А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Старательно обходя кровь, он обогнул стол и вошел в дверь
анестезионной. Он придержал ногой дверь, чтобы можно было найти
выключатель. Но, против ожидания, в комнате было не очень темно. Свет
проникал через приоткрытую сантиметров на пятнадцать дверь из коридора.
Удивленный, Филипс включил верхние флуоресцентные лампы.
Посреди комнаты, по размерам вдвое меньше операционной, на каталке
лежало тело. Труп был прикрыт белой простыней, и только пальцы ног были
непристойно обнажены. Их вид привел Филипса в некоторое смущение. Они как
бы сообщали, что возвышение под простыней в действительности не что иное
как человеческое тело. Наверху была небрежно брошена госпитальная карта.
Дыша осторожно, как будто смертью можно заразиться, Филипс обошел
каталку и настежь открыл дверь в коридор. Снаружи можно было видеть
спящего хирурга и нескольких санитаров. Посмотрев в обе стороны, он
предположил, что до этого пробовал открыть не ту дверь. Не в состоянии
разобраться в этом противоречии, он решил не обращать больше на него
внимания, и вновь вернулся к карте.
Он уже собирался раскрыть ее, но тут его охватило непреодолимое
желание приподнять простыню. Он знал, что не хочет смотреть на тело, но
рука его протянулась и медленно отодвинула простыню. Еще не открыв голову,
Филипс закрыл глаза. Когда он их вновь открыл, прямо перед ним было
безжизненное, мраморное лицо Лизы Марино. Один глаз был приоткрыт, и
виднелся остекленевший неподвижный зрачок. Другой был закрыт. С правой
стороны бритой головы виднелся тщательно зашитый подковообразный разрез.
Последствия операции были смыты, крови не видно. Может быть, Маннергейму
это понадобилось для того, чтобы можно было сказать, что смерть наступила
после, а не во время операции.
Холодная окончательность смерти ворвалась в сознание Мартина подобно
арктическому ветру. Он быстро прикрыл бритую голову и пошел с картой к
табурету анестезиолога. Подобно большинству пациентов университетского
госпиталя, у Лизы Марино была уже толстая карта, хотя она находилась в
госпитале всего два дня. Имелись длинные записи стажеров разного уровня и
студентов. Филипс быстро пролистал многословные записи Неврологии и
Офтальмологии. Он нашел даже заметки Маннергейма, но почерк был совершенно
неразборчив. Мартину нужны были только заключительные выводы старшего
стажера Нейрохирургии доктора Ньюмена.
Анамнез: пациент - женщина 21 года кавказского происхождения, в
течение года страдает прогрессирующей эпилепсией височной доли, поступила
в госпиталь для удаления правой височной доли под местной анестезией.
Усиленная лекарственная терапия на припадки пациента совершенно не
действовала. Припадки участились, зачастую им предшествовало ощущение
отвратительного запаха, они характеризовались растущей агрессивностью и
сексуальными проявлениями. По результатам электроэнцефалографии
установлено, что припадки идут от обеих височных долей, но в значительно
большей степени от правой.
Сведения о прежних травмах и поражениях мозга отсутствуют. До
наступления настоящего заболевания пациентка имела хорошее здоровье, хотя
есть несколько записей об атипическом мазке. За исключением отклонений в
ЭЭГ, неврологическое обследование дало нормальные результаты. Все
лабораторные исследования, включая церебральную ангиографию и компьютерную
томографию, показали норму.
Субъективно: пациентка сообщила о проблемах, связанных с визуальным
восприятием, но со стороны неврологии и офтальмологии подтверждений нет.
Пациентка сообщала также о неоднократных ощущениях онемения мышц и
мышечной слабости, но документальные подтверждения отсутствуют.
Предлагался, но не нашел подтверждения диагноз множественного склероза с
припадками. Пациентка была направлена на консилиум Неврологии -
Нейрохирургии, и, по общему заключению, ей полностью показано удаление
правой височной доли.
(Подпись) Джордж Ньюмен
Филипс осторожно положил карту поверх Лизы Марино, как будто она еще
могла чувствовать. Сделав это, он поспешно удалился и пошел в комнату
отдыха переодеться в свою одежду. Надо признать, карта не дала того, на
что он рассчитывал. В ней действительно упоминается множественный склероз,
но нет никакой информации, которая могла бы заменить дополнительные снимки
или еще одну томограмму. Уже заканчивая переодеваться, он все еще видел
перед глазами бледную лизину маску смерти. Тут он вспомнил, что вероятно,
будет проводиться вскрытие, поскольку смерть произошла при операции. С
настенного телефона он позвонил в Патологию доктору Джеффри Рейнолдсу,
приятелю и однокашнику, и сказал ему о Марино.
- Пока не слышал о ней.
- Она скончалась в операционной около полудня. Но они не поленились
ее зашить.
- Такое бывает. Иногда пациентов срочно переправляют в
послеоперационную палату, чтобы их смерть была зафиксирована там и не
портила им статистики операций.
- Ты будешь производить вскрытие?
- Не могу сказать. Это будет зависеть от следователя.
- Если ты будешь проводить вскрытие, то когда это будет?
- Сейчас мы очень заняты. Наверное, ближе к вечеру.
- Меня этот случай очень интересует. Слушай, я побуду в госпитале до
окончания вскрытия. Ты не мог бы замолвить словечко, чтобы меня позвали,
когда дойдут до мозга?
- Конечно. Мы попросим принести чего-нибудь и проведем вечерок. А
если вскрытия не будет, я дам тебе знать.
Втиснув все в свой ящик, Филипс выбежал из комнаты. Еще со времени
учебы на последних курсах он испытывал чрезмерное беспокойство, если
отставал в работе по срокам. Пробегая по деловито гудящему госпиталю, он
ощущал прежнее неприятное волнение. Он знал, что опаздывает в ангиографию,
где его ожидают стажеры; знал, что нужно позвонить Фергюсону, как ни
хотелось ему проигнорировать этого сукиного сына; знал, что нужно
поговорить с Роббинсом о лаборантах, которые хотят сбежать на целое лето;
знал также, что Хелен припасла ему дюжину других срочных дел.
Пробегая мимо томографа, Филипс решил сделать небольшой крюк. В конце
концов, он пока опаздывал всего на две минуты. Войдя в компьютерный зал,
Филипс с удовольствием вдохнул прохладный воздух, кондиционированный для
обеспечения работы компьютеров. Дениз и четверо студентов окружили похожий
на телевизор экран и были полностью поглощены своим занятием. Позади них
стоял доктор Джордж Ньюмен. Никем не замеченный, Филипс подошел к группе,
и посмотрел на экран. Зенгер описывала большую левую субдуральную гематому
и показывала студентам, как сгусток крови сдвинул мозг вправо. Доктор
Ньюмен вмешался и высказал предположение, что сгусток может быть
интрацеребральным. Он считал, что кровь находится внутри мозга, а не на
его поверхности.
- Нет! Доктор Зенгер права, - вступил в разговор Мартин. Все
обернулись и с удивлением посмотрели на Филипса. Он перегнулся и пальцем
обрисовал классические радиологические признаки субдуральной гематомы. Не
было никаких сомнений в правоте Дениз.
- Что ж, тогда все ясно, - отреагировал Ньюмен добродушно. - Пожалуй,
лучше взять этого парня в хирургию.
- И чем раньше, тем лучше, - согласился Филипс. Он предложил также, в
каком месте лучше сделать отверстие в черепе, чтобы удалить сгусток.
Собирался он также задать старшему стажеру несколько вопросов в связи с
Лизой Марино, но передумал и дал хирургу уйти.
Прежде чем бежать дальше, Мартин отозвал Дениз в сторону. - Послушай.
В обмен на обещанный ленч - как насчет романтического ужина?
Зенгер покачала головой и улыбнулась. - Что-то ты задумал. Ты же
знаешь, что вечером я дежурю здесь, в госпитале.
- Знаю, - согласился Мартин. - Я подумал о госпитальном кафетерии.
- Чудесно, - произнесла Дениз с сарказмом. - А как же твой рэкетболл?
- Я его отменяю.
- Тогда ты действительно что-то задумал.
Мартин рассмеялся. Действительно, он отменял игру только при
объявлении в стране чрезвычайного положения. Филипс попросил Дениз после
окончания работы на томографе встретиться в его кабинете и просмотреть
рентгеновские снимки за день. Можно привести и студентов, если они
захотят. Они быстро распрощались в коридоре, и Филипс ушел. Он вновь
перешел на бег. Ему хотелось набрать достаточную скорость, чтобы
пронестись мимо Хелен неудержимым метеором.

7
Ожидая в длинной очереди на регистрацию, Линн Энн Лукас раздумывала,
следовало ли идти в кабинет неотложной помощи. Сначала она обратилась в
студенческую поликлинику, надеясь быть принятой в университете, но доктор
ушел в три, и единственным местом, куда можно было пойти, оставалось
отделение неотложной помощи в госпитале. Линн Энн спорила сама с собой
относительно того, чтобы подождать до завтра. Но стоило ей только взять
книгу и попытаться ее читать, как она убедилась, что идти нужно сразу. Она
была напугана.
В конце дня отделение неотложной помощи было так загружено, что
очередь на регистрацию двигалась черепашьим шагом. Казалось, будто здесь
собрался весь Нью-Йорк. Мужчина, стоявший за Линн Энн, был пьян, одет в
лохмотья и пропах застарелой мочой и вином. Каждый раз, когда очередь
смещалась вперед, он натыкался на Линн Энн и хватался за нее, чтобы не
упасть. Впереди Линн Энн стояла громадная женщина с ребенком, полностью
закутанным в грязное одеяло. Женщина и ребенок молча ждали своей очереди.
Слева от Линн Энн рывком раскрылись большие двери, и очереди пришлось
посторониться, чтобы пропустить целую группу каталок с пострадавшими в
автомобильной аварии всего несколько минут назад. Покалеченных и мертвых
быстро провезли через зал ожидания и вкатили прямо в кабинет неотложной
помощи. Тем, кто ожидал приема, было ясно, что соответственно увеличится
время ожидания. В одном углу семья пуэрториканцев ужинала, усевшись вокруг
ведра с надписью "Кентаки Фрайд Чикен". Они казались отрешенными от всего
происходящего и даже не заметили прибытия жертв аварии.
Наконец, перед Линн Энн осталась только громадная женщина с ребенком.
Когда женщина заговорила, стало ясно, что она иностранка. Она сообщила
регистратору, что "бэби она не кричать больше нет". Регистратор сказала
ей, что обычно жалуются на обратное, но женщина ничего не поняла.
Регистратор предложила показать ребенка. Женщина отвернула края одеяла и
показала младенца цвета неба перед летним штормом, темно-серо-голубого.
Ребенок был мертв так давно, что уже закостенел.
Линн Энн была так потрясена, что утратила дар речи, когда подошла ее
очередь. Регистратор поняла ее чувства и сказала, что им приходится быть
готовыми видеть все что угодно. Откинув со лба свои золотисто-каштановые
волосы, Линн Энн обрела способность говорить и сообщила имя,
университетский регистрационный номер и на что жалуется. Регистратор
предложила ей присесть, потому что придется подождать. Она заверила, что
ее примут, как только будет возможно.
Линн Энн пришлось прождать еще около двух часов, прежде чем ее
проводили по оживленному холлу и ввели в каморку, выгороженную в более
обширной комнате с помощью усеянных пятнами нейлоновых занавесок.
Расторопная медсестра измерила температуру и давление и ушла. Линн Энн
сидела на краю старого смотрового стола и вслушивалась в окружающее ее
множество звуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38