А прощенья просить я согласен.
— А как же интим? — Анюта заглянула в спальню.
— Интим создается прежде всего в голове. — Корсаков назидательно поднял палец. — И вообще, я желаю просить прощения! Это так редко со мной случается, что если ты не поспешишь в душ, желание пропадет минимум до вечера.
— Уже бегу, — Анюта направилась к креслу, в котором он сидел, на ходу расстегивая блузку. — Только поцелуй меня. — Она уселась к Игорю на колени и взъерошила волосы.
Он обнял ее и припал долгим поцелуем к ямочке между ключиц. Анюта, вздохнув, откинулась назад. Он распахнул на ней блузку, снял с плеча бретельку бюстгальтера, коснулся губами груди.
— Ты так и не понял, зачем я купила это огромное кресло? — спросила она шепотом.
— Теперь понял…
В дверь внизу грохнули кулаком. Анюта вздрогнула, попыталась высвободиться.
— Сиди спокойно, — сказал Корсаков, спуская вторую бретельку. — Нас нет. Мы погибли, нас придушил балдахин, мы утонули в джакузи, слившись в пароксизме страсти. — Кто-то стал уже всерьез ломиться в двери, и он с досадой покачал головой: — Никакой личной жизни. Иди в душ, — он столкнул Анюту с колен, — а я пойду, набью морду этому мерзавцу.
Он спустился по полутемной лестнице, которая освещалась только сверху, из холла, а окно под потолком было слишком маленьким и к тому же замазано побелкой после ремонта. Корсаков посмотрел в глазок, который по настоянию Александра Александровича врезали в дверь, и ничего не увидел. С улицы кто-то прикрыл глазок ладонью или еще чем-то.
— Кого там черт несет? — сказал Корсаков громко, так чтобы услышали с той стороны, и стал отпирать дверь.
Он был уверен, что кто-то из арбатских знакомых пришел продолжить вчерашнее веселье. На улице молчали. Игорь распахнул дверь и на мгновение ослеп от яркого солнечного света. С улицы протянулась здоровенная лапа, вытащила его и прижала к мощной груди, одетой в веселую маечку с призывом: «Time is many — kiss me quickly» Время — деньги, целуй меня быстрей!.
— Что, ваше сиятельство, своих не узнаем? Домовладельцем заделались?
— Паша, шутки твои, как у того боцмана, дурацкие, — выдавил Корсаков, трепыхаясь в объятиях Павла Воскобойникова. — Пусти, злодей, опять ребра сломаешь.
— В прошлый раз не я ломал, не ври!
— Марина! — Корсаков увидел стоявшую за спиной Пашки девушку. — Скажите ему, чтобы прекратил хулиганить.
— Ничего не могу поделать, Игорь, — развела руками Марина, — он с утра только и мечтает, как прижмет вас к своей груди.
Наконец Корсаков вырвался из стальных объятий.
— Ты как меня нашел?
— Сашка-Акварель навел, — подмигнул Павел. — Так и сказал: у Игорька теперь собственный особняк из двух этажей.
— А что в особняке всего две комнаты, он не сообщил? — поинтересовался Корсаков. — Марина, чертовски рад вас видеть. А где машина? Вы же хотели новую покупать.
— Вон стоит! — Воскобойников с гордостью показал белую «Ниву», стоявшую на противоположной стороне переулка. — Хороша?
— Хороша. Рад за вас. Однако обмыть бы не мешало… — Корсаков вопросительно взглянул на Марину: после того, как у Воскобойникова был сердечный приступ, она взяла с него слово, что пить он не будет.
— Ладно уж, — сказала девушка, — ради такого случая сто грамм сухого не повредит.
— Вот это я понимаю! — воскликнул Корсаков. — Прошу, гости дорогие! — Он приглашающе отступил в сторону.
Воскобойников и Марина прошли в дом. Игорь запер дверь и стал подниматься следом.
— А чего так темно? — выразил неудовольствие Павел.
— Свет впереди видишь? Вот и топай. Осторожно, — Корсаков поддержал Марину, — здесь ступенька выщерблена.
— Ну-ка, ну-ка, — бормотал Воскобойников, — как тут наш гений устроился? О-о-о… — он развел руки перед великолепием хрустальной люстры, старинного кресла и посудомоечной машины, — вот это я понимаю — есть у человека художественный вкус. Он или есть, или его нет и никакими институтами его не привьешь.
— Ладно тебе издеваться, — проворчал Корсаков.
— А здесь что? — Павел шагнул в спальню. — Ну, нет слов! Кровать с балдахином! Марина, ты слышишь? У него кровать с балдахином! А где сам балдахин? А, вот валяется. Телевизор какой, окно с видом на Москву, — без устали перечислял Воскобойников достоинства жилища, — ба-а-а, картина! Какая прелесть! А я то думал, когда же в тебе проснется настоящий художник…
— Картина не моя, — поспешил сказать Корсаков, — но об этом потом. Марина, вы присаживайтесь. Сок или пиво хотите?
— Только не пиво, — Марина, в легком сарафане, заглянула в спальню, вернулась в холл и стала рассматривать висевшие на стенах картины.
Воскобойников плюхнулся в антикварное кресло, вольготно раскинулся в нем и одобрительно кивнул.
— Уф-ф! Все, отсюда я не вылезу. Ну, хозяин, угощай. Хозяйкой-то не обзавелся?
Как бы в ответ на его слова дверь в ванную распахнулась, и Анюта, в чем мать родила, появилась на пороге.
— Мама, я художника люблю! Мама, за художника пойду, — напевала она, вытирая волосы огромным полотенцем. — Обед готов? — Она откинула назад волосы. — Ой… привет…
— Здравствуйте, — прогудел Пашка, с удовольствием ее разглядывая.
— Добрый день, — сказала Марина, скрывая улыбку.
— Смертельный номер: «Цыганочка с выходом», — возвестил Корсаков, простирая руку, как шпрех-шталмейстер на арене цирка. — Исполняет Анна Кручинская. Нервных просим не смотреть, и ты, милый Паша, отвороти глаза бесстыжие. Тем более при невесте.
Анюта метнулась в ванную. Воскобойников подмигнул Игорю:
— Очень даже ничего хозяйка.
— Симпатичная девушка, — согласилась Марина. — А сколько ей лет?
— Ой, лапочка, я тебя умоляю! — воскликнул Павел. — Совершеннолетняя, а там — какая разница?
— Ребята, я, наверное, влюбился, — сообщил Корсаков, виновато усмехнувшись.
— Так это же прекрасно, — всплеснула руками Марина.
— Ну, это мы проходили неоднократно, — умерил ее восторги Павел.
— Нет, ей-богу! Может, это ее я искал всю жизнь, — сказал Корсаков.
— Пора бы уже и найти… — Воскобойников прихлопнул руками по подлокотникам кресла. — Ладно, а кормить гостей здесь собираются? Или вы любовью сыты?
— Сейчас организуем, — Корсаков открыл холодильник, в замешательстве почесал подбородок. — Так, боюсь, придется идти в магазин — на четверых маловато.
— Вот и отлично, прогуляемся заодно, — Воскобойников поднялся на ноги. — Мариночка, вы тут с хозяйкой пока стол сервируйте, а мы мигом.
Корсаков заглянул в ванную предупредить Анюту, что ненадолго отлучится. Она одевалась, стоя перед зеркалом, и скорчила ему рожицу.
— Ты что, предупредить не мог?
— Да я и сам не знал, что Пашка вот так заявится. А ты не будешь в следующий раз голой ходить.
— Не нравится — не буду, — Анюта надула губы.
— Ну, ладно, — Корсаков поцеловал ее в еще влажное плечо, — мы с Пашкой в магазин, а вы с Мариной стол накрывайте. Она тебе понравится — хорошая девушка.
— Иди уж…
Воскобойников уже спустился вниз. Игорь показал Марине, где стоят рюмки, тарелки, лежат вилки и все остальное и догнал его в переулке.
Глава 2
Они вышли на Арбат и свернули к метро «Смоленская». Павел редко бывал в Москве — реставрация особняка под Яхромой шла полным ходом, — и с интересом оглядывался. Корсаков то и дело поднимал руку, приветствуя знакомых. Открывались палатки, торгующие сувенирами, из дверей кафе пахло молотым кофе, тянуло дымком от мангалов. Небольшой оркестр из баяна, скрипки, саксофона и барабанов расчехлял инструменты.
— Ну, собственно, не так уж все изменилось, — констатировал Воскобойников.
— А что может измениться? — пожал плечами Корсаков. — Только забегаловок стало больше, и ориентированы они, в основном, на приезжих. Москвичи приходят только в выходные, а так, сам знаешь, какой здесь контингент бывает. Слушай, я что хотел спросить: ты свою основную специальность не забыл?
— Это какую?
— Ну, реставрацию картин.
— Нет. Только прожить на нее невозможно, вот и переквалифицировался. Инструмент у меня остался, реактивы есть. А что такое?
— Картину с птичками видел? Подозреваю, что под ней спрятано что-то еще.
— Ага, — Воскобойников подергал ус, — и ты хочешь, чтобы я смыл птичек. Это можно, вот только по времени, боюсь, не уложусь. Реставрация — дело долгое, а завтра к вечеру нам надо быть в Яхроме. Работодатель торопит. Хочет до зимы въехать в особняк.
— Мне кажется, там работы немного, — сказал Корсаков. — Утки нарисованы акварелью и, по-моему, даже лаком не покрыты. Я бы и сам справился, но боюсь испортить.
— Попробуем помочь твоему горю, — согласился Павел. — Думаешь, там что-нибудь ценное?
— Посмотрим, — уклончиво ответил Корсаков.
Он и хотел открыть полотно и одновременно боялся этого — объяснить свои сомнения он бы не смог, но подсознательно ощущал, что наследство Анютиной бабки принесет в его жизнь перемены.
Они зашли в продуктовый магазин и, чтобы не возиться с готовкой, купили полуфабрикатов, копченой колбасы, мяса и рыбы в вакуумной упаковке, фруктов, овощей. Корсаков предложил взять водки, но Воскобойников отказался.
— Если хочешь, бери, но я пить не буду.
— Как тебя Марина скрутила, — покачал головой Игорь.
— Дело не в этом. Ты знаешь, когда у меня сердце прихватило… ну, я тебе рассказывал… я здорово испугался. В самом деле, мне всего лишь четвертый десяток, а уже сердечник. Так недолго к сорока годам и в ящик сыграть. Не хочу. Тем более сейчас. Ты знаешь, — Воскобойников понизил голос, но было видно, что его так и раздувает от переполняющих чувств, — кажется, у нас будет ребенок.
— Серьезно? Ну, даже и не знаю, что сказать, — Корсаков задумался, вспоминая свои ощущения, когда будущая жена сказала ему, что беременна. — Я в свое время из-за этого женился, но у тебя другое дело: вы ведь так и так хотели осенью свадьбу сыграть. Ну, а ты сам что чувствуешь?
— Игорек, я на седьмом небе! — Павел раскинул руки, будто собираясь обнять продавщицу бакалейного отдела, возле которого они стояли. Женщина опасливо на него покосилась, и Воскобойников убавил восторги. — Вернее, сейчас немного остыл, но когда Маринка мне сказала, я прямо обалдел. Ты же знаешь, женщин у меня было немного: все какие-то случайные, и никто от меня не «залетал». Я уж думал, пустоцвет, а оказалось — вот, порядок. И именно с той женщиной, с которой я хотел бы прожить жизнь. Ты знаешь, восторг уже прошел, но осталась такая… м-м-м… легкая эйфория, что ли? Надо же — у меня будет семья, ребенок.
— Ну что ж, поздравляю. Давай, хотя бы шампанского возьмем?
— Шампанского можно. Только Маринка просила пока не рассказывать — боится сглазить. Так что я тебе ничего не говорил.
— Ладно.
Корсаков купил шампанское, бутылку сухого вина, коробку конфет и мороженое — любимые с детства стаканчики с кремовой розочкой.
Нагруженные покупками, они вернулись к особняку. Павел открыл багажник «Нивы» и достал объемистую сумку. Корсаков вопросительно взглянул на него.
— Реактивы, микроскоп и все остальное, — пояснил тот. — Там, в Ольгове, мужики нашли возле церкви доску — я думаю, это кусок иконостаса. Хочу попробовать восстановить. А пока твоими утятами займемся. Только предупреждаю: работать буду завтра с утра — это на целый день, и вас всех выгоню, не люблю, когда через плечо заглядывают. А ты девчонкам экскурсию по Москве устроишь.
Они поднялись в холл. Гремел музыкальный центр. Обеденные приборы стояли на столе, пыхтело что-то в кастрюле на плите. Из маленькой комнаты слышались голоса. Корсаков сгрузил покупки в кресло и заглянул в спальню. Марина с Анютой вешали над кроватью балдахин. Корсаков застонал:
— Девочки! Ну, не надо, а?
— Тебе не надо, а им надо! — сказала Анюта. — Они сегодня остаются ночевать у нас, а Марина всю жизнь мечтала поспать на такой кровати.
— Потом все равно сниму, — пригрозил Корсаков.
— Ну, это мы еще посмотрим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— А как же интим? — Анюта заглянула в спальню.
— Интим создается прежде всего в голове. — Корсаков назидательно поднял палец. — И вообще, я желаю просить прощения! Это так редко со мной случается, что если ты не поспешишь в душ, желание пропадет минимум до вечера.
— Уже бегу, — Анюта направилась к креслу, в котором он сидел, на ходу расстегивая блузку. — Только поцелуй меня. — Она уселась к Игорю на колени и взъерошила волосы.
Он обнял ее и припал долгим поцелуем к ямочке между ключиц. Анюта, вздохнув, откинулась назад. Он распахнул на ней блузку, снял с плеча бретельку бюстгальтера, коснулся губами груди.
— Ты так и не понял, зачем я купила это огромное кресло? — спросила она шепотом.
— Теперь понял…
В дверь внизу грохнули кулаком. Анюта вздрогнула, попыталась высвободиться.
— Сиди спокойно, — сказал Корсаков, спуская вторую бретельку. — Нас нет. Мы погибли, нас придушил балдахин, мы утонули в джакузи, слившись в пароксизме страсти. — Кто-то стал уже всерьез ломиться в двери, и он с досадой покачал головой: — Никакой личной жизни. Иди в душ, — он столкнул Анюту с колен, — а я пойду, набью морду этому мерзавцу.
Он спустился по полутемной лестнице, которая освещалась только сверху, из холла, а окно под потолком было слишком маленьким и к тому же замазано побелкой после ремонта. Корсаков посмотрел в глазок, который по настоянию Александра Александровича врезали в дверь, и ничего не увидел. С улицы кто-то прикрыл глазок ладонью или еще чем-то.
— Кого там черт несет? — сказал Корсаков громко, так чтобы услышали с той стороны, и стал отпирать дверь.
Он был уверен, что кто-то из арбатских знакомых пришел продолжить вчерашнее веселье. На улице молчали. Игорь распахнул дверь и на мгновение ослеп от яркого солнечного света. С улицы протянулась здоровенная лапа, вытащила его и прижала к мощной груди, одетой в веселую маечку с призывом: «Time is many — kiss me quickly» Время — деньги, целуй меня быстрей!.
— Что, ваше сиятельство, своих не узнаем? Домовладельцем заделались?
— Паша, шутки твои, как у того боцмана, дурацкие, — выдавил Корсаков, трепыхаясь в объятиях Павла Воскобойникова. — Пусти, злодей, опять ребра сломаешь.
— В прошлый раз не я ломал, не ври!
— Марина! — Корсаков увидел стоявшую за спиной Пашки девушку. — Скажите ему, чтобы прекратил хулиганить.
— Ничего не могу поделать, Игорь, — развела руками Марина, — он с утра только и мечтает, как прижмет вас к своей груди.
Наконец Корсаков вырвался из стальных объятий.
— Ты как меня нашел?
— Сашка-Акварель навел, — подмигнул Павел. — Так и сказал: у Игорька теперь собственный особняк из двух этажей.
— А что в особняке всего две комнаты, он не сообщил? — поинтересовался Корсаков. — Марина, чертовски рад вас видеть. А где машина? Вы же хотели новую покупать.
— Вон стоит! — Воскобойников с гордостью показал белую «Ниву», стоявшую на противоположной стороне переулка. — Хороша?
— Хороша. Рад за вас. Однако обмыть бы не мешало… — Корсаков вопросительно взглянул на Марину: после того, как у Воскобойникова был сердечный приступ, она взяла с него слово, что пить он не будет.
— Ладно уж, — сказала девушка, — ради такого случая сто грамм сухого не повредит.
— Вот это я понимаю! — воскликнул Корсаков. — Прошу, гости дорогие! — Он приглашающе отступил в сторону.
Воскобойников и Марина прошли в дом. Игорь запер дверь и стал подниматься следом.
— А чего так темно? — выразил неудовольствие Павел.
— Свет впереди видишь? Вот и топай. Осторожно, — Корсаков поддержал Марину, — здесь ступенька выщерблена.
— Ну-ка, ну-ка, — бормотал Воскобойников, — как тут наш гений устроился? О-о-о… — он развел руки перед великолепием хрустальной люстры, старинного кресла и посудомоечной машины, — вот это я понимаю — есть у человека художественный вкус. Он или есть, или его нет и никакими институтами его не привьешь.
— Ладно тебе издеваться, — проворчал Корсаков.
— А здесь что? — Павел шагнул в спальню. — Ну, нет слов! Кровать с балдахином! Марина, ты слышишь? У него кровать с балдахином! А где сам балдахин? А, вот валяется. Телевизор какой, окно с видом на Москву, — без устали перечислял Воскобойников достоинства жилища, — ба-а-а, картина! Какая прелесть! А я то думал, когда же в тебе проснется настоящий художник…
— Картина не моя, — поспешил сказать Корсаков, — но об этом потом. Марина, вы присаживайтесь. Сок или пиво хотите?
— Только не пиво, — Марина, в легком сарафане, заглянула в спальню, вернулась в холл и стала рассматривать висевшие на стенах картины.
Воскобойников плюхнулся в антикварное кресло, вольготно раскинулся в нем и одобрительно кивнул.
— Уф-ф! Все, отсюда я не вылезу. Ну, хозяин, угощай. Хозяйкой-то не обзавелся?
Как бы в ответ на его слова дверь в ванную распахнулась, и Анюта, в чем мать родила, появилась на пороге.
— Мама, я художника люблю! Мама, за художника пойду, — напевала она, вытирая волосы огромным полотенцем. — Обед готов? — Она откинула назад волосы. — Ой… привет…
— Здравствуйте, — прогудел Пашка, с удовольствием ее разглядывая.
— Добрый день, — сказала Марина, скрывая улыбку.
— Смертельный номер: «Цыганочка с выходом», — возвестил Корсаков, простирая руку, как шпрех-шталмейстер на арене цирка. — Исполняет Анна Кручинская. Нервных просим не смотреть, и ты, милый Паша, отвороти глаза бесстыжие. Тем более при невесте.
Анюта метнулась в ванную. Воскобойников подмигнул Игорю:
— Очень даже ничего хозяйка.
— Симпатичная девушка, — согласилась Марина. — А сколько ей лет?
— Ой, лапочка, я тебя умоляю! — воскликнул Павел. — Совершеннолетняя, а там — какая разница?
— Ребята, я, наверное, влюбился, — сообщил Корсаков, виновато усмехнувшись.
— Так это же прекрасно, — всплеснула руками Марина.
— Ну, это мы проходили неоднократно, — умерил ее восторги Павел.
— Нет, ей-богу! Может, это ее я искал всю жизнь, — сказал Корсаков.
— Пора бы уже и найти… — Воскобойников прихлопнул руками по подлокотникам кресла. — Ладно, а кормить гостей здесь собираются? Или вы любовью сыты?
— Сейчас организуем, — Корсаков открыл холодильник, в замешательстве почесал подбородок. — Так, боюсь, придется идти в магазин — на четверых маловато.
— Вот и отлично, прогуляемся заодно, — Воскобойников поднялся на ноги. — Мариночка, вы тут с хозяйкой пока стол сервируйте, а мы мигом.
Корсаков заглянул в ванную предупредить Анюту, что ненадолго отлучится. Она одевалась, стоя перед зеркалом, и скорчила ему рожицу.
— Ты что, предупредить не мог?
— Да я и сам не знал, что Пашка вот так заявится. А ты не будешь в следующий раз голой ходить.
— Не нравится — не буду, — Анюта надула губы.
— Ну, ладно, — Корсаков поцеловал ее в еще влажное плечо, — мы с Пашкой в магазин, а вы с Мариной стол накрывайте. Она тебе понравится — хорошая девушка.
— Иди уж…
Воскобойников уже спустился вниз. Игорь показал Марине, где стоят рюмки, тарелки, лежат вилки и все остальное и догнал его в переулке.
Глава 2
Они вышли на Арбат и свернули к метро «Смоленская». Павел редко бывал в Москве — реставрация особняка под Яхромой шла полным ходом, — и с интересом оглядывался. Корсаков то и дело поднимал руку, приветствуя знакомых. Открывались палатки, торгующие сувенирами, из дверей кафе пахло молотым кофе, тянуло дымком от мангалов. Небольшой оркестр из баяна, скрипки, саксофона и барабанов расчехлял инструменты.
— Ну, собственно, не так уж все изменилось, — констатировал Воскобойников.
— А что может измениться? — пожал плечами Корсаков. — Только забегаловок стало больше, и ориентированы они, в основном, на приезжих. Москвичи приходят только в выходные, а так, сам знаешь, какой здесь контингент бывает. Слушай, я что хотел спросить: ты свою основную специальность не забыл?
— Это какую?
— Ну, реставрацию картин.
— Нет. Только прожить на нее невозможно, вот и переквалифицировался. Инструмент у меня остался, реактивы есть. А что такое?
— Картину с птичками видел? Подозреваю, что под ней спрятано что-то еще.
— Ага, — Воскобойников подергал ус, — и ты хочешь, чтобы я смыл птичек. Это можно, вот только по времени, боюсь, не уложусь. Реставрация — дело долгое, а завтра к вечеру нам надо быть в Яхроме. Работодатель торопит. Хочет до зимы въехать в особняк.
— Мне кажется, там работы немного, — сказал Корсаков. — Утки нарисованы акварелью и, по-моему, даже лаком не покрыты. Я бы и сам справился, но боюсь испортить.
— Попробуем помочь твоему горю, — согласился Павел. — Думаешь, там что-нибудь ценное?
— Посмотрим, — уклончиво ответил Корсаков.
Он и хотел открыть полотно и одновременно боялся этого — объяснить свои сомнения он бы не смог, но подсознательно ощущал, что наследство Анютиной бабки принесет в его жизнь перемены.
Они зашли в продуктовый магазин и, чтобы не возиться с готовкой, купили полуфабрикатов, копченой колбасы, мяса и рыбы в вакуумной упаковке, фруктов, овощей. Корсаков предложил взять водки, но Воскобойников отказался.
— Если хочешь, бери, но я пить не буду.
— Как тебя Марина скрутила, — покачал головой Игорь.
— Дело не в этом. Ты знаешь, когда у меня сердце прихватило… ну, я тебе рассказывал… я здорово испугался. В самом деле, мне всего лишь четвертый десяток, а уже сердечник. Так недолго к сорока годам и в ящик сыграть. Не хочу. Тем более сейчас. Ты знаешь, — Воскобойников понизил голос, но было видно, что его так и раздувает от переполняющих чувств, — кажется, у нас будет ребенок.
— Серьезно? Ну, даже и не знаю, что сказать, — Корсаков задумался, вспоминая свои ощущения, когда будущая жена сказала ему, что беременна. — Я в свое время из-за этого женился, но у тебя другое дело: вы ведь так и так хотели осенью свадьбу сыграть. Ну, а ты сам что чувствуешь?
— Игорек, я на седьмом небе! — Павел раскинул руки, будто собираясь обнять продавщицу бакалейного отдела, возле которого они стояли. Женщина опасливо на него покосилась, и Воскобойников убавил восторги. — Вернее, сейчас немного остыл, но когда Маринка мне сказала, я прямо обалдел. Ты же знаешь, женщин у меня было немного: все какие-то случайные, и никто от меня не «залетал». Я уж думал, пустоцвет, а оказалось — вот, порядок. И именно с той женщиной, с которой я хотел бы прожить жизнь. Ты знаешь, восторг уже прошел, но осталась такая… м-м-м… легкая эйфория, что ли? Надо же — у меня будет семья, ребенок.
— Ну что ж, поздравляю. Давай, хотя бы шампанского возьмем?
— Шампанского можно. Только Маринка просила пока не рассказывать — боится сглазить. Так что я тебе ничего не говорил.
— Ладно.
Корсаков купил шампанское, бутылку сухого вина, коробку конфет и мороженое — любимые с детства стаканчики с кремовой розочкой.
Нагруженные покупками, они вернулись к особняку. Павел открыл багажник «Нивы» и достал объемистую сумку. Корсаков вопросительно взглянул на него.
— Реактивы, микроскоп и все остальное, — пояснил тот. — Там, в Ольгове, мужики нашли возле церкви доску — я думаю, это кусок иконостаса. Хочу попробовать восстановить. А пока твоими утятами займемся. Только предупреждаю: работать буду завтра с утра — это на целый день, и вас всех выгоню, не люблю, когда через плечо заглядывают. А ты девчонкам экскурсию по Москве устроишь.
Они поднялись в холл. Гремел музыкальный центр. Обеденные приборы стояли на столе, пыхтело что-то в кастрюле на плите. Из маленькой комнаты слышались голоса. Корсаков сгрузил покупки в кресло и заглянул в спальню. Марина с Анютой вешали над кроватью балдахин. Корсаков застонал:
— Девочки! Ну, не надо, а?
— Тебе не надо, а им надо! — сказала Анюта. — Они сегодня остаются ночевать у нас, а Марина всю жизнь мечтала поспать на такой кровати.
— Потом все равно сниму, — пригрозил Корсаков.
— Ну, это мы еще посмотрим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40