Так что,
как твердит народная мудрость, не рой яму другому...
Знакомые шаги возвестили о приближении врача.
- А, вот он где! Что же вы, Чудаков, прячетесь от перевязки? Или
боитесь?
- Я? И в мыслях не было...
- В таком случае прошу проследовать в перевязочную. А вас, - она
стрельнула недовольным взглядом на следователя Щеглова, - я бы очень
попросила не дымить на территории отделения. Здесь как-никак больница, а не
казарма...
Щеглов вынужден был подчиниться, хотя и с явным неудовольствием.
- Иди, Максим, - сказал он Чудакову, - не заставляй женщину ждать...
А то обидится, - шёпотом добавил он и подмигнул.
- Семён Кондратьевич, один только вопрос, - взмолился Чудаков, косясь
на врачиху, - что ожидает Храпова?
Щеглов печально развёл руками.
- Я тебя отлично понимаю, Максим. Но как бы тебе ни был симпатичен
этот человек, он должен ответить по всей строгости закона. Храпова будут
судить за преднамеренное убийство.
- Но ведь он не убивал!
- Именно убивал. Другое дело, что не убил, так как профессор был убит
уже до него, но намерение убить, осуществлённое и доведённое до самого
конца, у Храпова было. Он стрелял в человека - значит, он убийца. По
крайней мере, я себе это дело представляю именно таким образом. Точно так
же виновен и Мартинес.
- Ну, Мартинес действительно убил профессора, - возразил Чудаков, - с
него и спрос больше.
- Дело не в том, кто первый, а кто второй. Ведь оба сознательно шли
на убийство, только мотивы у них были разные. Надеюсь, суд учтёт смягчающие
обстоятельства в деле Храпова. Мартинесу, конечно же, достанется больше. Но
уж кому бы я дал по максимуму, так это Боброву. К сожалению, пока это
неосуществимо.
- Пока, - повторил Чудаков.
- Да, конечно, в конце концов он своё получит, это бесспорно.
Врачиха всё это время стояла рядом, прислушиваясь к странному
разговору двух мужчин, и с интересом вникала в него. Но, как бы вспомнив о
своих обязанностях, она отрезала:
- Всё, граждане, ваше время истекло. Чудаков - на перевязку. Сестра
ждать не будет. Я, кстати, тоже.
- Иду, Елена Семёновна, уже иду... До свидания, Семён Кондратьевич,
заходите ещё, если будет время. Вы ведь единственный человек, кто меня
навещает. Спасибо вам.
Щеглов смущённо махнул рукой.
- Времени у меня теперь, слава Богу, хватает, так что забегу
как-нибудь, - сказал он и вдруг, что-то вспомнив, хитро сощурился. - Да,
чуть не забыл о самом главном. Можешь считать это сюрпризом. Медицинская
экспертиза установила, что профессор Красницкий умер за двенадцать часов до
выстрела Мартинеса. От естественной остановки сердца. Так-то.
Даже Елена Семёновна остановилась, поражённая словами следователя -
что же говорить о Максиме Чудакове, которого это известие словно
пригвоздило к месту! Он оторопело посмотрел прямо в глаза Щеглову и не
своим голосом спросил:
- Как - от остановки сердца? Вы не шутите, Семён Кондратьевич?
- Да какие уж тут шутки! Всё на полном серьёзе. Главное - это то, что
данная причина смерти выходит за пределы компетенции наших органов.
Догадываешься, куда я клоню? Нет? Хорошо, намекну более прозрачно... Вы уж
меня извините, Елена Семёновна, что я задерживаю и вас, и вашего пациента,
но я уверен - моё сообщение послужит скорейшему его выздоровлению. Уж я-то
знаю этого авантюриста, можете мне поверить... Сердце у Красницкого было
совершенно здоровым - это тоже установили наши медики. Причина остановки
сердца - внезапный испуг, потрясение или ещё что-нибудь в этом роде. Но
механическое воздействие или отравление исключены. А это значит, что
преступления в нашем смысле совершено не было. Понимаешь? Опять нет? Короче
говоря, тебе предоставляется право самостоятельно доискаться до истинной
причины смерти профессора - и это при полном невмешательстве с нашей
стороны! Понял? Берись за дело и расследуй. Скорее всего, он умер своей
смертью, но - слишком уж подозрительна эта цепь случайностей. Дерзай! Здесь
органы тебе не помеха.
До Чудакова наконец дошёл истинный смысл слов следователя, и он вдруг
почувствовал такой прилив сил и энергии, что ноги сами было понесли его к
выходу - не ухвати его за полу больничного халата Елена Семёновна.
- Но сначала подлечись, - назидательно произнёс Щеглов и широко
улыбнулся. - Сыщик должен крепко стоять на ногах и обладать здоровой -
здоровой, слышишь? - головой. Так-то!
Чудаков опомнился и смущённо извинился перед Еленой Семёновной за
свой невольный порыв. Потом с жаром произнёс, обращаясь к следователю:
- Спасибо вам, Семён Кондратьевич, за всё! Вы вновь возродили меня к
жизни. То, что вы сообщили, это... это: это просто чудесно! Не смерть
профессора, конечно, а... Ну, вы меня понимаете... - Максим окончательно
запутался в словах, не находя от волнения подходящих выражений для
оформления рвущихся наружу мыслей. - Я обязательно найду причину смерти
профессора! Позвольте считать это вашим личным заданием.
- Позволяю! - милостиво разрешил Щеглов и снова улыбнулся. - А теперь
действительно самое главное. - И он вынул из дипломата толстую книгу. - Это
тебе. Подарок. Достал по случаю. Зарубежный детектив. Честертон, Стивен
Кинг и всё такое...
Чудаков с трепетом принял от Щеглова солидный фолиант, буквально
пожирая его глазами.
- О!.. - только и смог произнести он; слова благодарности утонули в
стенах коридора, по которому уже почти силой тащили его врачиха Елена
Семёновна и подоспевшая к ней на помощь перевязочная сестра:
Из больницы Чудаков вышел только к середине лета.
А через три месяца судьба вновь забросила его в древний город
Таллинн, где он решил провести остаток своего отпуска, так неожиданно
прерванного больничной койкой. Стоял конец сентября, окутавший мир
жёлтобагровым цветом умирающей листвы. Солнце всё ещё светило по-летнему,
но тепла уже давало гораздо меньше - чувствовалось приближение зимы. В
Прибалтике стояли сухие тёплые дни, столь редкие для этих мест,
подверженных влиянию сырой Атлантики.
В один из таких дней двое друзей, Максим Чудаков и Виталий Барабанов,
не спеша прогуливаясь по Кадриоргу, вели непринуждённую беседу и изредка
прямо с руки кормили белок, которые здесь водились в изобилии, конфетами и
баранками. День клонился к закату, тихие, тёмные аллеи были безлюдны и
желты от осени. Опавшая листва грустно шуршала под ногами.
Поскольку диалог вёлся в основном на темы, касающиеся истории этих
мест, то бесспорный приоритет в разговоре принадлежал коренному таллиннцу
Виталию Барабанову.
- Пётр преследовал далеко идущие цели, - назидательно говорил он, -
основывая здесь свою резиденцию. Он отлично понимал, что без Запада Россия
погрязнет в невежестве, суевериях и длинных боярских бородах.
- Да, Пётр Первый был малый не промах, - согласился Чудаков.
- Алфред! - вдруг послышался сзади приглушённый мужской голос.
Оба собеседника на миг прервали беседу, но какой-то внутренний голос
заставил их следовать дальше и не оглядываться.
- Тихо! - шепнул Виталик. - Не подавай вида! - И прежним тоном
продолжал: - Пётр - первый русский государь, позволивший западным наукам,
культуре, обычаям проникнуть...
- Это Бобров! - вдруг догадался Максим и попытался оглянуться, но
крепкие пальцы друга предостерегающе впились в его локоть.
- Молчи, дурак! - прошипел Виталик.
Быстрые шуршащие шаги удалялись по аллее. Видно, мужчина, назвавший
имя "Алфред", понял свою ошибку и теперь спешил скрыться.
Дойдя до поворота, друзья свернули на боковую дорожку. Только теперь
они без особого риска привлечь к себе внимание могли оглянуться. И хотя ни
Чудаков, ни Барабанов до сих пор Боброва не видели, оба, не сговариваясь,
признали в удаляющейся мужской фигуре с могучим загривком и торчащими в
стороны ушами главаря преступной группы, столь внезапно исчезнувшего три
месяца назад.
- Точно - он! - шепнул Виталик. - Бобров. Он тебя спутал со своим
сообщником - Алфредом Мартинесом. Опять твой наряд вводит людей в
заблуждение. - Действительно, на Максиме была та самая футболка - подарок
покойного профессора, и бельгийские "варёнки". Именно в таком наряде
предстал судовой радист Мартинес перед Бобровым в свой последний приезд в
Москву.
- Спутать-то спутал, но тут же понял свою ошибку, - тоже шёпотом
добавил Чудаков. - Видишь, как улепётывает. Не упустить бы...
- Беги, звони в милицию, - засуетился Виталик, - а я пойду за ним. Уж
от меня он не уйдёт!..
Виталик нырнул в кусты и тут же скрылся в густом переплетении
полуголых ветвей. А Чудаков стремглав помчался к ближайшей телефонной
будке.
Боброва - а это был именно Бобров - взяли в тот же день, через
полчаса после звонка Чудакова, когда преступник садился в такси у входа в
парк Кадриорг. Вскоре нашли и спрятанную им в окрестностях Таллинна валюту.
Потом переправили Боброва в Москву.
Чуть позже в столицу прибыл и Чудаков. И сразу же по прибытии к нему
заявился счастливый Щеглов. Следователь долго жал, мял и тряс смущённому
Максиму руку и от всей души благодарил за "этакий чисто профессиональный
подарочек".
- Спасибо, Максим, - с жаром говорил он, - ты себе представить не
можешь, как ты меня обрадовал. И даже не тем, что нашёл Боброва, нет - ты
совершил свой самый разумный, самый трезвый во всей этой истории поступок.
Какой? Ты сообщил о Боброве в милицию - вместо того, чтобы самому броситься
на его задержание! Видно, урок пошёл тебе на пользу. Одним словом, Бобров
теперь в наших руках, и дело можно закрывать. Ещё раз спасибо тебе,
дружище!..

Глава двенадцатая

Но вернёмся в тот светлый июльский день, когда Максим Чудаков, гордо
неся шрам на виске и толстый "Зарубежный детектив" под мышкой, покинул
гостеприимные стены московской городской больницы номер... номер... А,
собственно, не всё ли равно, какая именно больница удостоилась столь
высокой чести - латать непревзойдённого сыщика Максима Чудакова? Не будем
оспаривать это право ни у одной из них - пусть это решает Минздрав.
Была среда. Посетив участкового врача и продлив больничный ещё на
несколько дней, Чудаков с чувством выполненного долга решил отбыть на дачу,
чтобы провести там время до конца недели. Максим предложил было Щеглову
прокатиться на дачу вдвоем, но тот, оказывается, по уши увяз в новом деле,
связанном с подпольным снабжением оружием каким-то кооперативом
закавказских экстремистов, и поэтому от предложения отказался.
По прибытии в Снегири Чудаков первым делом навестил вдову покойного
профессора, которая в те дни наводила порядок на своей даче после смерти
мужа. Максим мало был знаком с этой женщиной, редко появлявшейся на даче,
но нанести визит вежливости и предложить посильную помощь счёл необходимым.
Анна Петровна была искренне рада соседу и от предложенной помощи
отказываться не стала. Все заботы по дому она взвалила на свои хрупкие
женские плечи, небольшим же огородом и цветочной клумбой Чудаков решил
заняться сам. Он пообещал и впредь присматривать за приусадебным участком
профессорской дачи, находя это занятие для себя не слишком обременительным,
тем более, что копаться в земле доставляло Чудакову немалое удовольствие.
Наш сыщик, помимо основной страсти, определившей его участие в деле
профессора Красницкого, обладал ещё одной, не менее сильной, - любовью к
цветам. Может быть поэтому он почти весь свой участок засадил астрами,
хризантемами и розами, а вдоль забора выстроил аккуратный ряд сиреневых
кустов. А каким восторгом наполнялась его душа, какой заряд бодрости и
хорошего настроения он получал на целый день, когда рано утром, с первыми
лучами чистого, умытого росою солнца, он выглядывал в окно и видел три
приветливо кивающие ему головки ярко-жёлтых подсолнухов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25