Вполне возможно, там это дефицит.
– Ладно, уговорили! – весело согласился Петр. – Наверно, Фомичу приятно будет знать, что о нас с ним так заботятся. Если что еще понадобится, надеюсь, вы нам пришлете.
– Немедленно! – заверила сына Светлана Ивановна. – Дайте только знать! И вообще, Петенька, звони нам почаще, – добавила она жалобно. – Чтобы мы все тут поменьше за тебя волновались!
– Мы знаем, всех нас любить, но не забывай, чему я тебя учила, – сочла нужным присовокупить бабушка. – Нет возможности позвонить – пиши!
Видя, что сын уже тяготится обилием нравоучений, Михаил Юрьевич предложил:
– А не пора ли нам, господа-товарищи, перейти к более приятной процедуре – сесть за стол и как положено по русскому обычаю проводить Петю в дальнюю дорогу?
– И правда, все вроде уже собрали, время передохнуть! – встрепенулась Вера Петровна. – Пойдем, Светочка, накрывать на стол! Накормим Петеньку так, чтобы на далеком Алтае почаще вспоминал о родном доме!
В день отъезда Петр проснулся рано от тяжелого сна. Накануне допоздна всей семьей (кроме сестричек) просидели за столом, обсуждая, что ждет его на Алтае. Возможно, от вкусной, обильной еды или от выпитого, но всю ночь ему снилась какая-то чертовщина, а под утро подсознание полностью переключилось на любовную драму.
Сначала, как наяву, видел Дашу в объятиях ненавистного Кирилла – тот издевательски над ним смеялся, и Петр вновь до боли в сердце страдал от ее измены. Потом она прибегала к нему, просила прощения, вешалась на шею, а он гневно ее отвергал, страдая от этого еще сильнее. Наконец, когда уже решил ее простить, она вдруг исчезла и он нигде не мог ее найти.
Совершенно измученный и разбитый, в скверном настроении, он проснулся и посмотрел на часы: вставать еще рано, но спать больше не хочется. Наверно, от духоты, да и выпил вчера лишнего. Вылез из постели, подошел к окну, распахнул его настежь…
Погода на улице под стать настроению: сплошная облачность, непрерывно льет дождь… Постояв у окна и набрав в легкие влажной прохлады, Петр почувствовал себя бодрее и пошел в ванную. Там, под струями холодного душа, окончательно пришел в себя, однако настроение не улучшилось.
Неужели не сможет справиться с собой и забыть эту предательницу? Как все же хочется хоть на миг увидеть ее перед отъездом – несмотря ни на что. Ее измена непонятна; узнать бы в чем дело… Но всякие объяснения его унизят, это точно.
Услышав, что он проснулся, поднялись и захлопотали мать и бабушка. Вера Петровна занялась завтраком, а Светлана Ивановна стала собирать все, что сын должен взять с собой. Встали и мужчины; профессор чувствовал себя неважно; с учетом плохой погоды решили, что на вокзал, проводить Петра, поедут только родители.
Позавтракав и выпив на посошок, погрузили вещи в «сааб», и машина отца, набирая скорость, помчалась на площадь трех вокзалов, увозя Петра от родного дома на Патриарших прудах навстречу новой, неизвестной, заманчивой и опасной жизни. Ехали молча, погруженные в свои мысли и, вероятно, думая об одном и том же.
До отхода поезда оставалось всего десять минут; устроив сына в удобном купе СВ (на этом настоял профессор), Михаил Юрьевич и Светлана Ивановна вышли проститься на перрон. Обнялись, расцеловались, мать всплакнула… и вот уже Петр из тамбура отъезжающего вагона машет на прощание родителям, унося в памяти дорогие лица.
Когда перрон вокзала остался далеко позади, Петр вернулся в свое купе. Там уже расположился респектабельный господин, на вид около пятидесяти; пониже среднего роста.
– Давайте знакомиться, – добродушно предложил сосед, протягивая Петру руку. – Яневич Лев Ефимович, коммерческий директор рудника; возвращаюсь домой из командировки. А вы, мой юный друг?
– Студент третьего курса Горного института Петр Юсупов, – улыбнулся в ответ его молодой попутчик. – Еду в маленький поселок под Зыряновском в гост и, надеюсь пройти там небольшую практику.
– Так, значит. Интересно! Выходит, мы с тобой коллеги, – повеселев, сразу перешел на «ты» горный начальник. – За это надо выпить И разговор у нас пойдет более откровенный.
Он как-то сразу расположился к симпатичному, рослому парню с теплыми карими глазами и, решив скрасить дорогу дружеской беседой, достал из кейса бутылку коньяку, два лимона и плитку шоколада. Откупорив пробку и налив понемножку в стаканы, нарезал лимон на дольки и провозгласил тост:
– За приятное путешествие, коллега, и за достижение намеченной цели!
Дружно выпили, съели по шоколадке, и сам собой завязался откровенный, дружеский разговор. Уже через полчаса Петр знал, что дела на руднике у Яневича идут неплохо, но шли бы куда лучше, если бы не рэкет – навязывает посредников, в чьих карманах оседает львиная доля прибыли.
В свою очередь, и Петр открыл доброжелательному соседу не только цель своей поездки на Алтай, но и то главное, что терзало его душу, – желание покинуть Москву, чтобы забыть измену любимой девушки и крушение своей любви.
– Значит, бежишь из-за несчастной любви? – искренне посочувствовал ему Лев Ефимович. – Не унывай, Петя! Не ты первый, не ты последний. Перемелется – мука будет! Придет к тебе новая любовь!
По-отечески слегка взъерошил Петру непослушные соломенные волосы и посулил, чтобы приободрить и утешить:
– Тебя непременно ждет успех, коллега! Верная примета: у кого нет счастья в любви, тому всегда везет в делах!
Глава 22. Рискованное предприятие
К платформе Зыряновска поезд подошел точно по расписанию. Среди встречавших Петр Юсупов сразу разглядел кряжистую фигуру Терентия Фомича: в сторонке, у здания станции, он разговаривал с пожилым бородатым мужиком. Увидев вышедшего из вагона Петра, оба устремились к нему навстречу.
– Приветствуем тебя на земле горного Алтая! – радушно произнес Терентий Фомич, протягивая руку. – Знакомься – Егор Анисимович, мой сосед. Доставит нас до дома на своем «уазике».
Петр пожал руку бородатому. Тот располагал к себе открытым лицом и широкой улыбкой. Подхватили его вещи, новели к стоящему неподалеку видавшему виды «уазу» с поднятым брезентовым верхом.
– Здесь нам делать нечего, сразу двинем домой в Добрыниху! – объявил Терентий Фомич. – Тем более Егору нужно еще побывать у себя на работе – он у нас механик в сельхозкооперативе. Покатим с ветерком!
Он взглянул на скованного застенчивостью Петра и добродушно заметил:
– Да ты не робей, паря! Народ у нас простой, гостеприимный – быстро освоишься. Ну как там Москва стоит? Хотя мы здесь телек смотрим! – рассмеялся он. – Как поживают Волошины? Давно от них вестей не было. Когда свадьба-то?
Вопрос вогнал Петра в краску; ждал его, думал по дороге, как объяснит происшедшее родственнику Даши, – и оказался не готов. Уж очень боязно – обидится Фомич, не врать же ему, смягчая обстоятельства в свою пользу.
– Поссорились мы с Дашей. Свадьбы у нас не будет, – собравшись с духом, сообщил Петр. – Предпочла мне другого.
– Во-от, значица, ка-ак? – огорченно протянул Терентий Фомич, с сочувствием взглянув на расстроенное лицо парня, – проникся к нему симпатией с первого знакомства, на него возлагал большие надежды. – Слишком уж много понимают о себе нонешние девицы!
Замолчал, нахмурился и как бы погрузился в воспоминания: лишь спустя несколько минут, не глядя на Петра, заговорил:
– Я ведь понимаю тебя, паря, как никто другой! Всю жизнь провел бобылем, а почему? – Повернулся, поднял на него глаза – в них застыла привычная боль. – Потому что со мной было то же.
Петр промолчал, лишь бросил на него удивленный взгляд. Старик продолжал свою речь и, волнуясь, открыл ему грустную историю своего одиночества. Видно, то, что произошло с Петром, разбередило его незаживающую рану.
– Была у меня большая любовь с одной девушкой – красивой, как Дашутка. Тоже мечтали с ней пожениться. Все шло к свадьбе, но тут на нее обратил внимание один приезжий – районный начальник. А у меня ничего не было. Вот родители ее и уговорили!
– Ну и что? Счастливая у нее семья? – не выдержал Петр.
– Какое там! – печально покачал головой Терентий Фомич. – И года не прожили, разошлись. Два раза ко мне прибегала, плакала. Но простить ей я не смог! Вот и живу один.
– Но ведь были другие женщины?
– Были, и немало, – уже спокойно признался старик. – Разные. Особенно вдовушки меня осаждали. Но так и не смог я никого полюбить.
– А что сталось с той, которую любили?
– Она, как разошлась с мужем, завербовалась куда-то на север. Родители ее, один за другим, померли, и связь оборвалась, – с сожалением произнес Терентий Фомич. – Я, по правде сказать, три раза пытался ее разыскать, а потом плюнул. Привык жить один.
Угрюмо замолчал и вдруг неожиданно спросил:
– А что, Дашутка небось кого-то побогаче подцепила? Она ведь там модель какая-то? Очень уж хороша!
– В общем, да. Этот парень – сынок богатого банкира, – не смог соврать Петр.
– Я так и подумал. Девки сейчас еще расчетливее, чем раньше, – подытожил старик. – Но ты, Петя, не унывай! Будет и на нашей улице праздник! – И тепло взглянул на молодого товарища по несчастью. – Вот увидишь – сделаю тебя богатым! Держись только крепче за Терентия Фомича! – И на этот раз надолго замолчал – крепко задумался. А Петр широко раскрытыми глазами смотрел на великолепные пейзажи горного Алтая, и это постепенно отвлекло его от грустных мыслей.
Поселок Добрыниха раскинулся в предгорье Алтая, на берегу быстрой речки, впадающей в полноводный Иртыш. Основан был старообрядцами, бежавшими из Центральной России от гонений православной церкви. Староверы истово трудились и жили в достатке, – дома у них, как правило, крепкие, за высокими заборами, с крытыми дворами.
В советские времена многие семьи пострадали от коллективизации, раскулачивания и других напастей, население обнищало; однако дедовские избы, добротно срубленные из лучшего строевого леса, по-прежнему крепкие, простоят, казалось, века.
К такому прочному пятистенку, хозяином которого был Терентий Фомич Полторанин, и подкатил «уазик» Егора Анисимовича. Выгрузив соседа и его московского гостя, проехал еще метров пятьдесят и остановился у собственных ворот – они тут же открылись изнутри: его ждали.
Захватив вещи, Терентий Фомич и Петр вошли в дом. Хотя хозяин живет один, внутри чисто, прибрано: дощатые полы вымыты, даже выскоблены; занавески на окнах, покрывала на кроватях безукоризненно выстираны; на подоконниках и лавках ни пылинки.
– Это у меня соседская Клавка, дочь Егора, хозяйствует, – объяснил Фомич, поймав удивленный взгляд гостя. – Она и обед на два дня мне готовит. Ну а об остальном самому приходится заботиться.
– Она что же: родней доводится? Или помогает за плату? – поинтересовался Петр и деловито добавил: – Я тоже буду участвовать – ведь теперь ей придется готовить на двоих.
– У нас тут все немножко родственники – полдеревни Полтораниных. Хотя близкой моей родни здесь никого не осталось, – невесело усмехнулся хозяин. – А Клавдия старается потому, что я дом по завещанию на нее отписал: прямых наследников у меня нет.
Фомич провел гостя по просторной избе, состоящей из большой светлой горницы и еще двух небольших комнатушек, разделенных русской печью. Зайдя в одну, указал рукой на металлическую кровать с панцирной сеткой.
– Это твоя комната, Петя! Вот тут будешь спать. Сюда вещи свои складывай, а одежу повесь на гвозди, – распорядился он. – Инструмент оставь в сенях. Мы опосля с ним разберемся.
Петр хотел пойти за вещами, но Фомич его остановил:
Особливо не увлекайся, еще успеешь обустроиться. Лучше ополоснись с дороги. Пособишь нам с Клавдией приготовить все, что надо для угощения. Она сейчас прибежит. Отпразднуем с соседями твой приезд.
Только успел Петр умыться и немного разобраться в своей комнатке, как по голосам, доносившимся из горницы, понял, что пришла Клава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Ладно, уговорили! – весело согласился Петр. – Наверно, Фомичу приятно будет знать, что о нас с ним так заботятся. Если что еще понадобится, надеюсь, вы нам пришлете.
– Немедленно! – заверила сына Светлана Ивановна. – Дайте только знать! И вообще, Петенька, звони нам почаще, – добавила она жалобно. – Чтобы мы все тут поменьше за тебя волновались!
– Мы знаем, всех нас любить, но не забывай, чему я тебя учила, – сочла нужным присовокупить бабушка. – Нет возможности позвонить – пиши!
Видя, что сын уже тяготится обилием нравоучений, Михаил Юрьевич предложил:
– А не пора ли нам, господа-товарищи, перейти к более приятной процедуре – сесть за стол и как положено по русскому обычаю проводить Петю в дальнюю дорогу?
– И правда, все вроде уже собрали, время передохнуть! – встрепенулась Вера Петровна. – Пойдем, Светочка, накрывать на стол! Накормим Петеньку так, чтобы на далеком Алтае почаще вспоминал о родном доме!
В день отъезда Петр проснулся рано от тяжелого сна. Накануне допоздна всей семьей (кроме сестричек) просидели за столом, обсуждая, что ждет его на Алтае. Возможно, от вкусной, обильной еды или от выпитого, но всю ночь ему снилась какая-то чертовщина, а под утро подсознание полностью переключилось на любовную драму.
Сначала, как наяву, видел Дашу в объятиях ненавистного Кирилла – тот издевательски над ним смеялся, и Петр вновь до боли в сердце страдал от ее измены. Потом она прибегала к нему, просила прощения, вешалась на шею, а он гневно ее отвергал, страдая от этого еще сильнее. Наконец, когда уже решил ее простить, она вдруг исчезла и он нигде не мог ее найти.
Совершенно измученный и разбитый, в скверном настроении, он проснулся и посмотрел на часы: вставать еще рано, но спать больше не хочется. Наверно, от духоты, да и выпил вчера лишнего. Вылез из постели, подошел к окну, распахнул его настежь…
Погода на улице под стать настроению: сплошная облачность, непрерывно льет дождь… Постояв у окна и набрав в легкие влажной прохлады, Петр почувствовал себя бодрее и пошел в ванную. Там, под струями холодного душа, окончательно пришел в себя, однако настроение не улучшилось.
Неужели не сможет справиться с собой и забыть эту предательницу? Как все же хочется хоть на миг увидеть ее перед отъездом – несмотря ни на что. Ее измена непонятна; узнать бы в чем дело… Но всякие объяснения его унизят, это точно.
Услышав, что он проснулся, поднялись и захлопотали мать и бабушка. Вера Петровна занялась завтраком, а Светлана Ивановна стала собирать все, что сын должен взять с собой. Встали и мужчины; профессор чувствовал себя неважно; с учетом плохой погоды решили, что на вокзал, проводить Петра, поедут только родители.
Позавтракав и выпив на посошок, погрузили вещи в «сааб», и машина отца, набирая скорость, помчалась на площадь трех вокзалов, увозя Петра от родного дома на Патриарших прудах навстречу новой, неизвестной, заманчивой и опасной жизни. Ехали молча, погруженные в свои мысли и, вероятно, думая об одном и том же.
До отхода поезда оставалось всего десять минут; устроив сына в удобном купе СВ (на этом настоял профессор), Михаил Юрьевич и Светлана Ивановна вышли проститься на перрон. Обнялись, расцеловались, мать всплакнула… и вот уже Петр из тамбура отъезжающего вагона машет на прощание родителям, унося в памяти дорогие лица.
Когда перрон вокзала остался далеко позади, Петр вернулся в свое купе. Там уже расположился респектабельный господин, на вид около пятидесяти; пониже среднего роста.
– Давайте знакомиться, – добродушно предложил сосед, протягивая Петру руку. – Яневич Лев Ефимович, коммерческий директор рудника; возвращаюсь домой из командировки. А вы, мой юный друг?
– Студент третьего курса Горного института Петр Юсупов, – улыбнулся в ответ его молодой попутчик. – Еду в маленький поселок под Зыряновском в гост и, надеюсь пройти там небольшую практику.
– Так, значит. Интересно! Выходит, мы с тобой коллеги, – повеселев, сразу перешел на «ты» горный начальник. – За это надо выпить И разговор у нас пойдет более откровенный.
Он как-то сразу расположился к симпатичному, рослому парню с теплыми карими глазами и, решив скрасить дорогу дружеской беседой, достал из кейса бутылку коньяку, два лимона и плитку шоколада. Откупорив пробку и налив понемножку в стаканы, нарезал лимон на дольки и провозгласил тост:
– За приятное путешествие, коллега, и за достижение намеченной цели!
Дружно выпили, съели по шоколадке, и сам собой завязался откровенный, дружеский разговор. Уже через полчаса Петр знал, что дела на руднике у Яневича идут неплохо, но шли бы куда лучше, если бы не рэкет – навязывает посредников, в чьих карманах оседает львиная доля прибыли.
В свою очередь, и Петр открыл доброжелательному соседу не только цель своей поездки на Алтай, но и то главное, что терзало его душу, – желание покинуть Москву, чтобы забыть измену любимой девушки и крушение своей любви.
– Значит, бежишь из-за несчастной любви? – искренне посочувствовал ему Лев Ефимович. – Не унывай, Петя! Не ты первый, не ты последний. Перемелется – мука будет! Придет к тебе новая любовь!
По-отечески слегка взъерошил Петру непослушные соломенные волосы и посулил, чтобы приободрить и утешить:
– Тебя непременно ждет успех, коллега! Верная примета: у кого нет счастья в любви, тому всегда везет в делах!
Глава 22. Рискованное предприятие
К платформе Зыряновска поезд подошел точно по расписанию. Среди встречавших Петр Юсупов сразу разглядел кряжистую фигуру Терентия Фомича: в сторонке, у здания станции, он разговаривал с пожилым бородатым мужиком. Увидев вышедшего из вагона Петра, оба устремились к нему навстречу.
– Приветствуем тебя на земле горного Алтая! – радушно произнес Терентий Фомич, протягивая руку. – Знакомься – Егор Анисимович, мой сосед. Доставит нас до дома на своем «уазике».
Петр пожал руку бородатому. Тот располагал к себе открытым лицом и широкой улыбкой. Подхватили его вещи, новели к стоящему неподалеку видавшему виды «уазу» с поднятым брезентовым верхом.
– Здесь нам делать нечего, сразу двинем домой в Добрыниху! – объявил Терентий Фомич. – Тем более Егору нужно еще побывать у себя на работе – он у нас механик в сельхозкооперативе. Покатим с ветерком!
Он взглянул на скованного застенчивостью Петра и добродушно заметил:
– Да ты не робей, паря! Народ у нас простой, гостеприимный – быстро освоишься. Ну как там Москва стоит? Хотя мы здесь телек смотрим! – рассмеялся он. – Как поживают Волошины? Давно от них вестей не было. Когда свадьба-то?
Вопрос вогнал Петра в краску; ждал его, думал по дороге, как объяснит происшедшее родственнику Даши, – и оказался не готов. Уж очень боязно – обидится Фомич, не врать же ему, смягчая обстоятельства в свою пользу.
– Поссорились мы с Дашей. Свадьбы у нас не будет, – собравшись с духом, сообщил Петр. – Предпочла мне другого.
– Во-от, значица, ка-ак? – огорченно протянул Терентий Фомич, с сочувствием взглянув на расстроенное лицо парня, – проникся к нему симпатией с первого знакомства, на него возлагал большие надежды. – Слишком уж много понимают о себе нонешние девицы!
Замолчал, нахмурился и как бы погрузился в воспоминания: лишь спустя несколько минут, не глядя на Петра, заговорил:
– Я ведь понимаю тебя, паря, как никто другой! Всю жизнь провел бобылем, а почему? – Повернулся, поднял на него глаза – в них застыла привычная боль. – Потому что со мной было то же.
Петр промолчал, лишь бросил на него удивленный взгляд. Старик продолжал свою речь и, волнуясь, открыл ему грустную историю своего одиночества. Видно, то, что произошло с Петром, разбередило его незаживающую рану.
– Была у меня большая любовь с одной девушкой – красивой, как Дашутка. Тоже мечтали с ней пожениться. Все шло к свадьбе, но тут на нее обратил внимание один приезжий – районный начальник. А у меня ничего не было. Вот родители ее и уговорили!
– Ну и что? Счастливая у нее семья? – не выдержал Петр.
– Какое там! – печально покачал головой Терентий Фомич. – И года не прожили, разошлись. Два раза ко мне прибегала, плакала. Но простить ей я не смог! Вот и живу один.
– Но ведь были другие женщины?
– Были, и немало, – уже спокойно признался старик. – Разные. Особенно вдовушки меня осаждали. Но так и не смог я никого полюбить.
– А что сталось с той, которую любили?
– Она, как разошлась с мужем, завербовалась куда-то на север. Родители ее, один за другим, померли, и связь оборвалась, – с сожалением произнес Терентий Фомич. – Я, по правде сказать, три раза пытался ее разыскать, а потом плюнул. Привык жить один.
Угрюмо замолчал и вдруг неожиданно спросил:
– А что, Дашутка небось кого-то побогаче подцепила? Она ведь там модель какая-то? Очень уж хороша!
– В общем, да. Этот парень – сынок богатого банкира, – не смог соврать Петр.
– Я так и подумал. Девки сейчас еще расчетливее, чем раньше, – подытожил старик. – Но ты, Петя, не унывай! Будет и на нашей улице праздник! – И тепло взглянул на молодого товарища по несчастью. – Вот увидишь – сделаю тебя богатым! Держись только крепче за Терентия Фомича! – И на этот раз надолго замолчал – крепко задумался. А Петр широко раскрытыми глазами смотрел на великолепные пейзажи горного Алтая, и это постепенно отвлекло его от грустных мыслей.
Поселок Добрыниха раскинулся в предгорье Алтая, на берегу быстрой речки, впадающей в полноводный Иртыш. Основан был старообрядцами, бежавшими из Центральной России от гонений православной церкви. Староверы истово трудились и жили в достатке, – дома у них, как правило, крепкие, за высокими заборами, с крытыми дворами.
В советские времена многие семьи пострадали от коллективизации, раскулачивания и других напастей, население обнищало; однако дедовские избы, добротно срубленные из лучшего строевого леса, по-прежнему крепкие, простоят, казалось, века.
К такому прочному пятистенку, хозяином которого был Терентий Фомич Полторанин, и подкатил «уазик» Егора Анисимовича. Выгрузив соседа и его московского гостя, проехал еще метров пятьдесят и остановился у собственных ворот – они тут же открылись изнутри: его ждали.
Захватив вещи, Терентий Фомич и Петр вошли в дом. Хотя хозяин живет один, внутри чисто, прибрано: дощатые полы вымыты, даже выскоблены; занавески на окнах, покрывала на кроватях безукоризненно выстираны; на подоконниках и лавках ни пылинки.
– Это у меня соседская Клавка, дочь Егора, хозяйствует, – объяснил Фомич, поймав удивленный взгляд гостя. – Она и обед на два дня мне готовит. Ну а об остальном самому приходится заботиться.
– Она что же: родней доводится? Или помогает за плату? – поинтересовался Петр и деловито добавил: – Я тоже буду участвовать – ведь теперь ей придется готовить на двоих.
– У нас тут все немножко родственники – полдеревни Полтораниных. Хотя близкой моей родни здесь никого не осталось, – невесело усмехнулся хозяин. – А Клавдия старается потому, что я дом по завещанию на нее отписал: прямых наследников у меня нет.
Фомич провел гостя по просторной избе, состоящей из большой светлой горницы и еще двух небольших комнатушек, разделенных русской печью. Зайдя в одну, указал рукой на металлическую кровать с панцирной сеткой.
– Это твоя комната, Петя! Вот тут будешь спать. Сюда вещи свои складывай, а одежу повесь на гвозди, – распорядился он. – Инструмент оставь в сенях. Мы опосля с ним разберемся.
Петр хотел пойти за вещами, но Фомич его остановил:
Особливо не увлекайся, еще успеешь обустроиться. Лучше ополоснись с дороги. Пособишь нам с Клавдией приготовить все, что надо для угощения. Она сейчас прибежит. Отпразднуем с соседями твой приезд.
Только успел Петр умыться и немного разобраться в своей комнатке, как по голосам, доносившимся из горницы, понял, что пришла Клава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67