Только нервы натянуты: с обеих сторон навязчивый шум колее» через каждые сто метров навстречу несутся фары, и тебе кажется, что ты в плену у этого потока и не в силах выскользнуть из него ни влево, ни вправо и хотя бы снизить скорость; в боковом зеркале отражается тройная цепочка огней следующих за тобой — бампер к бамперу — машин.
Справа замелькали неоновые вывески — единственные признаки жизни, если не считать бензоколонок. Не будь их, могло бы показаться, что широкое шоссе повисло над бесконечностью, где только мрак и безмолвие. Невидимые города и селения притаились где-то вдалеке, и лишь расплывчатый красноватый отблеск на небе изредка позволял догадываться об их существовании. Рестораны и бары, возникавшие в темноте через каждые пять — десять миль, да красные, зеленые, голубые буквы над ними — реклама различных марок пива — вот и все, что напоминало вблизи о реальности мира. Стив шел теперь во втором ряду. Он перестроился потихоньку, так что жена ничего не заметила. Потом, воспользовавшись неожиданно возникшим интервалом между машинами, скользнул в первый ряд.
— Что ты делаешь?
Он чуть не проскочил мимо бара с неоновой вывеской «Маленький коттедж» и, спохватившись, затормозил так резко, что задняя машина круто вывернула и из нее вылетел целый залп брани. Водитель даже показал ему через окно кулак.
— Мне в туалет, — объяснил Стив самым обычным тоном, остановившись на лужайке. — Пить хочешь?
Так случалось нередко. Она ждала его в машине.
Распахнув дверь, он сразу почувствовал себя другим человеком. Остановился, осмотрел зал, погруженный в оранжевую полутьму. Бар походил на любое такое же придорожное заведение и мало чем отличался от бара Луи на 45-й улице: тот же телевизор в углу, те же запахи, те же отражения в зеркалах.
— Сухой мартини с лимонной цедрой, — сказал он, когда бармен повернулся к нему.
— Простой?
— Двойной.
Не задай ему бармен вопрос, он, вероятно, ограничился бы простым. Но, пожалуй, стоит взять двойной: жена вряд ли даст ему снова остановиться.
Стив нерешительно посмотрел на дверь туалета, для очистки совести направился туда и прошел мимо очень смуглого человека, который говорил по телефону, прикрывая трубку рукой. Голос у него был хриплый.
— Да. Повтори ему, что я тебе сказал, и все. Он поймет. Кому я говорю — поймет! Перестань морочить мне голову.
Стиву хотелось бы задержаться и послушать, но мужчина, не прерывая разговора, следил за ним недобрым взглядом.
Он вернулся в бар, двумя глотками осушил стакан, нащупал в кармане мелочь. Промолчит ли Ненси и теперь? Разве недостаточно, что он не может из-за нее задержаться здесь на несколько минут, посмотреть на людей, малость встряхнуться?
Не вошел ли он только что в туннель? А может, находится в нем с самого отъезда из Лонг-Айленда? Он этого не ощущал. И считал себя самым трезвым человеком на земле: во всяком случае, такое мизерное количество спиртного не может на него подействовать.
Почему же тогда он чувствовал себя смущенным, виноватым, когда подошел к машине и распахнул дверцу, не глядя на жену? Она ни о чем не спросила. Опять молчит!
— Уф! Полегчало, — процедил он сквозь зубы и включил мотор.
Ему показалось, что на шоссе стало просторнее, а ритм движения замедлился, и это ощущение было таким явственным, что он обогнал несколько машин, ехавших действительно слишком медленно. Даже «скорая помощь», промчавшаяся навстречу, не насторожила Стива: все его внимание было поглощено возникшими впереди странными огнями, а затем белыми столбиками ограждения.
— Объезд, — спокойно, пожалуй, чересчур невыразительно объявила Ненси.
— Вижу.
— Влево.
Стив покраснел: он чуть было не свернул направо.
— Сколько ни ездим по этой дороге — вечно объезд, — проворчал он. — Неужели нельзя ремонтировать шоссе зимой?
— Под снегом? — все тем же тоном спросила она.
— Ну осенью! Во всяком случае, не тогда, когда на дорогах сорок миллионов автомобилистов.
— Ты проскочил развилку.
— Какую еще развилку?
— Ту, где указатель «К автостраде».
— А как же остальные, те, что позади нас? — съязвил он.
За ними и впрямь шли машины. Правда, их было меньше, чем прежде.
— Не все же едут в Мэн.
— Не беспокойся. В Мэн я тебя доставлю.
Через минуту он торжествовал: они выехали на магистраль.
— Ну, убедилась? А ты мне про указатель!
— Это не дорога номер один.
— Посмотрим.
Сама уверенность жены, спокойствие, с которым она ему отвечала, доводили его до белого каления. Он не унимался:
— Ты же никогда не ошибаешься, так ведь?
Она промолчала, и это еще больше обозлило его.
— Отвечай! Выкладывай, что у тебя на уме.
— А ты не забыл, как мы однажды дали крюк в шестьдесят миль?
— Зато оторвались от основной массы машин.
— Случайно.
— Послушай, Пеней, если хочешь ссориться, говори прямо.
— Вовсе не хочу я ссориться. Просто пытаюсь определить, где мы находимся.
— За рулем я. Сделай одолжение, не вмешивайся.
Она смолкла. Он тоже не узнавал дорогу, на которую они выехали: полотно ее сузилось, покрытие стало хуже, бензоколонки исчезли. В небе опять погромыхивала гроза.
Не спеша Ненси вытянула из перчаточного ящика карту и включила подсветку приборного щитка.
— Мы где-то между Первой и Восемьдесят второй; номера дороги не разобрать, но ведет она к Норчиву.
Ненси пыталась прочесть надпись на указателе, внезапно возникшем из мрака, но опоздала: редкие огни поселка уже остались позади, и теперь машина шла лесом.
— Ты в самом деле не хочешь повернуть назад?
— Нет.
Держа карту на коленях, она закурила сигарету, но ему не предложила.
— Бесишься? — спросил он.
— Я?
— Да, ты. Сознайся, бесишься, и только потому, что я, на свое несчастье, взял в сторону и нам приходится делать объезд в несколько миль… Но, насколько помнится, совсем недавно ты сказала, что времени у нас предостаточно.
— Осторожно!
— В чем дело?
— Ты чуть не въехал на откос.
— Значит, не умею вести машину?
— Я этого не говорила.
И тут, неизвестно почему, его прорвало:
— Может быть, и не говорила, зато я скажу кое-что, и тебе полезно будет раз навсегда запомнить мои слова, милочка.
Самое интересное: он даже не знал, что ей сейчас выложит. Просто подбирал что-нибудь поувесистей, покатегоричней: жену давно пора осадить.
— Понимаешь, Ненси, ты жуткая зануда и, пожалуй, единственная, кто этого не замечает.
— Будь добр, следи за дорогой.
— Хорошо. Буду следить за дорогой, буду вести машину плавно и осторожно, чтобы не сбиться с пути.
Надеюсь, понимаешь, о каком пути я говорю?
Ему казалось, что он нашел очень точную, ослепительно неопровержимую формулу. Словом, сделал чуть ли не открытие. Все плохое в Ненси объясняется в конечном счете тем, что она всегда идет прямым путем, не позволяя себе никаких отклонений.
— Не понимаешь?
— А так ли это необходимо?
— Что? Так ли необходимо знать, что я думаю? Господи, да ведь это же помогло бы тебе сделать над собой усилие и понять наконец окружающих, а значит облегчить им жизнь. Например, мне. Не уверен, впрочем, интересует ли это тебя.
— Ты не позволишь мне сесть за руль?
— Ни в коем случае. Допусти на минуту, что можно думать не только о себе и пребывать убежденной в своей правоте, а хоть раз посмотреть на себя в зеркало и задаться вопросом…
Он старательно пытался выразить то, что испытывал и чувствовал все, как ему казалось, одиннадцать лет их брака. Такое случалось с ним не впервой, но только сегодня он — это было его твердое убеждение — сделал открытие, которое поможет ему все объяснить. Должна же Ненси наконец понять! Может быть, поняв, она научится видеть в нем мужчину?
— Разве есть что-нибудь нелепей жизни, похожей на поезд, который неизменно следует по одной и той же колее, по тем же рельсам? Так вот, сейчас на шоссе мне показалось, что я поезд. Другие машины останавливаются где угодно, из них выходят мужчины, им не надо просить разрешения выпить кружку пива.
— Ты пил пиво?
Поколебавшись, он предпочел откровенность:
— Нет.
— Мартини?
— Да.
— Двойной?
Он бесился: почему он обязан ей отвечать?
— Да.
— А до этого? — с пристрастием допрашивала пеней.
— До этого?
— Да, до отъезда?
— Не понимаю.
— Что ты пил, пока заправлялся?
На этот раз он солгал:
— Ничего.
— Ну-ну.
— Не веришь?
— Очевидно, двойной мартини подействовал на тебя сильней, чем обычно.
— По-твоему, я пьян?
— Так ты обычно разговариваешь, когда выпьешь.
— Я говорю глупости?
— Не знаю, но меня ты ненавидишь.
— Почему ты не хочешь понять?
— Что?
— Что это не правда, что я тебя люблю и был бы с тобой совершенно счастлив, если б ты обращалась со мной как с мужчиной.
— То есть давала тебе напиваться во всех придорожных кабаках?
— Вот видишь.
— Что?
— Ты выискиваешь самые обидные слова. Нарочно все раздуваешь. Разве я пьяница?
— Нет. За пьяницу я никогда бы не вышла.
— Часто выпиваю?
— Нет, редко.
— Даже не каждый месяц. Может быть, раз в три месяца.
— Что же тогда с тобой?
— Со мной ничего не было бы, не смотри ты на меня как на последнего подонка всякий раз, когда мне хочется хоть на один вечер вырваться из привычной колеи.
— Она тебя тяготит?
— Я этого не сказал… Возьми, к примеру. Дика. Дня не проходит, чтобы он не лег спать в лучшем случае полупьяным. А ты все-таки считаешь его интересным парнем. И разговариваешь с ним всерьез, даже когда он под мухой.
— Во-первых, он мне не муж…
— А во-вторых?
— Перед нами грузовик.
— Вижу.
— Помолчи минутку. Мы подъезжаем к перекрестку, и я хочу прочесть, что написано на указателе.
— Тебе неприятно говорить о Дике?
— Нет.
— Жалеешь, что вышла не за него, а за меня?
— Нет.
Они снова очутились на шоссе с двухрядным движением; машины шли значительно быстрее, чем при выезде из Нью-Йорка, и яростно обгоняли друг друга. Ненси включила радио — вероятно, надеясь заставить Стива замолчать. Передавали последние известия — было 23 часа.
— …Полиция полагает, что бежавший прошлой ночью из уголовной тюрьмы Синг-Синг Сид Хэллиген, которого до сих пор не удалось задержать…
Ненси выключила приемник.
— Зачем ты выключила?
— Думала, тебе неинтересно.
Да, передача его не интересовала. Он никогда не слышал о Сиде Хэллигене, не знал даже, что накануне из Синг-Синга бежал заключенный. Радио навело его лишь на одну мысль — он вспомнил о человеке с неподвижным и злобным взглядом, который, прикрыв ладонью трубку, звонил в баре по телефону. Все это ерунда. Важно одно: она выключила радио, не спросив его. Именно такие ничтожные мелочи…
О чем шла речь, когда она прервала их спор? О Дике Лоуэле, женатом на подружке Ненси, — обеим парам случалось иногда провести вечер вместе.
Вздор! Зачем спорить? Разве Дика заботит мнение жены? Он, Стив, сам во всем виноват — вечно боится, как бы Ненси чего не подумала, вечно ждет ее одобрения.
— Что ты делаешь?
— Как видишь, останавливаюсь.
— Послушай…
Выглядел бар довольно невзрачно, машины, стоявшие перед ним, были как на подбор — старые, сильно изношенные; именно поэтому Стив и выбрал его.
— Если ты выйдешь, предупреждаю: дальше поеду одна, — отчеканила Ненси.
Он вздрогнул как от удара. С минуту недоверчиво смотрел на нее, но жена выдержала его взгляд. Она оставалась такой же подтянутой, как при отъезде из Нью-Йорка. «Не баба, а консервированный огурец», — грубо подумал он.
Возможно, все кончилось бы ничем и он сдался бы, но тут Ненси добавила:
— Доберешься до лагеря автобусом.
Он почувствовал, что губы его кривит недобрая усмешка, протянул руку, вытащил ключ зажигания и, невозмутимый, как Ненси, сунул его в карман.
Такого с ними еще не случалось. Но отступать Стив не мог. Ее пора проучить — он убежден в этом.
Стараясь не глядеть на жену, он вышел из машины, захлопнул дверцу и возможно более твердым шагом направился к бару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Справа замелькали неоновые вывески — единственные признаки жизни, если не считать бензоколонок. Не будь их, могло бы показаться, что широкое шоссе повисло над бесконечностью, где только мрак и безмолвие. Невидимые города и селения притаились где-то вдалеке, и лишь расплывчатый красноватый отблеск на небе изредка позволял догадываться об их существовании. Рестораны и бары, возникавшие в темноте через каждые пять — десять миль, да красные, зеленые, голубые буквы над ними — реклама различных марок пива — вот и все, что напоминало вблизи о реальности мира. Стив шел теперь во втором ряду. Он перестроился потихоньку, так что жена ничего не заметила. Потом, воспользовавшись неожиданно возникшим интервалом между машинами, скользнул в первый ряд.
— Что ты делаешь?
Он чуть не проскочил мимо бара с неоновой вывеской «Маленький коттедж» и, спохватившись, затормозил так резко, что задняя машина круто вывернула и из нее вылетел целый залп брани. Водитель даже показал ему через окно кулак.
— Мне в туалет, — объяснил Стив самым обычным тоном, остановившись на лужайке. — Пить хочешь?
Так случалось нередко. Она ждала его в машине.
Распахнув дверь, он сразу почувствовал себя другим человеком. Остановился, осмотрел зал, погруженный в оранжевую полутьму. Бар походил на любое такое же придорожное заведение и мало чем отличался от бара Луи на 45-й улице: тот же телевизор в углу, те же запахи, те же отражения в зеркалах.
— Сухой мартини с лимонной цедрой, — сказал он, когда бармен повернулся к нему.
— Простой?
— Двойной.
Не задай ему бармен вопрос, он, вероятно, ограничился бы простым. Но, пожалуй, стоит взять двойной: жена вряд ли даст ему снова остановиться.
Стив нерешительно посмотрел на дверь туалета, для очистки совести направился туда и прошел мимо очень смуглого человека, который говорил по телефону, прикрывая трубку рукой. Голос у него был хриплый.
— Да. Повтори ему, что я тебе сказал, и все. Он поймет. Кому я говорю — поймет! Перестань морочить мне голову.
Стиву хотелось бы задержаться и послушать, но мужчина, не прерывая разговора, следил за ним недобрым взглядом.
Он вернулся в бар, двумя глотками осушил стакан, нащупал в кармане мелочь. Промолчит ли Ненси и теперь? Разве недостаточно, что он не может из-за нее задержаться здесь на несколько минут, посмотреть на людей, малость встряхнуться?
Не вошел ли он только что в туннель? А может, находится в нем с самого отъезда из Лонг-Айленда? Он этого не ощущал. И считал себя самым трезвым человеком на земле: во всяком случае, такое мизерное количество спиртного не может на него подействовать.
Почему же тогда он чувствовал себя смущенным, виноватым, когда подошел к машине и распахнул дверцу, не глядя на жену? Она ни о чем не спросила. Опять молчит!
— Уф! Полегчало, — процедил он сквозь зубы и включил мотор.
Ему показалось, что на шоссе стало просторнее, а ритм движения замедлился, и это ощущение было таким явственным, что он обогнал несколько машин, ехавших действительно слишком медленно. Даже «скорая помощь», промчавшаяся навстречу, не насторожила Стива: все его внимание было поглощено возникшими впереди странными огнями, а затем белыми столбиками ограждения.
— Объезд, — спокойно, пожалуй, чересчур невыразительно объявила Ненси.
— Вижу.
— Влево.
Стив покраснел: он чуть было не свернул направо.
— Сколько ни ездим по этой дороге — вечно объезд, — проворчал он. — Неужели нельзя ремонтировать шоссе зимой?
— Под снегом? — все тем же тоном спросила она.
— Ну осенью! Во всяком случае, не тогда, когда на дорогах сорок миллионов автомобилистов.
— Ты проскочил развилку.
— Какую еще развилку?
— Ту, где указатель «К автостраде».
— А как же остальные, те, что позади нас? — съязвил он.
За ними и впрямь шли машины. Правда, их было меньше, чем прежде.
— Не все же едут в Мэн.
— Не беспокойся. В Мэн я тебя доставлю.
Через минуту он торжествовал: они выехали на магистраль.
— Ну, убедилась? А ты мне про указатель!
— Это не дорога номер один.
— Посмотрим.
Сама уверенность жены, спокойствие, с которым она ему отвечала, доводили его до белого каления. Он не унимался:
— Ты же никогда не ошибаешься, так ведь?
Она промолчала, и это еще больше обозлило его.
— Отвечай! Выкладывай, что у тебя на уме.
— А ты не забыл, как мы однажды дали крюк в шестьдесят миль?
— Зато оторвались от основной массы машин.
— Случайно.
— Послушай, Пеней, если хочешь ссориться, говори прямо.
— Вовсе не хочу я ссориться. Просто пытаюсь определить, где мы находимся.
— За рулем я. Сделай одолжение, не вмешивайся.
Она смолкла. Он тоже не узнавал дорогу, на которую они выехали: полотно ее сузилось, покрытие стало хуже, бензоколонки исчезли. В небе опять погромыхивала гроза.
Не спеша Ненси вытянула из перчаточного ящика карту и включила подсветку приборного щитка.
— Мы где-то между Первой и Восемьдесят второй; номера дороги не разобрать, но ведет она к Норчиву.
Ненси пыталась прочесть надпись на указателе, внезапно возникшем из мрака, но опоздала: редкие огни поселка уже остались позади, и теперь машина шла лесом.
— Ты в самом деле не хочешь повернуть назад?
— Нет.
Держа карту на коленях, она закурила сигарету, но ему не предложила.
— Бесишься? — спросил он.
— Я?
— Да, ты. Сознайся, бесишься, и только потому, что я, на свое несчастье, взял в сторону и нам приходится делать объезд в несколько миль… Но, насколько помнится, совсем недавно ты сказала, что времени у нас предостаточно.
— Осторожно!
— В чем дело?
— Ты чуть не въехал на откос.
— Значит, не умею вести машину?
— Я этого не говорила.
И тут, неизвестно почему, его прорвало:
— Может быть, и не говорила, зато я скажу кое-что, и тебе полезно будет раз навсегда запомнить мои слова, милочка.
Самое интересное: он даже не знал, что ей сейчас выложит. Просто подбирал что-нибудь поувесистей, покатегоричней: жену давно пора осадить.
— Понимаешь, Ненси, ты жуткая зануда и, пожалуй, единственная, кто этого не замечает.
— Будь добр, следи за дорогой.
— Хорошо. Буду следить за дорогой, буду вести машину плавно и осторожно, чтобы не сбиться с пути.
Надеюсь, понимаешь, о каком пути я говорю?
Ему казалось, что он нашел очень точную, ослепительно неопровержимую формулу. Словом, сделал чуть ли не открытие. Все плохое в Ненси объясняется в конечном счете тем, что она всегда идет прямым путем, не позволяя себе никаких отклонений.
— Не понимаешь?
— А так ли это необходимо?
— Что? Так ли необходимо знать, что я думаю? Господи, да ведь это же помогло бы тебе сделать над собой усилие и понять наконец окружающих, а значит облегчить им жизнь. Например, мне. Не уверен, впрочем, интересует ли это тебя.
— Ты не позволишь мне сесть за руль?
— Ни в коем случае. Допусти на минуту, что можно думать не только о себе и пребывать убежденной в своей правоте, а хоть раз посмотреть на себя в зеркало и задаться вопросом…
Он старательно пытался выразить то, что испытывал и чувствовал все, как ему казалось, одиннадцать лет их брака. Такое случалось с ним не впервой, но только сегодня он — это было его твердое убеждение — сделал открытие, которое поможет ему все объяснить. Должна же Ненси наконец понять! Может быть, поняв, она научится видеть в нем мужчину?
— Разве есть что-нибудь нелепей жизни, похожей на поезд, который неизменно следует по одной и той же колее, по тем же рельсам? Так вот, сейчас на шоссе мне показалось, что я поезд. Другие машины останавливаются где угодно, из них выходят мужчины, им не надо просить разрешения выпить кружку пива.
— Ты пил пиво?
Поколебавшись, он предпочел откровенность:
— Нет.
— Мартини?
— Да.
— Двойной?
Он бесился: почему он обязан ей отвечать?
— Да.
— А до этого? — с пристрастием допрашивала пеней.
— До этого?
— Да, до отъезда?
— Не понимаю.
— Что ты пил, пока заправлялся?
На этот раз он солгал:
— Ничего.
— Ну-ну.
— Не веришь?
— Очевидно, двойной мартини подействовал на тебя сильней, чем обычно.
— По-твоему, я пьян?
— Так ты обычно разговариваешь, когда выпьешь.
— Я говорю глупости?
— Не знаю, но меня ты ненавидишь.
— Почему ты не хочешь понять?
— Что?
— Что это не правда, что я тебя люблю и был бы с тобой совершенно счастлив, если б ты обращалась со мной как с мужчиной.
— То есть давала тебе напиваться во всех придорожных кабаках?
— Вот видишь.
— Что?
— Ты выискиваешь самые обидные слова. Нарочно все раздуваешь. Разве я пьяница?
— Нет. За пьяницу я никогда бы не вышла.
— Часто выпиваю?
— Нет, редко.
— Даже не каждый месяц. Может быть, раз в три месяца.
— Что же тогда с тобой?
— Со мной ничего не было бы, не смотри ты на меня как на последнего подонка всякий раз, когда мне хочется хоть на один вечер вырваться из привычной колеи.
— Она тебя тяготит?
— Я этого не сказал… Возьми, к примеру. Дика. Дня не проходит, чтобы он не лег спать в лучшем случае полупьяным. А ты все-таки считаешь его интересным парнем. И разговариваешь с ним всерьез, даже когда он под мухой.
— Во-первых, он мне не муж…
— А во-вторых?
— Перед нами грузовик.
— Вижу.
— Помолчи минутку. Мы подъезжаем к перекрестку, и я хочу прочесть, что написано на указателе.
— Тебе неприятно говорить о Дике?
— Нет.
— Жалеешь, что вышла не за него, а за меня?
— Нет.
Они снова очутились на шоссе с двухрядным движением; машины шли значительно быстрее, чем при выезде из Нью-Йорка, и яростно обгоняли друг друга. Ненси включила радио — вероятно, надеясь заставить Стива замолчать. Передавали последние известия — было 23 часа.
— …Полиция полагает, что бежавший прошлой ночью из уголовной тюрьмы Синг-Синг Сид Хэллиген, которого до сих пор не удалось задержать…
Ненси выключила приемник.
— Зачем ты выключила?
— Думала, тебе неинтересно.
Да, передача его не интересовала. Он никогда не слышал о Сиде Хэллигене, не знал даже, что накануне из Синг-Синга бежал заключенный. Радио навело его лишь на одну мысль — он вспомнил о человеке с неподвижным и злобным взглядом, который, прикрыв ладонью трубку, звонил в баре по телефону. Все это ерунда. Важно одно: она выключила радио, не спросив его. Именно такие ничтожные мелочи…
О чем шла речь, когда она прервала их спор? О Дике Лоуэле, женатом на подружке Ненси, — обеим парам случалось иногда провести вечер вместе.
Вздор! Зачем спорить? Разве Дика заботит мнение жены? Он, Стив, сам во всем виноват — вечно боится, как бы Ненси чего не подумала, вечно ждет ее одобрения.
— Что ты делаешь?
— Как видишь, останавливаюсь.
— Послушай…
Выглядел бар довольно невзрачно, машины, стоявшие перед ним, были как на подбор — старые, сильно изношенные; именно поэтому Стив и выбрал его.
— Если ты выйдешь, предупреждаю: дальше поеду одна, — отчеканила Ненси.
Он вздрогнул как от удара. С минуту недоверчиво смотрел на нее, но жена выдержала его взгляд. Она оставалась такой же подтянутой, как при отъезде из Нью-Йорка. «Не баба, а консервированный огурец», — грубо подумал он.
Возможно, все кончилось бы ничем и он сдался бы, но тут Ненси добавила:
— Доберешься до лагеря автобусом.
Он почувствовал, что губы его кривит недобрая усмешка, протянул руку, вытащил ключ зажигания и, невозмутимый, как Ненси, сунул его в карман.
Такого с ними еще не случалось. Но отступать Стив не мог. Ее пора проучить — он убежден в этом.
Стараясь не глядеть на жену, он вышел из машины, захлопнул дверцу и возможно более твердым шагом направился к бару.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19