Маргарита недобро посмотрела на мужа, в глазах у нее зажглись искорки торжества. Она изобрела новую месть. Завтра и послезавтра г-жа Мартен будет рассказывать эти басни в каждой лавке на улице Сен-Жак, и на него будут смотреть со смесью укоризны и сострадания.
— Знаете, что он сделал на следующий день?
— После чего?
— После того, как издох кот. Видите моего попугая?
— Да. Красивая птица! Он говорящий?
— Он неживой.
— То-то, я гляжу, он так долго не шевелится…
— Это было самое умное, самое любящее существо на свете. Этот человек ревновал. Попугай его не любил. Тогда в припадке — иначе это и не назовешь! — в самом настоящем припадке слепой ярости он вырвал у попугая перья из хвоста и, глумясь, воткнул их в вазу.
Г-жа Мартен качала головой в знак неодобрения и украдкой косилась на Буэна.
— А на вид спокойный, — пробормотала она, словно задабривая его.
— Только на вид. Не хотелось бы мне, чтобы вы видели его, когда он в ярости. Не обрушь он свое бешенство на Коко, можно не сомневаться, что его жертвой оказалась бы я.
— Вы не боитесь?
— В мои-то годы?
В душе Маргарита ликовала; Буэн подозревал, что она давно уже готовила эту сцену. Уходить он не хотел. Это было бы дезертирством.
— Пойдемте в кухню. Поболтаем, а я заварю чай. Г-жа Мартен отнюдь не стремилась остаться наедине с человеком, которого ей так расписали; она поспешно последовала за Маргаритой. Издали Буэн слышал их негромкую болтовню и гадал, что еще способна изобрести эта старуха. Отныне, что бы ни случилось с его женой, весь квартал обвинит его. Она же такая утонченная, мягкая, изысканная! Всю жизнь прожила в доме, где родилась, первого ее мужа так все уважали! И где она отыскала это чудовище? Вот уж вправду выскочка! И впрямь, откуда он взялся? Кто водит с ним знакомство? Что у него в прошлом?
Женщины вернулись, Маргарита — с серебряным подносом, которым никогда не пользовалась.
— Сахару два кусочка?
— Да, пожалуйста!
— Возьмите пирожное! Миндальное. Очень вкусно!
— Ваш отец тоже, кажется, был кондитер? Я слыхала…
— Вы правы. Кондитерская фабрика Дуаза! Это целая история… Еще одна история с грустным концом, и причины почти те же самые. Отец из жалости взял к себе в контору некоего Сальнава, не очень-то ценное приобретение. Жена у него болела, сын не желал учиться, сам он жаловался на здоровье… Словом, старая песня. Отец доверил ему ответственную должность, потом, когда сын вырос, пристроил и сына. Хотите верьте, хотите нет, но спустя пятнадцать лет отца выставили за дверь его собственного предприятия. И та половина тупика, которую скоро разрушат, тоже перешла в руки Сальнавов. Они продали дома на снос. А вместо них построят дом бог знает во сколько этажей, и солнца мы больше не увидим. Счастье еще, если они — а так поговаривают — не устроят здесь гараж с бензоколонками прямо у меня под окнами! Мне делали всякие предложения, но я отказалась. Уступи я — и сквер имени моего отца исчезнет… Возьмите еще пирожное!
Маргарита лихорадочно говорила, а г-жа Мартен украдкой косилась то на Эмиля Буэна, то на попугая. Она безошибочно чуяла, что в атмосфере дома есть нечто ненормальное, и время от времени бросала и на Маргариту один из тех взглядов, какими умеют одарить друг друга женщины.
Наверно, она гадала: кто же из двоих на самом деле спятил, муж или жена? Быть может, оба?
Глава 6
Он держался четыре дня, четыре кошмарных дня, хотя чувствовал, что они своего добьются. Это же заговор, чтобы довести его до нервного расстройства. Никогда в жизни Маргарита не впустила бы к себе в дом столь вульгарную особу, как эта г-жа Мартен. Буэну она казалась настоящей ведьмой: черные глаза, чересчур накрашенные губы, слой румян на щеках, темное платье, под которым, похоже, вырисовывается корсет.
Пришла она ровно в четыре, как в первый раз. Сперва Буэн услышал в тупике шаги. Потом ее силуэт мелькнул в первом окошке, на миг пропал и появился во втором. Через секунду раздался звонок. Буэн не шелохнулся. Он не намерен уступать ей: ведь ясно же, уступи он хоть дюйм — и постепенно утратит все жизненное пространство. Замысел поистине дьявольский: достаточно взглянуть на Маргариту, чтобы убедиться, как она собой довольна.
— Как мило, что вы пришли! — распахнула она дверь.
— Я просто счастлива поболтать с вами! Не каждый день встречаешь женщину ваших достоинств… Безумная жара сегодня! А у вас прохладно. У меня в квартире можно задохнуться, к тому же мне приходится с утра до ночи слушать соседское радио. Ах, будь у них хоть капля вкуса!.. Нет, слушают только дурацкие песенки.
— Входите, дорогая. Чай уже готов.
Взгляд искоса на Буэна, который в рубашке сидит в своем кресле. Уходить он не собирается. Он имеет право сидеть здесь, одетый, как ему хочется. Гостья пришла не к нему. И вообще его не замечают. Верней, относятся примерно так же, как к домашнему животному, как к чучелу попугая в клетке.
— Вы хорошо спали?
— Знаете, в моем возрасте уже не очень-то спится. Только ляжешь, и тут же наваливаются всякие заботы.
Врет! Редкий случай, чтобы она проснулась раньше утра.
Быстрый взгляд ведьмы на Эмиля:
— Надеюсь, новых неприятностей нет?
— Все то же… Я привыкла. Не будь у меня такие крепкие нервы, я давно уже была бы на кладбище или в сумасшедшем доме.
Как он их обеих ненавидит! Да, теперь он наконец признался себе, что ненавидит жену. Она прибегла к посторонней помощи. Теперь борьба идет не на равных. А вдруг она отыщет в квартале других Мартен, и его окружит целая толпа мегер?
Он слишком много пьет. И уже не для того, чтобы поторопить момент приятной сонливости. Теперь ему каждый час требуется один-другой стакан вина — для храбрости. Жена шпионит за ним. Он ничего не добился, пряча бутылки в буфете, ключ от которого держит в кармане: Маргарита видела, сколько их он принес утром, и причина его все учащающихся отлучек в кухню для нее не загадка.
Кто знает, не рассказывает ли она о его пьянстве каждому встречному-поперечному? Г-жа Мартен может послужить ей как свидетельница. А вдруг Маргарита задумала засадить мужа в лечебницу, чтобы не ждать его смерти, ускорить которую не решается? Эмилю страшно. Даже когда они не говорят о нем, он присутствует где-то на заднем плане их беседы, сопровождаемой вздохами и красноречивыми взглядами.
— Да, бедная моя, несмотря на все ваши достоинства, нельзя сказать, что жизнь вас балует.
— Я не жалуюсь. Если бог так судил…
— Ваше счастье еще, что вы веруете. Я всегда говорила, что если у человека есть вера…
— Мне жаль людей, которые ни во что не верят. Взоры их обратились к Буэну.
— Не сводят ли они себя до уровня животных?
— Нет, вы не правы! Животные не отвечают за свои поступки.
Чай. Серебряный поднос. Птифуры. Один раз Буэн, притащив из кухни бутылку красного и стакан, стал пить при них. И зря. Не надо было этого делать. Инстинкт подсказывал ему, что ни к чему хорошему это не приведет.
У него появилась привычка по несколько раз в день выходить и выпивать в небольшом баре-ресторане, напротив тюрьмы, — там готовили для состоятельных заключенных. Часто можно было услышать, как хозяин отдает распоряжения вроде: “Две свиных отбивных для Кривого. Побольше картошки и салата…” Или: “Петуха в вине для Нотариуса…” Почти у всех заключенных были клички. И никого не удивляло, что они живут за решеткой в камерах.
— Фиг-Вам все еще в больнице?
— Нет, вчера вышел. Врач определил, что он такой же больной, как я.
Буэн пил свое красное у стойки. Его тут еще не знали и потому приглядывались.
— Вы из нашего квартала?
— Да.
— То-то я смотрю, ваша личность мне знакома.
— Я живу в тупике Себастьена Дуаза.
Он испытывал потребность объяснить свое присутствие здесь, это был как бы приемный экзамен. В отличие от кафе Нелли тут всегда полно клиентов, порой заходят какие-то странные личности, шушукаются по углам, подзывают хозяина, что-то ему шепчут…
— Уж не муж ли вы той чокнутой старухи? Буэн утвердительно кивнул, словно понимая, что речь может идти только о Маргарите.
— Чего же это она отказалась продать?
— Что?
— Да свои дома. В тупике хотели построить высотное здание. Ей целое состояние предлагали за ее домишки, но она заартачилась, и пришлось менять весь проект.
Зашел Буэн и к Нелли, но не для того, чтобы предложить ей пройти в кухню. Она сразу поняла, что он расстроен:
— Что-нибудь случилось?
— Они делают все, чтобы довести меня до ручки. Эта госпожа Мартен такая.., такая…
— Смуглая, толстая, с подведенными глазами?
— Да.
— Та, что как-то шла с твоей женой? Года два назад она промышляла гаданием на картах. Не знаю, что там у нее произошло, но ею заинтересовалась полиция. Сейчас она уже не гадает. Поговаривают, что у нее припрятаны денежки.
— Я не могу их выносить!
— Так чего ты с ними сидишь?
— Если я уйду из комнаты, они сочтут, что победили.
— Чудной ты!.. Иной раз я поклясться готова, что это тебя развлекает. А ты уверен, что тебе не будет недоставать твоей жены?
— Я ненавижу ее!
— Выпей и постарайся думать о чем-нибудь другом — о травке, о птичках.
— Я серьезно.
— Я тоже.
В доме стоял неистребимый запах: г-жа Мартен злоупотребляла дешевыми духами, и вся гостиная пропахла ими. Маргарита, не переносившая парфюмерии, не говорила на этот счет ни слова, что лучше всего свидетельствовало об их сговоре.
Буэн иногда еще следовал за женой, когда та отправлялась за продуктами. Мало того, что она встречалась с г-жой Мартен по вечерам, теперь они как бы случайно сталкивались в бакалее или у мясника и вместе стояли в очереди.
Утром пятого дня Буэн не выдержал, и когда появился у Нелли, та сразу поняла, что пришел он не ради стаканчика сансерского или краткого визита в кухню.
— Вид у тебя, старичок, такой, словно тебе совсем худо. Что они тебе еще устроили?
— Мне нужно поговорить с тобой.
От смущения он не решился начать прямо.
— Понимаешь, у меня тоже есть свое мужское достоинство…
Нелли внутренне расхохоталась. Уж она-то знала мужчин лучше, чем он, и ей по опыту было известно: если они начинают говорить о мужском достоинстве, дела совсем никуда.
— Налей мне.
— Это уже четвертый?
— И ты тоже?
— Почему ты так говоришь?
— Да потому, что жена ведет счет, сколько я выпил. Следит за мной с утра до ночи, словно за младенцем несмышленым. Стоит мне войти в дом, она топчется вокруг, все вынюхивает, высматривает. Единственное место, где я могу от нее укрыться, — ванная.
— Бедняжка Эмиль!
Никакой трагедии она в этом не видела. С ее точки зрения, все супружеские ссоры похожи как две капли воды.
— Ладно, ты остановился на своем мужском достоинстве…
— Сколько у тебя наверху комнат?
Нелли не ждала такого вопроса и нахмурилась:
— Две. А тебе что?
Буэн смущенно, чуть ли не шепотом произнес:
— Я понимаю, я старик… Я не предлагаю тебе жить со мной, как…
— Как с любовником, да? Но прежде всего, дружок, знай, что я никогда не могла спать с мужчиной в одной постели. Не терплю чужого запаха, прикосновений. Переспать по-быстрому — это пожалуйста… Но потеть бок о бок, задеть руку или ногу, когда не ожидаешь, — нет! Вначале, с Тео, я пробовала. Он как-никак был моим мужем. Из-за этого кафе пришлось сходить в мэрию. И все равно через несколько дней я упросила его купить вторую кровать. Он спал в другой комнате. А мы ведь любили друг друга.
— Он знал, что ты ему изменяешь?
— Что ты имеешь в виду?
— Ничего. Прости. Я хочу одного — жить у тебя, ну, вроде как квартирантом. Цену назначишь сама. Мешать я тебе не буду, и вообще от меня никаких неудобств.
— Еду для тебя нужно будет готовить?
— Посмотрим. Конечно, это было бы неплохо. Но если надо, я буду есть в городе.
— Это надолго?
— Не знаю. Возможно, навсегда.
— Ишь как осточертела тебе твоя старуха! — Нелли задумалась. — Сколько ты готов платить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20