– Ничего…
– Покажите-ка мне, – живо вмешалась Белинда. – Люблю анаграммы и кроссворды. И неплохо их решаю.
И она тут же убедила меня, что не хвастается:
– Это надо перевернуть. 02.00.19. Два часа утра девятнадцатого, то есть завтра.
– Совсем недурно, – похвалил я. Мне самому понадобилось полчаса, чтобы до этого дойти.
– И что должно тогда произойти? – подозрительно спросила Мэгги.
– Тот, кто дал мне эти цифры, забыл объяснить, – ответил я уклончиво, потому что уже по горло был сыт собственным враньем. – Ну, теперь ты, Мэгги. Она села и разгладила свое зеленое хлопчатобумажное платьице, которое выглядело как бы сильно отжатым после тщательной стирки.
– Я надела в парк это новое платье. Труди его еще не видела, и платок, потому что дул ветер, и…
– И темные очки.
– Именно, – сбить ее с толку было нелегко. Прогуливалась с полчаса, уступая дорогу пенсионерам и детским коляскам. А потом ее увидела… верней эту огромную, толстую, старую… старую…
– Ведьму?
– Ведьму. Она была одета так, как вы говорили. А потом заметила Труди – в белом платье с длинными рукавами. Она никак не могла устоять на месте, скакала, как овечка, – Мэгги помолчала и добавила задумчиво, – она и вправду славная.
– У тебя очень добрая душа, Мэгги.
Она уловила колкость и продолжала деловым тоном:
– Время от времени они присаживались на лавку. Я сидела на другой, шагах в тридцати, и глядела из-за журнала. Голландского.
– Хороший вкус, – похвалил я.
– Потом Труди начала заплетать косичку этой кукле…
– Какой кукле?
– Той, которую держала в руках, – терпеливо объяснила Мэгги. – Если вы будете все время перебивать, мне не припомнить всех подробностей. Итак, когда она это делала, подошел мужчина и сел рядом с ними. Высокий, в темной одежде со стоячим воротником, с седыми усами и волосами. Он выглядел очень мило…
– Не сомневаюсь, – вставил я машинально, легко представив себе преподобного Таддеуша Гудбоди, человека очаровательного, может быть, за исключением половины четвертою утра.
– Труди он явно очень нравится. Через несколько минут она обняла его за шею и что-то шепнула на ухо. Он сделал вид, что огорчен, но не всерьез, полез в карман и что-то сунул ей в руку. Наверно, деньги. – Я уже хотел спросить, уверена ли она, что не шприц, но не стал ее смущать. – Потом Труди встала, прижимая к себе куклу, и побежала к тележке мороженщика. Купила рожок и направилась прямо ко мне.
– И ты ушла?
– Заслонилась журналом, – с достоинством ответила Мэгги. – Но это была излишняя предосторожность. Она прошла совсем рядом со мной к другому открытому лотку, который стоял в двадцати шагах.
– Чтобы поглазеть на кукол?
– Откуда вы знаете? – Мэгги и не пыталась скрыть разочарование.
– С каждого второго лотка в Амстердаме продаются куклы.
– Она не только смотрела – трогала их, гладила. Старик-лоточник пытался изображать, что сердится, но разве можно сердиться на такую девушку? Она обошла вокруг лотка и вернулась на лавку. И все время потчевала куклу мороженым.
– И ничуть не огорчалась, что кукла его не хочет. А что тем временем поделывали старуха и священник?
– Беседовали. Видимо, им было, о чем поговорить. Когда Труди вернулась, они еще немного поболтали, пастор похлопал Труди по плечу, потом поднялись, он снял шляпу, поклонился старухе, как вы ее называете, и все трое ушли.
– Идиллическая картинка. Ушли вместе?
– Нет. Он пошел в другую сторону.
– Ты не пыталась идти за кем-нибудь из них?
– Нет.
– Послушная девочка. А за тобой не следили?
– Не думаю.
– Не думаешь?
– Вместе со мной уходила целая куча людей. Человек пятьдесят-шестьдесят. Было бы глупо утверждать, что никто меня не видел. Но сюда никто за мной не шел.
– А ты, Белинда?
– Почти напротив этого маленького отеля «Париж» есть кафе. В отель входило и выходило из него множество девушек. Но только за четвертой чашкой кофе я распознала одну из тех, что были вчера вечером в церкви. Такая высокая, с каштановыми волосами, сногсшибательная, как выразились бы вы.
– Откуда ты знаешь, как бы я выразился? Вчера она была одета монахиней?
– Да.
– Как же ты могла увидеть, что у нее каштановые волосы?
– У нее родинка высоко на левой щеке.
– И черные брови? – вставила Мэгги.
– Точно, она, – откликнулась Белинда.
Я сдался. Нельзя было не верить им. Когда одна красивая девушка приглядывается к другой красивой девушке, ее глаза превращаются в мощнейшие телескопы.
– Я шла за ней до Калверстраат, – продолжала Белинда. – Тут она вошла в большой магазин. И, казалось, кружит по залу без всякой определенной цели, но это была только видимость, потому что довольно скоро она остановилась у прилавка с надписью «Сувениры – только на экспорт». Как бы нехотя оглядела полки, но я видела, что интересуется она одними куклами.
– Ну-ну, – прервал я ее. – Снова куклы. С чего ты взяла, что она интересуется именно ими?
– Просто видела, – ответила Белинда тоном человека, силящегося описать разнообразные цвета слепому от рождения. – А чуть позже стала очень внимательно разглядывать одну группу кукол, некоторое время словно сомневаясь, какую выбрать, но я знала, что никаких сомнений у нее нет… – Я благоразумно молчал. – Что-то сказала продавщице, и та записала это на листке.
– Это длилось столько времени, сколько надо для…
– Для того, чтобы записать обычный адрес. – Белинда как будто не слышала. – Потом эта девушка заплатила и ушла.
– И ты пошла за ней?
– Нет. Я тоже послушная девочка?
– Да.
– И никто за мной не шел.
– Не следил? А в магазине? Например, какой-нибудь полный мужчина средних лет?
Белинда расхохоталась:
– Целая толпа толстых…
– Ну, хорошо, хорошо. Толпа толстых мужчин средних лет проводит кучу времени, наблюдая за тобой. А заодно – масса молодых и худых. Меня это вовсе не удивляет, – я помолчал. – Дорогие мои двойняшки, я очень люблю вас обеих.
Они переглянулись.
– Очень мило, – пробормотала Белинда.
– Только профессионально, мои дорогие, только профессионально. Должен сказать, что оба ваших доклада превосходны. Белинда, ты видела куклу, которую выбрала девушка?
– Мне платят как раз за то, что я кое-что вижу, – скромно заметила она.
Я пристально взглянул на нее, но пропустил иронию мимо ушей.
– Отлично. Это была кукла в костюме с Хейлера. Такая, как те, что мы с тобой видели в магазине.
– Откуда вы знаете?
– Мог бы ответить, что я ясновидящий. Мог бы сказать, что гений. В действительности же у меня есть доступ к некоторой информации, которого у вас нет.
– Ну так поделитесь с нами! – Это, конечно, предложила Белинда.
– Нет.
– Почему?
– Потому что в Амстердаме есть люди, которые могли бы вас схватить, запереть в укромной темной комнате и заставить говорить.
Наступила долгая пауза. Потом Белинда спросила:
– А вы бы не заговорили?
– Возможно, и заговорил бы, – признался я. – Но прежде всего им было бы нелегко упрятать меня в эту укромную комнату. – Я показал им приходную книгу. – Кто-нибудь из вас когда – либо слышал о Кастель Линден? Нет? Я тоже. Однако оказывается, что оттуда нашим приятелям Моргенштерну и Муггенталеру поставляют большую часть часов с маятниками.
– Ну и что? – спросила Мэгги.
– Понятия не имею, – солгал я. – Но может, тут есть какая-то ниточка. Попросил было Астрид, чтобы проследила происхождение некоего типа часов. Вы же знаете, что у нее была масса разнообразных знакомств, каких она вовсе не хотела. Но теперь ее нет. Так что займусь этим завтра сам.
– Мы это сделаем сегодня – возразила Белинда. – Можем поехать в этот Кастель и…
– Если вы это сделаете, то очутитесь в первом же самолете, отлетающем в Англию. У меня нет ни малейшего желания тратить время – и вытаскивать вас со дна рва, окружающего этот замок. Ясно?
– Да, – послушно ответили обе. И меня встревожило, что они вовсе не считают меня таким грозным, как должны бы.
Я собрал бумаги и встал.
– Остаток дня у вас свободен. Увидимся завтра утром.
Странное дело, их не особенно обрадовало, что столько времени – в полном их распоряжении. Мэгги поинтересовалась:
– А вы?
– Прокачусь автомобилем в деревню. Чтобы прояснилось в голове. Потом сосну. А вечером, возможно, прогуляюсь на пароходе.
– Этакое романтическое ночное плавание по каналам, – Белинда старалась говорить беззаботно, но у нее не получалось. – Вам ведь понадобится кто-то, кто бы вас охранял, а? Я тоже поеду.
– В другой раз. А вы не выбирайтесь на каналы. Даже не приближайтесь к каналам. И держитесь подальше от ночных ресторанов. А более всего сторонитесь порта и того магазина.
– Вы тоже никуда не выбирайтесь нынче вечером!
Я взглянул на Мэгги. За пять лет она никогда не обращалась ко мне так резко и отчаянно и тем более никогда не указывали, мне, что я должен делать. Она схватила меня за руку, что тоже было неслыханно:
– Ну пожалуйста!..
– Мэгги!
– Вы обязательно должны сегодня плыть этим пароходом?
– Но, Мэгги…
– В два часа ночи?
– Что происходит, Мэгги? Это на тебя не похоже…
– Не знаю. Впрочем, знаю. У меня мурашки по спине ходят.
– Призови их к порядку.
Белинда сделала шаг ко мне.
– Мэгги права. Вы не должны сегодня ехать. – Губы ее дрожали.
– И ты туда же, Белинда?
– Пожалуйста!
В комнате воцарилось странное напряжение, которого я никак не мог понять. На лицах у обеих застыло умоляющее выражение, в глазах – чуть ли не отчаяние, словно я сообщил, что намереваюсь прыгнуть со скалы.
– Мэгги, хочет, чтобы вы с нами не расставались, – сказала Белинда. Мэгги кивнула:
– Не уходите сегодня вечером. Останьтесь с нами.
– Черт побери! – наконец-то вырвалось у меня. – Когда в следующий раз мне будет нужна помощь за границей, привезу с собой девушек потверже. – Я хотел обойти их, идя к двери, но Мэгги загородила дорогу, поднялась на цыпочки и поцеловала меня. Секундой позже Белинда сделала то же самое.
– Очень нехорошо для дисциплины, – выдавил я, сбитый с толку. Правда, очень плохо…
Открыв дверь, я обернулся проверить, согласны ли они со мной. Однако они ничего не сказали, только стояли с невыразимо печальными лицами. Я раздраженно тряхнул головой и вышел. Возвращаясь в «Рембрандт», я купил упаковочную бумагу и шнур. У себя в номере завернул костюм, уже более или менее обретший форму после непредвиденной «стирки» прошлой ночью, написал на свертке фиктивную фамилию и адрес и отнес в гостиничную контору. Управляющий был на своем посту.
– Где ближайшее почтовое отделение? – спросил я.
– Мое почтение, господин, – изысканное дружеское приветствие было автоматическим, управляющий уже не улыбался. – Мы можем это устроить.
– Благодарю, но хочу отправить лично.
– А, понимаю! – Ничего он не понимал, в особенности того, – что я не хотел давать повода ни для вскидывания бровей, ни для морщин на лбу при виде господина Шермана, выходящего с большим свертком под мышкой. Он дал мне адрес, который вовсе не был нужен.
Я сунул сверток в багажник полицейской машины и двинулся через город и предместье, пока наконец не оказался в сельских окрестностях. Я ехал вдоль Зейдер-Зее, но не мог его увидеть из-за дамбы, тянущейся по правой стороне дороги. Слева тоже для осмотра было немногое: голландский пейзаж сотворен не для того, чтобы ввергать туриста в экстаз.
Наконец я добрался до указателя «Хейлер – 5 км», несколькими сотнями ярдов дальше свернул с шоссе влево и вскоре остановился на маленькой деревенской площади, словно сошедшей с открытки. На площади была почта, а перед почтой – телефонная будка. Я запер на ключ багажник и автомобиль и оставил его там. Потом вернулся на главное шоссе, перешел его и вскарабкался на покатую, поросшую травой дамбу, с которой мог взглянуть на Зейдер-Зее. Бодрящий бриз голубил и белил воды в позднем послеполуденном солнце, вот, пожалуй и все, что можно было сказать об открывшемся виде, где выделялся один-единственный элемент – остров, лежащий к северо-востоку, примерно в миле от берега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33