А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Нет, Игнацко, не думай, я не жалуюсь. Да, мне доводилось участвовать в рискованных операциях, но ведь служба такая, и я пошел на нее добровольно. Но дурака из себя делать не позволю!» Все это Якуб Калас хотел сказать главному хозяину села, слова жгли ему язык, точно раскаленные угли, так бы и выкрикнул на всю улицу! «А Беньямина Крча кто-то пристукнул или хотя бы оглушил, кто-то помог ему отправиться на тот свет, и у меня есть доказательства, председатель!» Мысли так и роились в голове Каласа, но, увы, поделиться ими было не с кем, некому рассказать все, что он знает по делу Беньямина Крча, что обнаружил во дворе покойного – хоть и ничтожно мелкие, зато какие убедительные доказательства!
Одиночество сжимало его стальным обручем. Он медленно тащился вдоль села. У колокольни свернул в узкий проулок, решил скосить угол, поскорее добраться до дома, сделать укол инсулина, поужинать – и на боковую. Проспаться, освободиться от мрачных мыслей, а утречком с ясной головой завершить дело Беньямина Крча. Но не успел он сделать по проулку и трех шагов, как почувствовал удар в спину. Он подсознательно отскочил, пригнул голову, скорчился – чей-то кулак пролетел над ним. Но удар в пустоту только еще больше разозлил нападающего, он всем телом навалился на Якуба. Старшина понял, что должен защищаться, в нем пробудились годами наработанные навыки; размахнувшись, он нанес противнику точный, болезненный удар – тяжелое тело рухнуло наземь. Но в ту же секунду от забора отлепились еще две фигуры, набросились на Каласа, повалили, стали бить руками, ногами… Прежде чем ему удалось изловчиться и дать им отпор, оба скрылись во тьме. Калас поднялся на ноги. Во рту почувствовал кровь. Испугался, нет ли внутреннего кровоизлияния, но вскоре понял: один из пинков ногой пришелся по зубам.
Он еле дотащился до единственного кафе среди сельских трактиров и буфетов. Постучал.
– Закрыто! – крикнул мужской голос из-за двери. Калас принялся стучать еще сильнее.
С минуту было тихо, потом высунулась сердитая голова молодого официанта.
– Сказано – закрыто! – пропищал он.
– Стакан воды… – с трудом выдохнул Калас. – Парень, дай мне стакан воды…
Официант пригляделся. В первую секунду он подумал, что перед ним обыкновенный пьянчужка, но теперь испуганно и удивленно воскликнул:
– Дядя Калас, что с вами?
Якуб Калас махнул рукой – мол, не до разговоров. Где-то внутри невыносимо жгло. Скорее бы напиться!
– Только стакан воды, и я пойду… – твердил он.
Официант втащил его за порог.
Пришел заведующий.
– Пан Калас! Ну и отделали же вас! – с негодованием воскликнул он.
– Еще как отделали! Подонки! – простонал Якуб Калас.
– Выходит, вас избили? – Официант не верил своим ушам.
– В проулке у колокольни. – Калас взял стакан и стал пить.
– Крепко поработали, – заметил заведующий. – Пожалуй, надо вызвать доктора.
– Незачем! – возразил Калас.
– Предоставьте это мне, – сказал заведующий. – Может, они переломали вам ребра, как же не вызвать врача? Ничего себе! Я и в округ звякну. Пускай пошевелятся. Избить милиционера, это вам не шуточки!
– Я не милиционер.
– Пан Калас, ну что вы такое говорите! Еще станете уверять меня, будто не сотрудничаете с милицией! – Заведующий заговорщицки улыбнулся.
Врач приехал почти одновременно с милицейской машиной.
– Не хочу вмешиваться не в свое дело, доктор, – сказал заведующий, – но я бы посоветовал отвезти его в больницу.
Врач кивнул. «Деревенский фельдшер», – сказал бы о нем старший лейтенант Комлош. Присутствие милиции его смущало. Он тщательно обработал ранки на лице Каласа и ждал, пока коренастый сержант составит протокол.
17. – Оставим все как есть, – решительно заявил Якуб Калас
В больничную палату влетел начальник окружного отделения милиции Милан Комлош:
– Что я слышу, Якуб! Говорят, тебя разделали под орех?
– Ничего серьезного, – махнул рукой Якуб Калас. – Собираюсь домой. Немного намяли бока, но в остальном – пустяки.
– Как только утром ребята отрапортовали мне, что тебя избила какая-то шпана, я сразу помчался в больницу, – продолжал начальник.
– Не стоило труда, пустяки.
– Якуб, прошу тебя! – сердито воззрился на него начальник, но гнев его был явно напускным. – Почему не стоило труда? И какой это труд? Хулиганы покушаются на моего товарища, а я должен сидеть сложа руки? Хорошего же ты обо мне мнения!
Якуб Калас улыбнулся. Приятно, что именно теперь начальник признается ему в дружеских чувствах.
– Спасибо, Милан. От души тебя благодарю.
– Ладно уж, еще слезу пустишь! Старая гвардия должна держаться заодно. Главное, что не кончилось хуже. У этих сопляков ухватки заправских убийц. Ума не приложу, где она растет, такая сволочь! Каждый делает вид, будто все в порядке, в школьном воспитании только мелкие неурядицы, в семейном – лишь чуть посерьезнее, Союз молодежи проявляет удивительную организованность и беспримерную инициативность, но поверишь им – и сядешь в лужу: измолотят твоего друга, а ты даже не знаешь, откуда берутся такие свиньи среди нашего прекрасного юного поколения. Когда что-нибудь случается, мы сваливаем вину на шайки хулиганов или на закоренелых преступников. Тебя разукрасили не случайные хулиганы, за это я ручаюсь! Это отпрыски из лучших семейств, наша «золотая молодежь». Сам увидишь. К счастью, ты отделался одними царапинами, махни на это рукой.
– Ты прав, Милан, – охотно согласился Якуб Калас.
– Знаешь что? Я дождусь доктора, а потом отвезу тебя.
– Мне дадут машину «скорой помощи», но я могу добраться и автобусом.
– Еще чего! И не вздумай! Я тебя отвезу! Если хочешь, по дороге заедем к твоему адвокату Карницкому. Между прочим… ты знаешь, что его сын вернулся из отпуска? Позавчера. Говорит, из-за плохой погоды. Все это время лило как из ведра. Я встретил его в вестибюле, когда шел к тебе.
Якуб Калас сделал вид, что известие оставило его равнодушным. Старший лейтенант обиделся, замолчал, но потом все-таки не стерпел:
– Не прикидывайся, будто тебя не интересует молодой Карницкий. Очень даже интересует. Он и его красавица. Небезызвестная Селецкая. Об этом говорит все наше отделение. Ребята на твой счет прохаживаются, но в душе желают тебе удачи. Больше тебе, чем Вране.
Начальник усмехнулся, потер ладони.
– Представь себе – что я сделал прежде, чем побежать к тебе? Позвонил Вране. Говорю: товарищ лейтенант, прошлой ночью напали на Каласа, бывшего работника милиции. Это ничего вам не говорит? Речь идет о том Каласе, которому не дают покоя обстоятельства смерти Беньямина Крча! Врана с треском швырнул трубку. Великий шериф, ха-ха!
– Вечно ты, Милан, дразнишь людей! Кабы ты не был таким задирой и не наживал себе врагов, тебя давно бы повысили. В твоем возрасте давно мог быть капитаном.
– На капитана я не тяну образованием, сам знаешь. Для работы начальству хорош, а вот повышение откладывают. И не потому, что задираюсь. Каждому известно, как я работаю. Но Вране я должен был позвонить. Пускай услышит новость от меня прежде, чем поговорит с пареньком.
– С каким пареньком? – заинтересовался Калас.
– Ах да, забыл сказать… – начальник снова потер руки. – Одного из тех троих мы поймали. Того, которого ты прошлой ночью жахнул. Ребята схватили его на автобусной остановке. Доброе у них чутье, что и говорить – моя школа! Впрочем, дело несложное: куча народу, и только один с подпорченной физиономией. Голубчик, сыночек, маменькин любимчик, не откажите в любезности сообщить, где вы заполучили такие великолепные ссадины? Ой, сдается нам, вы личиком потерлись об асфальт! Не тебе рассказывать, Якуб, он тут же стал выкручиваться, мол, упал с дерева, а потом – будто свалился с крыши сарая, когда они с отцом меняли дранку… Ну, а под конец мы вытянули из него все, что требовалось. И имена двоих, которые еще скрываются. То ли их кто-то предупредил, то ли они видели, как брали дружка. Дома их нет, на работе тоже, но до вечера мы их выловим, будь спокоен. Сами поймут, что, скрываясь, только усугубляют вину. Это тебе не новички-любители. Настоящие хулиганы, герои деревенских драк. За рюмку рому или водки изобьют и родного отца. Поганая молодежь, дружище! Мы тоже не были маменькиными сынками, тоже бедокурили, но продавать себя, как проститутки, – на это никто бы из нас не пошел! Видно, мир переменился. Иной мир, иные нравы. Даже такие деревенские лоботрясы хотят быть в центре внимания. Способ они выбрали неудачный, но сами еще об этом не догадываются. А сказать-то некому. Нам они, к сожалению, не поверят, мы для них мильтоны, легавые, наше слово ничего не значит. Да мы их и не убеждаем. Когда имеешь дело с такими хулиганами, действовать в белых перчатках – более чем грешно. Мы парней выловим, остальным пускай занимается Врана. Может, и ты захочешь с ними побеседовать, но только тебе необходимо отдохнуть. Мы их подержим. В согласии с уголовным кодексом. Уж положись на меня. Я бы и сам хотел дознаться, пустились ли они на это просто так, со скуки, или их кто-то подбивал, может, и с далеко идущей целью. Если вчерашняя выходка хоть как-нибудь связана с делом Бене Крча, так они влипли в хорошенькую историю. Завтра сможешь сам порасспрошать, да гляди – не миндальничай! Ведь с тебя станет позвать их на пиво…
– Не хочу я с ними разговаривать, – заявил Якуб Калас.
– Это почему же? – удивился начальник, точно хотел спросить: или ты думаешь, братишка, что я рассказываю тебе все просто так, со скуки? Ведь я хочу тебе помочь!
– Хватит и того, что они на меня напали. Это само по себе доказывает, что в деревне я кому-то встал поперек горла.
– Думаешь, только «кому-то»? – Милан Комлош развел руками и рассмеялся. – Ты многим встал поперек горла, вот оно как! Тебя ненавидят и за старые дела, и за этого Крча! Не удивляйся, мне кое-что известно. Просто нет привычки выбалтывать все, что знаю. Но я не слепой. Своих людей всегда держу в поле зрения, а ты ведь как-никак из наших, верно? Вот видишь! Да и деревенские тоже теперь кое в чем разбираются. Не любят, когда вокруг них поднимается лишняя суета. На самом-то деле нынешний человек куда как консервативен. Хочет, чтобы все было новое, современное, технически безупречное, а мыслит на уровне неандертальца! Изобретает совершенное оружие, чтобы убивать, как в каменном веке! Хорошо еще, что мы не людоеды! Да ладно, кажется, я зашел слишком далеко. Но насчет ваших деревенских – это точно, не нравишься ты им. Сидел бы тихо в своем домишке, и все было бы спокойно, никто бы про тебя и не вспомнил. А теперь ты в селе гвоздь программы! Над тобой потешаются, при свете дня тебя вроде бы не принимают всерьез, а во тьме норовят отвалтузить. Ничего нового под луной, Якуб! Сдается мне, многие были бы рады, если бы вокруг Крча все затихло.
– И не напоминай мне про него, – попросил Якуб.
Начальник недоверчиво вскинул брови:
– Неужто собрался умыть руки? Именно теперь, когда все так здорово закрутилось?
Якуб Калас ответил не сразу, взвешивая каждое слово:
– Послушай, Милан, ночью я думал. Много и о разном. Само собой о Крче. Тебе я откровенно могу сказать: смерть Крча – самое неинтересное в этом деле.
Кабы речь шла только о ней, про меня б и верно никто в деревне не вспомнил. Позволили бы беспрепятственно поиграть в детектива. Но тут все сложнее. У меня такое чувство, словно я наткнулся на весьма любопытные вещи. Несколько нитей я уже держу в руках, остальное домыслил. Если такой деревенский самодержец, как Игнац Джапалик, с ходу встает на защиту обыкновенного подонка, что-то за этим должно скрываться. Я это чую, но мне нужны…
– …доказательства, то-то и оно! – Начальник хлопнул себя по бедрам. – Так всегда бывает, Якубко! Профессиональная проблема. Случай абсолютно ясен, но не хватает доказательств. Наглецы смеются тебе в глаза, а ты не можешь посадить их под замок хотя бы на один день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38