Они-то галстук ей и надели, как и Степану Ильичу, царство ему небесное.
- Кто - они? - невольно вырвалось у меня. И еще подумалось: если Головин так спокойно и откровенно все рассказывает, значит, дела наши земные заканчиваются.
- Кто-то, - передразнил он. - Ребятишечки-суперменчики. Вот Гена, сынок, и его дружки. Гену-то они знали, потому открывали сразу. Да и Кузя в фирме работал, личным охранником у Князева, он-то его и удавил. Так ведь, Кузя?
- Ага! - заржал холоп-убийца. - Мы его целый час мурыжили. Сперва все яйца раздавили, но терпел, молчал, сволочь. Ну тогда шнурок накинули и медленно так, с чувством, с толком, с расстановкой давить стали, обхохочешься. Генка чуть не уписался, когда у него шары натурально вылазить начали и язычина изо рта сам собой полез. Так и давили с полчаса: потянем отпустим, потянем - отпустим. Тут он плакать стал: помилуйте, все отдам, а про место не знаю. Ну - и ауфидерзейн!
- А Чио-сан? - проникался я жутким любопытством.
- Баттерфляй? Эту мы тоже помучили, - вмешался Гена. - Два раза по кругу пропустили, а уж потом...
- Вы что, ненормальные? - подал наконец голос Кутя. - Придурки, она же красивая была! Скоты-ы-ы! - Вытащив из кармана ключ, он кое-как отомкнул наручники и, разбежавшись, бросил свою тушу на дверь.
- Ишь ты, бычок взбрыкнул, - захихикал Головин. - Ну побалуй, побалуй пока!
- Кто убил Катерину? - продолжал я этот странный допрос из камеры. - И зачем?
- А что, разве она не сама? - поинтересовался озадаченно Вотруба.
- Нет, ей проткнули сердце длинной иглой, я заметил ранку.
- Жаль. А ведь работа была ювелирная. Это я сам. - В его голосе послышалась гордость.
Меня передернуло.
- Как же вы вот так...
- Как-как - вот так. Если бы ты, легаш паскудный, не появился в этом городе, Катька, может быть, осталась бы жива. Но тебе же, мусору поганому, больше всех надо! Считай, из-за тебя я и упокоил ее. Да там все шито-крыто, меня никто не видел. А теперь из нее отличный бульон получился.
- Я отключил кипятильник, так что суп этот самый скоро сделают из тебя. Где Лия?
- А вот сейчас и увидитесь.
Снова послышался металлический лязг, пол заходил ходуном. Ступин закричал исступленно:
- Анатолий Иванович, я-то при чем?! Меня-то отпустите, ничего я не знаю и знать не хочу.
- А ты, воробышек, извиняй, попал в дерьмо, так не чирикай. Может, случайно, но попал, и ходу назад тебе нет. Ты уж прости меня.
Пол дернулся и ушел из-под ног. Не успев даже охнуть, мы полетели вниз, в темноту преисподней, полетели, сопровождаемые визгом и лязгом металла.
Я шмякнулся плашмя, по-лягушечьи, на живот, но сознания не потерял. Лежал несколько минут, размышляя, что же произошло и целы ли кости. В том, что я разбил колени и физиономию, сомневаться не приходилось: кровь так и хлестала из носа, частью попадая на холодный бетонный или каменный пол, частью в мой желудок, когда я судорожно сглатывал. Левая рука не шевелилась - то ли сломана, то ли отшиблена. Ног я не чувствовал.
Кое-как перевернувшись на спину, я пытался унять кровь, прикрывая разбитый нос рукавом. Тьма была кромешная и тишина мертвая.
Сверху раздался скрежет отодвигаемого засова, а потом надо мной забухали шаги, и веселый головинский голос осведомился:
- Ну что, шандец котятам?
Я молчал, остальные тоже.
- Ага, Анатоль Иваныч. Откроем, посмотрим?
- Не торопись, Гена, у них оружие - мало ли что? Пусть полежат малость. Для профилактики. Если живы, застонут, а окочурились - так и хорошо. Пусть себе гниют, Лийке для запаха. Ты как, сучонка, живая еще?
- Живая. - Слабый женский голос раздался справа от меня.
- Посмотри, живы они?
- Не знаю. Боюсь я, дядя Толя, отпустите меня.
- Отпущу, отпущу, милая, только скажи, где прадедкино "рыжовье"?
- Клянусь, не знаю.
- Опять врешь, сука! Стал бы Князь за просто так покупать эту халупу.
- Да не знаю я, искать нужно.
- Ну вот мы и поищем, а ты уж посторожи "жмуриков", подумай!
Опять наверху лязгнули запоры, и воцарилась тишина. Потом я почувствовал, что женщина приближается к нам. Первым на ее пути оказался я. Ощупав мою грудь и плечи, она вляпалась в теплую еще кровь и вскрикнула, когда я сжал ее руку.
- Помоги сесть, - прошептал я, стараясь опереться на действующую правую руку.
Помощи от нее было как от мухи - сама едва держалась на ногах, в полуобморочном состоянии напрягая последние силенки. Тем не менее нам сообща удалось привалить меня спиной к чему-то твердому, похожему на несущую опору.
Правой рукой доставать из левого кармана зажигалку - дело сложное. Но в конце концов справился. Тонкий язычок горящего газа отпугнул темноту. В двух метрах от меня лежали вповалку, в луже крови, Ступин и освободившийся от наручников Кутя. Причем Ступин расположился на откинувшемся навзничь парне. Я кивнул в их сторону, и женщина меня поняла - опустилась перед ними на колени. Взяв Кутину руку, она пыталась прощупать пульс, хотя этого можно было не делать. Увеличив пламя, я увидел его открытые глаза, смотревшие бездумно и мертво. Падал он спиной вниз и о каменный пол грохнулся затылком. А уже сверху на него свалился Ступин. И, по-видимому, остался жив. По крайней мере, веки его чуть подрагивали.
Я глянул по сторонам, осматривая нашу тюрьму. Летели мы метров с четырех, примерно столько было до потолка-перевертыша. По площади ловушка соответствовала комнате наверху, только посередине здесь высились два быка-опоры, которые и поддерживали потолок-заслонку. Механизм был предельно прост, а потому гениален - безотказно сработал через восемьдесят лет. В нерабочем положении потолок фиксировался в трех точках - на двух шарнирах посередине, что крепились на быках, и на защелке-фиксаторе. Освобождаемая от фиксатора более тяжелая половина пола тут же срывалась вниз, задирая к потолку верхней комнаты легкий край. Тот же, дойдя до определенной высоты, сбрасывал с приступка заранее заготовленный противовес, под тяжестью которого пол моментально принимал первоначальное положение.
Зажигалка раскалилась и жгла руку. Я отпустил клапан и уже в темноте спросил:
- Вы Лия?
- Да. - Судя по голосу, пришлось ей не сладко.
- Как они? - Я подполз ближе и снова чиркнул зажигалкой.
- Кутя умер, а Володя жив, сейчас очнется. Холодно здесь... Есть хочется.
- Вас что же, не кормят?
- Иногда кидают "Спикерс" и баночку сока.
- Долго вы здесь?
- С того воскресенья.
Я присвистнул. Если учесть, что сейчас почти среда, получается десять дней.
- Чтоб ты к будущему сдохла, - отплевываясь и охая, выразил пожелание Ступин. - Где мы? - Он осмотрелся. - Ни хрена себе!
Ступин попытался встать. Оперся рукой о размозженный Кутин череп.
- Что это? Кутя. Кутилов! Вставай.
Все уже понимая, Ступин отчаянно тряс мертвеца.
- Оставь его и не кричи. Все равно он тебя не послушается.
Я стащил с трупа куртку и кинул Лие.
- Оденься. Да, там у него в карманах жвачка должна быть. Может, голод приглушишь.
Из джинсовых Кутиных карманов я вытащил зажигалку, нож и бумажник. Самого Кутю я, как мог, одной рукой оттащил к стене и натянул на лицо рубашку. Не люблю, когда за мной наблюдают покойники.
- Ну, и что теперь? - задал сакраментальный вопрос Ступин.
- А теперь осмотрим дверь, - невесело срифмовал я, поглядывая на единственный возможный выход отсюда.
- Ее не открыть, я пробовала, - предупредила Лия. - Меня в воскресенье через нее и втолкнули сюда.
- А гулять, что же, не выпускали?
- Нет.
- А в туалет как же? - удивился Ступин.
- А мне не надо. Пятьдесят граммов шоколада в сутки к этому не располагают.
Про мать она, похоже, ничего не знала. Наверное, не расслышала нашего разговора. Ну и пусть пока так. Легче помирать будет. Если мы не выберемся отсюда сами, то считать нас трупами можно уже сейчас. Потому как при любом раскладе наших вшивых козырей живые мы Головину очень обременительны.
Подойдя к двери, я тщательно ее обследовал. Дубовая, толщиной сантиметров десять, она сохранилась идеально. Надо думать, и засовы с той стороны такие же. Для профилактики, на всякий случай, я ее пнул - и тут же мячиком отлетел с обжигающей болью в левом плече.
- Да отдай ты им это золото! - не вытерпев, заорал я на Лию.
- Если б я знала, где оно.
- Какое золото? - вмешался Ступин. - Нет никакого золота. Золото миф, в который поверили эти придурки. А если бы и было? Ну, отдала бы, а финишный результат один: убьют.
- Сделаем так. Если они повернут потолок и из открытой двери верхней комнаты начнут переговоры, ты, Ступин, начнешь палить туда газом. - Я вложил ему в руку ствол. - Ну а этой дверью займусь я. Один патрон все-таки патрон. Дальше... Если они начинают переговоры при закрытых дверях - молчать. Нас нет, мы умерли. Тишина абсолютная. Но рано или поздно они откроются, и тогда - по плану, это единственный наш выход.
- Есть еще один. Дня три назад обнаружила. Только он ведет прямо в преисподнюю.
- Какой? - Я насторожился, потому как иногда самые бредовые идеи оборачиваются самым реальным их воплощением.
В углу, недалеко от Кутиной головы, Лия разгребла щебенку, под которой обозначились дубовые доски люка, стянутые кованым железом, с кованым же кольцом посередине.
- Они про него не знают, а я открыть не смогла, не поддается.
- Давай, Ступин!
- Чего?
- Ничего! "Свобода нас встретит радостно у входа..." Тяни кольцо, мудак!
- Вы бы, Гончаров, постеснялись хотя бы при женщине...
- Боже мой, да тащи ты, пижон надутый! - Лия с остервенением ухватилась за кольцо.
Втроем мы кое-как откинули крышку люка, открыв доступ холодному сырому воздуху. Явственно послышался плеск воды, а где-то далеко внизу, в глубине, пробивалась неясная серая муть.
Теперь технология обогащения Лииного пращура стала понятна до мелочей.
- А прадедка-то у тебя, Лия Георгиевна, отменный мокрушник и мародер был.
- Почему?
- По кочану! Наверху старателя опаивал водочкой, да, наверное, пополам с какой-нибудь дрянью. Потом через крышку-вертушку транспортировал сюда. Здесь полуживого мужика тщательно и не торопясь шмонали, а затем - туда. Я показал на жутковатый колодец, последний путь многих забубенных мужицких голов. - Грузик только к ногам подцепить - и вперед!
- Но нам-то это может помочь, - обиделась за предка Лия.
- Как? - поинтересовался Ступин. - Пока мы можем помочь только Куте, только вот грузика нет!
Я смотрел и смотрел в гнилостную дыру. Но ничего придумать не мог. Пламя зажигалки освещало колодец не более чем на метр в глубину. Очевидно, мертвяки легко, не задерживаясь, покидали гостеприимный трактир, уходя из него на дно реки забвения.
Но это был шанс, и не воспользоваться им было бы глупо. Только нужна хотя бы веревка... Я внимательно осмотрел трехметровую с гаком цепь противовеса. Хороша! Только снять ее чертовски сложно. Одним концом она крепится к потолку, а другим прикована к пятипудовой гире.
- Ты, Ступин, как себя чувствуешь?
- Ничего, только глаз болит. Ты мне за него еще ответишь!
- Договорились! А теперь лезь под потолок и сними цепь, только без шума, мышкой. Ферштейн?
- Как?
- Сначала по моей спине, потом на приступочек, где стояла гиря, а дальше - как получится. Из слесарного инструмента мы имеем бандитский нож, но обращаться с ним нужно аккуратно, не ломать! От этого зависит ближайшая наша перспектива.
Подставив спину, я охнул от боли, когда Ступин, резво вскарабкавшись, оказался на моих плечах. Закрепившись на приступке, он щелкнул зажигалкой и радостно заржал.
- Господи, тут карабин! Тугой, правда, очень.
- Да и ты не хилый, отцепляй.
- Цепь ослабьте, гирю приподнимите.
Гиря болталась в полуметре от пола. Я подполз под нее на карачках и с трудом, задницей, приподнял сантиметров на десять.
- Молодец, - похвалил меня Ступин. - Только сама цепь очень тяжелая, не дает карабин развернуть.
- Маму бы я твою развернул. Делай что-нибудь, да побыстрее, гиря тяжелая! Лия, сколько можешь, подтяни цепь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14