он перелез через ограждение балкона, встал на выступ и дошел до
юго-восточного угла, где спустился на этаж ниже по резным каменным лицам
химер и геометрическим фигурам. Еще минут через восемь-девять он ступил на
балкон номеров Чесны и вошел внутрь, закрыв за собой балконные двери.
Только теперь он почувствовал, что можно перевести дыхание. Но где же
Чесна? Все еще на сборище Бримстонского клуба, конечно. Возможно, ему тоже
следовало еще разок появиться, но только не в разодранном соколом
смокинге. Он прошел в ванную и вычистил все следы крови из-под ногтей на
правой руке, потом переоделся в свежую белую сорочку и надел темно-серый
костюм с лацканами из черного бархата. Он снова надел прежний белый
галстук-бабочку, поскольку на нем кровавых пятен не оказалось. Туфли у
него поцарапались, но ничего, сойдет. Он быстро огляделся в зеркале, чтобы
убедиться, что не пропустил нигде красного пятнышка или золотистого
перышка, а затем покинул номера и спустился на лифте в фойе.
Собрание членов Бримстонского клуба явно уже закончилось, потому что
фойе кишело нацистскими офицерами и их подругами. Из хорошо промытых пивом
глоток вырывался хохот. Майкл поискал в толпе Чесну и почувствовал, как
чья-то рука легла ему на плечо.
Он обернулся и оказался лицом к лицу с Гарри Сэндлером.
- Я разыскивал вас. Повсюду, - сказал Сэндлер. Глаза у него были
красные, рот влажный и слегка раскрытый. - Куда вы уходили? - Пиво
довершило то, что начало вино.
- Погулять, - ответил Майкл. - Я почувствовал себя не совсем хорошо.
Вы не видели Чесну?
- Да, она тоже искала вас. Просила меня помочь. Хорошее было
представление, правда?
- Так где же Чесна? - повторил Майкл и высвободился из-под руки
Сэндлера.
- Последний раз я видел ее во дворе. Там. - Он кивнул в сторону
выхода. - Она думала, что вы решили уехать назад домой и пособирать
немного тюльпаны. Пойдемте, я приведу вас к ней. - Сэндлер жестом показал
ему следовать за ними, и охотник на крупную дичь пошел, пошатываясь и
качаясь, через фойе.
Майкл заколебался. Сэндлер остановился. - Пойдемте же, барон. Она
ищет своего любимого мальчика.
Он пошел за Сэндлером сквозь толпу к выходу из "Рейхкронена". Как
выйти из ситуации с распотрошенным соколом, он не знал. Но Чесна - умная,
очаровательная женщина; она что-нибудь придумает. Он был рад тому, что
Мышонок не видел того ужасного "представления", потому что от него у
маленького человечка могли бы разрушиться последние иллюзии. Одно было
Майклу совершенно ясно: им нужно найти то, над чем работал Густав
Гильдебранд. И если возможно, им нужно попасть на Скарпу. Но Норвегия так
далеко от Берлина, и в Берлине еще так много опасностей. Майкл спустился
за Сэндлером по ступенькам, на которых охотник чуть не потерял равновесие
и не свернул себе шею, что очень способствовало бы выполнению той задачи,
которую Майкл собрался очень скоро выполнить. Они перешли через двор, где
на камнях скопились дождевые лужи.
- Где она? - спросил Майкл, шагая за Сэндлером.
- Туда. - Он показал в сторону темной полосы реки. - Там сад. Может,
вы мне расскажете, что за цветы в нем. Хорошо?
Майкл уловил что-то в голосе этого человека. Жесткость сквозь пьяное
бормотание. Его шаги замедлились. Ему пришло в голову, что Сэндлер сейчас
пошел быстрее, не пошатываясь на неровных каменных плитах. Сэндлер был не
так пьян, как притворялся. Так что все это значит?..
Сэндлер сказал: - А вот и он, - спокойным, трезвым голосом. Из-за
обломков обвалившейся каменной стены выступил человек. На нем был длинный
серый плащ, на руках черные перчатки.
Позади Майкла послышались звуки: подошвы сапог, скребущие по камню.
Майкл повернулся и увидел еще одного человека в сером плаще, почти сразу
за собой. Человек сделал два длинных шага, и рука, уже занесенная,
обрушилась на него. Кастет, зажатый в руке, ударил Майкла сбоку по голове
и сбил его на колени.
- Быстрее, - торопил Сэндлер. - Берите его, черт возьми.
Подкатил черный автомобиль. Майкл, оглушенный болью, услышал, как
открылась дверца. Нет, не дверца. Что-то более тяжелое. Крышка багажника?
Его подняли, и его стоптанные туфли проволочились по камню. Его тело
обмякло; все произошло так быстро, что мозг у него не мог прийти в себя.
Двое мужчин подтащили его к багажнику автомобиля.
- Живее, - прошипел Сэндлер.
Майкла подняли, и он понял, что они собираются сложить его как багаж
и бросить в резко пахнувший багажник.
О, нет, - решил он. Этого он не даст им сделать, только не это.
Он напряг мышцы и ударил назад правым локтем, попал во что-то
костистое и услышал, как какой-то человек выругался. Его сильно ударили
кулаком по почкам, рука обхватила его сзади за горло. Майкл забился,
пытаясь ослабить хватку. Если бы только я мог встать на землю, думал он,
теряя силы, я бы...
Он услышал в воздухе свист и понял, что опять на него летит кастет.
Его ударило в затылок, отчего посреди белого призрачного пейзажа в голове
запрыгали черные искры.
Резная вонь. Звук крышки гроба, захлопнувшейся над ним. Нет. Крышки
багажника. Моя голова... о, моя голова...
Он услышал шум хорошо отлаженного мотора. Автомобиль двинулся.
Майкл попытался подняться, и, когда он все же сделал это, стальной
кулак боли сомкнулся над ним и подмял под себя.


ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ПОСЛЕДНИЙ ЦВЕТ ЮНОСТИ

1
Одним летним утром четырнадцатого года жизни Михаила, когда солнце
согрело землю и лес расцветился зеленью, словно юношеские мечты, по нему
бежал черный волк.
Он теперь уже научился быть ловким, учителями его были Виктор и
Никита. Нужно крутануть тело задними лапами, тормознуть и развернуться
передом. Всегда помни, что именно у тебя под лапами: мягкая земля, грязь,
камни, песок. Все это требует разного касания, разного усилия мышц тела.
Иногда мускулы должны быть как натянутые струны, иногда вялы как старая
резина.
- Но, - и это очень важно, - сказал Виктор, - постоянно надо четко
сознавать, где ты и что делаешь.
Это выражение Виктор употреблял много раз, вбивая в пытливый мозг
Михаила, как согнутый гвоздь. Сознавай, где ты и что делаешь. Ощущай
собственное тело, ровный шум в легких, толчки крови, действия мышц и
сухожилий и ритм движения четырех лап. Ощущай солнце в небе и помни, куда
бежишь. Помни, что тебя окружает и как попасть обратно домой. Следи не
только за тем, что перед тобой, но и за тем, что справа, слева, сзади,
вверху и внизу. Обращай внимание на следы мелкой дичи и звуки животных,
убегающих от твоего запаха. Всегда сознавай все это и еще многое другое.
Михаил никогда не думал, что быть волком - такая тяжелая работа.
Но постепенно это становилось его второй натурой. Боли при изменениях
облика уменьшились, хотя Виктор сказал ему, что полностью они никогда не
исчезнут. Боль, как понял Михаил, это доказательство жизни. И к тому же
боли от превращения были ничтожной ценой за то восторженное состояние,
которое Михаил испытывал каждый раз, когда его тело скакало по лесу на
четырех лапах, а мускулы ходили волнами под покрытой шерстью кожей, и
ощущение силы, превосходившее все известное ему ранее. Он был еще
маленьким волчонком, но Виктор говорил, что он вырастет. Ты - способный
ученик, говорил Виктор. У тебя ясная голова на плечах. В те сухие
августовские дни Михаил большую часть времени проводил в волчьем облике,
чувствуя себя в облике мальчика слабым и беззащитным, как личинка бабочки.
Спал он очень мало; каждый день и каждая ночь приносили новые
открытия, новые события, увиденные глазами, которые ничего не упускали.
Предметы, обычные для человеческого глаза, становились откровением для
видения волка: дождь был потоком мерцавших красок, следы мелких животных в
высокой траве были очерчены слабым голубым свечением от тепла тел, сам
ветер казался загадочным живым существом, разносившим информацию о жизни и
смерти других по всему лесу.
И луна. Ох уж эта луна!
Волчий глаз видел ее совсем по-другому. Бесконечно привлекательная
серебристая дыра в ночи, иногда окаймленная ярко голубым, иногда багрово,
иногда оттенком, не поддающимся описанию. Лунный свет падал серебряными
стрелами, освещая лес как собор. Это было самое красивое сияние, какое
когда-либо видел Михаил, и в этой благоговейной красоте волки - даже
трехногий Франко - собирались на высоких скалах и пели. Песни были
гимнами, в которых печаль смешивалась с радостью. Мы живем, говорилось в
них, и хотим жить в веках. Но жизнь преходяща, как преходящ свет луны на
небесах, и глаза волков и людей обязательно потускнеют и закроются.
Но мы все же поем, поем, пока есть еще такой свет, как свет луны!
Михаил бежал уже просто ради захватывающего удовольствия бегать.
Иногда, когда он возвращался в человечье обличье после многих часов,
проведенных на лапах, ему бывало трудно удерживать равновесие на двух
ногах. Они были слабыми белыми подпорками и их нельзя было заставить
бежать так же быстро. Скорость - вот что влекло Михаила; способность
двигаться рывками правых и левых лап, действуя хвостом как рулем,
удерживая равновесие на поворотах. Виктор стал жаловаться, что он слишком
восторгается возможностями своего тела и пренебрегает занятиями. Не только
изменение обличья было чудом природы, говорил Виктор; им был еще и мозг в
черепе волка, который мог следовать за запахом подраненного оленя по ветру
- и в то же самое время декламировать Шекспира.
Михаил проскочил сквозь кусты и нашел прудик в углублении,
окаймленном камнями. Прохладный ветерок от воды в такой жаркий пыльный
день был полон притягательности. Некоторые вещи человечий мальчик мог
делать лучше, чем волк, и одной из них было плавание. Он покатился по
мягкой траве просто ради доставляемого этим удовольствия, потом,
запыхавшись, лег на бок и отдался превращению. Как оно точно происходило,
для него все еще оставалось загадкой: оно начиналось с представления себя
мальчиком, точно также, как он воображал себя волком, когда желал
превратиться в другом направлении. Чем более всеобъемлюще и детально он
представлял себе свое облик, тем быстрее и легче происходило превращение.
Это было вопросом сосредоточенности, тренировки мозга. Конечно, трудности
были, иногда отказывались подчиняться то рука, то нога, а однажды голова у
него заартачилась. Подобные вещи вызывали большое веселье других членов
стаи, но весьма заметное недовольство самого Михаила. Однако с практикой
он становился все более умелым. Как говорил ему Виктор, Рим не один день
строился.
Михаил прыгнул в воду, и она сомкнулась над его головой. Он выскочил,
задохнувшись, а потом изогнулся белым телом и нырнул в глубину. Когда он
коснулся каменистого дна, то вспомнил, как и где он впервые научился
плавать: еще ребенком, под присмотром матери, в большом закрытом бассейне
в Санкт-Петербурге. А был ли он там в действительности? Был ли он
розовощеким застенчивым малышом, носившим рубашки с высокими воротничками
и бравшим уроки игры на фортепиано? Сейчас это казалось таким далеким,
незнакомым миром, и лица всех людей, живших в том мире, почти стерлись из
его памяти. Реальной была только его теперешняя жизнь в лесу.
Он в несколько гребков доплыл до берега и, когда замотал головой,
стряхивая с волос воду, услышал женский смех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106