегрэ кое-какие сведения.
Теперь у ресторана была зажиточная клиентура. Его посещало много иностранцев, красивые девушки. Сходились к десяти или одиннадцати часам, так как ужин подавался до полуночи. Несколько главарей шаек сохранили свои привычки, но теперь среди них не было молодых парней, готовых на любое преступление. Они тоже жили в собственных домах, у большинства были жены и дети.
— Я хотел бы знать, кто первый сообщил вам об этом.
И Мегрэ, как он сам выражался, «отправился на рыбную ловлю».
— Может быть, некий Массолетти?
Он успел записать имена всех жильцов дома на улице Акаций.
— А чем он занимается?
— Автомобилями… Итальянскими автомобилями…
— Не знаю такого. А ты, Жюстен?
— Первый раз слышу…
Чувствовалось, что оба говорят искренне.
— Виньон?
Глаза их даже не заблестели, оба покачали головой.
— Преподаватель физкультуры по фамилии Детуш?
— Такой в наших кругах неизвестен.
— Тони Паскье?
— Я его знаю, — вмешался Жюстен.
— И я тоже, — добавил Пернель. — Иногда он посылает мне клиентов. Ведь он второй бармен в «Кларидже», не так ли? Я его не видел уже несколько месяцев.
— Он не звонил вам сегодня?
— Он звонит только в том случае, если ему нужно рекомендовать клиента.
— А Джеймс Стюарт, англичанин? Тоже не говорил?
А Фернан Барийар?
При каждой фамилии они на секунду задумывались и снова качали головой.
— Кто, по-вашему, был заинтересован в том, чтобы устранить Пальмари?
— На него нападают не в первый раз.
— Но лишь двое из покушавшихся, те, что прошили его из автомата, были потом убиты. А Пальмари больше уже не выходил из своей квартиры. Скажите, Пернель, с каких пор в «Золотом бутоне» появился новый хозяин?
Бледное лицо управляющего слегка покраснело.
— Пять дней назад.
— И кто же теперешний владелец?
Он колебался только мгновение, понимая, что Мегрэ в курсе дела и что врать бессмысленно.
— Я.
— У кого вы откупили ресторан?
— Ну конечно же у Алины.
— А когда Алина стала настоящей владелицей?
— Точной даты не помню. Около двух лет назад.
— Акт вашей купли засвидетельствован у нотариуса?
— По всем правилам.
— У какого нотариуса?
— Мэтр Дегриер, бульвар Перейр.
— За сколько вы купили ресторан?
— Двести тысяч.
— Я полагаю, новых франков?
— Конечно.
— Уплачено наличными?
— Ассигнациями. Пришлось потратить порядочно времени, чтобы их сосчитать.
— Как Алина унесла их? В чемодане?
— Не знаю. Я ушел первым.
— А вы знали, что дом на улице Акаций тоже принадлежит любовнице Манюэля?
Жюстен и Пернель чувствовали себя все более неловко.
— Здесь всегда ходят какие-то слухи. Видите ли, господин комиссар, я честный человек, как и Жюстен.
У нас у обоих семьи. Поскольку наш ресторан находится на Монмартре, среди нашей клиентуры можно найти разных людей. Закон не разрешает нам выгонять их, разве только в случае, если они вдрызг пьяны, что бывает редко. Мы слышим, как они рассказывают разные истории, но предпочитаем забывать их. Не правда ли, Жюстен?
— Точно.
— Интересно, был ли у Алины любовник?
Ни тот, ни другой и бровью не повели, не сказали ни да ни нет, что несколько удивило Мегрэ.
— Она никогда не встречалась здесь с мужчинами?
— Она даже не останавливалась у бара. Прямо проходила на антресоль ко мне в кабинет и проверяла счета, прежде чем унести причитающуюся ей часть, как деловая женщина.
— А вас не удивляет, что такой человек, как Пальмари, кажется, перевел на ее имя все, что у него было, или, по крайней мере, добрую часть своего имущества.
— Многие коммерсанты и бизнесмены, предвидя возможную конфискацию, переводят имущество на имя жены.
— Пальмари не был женат, — возразил Мегрэ. — Кроме того, он был старше ее на тридцать два года.
— Я тоже думал об этом. Видите ли, я полагаю, что Манюэль был и в самом деле очарован ею. Он полностью доверял ей. Он ее любил. Я мог бы поклясться, что до того, как встретить ее, он никого не любил. Он чувствовал себя обделенным в своем кресле на колесах. Она стала смыслом его жизни, единственным существом, связывающим его с внешним миром.
— А она?
— Насколько я могу судить, она тоже его любила.
Это случается с такими девицами, как она. До него она прошла жестокую школу, мужчинам было нужно от нее только одно… они не считались с ее человеческим существом, Вы понимаете? Такие женщины потом очень высоко ценят семейную жизнь.
Толстый краснолицый человек на другом конце прилавка заказал еще рюмку мятной настойки.
— Сейчас, месье Луи.
Мегрэ тихо спросил:
— Кто этот месье Луи?
— Наш клиент. Я не знаю его фамилии, но он довольно часто заходит выпить одну или две рюмки мятной настойки с водой. Полагаю, он живет в этом квартале.
— В полдень он заглядывал сюда?
— Он был здесь, Жюстен? — вполголоса спросил Пернель.
— Кажется, да. Он спросил, нет ли у меня сведений о бегах.
Месье Луи вытирал пот с лица и тупо смотрел на свою рюмку.
Мегрэ вытащил из кармана записную книжку, написал несколько слов и дал их прочесть Лапуэнту.
«Следуй за ним, когда он выйдет. Встретимся здесь.
Если меня не будет, звони домой».
— Скажите, Пернель, вас не затруднит подняться со мной на минутку на антресоль?
— Сюда…
У нового хозяина ресторана было плоскостопие, и он ходил, переваливаясь, словно утка, как большинство метрдотелей, достигших определенного возраста. Лестница оказалась узкой и темной. Здесь не было ничего от роскоши и комфорта, царивших в ресторане. Пернель вынул из кармана связку ключей, открыл дверь, выкрашенную коричневой краской, и они очутились в маленькой комнате, окнами выходившей во двор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17