Но факты остаются…
– Я не хочу больше слышать ни о каких фактах!
– Может, они покажутся тебе более интересными, когда получишь дозу яда в сваренном для тебя рисе.
– Иди ты к чертовой матери! – закричал Чарли.
– Не исключено, что в последней кружке пива, которую выпил Билл Баррет, было сильнодействующее снотворное. Она ведь часто сидела с ним в лаборатории, где он готовил лекарства по рецептам, поэтому имела доступ ко всем наркотикам и ядам. Если он уходил в туалет или к покупателю, она могла украсть немножко того, немножко другого из разных банок и коробок. А может, уносила и большими порциями для будущего бизнеса.
– Это просто предположение. И ничего не доказывает.
– Один парень из Топека, штат Канзас, по имени Альфред Холл, оптовый торговец мясом, умер, отравившись ядом от насекомых. Он посыпал порошком подрумяненный на огне ломтик хлеба, посыпал по ошибке ядом вместо сахарной пудры. Отправившись в далекие края, чтобы ловить рыбу, он сам на стоянках готовил себе еду. Его собиралась сопровождать жена, но она страдала сердечной недостаточностью, и врач отговорил ее от путешествия. Так что ее бедному муженьку пришлось ехать одному. Накануне отъезда он укладывал в новый рюкзак нужные ему вещи. Это был очень красивый и дорогой рюкзак, который ему подарила жена на день рождения. В нем были отдельные секции для дорожной посуды и специальных коробок для продуктов. В тот вечер к ним зашли соседи, и Холл, показав им рюкзак, пошел на кухню складывать в него все, что нужно. Через несколько дней кто-то из бойскаутов нашел его тело перед потухшим костром. И в одной из коробок обнаружили порошок, которым опыляют растения для уничтожения вредителей. Холл был близоруким и, должно быть, когда складывал продукты в рюкзак, принял порошок за сахарную пудру.
– Что ж, бывают и такие несчастные случаи, – заметил Чарли.
– Действительно бывают. И никто не обвинял бедную жену. Это не наш случай. И мы не изучали биографию вдовы. Холл не позаботился специально застраховать себя, и все, что она получила, – это сорок тысяч, оставшиеся на его счету в банке. Я рассказал тебе о Холле только для того, чтобы показать, каким осторожным надо быть даже с ломтиком хлеба.
Чарли пытался оставаться равнодушным.
– Ты не близорукий человек, но периодически страдаешь от болей в желудке. Пожалуйста, не заводись снова, – поспешил предупредить его Бен. – Я хочу лишь сказать, что очень много мужчин оказалось в ловушке из-за своих слабостей – кто-то из-за близорукости, кто-то из-за любви к рыбе, а кто-то из-за того, что напился пива допьяна. И все это было безукоризненно спланировано. Сердечная недостаточность, предупреждение врача, подходящие подарки на день рождения, отвращение к рыбе, страсть к прогулкам при луне и под парусом.
– Так вот кто внушил Мейерсу подозрение! Ты?
– Я хотел иметь здесь своего сообщника не только для того, чтобы наблюдать за событиями, но и следить за тем, чтобы ни в твою пищу, ни в твое лекарство ничего не было подсыпано. Если бы ты скончался на прошлой неделе, доктору и в голову не пришло заподозрить отравление.
– При чем здесь отравление? Ты прекрасно знаешь, что у меня больной желудок.
– Подобный приступ может быть вызван специально.
– Ерунда.
– Имеется целый ряд лекарственных средств, которые могут быть для этого использованы. Например, дигиталис…
– Я принимал простой бромид. – Чарли брезгливо поморщился. – Я больше не хочу слушать твои грязные инсинуации. Доктор сделал анализы, так ведь? И что они показали? Ты же знаешь не хуже меня, что у меня был приступ острой диспепсии, и ничего больше.
– Я был здесь, когда ты сказал об этом своей жене, – напомнил ему Бен. – Возможно, ты помнишь, что тогда же я впервые упомянул имя Кина Баррета. Я сделал это умышленно. Хотел, чтобы она знала: не так все просто и безопасно для нее, как она думает.
– Проклятье на твою голову! – закричал Чарли срывающимся голосом. – Какое право ты имеешь говорить о ней в таком тоне?
– Ей было выгодно, чтобы сделали анализы и результаты были бы отрицательными. Следующий приступ показался бы вполне естественным. А если бы исход его был фатальным, она обвинила бы бедного старика Мейерса в ошибочном диагнозе и неправильном лечении.
– У тебя нет никаких доказательств.
– А ты не заметил, как она вела себя, когда впервые почувствовала запах твоих рождественских сигар?
– А что там надо было замечать?
– Запахи имеют силу стимулировать память. Маккелви курил те же сигары. Их специально изготовили на Кубе для членов его клуба. На запах обычного сигарного дыма она бы так резко не реагировала.
– Благодарю за этот твой предусмотрительно подготовленный рождественский подарок, – сказал Чарли.
– А ты знаешь, что никакого Рауля Кошрэна в Новом Орлеане не существовало? – Бен ждал ответа Чарли, но тот сделал вид, что не слышал. – Никто из художников не знает этого имени, никто из домовладельцев в округе Фрэнч-Квотер и никто в магазинах, продающих товар для художников.
– Они жили, ни с кем не общаясь, в дешевой квартире. Наверное, платили наличными. У них вообще было очень мало знакомых.
– А что скажешь о вечеринках, которые они устраивали, когда могли себе позволить купить цыпленка и бутылку кларета? А как насчет друзей, настаивающих на продаже его картин с аукциона, чтобы никто не смог обмануть бедную вдову?
У Чарли не было ответа.
– Я знаю художников, – сказал Бен. – Когда я летом жил на разных дачах, то старался как можно больше времени проводить с живописцами. Все они схожи в одном… Обсуждают свои работы с любым человеком, который будет их слушать, и большинство из них просит кредит у знакомых торговцев, продающих кисти и полотна. Как же получается, что никто в тех местах не помнит художника по имени Рауль Кошрэн и его хорошенькую жену? Ради Бога, Чарли, сотри наконец эту красную дрянь со своего лица: она делает тебя чертовски похожим на идиота.
– Какую красную дрянь?
– Очевидно, тебя покрывали поцелуями.
Чарли в смущении достал носовой платок.
– На левой щеке, – подсказал Бен. – Итак, не было картин с подписью Кошрэна, не было аукциона, не было друзей, никаких кредитов в магазинах и вообще никаких следов Рауля Кошрэна.
Чарли рассматривал красные пятна на носовом платке.
– Ни в Сити-Холл, ни в одной больнице нет записи о смерти Кошрэна.
Холодным, пренебрежительным тоном Чарли произнес:
– Я встречал много людей, которые знали его.
– В Колорадо-Спрингс? Именно там они познакомились с ней? Так же как и ты?
– Ну и что? Не вижу в этом никакой связи.
– Может, ты и прав. У меня нет доказательств, что Аннабел Маккелви, Хлоя Джэкобс и Морин Баррет одно и то же лицо. Но у них есть одна общая черта. Все они так плохо сфотографированы, что кажется, будто эти хорошенькие женщины больше боятся фотокамеры, чем пистолета… или яда. Ты когда-нибудь делал снимки своей жены?
Чарли не смог ответить. Он потерял свой очень дорогой немецкий «кодак», когда был на увеселительной прогулке в горах с миссис Беллилией Кошрэн. Она позволила ему сделать с нее несколько снимков, а потом его «кодак» совершенно случайно упал со скалы.
– Когда я предложил нарисовать ее портрет, – снова заговорил Бен, – она сначала заколебалась, а потом сказала, что у нее очень плохие данные для модели, что Кошрэн несколько раз пытался изобразить ее на полотне, но у него так ничего и не получилось. Я умолял ее дать мне попробовать, и она наконец согласилась. Собственно говоря, мы сделали из этого тайну: она решила, что портрет будет подарком на твой день рождения. Хотя я, конечно, знал, что портрет никогда не будет закончен.
А Чарли вспомнил, что «кодак» он получил в подарок от матери на свой день рождения и всегда очень его берег. Он почти точно помнил, что прежде, чем собирать ветки для костра, положил фотоаппарат рядом со своей курткой и рюкзаком около большого камня, на безопасном расстоянии от края скалы. Но потом Беллилия сказала ему, что он все забыл и все было не так. Она заметила, что он положил камеру в опасное место на краю скалы, и хотела предупредить его, но постеснялась: боялась, что он воспримет это как выговор.
– У этих жен, – продолжал Бен, – есть еще одна общая черта. И Аннабел, и Хлоя, и Морин всегда были ласковы, послушны и терпеливы. Маккелви, Джэкобс и Баррет были необычайно счастливыми мужьями. Я подозреваю, что женщина, которая считает свой брак временным, может себе позволить быть обольстительной и беззаботной. Ей не надо беспокоиться о том, что, если она протянет ему палец, он схватит и всю руку. Не зря же миссис Кин Баррет считала, что ее невестка избаловала своего мужа.
Чарли вышел в холл и посмотрел вверх на лестницу. Он услышал какой-то звук на втором этаже. Может, сработала его фантазия. Но он вроде бы слышал, как кашляла его жена. Однако, поднявшись наверх, он обнаружил, что дверь в спальню плотно закрыта. Он вздохнул с облегчением и поблагодарил судьбу. Ведь Беллилия могла слышать рассказ Бена. Чарли было стыдно за то, что он сам слушал все это, и презирал себя за поражение в драке. Он осторожно открыл дверь, на цыпочках пересек комнату и подошел к кровати. Когда его глаза привыкли к темноте, он отчетливо увидел черты лица своей жены – гордый носик, кукольный ротик, пушистые ресницы и округлый подбородок. Она спала сладким сном ребенка.
Спустившись вниз, он, глядя в лицо Бену, сказал:
– Пожалуйста, не говори так громко. Я не хочу, чтобы кто-нибудь слышал то, что ты рассказываешь.
Чарли не произнес имя жены, даже не употребил слова «она». Им овладело почти полное спокойствие, и он чувствовал себя в состоянии достойно завершить разговор. Когда он увидел в спальне свою жену спокойно спящей, погруженной в ничем не омраченную невинную дрему, его вера в нее восстановилась. Ему очень хотелось унизить Бена, задеть его гордость оскорбительными словами, но это, как он теперь понимал, будет не более эффективным, чем применение кулаков.
– Я не могу найти ни одного факта, который заставил бы меня поверить тебе, – начал Чарли. – Ты явился в мой дом под фальшивым предлогом, ты вел со мной нечестную игру с первой же нашей встречи, ты воспользовался нашим гостеприимством и притворился другом, хотя на самом деле просто шпионил за нами. Почему я должен тебе верить?
– Потому что она испытала шок, когда услышала от меня имя Баррета, не так ли?
– А разве так? – холодно отреагировал Чарли.
– Почему она уронила фарфоровую фигурку? Она выпала из ее рук, когда Беллилия услышала, что Баррет приезжает сюда.
– Это могло произойти случайно. – Чарли даже смог выдавить снисходительную улыбку.
– Она что-нибудь потом об этом сказала?
– Ничего. Ты единственный человек, который когда-либо упоминал здесь имя Баррета.
Это была чистая правда. Беллилия не упоминала Баррета как своего врага, эту роль она отвела Бену Чейни. Он принесет нам несчастье. Именно этого он хочет – навредить нам и разрушить нашу жизнь. Ее голос эхом отдавался в ушах Чарли, и он мог видеть опущенные веки и нахмуренные брови, когда она склонилась над тарелкой с едой, до которой даже не дотронулась.
– Когда Баррет приедет сюда, он определит, действительно ли это Морин, – сказал Бен. Он вышел в холл и снял свое пальто с вешалки. – Я не хотел тебе этого говорить, но ты сам напросился. Я собирался ждать, пока мы будем в полной уверенности. – Он надел варежки и обернул шарф вокруг шеи.
Чарли больше нечего было сказать, и Бен ушел не попрощавшись. Какой-то невольный порыв заставил Чарли встать у окна и наблюдать, как тот уходит из его дома. Он стоял и ждал, пока Бен закреплял свои снегоходы. На это у него ушло довольно много времени. Наконец Чарли увидел, как Бен тронулся с места, сначала неуверенно, неловкими движениями, а потом поймал ритм и стал набирать скорость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Я не хочу больше слышать ни о каких фактах!
– Может, они покажутся тебе более интересными, когда получишь дозу яда в сваренном для тебя рисе.
– Иди ты к чертовой матери! – закричал Чарли.
– Не исключено, что в последней кружке пива, которую выпил Билл Баррет, было сильнодействующее снотворное. Она ведь часто сидела с ним в лаборатории, где он готовил лекарства по рецептам, поэтому имела доступ ко всем наркотикам и ядам. Если он уходил в туалет или к покупателю, она могла украсть немножко того, немножко другого из разных банок и коробок. А может, уносила и большими порциями для будущего бизнеса.
– Это просто предположение. И ничего не доказывает.
– Один парень из Топека, штат Канзас, по имени Альфред Холл, оптовый торговец мясом, умер, отравившись ядом от насекомых. Он посыпал порошком подрумяненный на огне ломтик хлеба, посыпал по ошибке ядом вместо сахарной пудры. Отправившись в далекие края, чтобы ловить рыбу, он сам на стоянках готовил себе еду. Его собиралась сопровождать жена, но она страдала сердечной недостаточностью, и врач отговорил ее от путешествия. Так что ее бедному муженьку пришлось ехать одному. Накануне отъезда он укладывал в новый рюкзак нужные ему вещи. Это был очень красивый и дорогой рюкзак, который ему подарила жена на день рождения. В нем были отдельные секции для дорожной посуды и специальных коробок для продуктов. В тот вечер к ним зашли соседи, и Холл, показав им рюкзак, пошел на кухню складывать в него все, что нужно. Через несколько дней кто-то из бойскаутов нашел его тело перед потухшим костром. И в одной из коробок обнаружили порошок, которым опыляют растения для уничтожения вредителей. Холл был близоруким и, должно быть, когда складывал продукты в рюкзак, принял порошок за сахарную пудру.
– Что ж, бывают и такие несчастные случаи, – заметил Чарли.
– Действительно бывают. И никто не обвинял бедную жену. Это не наш случай. И мы не изучали биографию вдовы. Холл не позаботился специально застраховать себя, и все, что она получила, – это сорок тысяч, оставшиеся на его счету в банке. Я рассказал тебе о Холле только для того, чтобы показать, каким осторожным надо быть даже с ломтиком хлеба.
Чарли пытался оставаться равнодушным.
– Ты не близорукий человек, но периодически страдаешь от болей в желудке. Пожалуйста, не заводись снова, – поспешил предупредить его Бен. – Я хочу лишь сказать, что очень много мужчин оказалось в ловушке из-за своих слабостей – кто-то из-за близорукости, кто-то из-за любви к рыбе, а кто-то из-за того, что напился пива допьяна. И все это было безукоризненно спланировано. Сердечная недостаточность, предупреждение врача, подходящие подарки на день рождения, отвращение к рыбе, страсть к прогулкам при луне и под парусом.
– Так вот кто внушил Мейерсу подозрение! Ты?
– Я хотел иметь здесь своего сообщника не только для того, чтобы наблюдать за событиями, но и следить за тем, чтобы ни в твою пищу, ни в твое лекарство ничего не было подсыпано. Если бы ты скончался на прошлой неделе, доктору и в голову не пришло заподозрить отравление.
– При чем здесь отравление? Ты прекрасно знаешь, что у меня больной желудок.
– Подобный приступ может быть вызван специально.
– Ерунда.
– Имеется целый ряд лекарственных средств, которые могут быть для этого использованы. Например, дигиталис…
– Я принимал простой бромид. – Чарли брезгливо поморщился. – Я больше не хочу слушать твои грязные инсинуации. Доктор сделал анализы, так ведь? И что они показали? Ты же знаешь не хуже меня, что у меня был приступ острой диспепсии, и ничего больше.
– Я был здесь, когда ты сказал об этом своей жене, – напомнил ему Бен. – Возможно, ты помнишь, что тогда же я впервые упомянул имя Кина Баррета. Я сделал это умышленно. Хотел, чтобы она знала: не так все просто и безопасно для нее, как она думает.
– Проклятье на твою голову! – закричал Чарли срывающимся голосом. – Какое право ты имеешь говорить о ней в таком тоне?
– Ей было выгодно, чтобы сделали анализы и результаты были бы отрицательными. Следующий приступ показался бы вполне естественным. А если бы исход его был фатальным, она обвинила бы бедного старика Мейерса в ошибочном диагнозе и неправильном лечении.
– У тебя нет никаких доказательств.
– А ты не заметил, как она вела себя, когда впервые почувствовала запах твоих рождественских сигар?
– А что там надо было замечать?
– Запахи имеют силу стимулировать память. Маккелви курил те же сигары. Их специально изготовили на Кубе для членов его клуба. На запах обычного сигарного дыма она бы так резко не реагировала.
– Благодарю за этот твой предусмотрительно подготовленный рождественский подарок, – сказал Чарли.
– А ты знаешь, что никакого Рауля Кошрэна в Новом Орлеане не существовало? – Бен ждал ответа Чарли, но тот сделал вид, что не слышал. – Никто из художников не знает этого имени, никто из домовладельцев в округе Фрэнч-Квотер и никто в магазинах, продающих товар для художников.
– Они жили, ни с кем не общаясь, в дешевой квартире. Наверное, платили наличными. У них вообще было очень мало знакомых.
– А что скажешь о вечеринках, которые они устраивали, когда могли себе позволить купить цыпленка и бутылку кларета? А как насчет друзей, настаивающих на продаже его картин с аукциона, чтобы никто не смог обмануть бедную вдову?
У Чарли не было ответа.
– Я знаю художников, – сказал Бен. – Когда я летом жил на разных дачах, то старался как можно больше времени проводить с живописцами. Все они схожи в одном… Обсуждают свои работы с любым человеком, который будет их слушать, и большинство из них просит кредит у знакомых торговцев, продающих кисти и полотна. Как же получается, что никто в тех местах не помнит художника по имени Рауль Кошрэн и его хорошенькую жену? Ради Бога, Чарли, сотри наконец эту красную дрянь со своего лица: она делает тебя чертовски похожим на идиота.
– Какую красную дрянь?
– Очевидно, тебя покрывали поцелуями.
Чарли в смущении достал носовой платок.
– На левой щеке, – подсказал Бен. – Итак, не было картин с подписью Кошрэна, не было аукциона, не было друзей, никаких кредитов в магазинах и вообще никаких следов Рауля Кошрэна.
Чарли рассматривал красные пятна на носовом платке.
– Ни в Сити-Холл, ни в одной больнице нет записи о смерти Кошрэна.
Холодным, пренебрежительным тоном Чарли произнес:
– Я встречал много людей, которые знали его.
– В Колорадо-Спрингс? Именно там они познакомились с ней? Так же как и ты?
– Ну и что? Не вижу в этом никакой связи.
– Может, ты и прав. У меня нет доказательств, что Аннабел Маккелви, Хлоя Джэкобс и Морин Баррет одно и то же лицо. Но у них есть одна общая черта. Все они так плохо сфотографированы, что кажется, будто эти хорошенькие женщины больше боятся фотокамеры, чем пистолета… или яда. Ты когда-нибудь делал снимки своей жены?
Чарли не смог ответить. Он потерял свой очень дорогой немецкий «кодак», когда был на увеселительной прогулке в горах с миссис Беллилией Кошрэн. Она позволила ему сделать с нее несколько снимков, а потом его «кодак» совершенно случайно упал со скалы.
– Когда я предложил нарисовать ее портрет, – снова заговорил Бен, – она сначала заколебалась, а потом сказала, что у нее очень плохие данные для модели, что Кошрэн несколько раз пытался изобразить ее на полотне, но у него так ничего и не получилось. Я умолял ее дать мне попробовать, и она наконец согласилась. Собственно говоря, мы сделали из этого тайну: она решила, что портрет будет подарком на твой день рождения. Хотя я, конечно, знал, что портрет никогда не будет закончен.
А Чарли вспомнил, что «кодак» он получил в подарок от матери на свой день рождения и всегда очень его берег. Он почти точно помнил, что прежде, чем собирать ветки для костра, положил фотоаппарат рядом со своей курткой и рюкзаком около большого камня, на безопасном расстоянии от края скалы. Но потом Беллилия сказала ему, что он все забыл и все было не так. Она заметила, что он положил камеру в опасное место на краю скалы, и хотела предупредить его, но постеснялась: боялась, что он воспримет это как выговор.
– У этих жен, – продолжал Бен, – есть еще одна общая черта. И Аннабел, и Хлоя, и Морин всегда были ласковы, послушны и терпеливы. Маккелви, Джэкобс и Баррет были необычайно счастливыми мужьями. Я подозреваю, что женщина, которая считает свой брак временным, может себе позволить быть обольстительной и беззаботной. Ей не надо беспокоиться о том, что, если она протянет ему палец, он схватит и всю руку. Не зря же миссис Кин Баррет считала, что ее невестка избаловала своего мужа.
Чарли вышел в холл и посмотрел вверх на лестницу. Он услышал какой-то звук на втором этаже. Может, сработала его фантазия. Но он вроде бы слышал, как кашляла его жена. Однако, поднявшись наверх, он обнаружил, что дверь в спальню плотно закрыта. Он вздохнул с облегчением и поблагодарил судьбу. Ведь Беллилия могла слышать рассказ Бена. Чарли было стыдно за то, что он сам слушал все это, и презирал себя за поражение в драке. Он осторожно открыл дверь, на цыпочках пересек комнату и подошел к кровати. Когда его глаза привыкли к темноте, он отчетливо увидел черты лица своей жены – гордый носик, кукольный ротик, пушистые ресницы и округлый подбородок. Она спала сладким сном ребенка.
Спустившись вниз, он, глядя в лицо Бену, сказал:
– Пожалуйста, не говори так громко. Я не хочу, чтобы кто-нибудь слышал то, что ты рассказываешь.
Чарли не произнес имя жены, даже не употребил слова «она». Им овладело почти полное спокойствие, и он чувствовал себя в состоянии достойно завершить разговор. Когда он увидел в спальне свою жену спокойно спящей, погруженной в ничем не омраченную невинную дрему, его вера в нее восстановилась. Ему очень хотелось унизить Бена, задеть его гордость оскорбительными словами, но это, как он теперь понимал, будет не более эффективным, чем применение кулаков.
– Я не могу найти ни одного факта, который заставил бы меня поверить тебе, – начал Чарли. – Ты явился в мой дом под фальшивым предлогом, ты вел со мной нечестную игру с первой же нашей встречи, ты воспользовался нашим гостеприимством и притворился другом, хотя на самом деле просто шпионил за нами. Почему я должен тебе верить?
– Потому что она испытала шок, когда услышала от меня имя Баррета, не так ли?
– А разве так? – холодно отреагировал Чарли.
– Почему она уронила фарфоровую фигурку? Она выпала из ее рук, когда Беллилия услышала, что Баррет приезжает сюда.
– Это могло произойти случайно. – Чарли даже смог выдавить снисходительную улыбку.
– Она что-нибудь потом об этом сказала?
– Ничего. Ты единственный человек, который когда-либо упоминал здесь имя Баррета.
Это была чистая правда. Беллилия не упоминала Баррета как своего врага, эту роль она отвела Бену Чейни. Он принесет нам несчастье. Именно этого он хочет – навредить нам и разрушить нашу жизнь. Ее голос эхом отдавался в ушах Чарли, и он мог видеть опущенные веки и нахмуренные брови, когда она склонилась над тарелкой с едой, до которой даже не дотронулась.
– Когда Баррет приедет сюда, он определит, действительно ли это Морин, – сказал Бен. Он вышел в холл и снял свое пальто с вешалки. – Я не хотел тебе этого говорить, но ты сам напросился. Я собирался ждать, пока мы будем в полной уверенности. – Он надел варежки и обернул шарф вокруг шеи.
Чарли больше нечего было сказать, и Бен ушел не попрощавшись. Какой-то невольный порыв заставил Чарли встать у окна и наблюдать, как тот уходит из его дома. Он стоял и ждал, пока Бен закреплял свои снегоходы. На это у него ушло довольно много времени. Наконец Чарли увидел, как Бен тронулся с места, сначала неуверенно, неловкими движениями, а потом поймал ритм и стал набирать скорость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31