Когда навстречу ему попались две велосипедистки, он невольно сбросил скорость и неожиданно растрогался. Это оказались Ильдирим и девчушка, Бабетта ее звать, теперь он вспомнил. Пожалуй, надо остановиться.
— Почему вы тут ездите? — недовольно спросила Ильдирим.
— Точно, — дерзко поддакнула ей Бабетта. — Здесь разрешается ездить только на велосипедах, господин комиссар.
— Правильно, детка! — буркнул пристыженный полицейский. — Правильно. — Он вышел из машины, поднял камешек и злобно швырнул его в сторону далекого Доссенгейма.
— У тебя вся спина мокрая, — продолжала Бабетта в том же духе. — И ты пахнешь фантой.
— Почему я должен это выслушивать? — зарычал комиссар, глядя на Ильдирим.
— Да-да, Бабетта, помолчи, пожалуйста. — Но говорить строго у нее не получалось. Ильдирим понизила голос и спросила: — Поссорились с подругой?
— Можно сказать, что так.
— Из-за меня? Я имею в виду, из-за истории с молодежной комиссией?
— Она об этом и не слышала. Эй, глядите-ка…
В сотне метров от них, ближе к берегу Неккара, проходила параллельная дорога. Сейчас на ней появилась фигура всклокоченного и неряшливо одетого мужчины. Он быстро куда-то шагал, покидая город.
— Плазма, — произнес Тойер и посмотрел ему вслед. — Никогда бы не подумал, что его тянет на природу. И что он, оказывается, умеет молчать…
— Забавно, — сказала Ильдирим, — когда я возвращалась в пятницу после разговора с фрау Краффт, я встретила его в пешеходной зоне. Тогда он тоже внезапно умолк.
— Вот так… На свете нет ничего постоянного. Кроме меня — я все тот же Тойер, — вздохнул комиссар. — Поеду-ка я домой. — Он повернулся к Бабетте: — Дальше я поеду по автомобильной трассе и стану соблюдать все правила дорожного движения!
Сообщения, поступавшие во вторник, по большей части ни на что не годились. Много полной чепухи. Не обошлось и без ясновидящей из Мангейма — она вызвалась отыскать злодея с помощью маятника. При условии солидной предоплаты.
Ранним летом в восемь часов и не догадаешься, что наступил вечер. Четверо сыщиков были еще полны сил. Преступление, которым они занимались, конечно, ужасное, но в то же время интересное.
Свидетель Рампе появлялся у них еще раз около полудня. Адвокат Ципп почти приволок его на себе.
Упрямо хвастаясь своей склеротической памятью, старикан добавил к своим прежним показаниям, что мужчина, убегавший с места преступления, — тот самый асоциальный тип, который разгуливает по городу и несет всякую чушь про плазму и убитых мальчиков, и что в субботу он забыл сообщить об этом только из-за того, что с ним грубо разговаривали. Что такого сумасшедшего, как этот помешавшийся на плазме болтун, надо упрятать за решетку. В противном случае произойдет еще одно убийство — его, доктора Рампе, ведь он выдвинул против безумца тяжкое обвинение. Что арестовать преступника надо немедленно, если полиция вообще еще на что-то годится и умеет ловить преступников, а не только пособничать левым мерзавцам из правительства в их темных махинациях. Да, он знает, что там сейчас Черные, их-то он и имел в виду.
По правде говоря, от таких свидетельских показаний мало толку. Легко представить, что старый болван перенес свое желание убрать из города хоть одного бродягу на увиденное им происшествие. Однако часом позже некий житель Нойенгейма, проживающий на Поссельтштрассе, сообщил, что в упомянутое время встретил этого «певца плазмы» на Берлинерштрассе и что тот был необычайно возбужден.
— Я услыхал про убийство и подумал, что, может, эта информация окажется важной для следствия.
— Спасибо, ваше свидетельство, возможно, нам пригодится, — вежливо ответил Штерн и записал координаты звонившего, но потом раздраженно швырнул трубку, когда нойенгеймец поинтересовался, не полагается ли ему вознаграждение за такую сознательность.
Тойеру вновь и вновь вспоминалась жалкая фигура куда-то торопившегося Плазмы — короткий рекламный клип, призывавший к поискам истины. Теперь ему казалось странным и зловещим, что он так близко видел человека, которого подозревают в убийстве. Комиссар вовсе не жаждал острых ощущений. Да и вообще его впечатление от странной встречи не несло в себе никакого смысла, ведь полиция и без того искала этого человека по всему Гейдельбергу, так что Тойер как свидетель не мог сообщить ничего нового.
Штерн с Хафнером и уж тем более житель Старого города Лейдиг тоже знали безумца. Уже много лет горожане время от времени звонили в полицию и сообщали о нем, а полицейские постоянно всех заверяли, что он абсолютно неопасен. Теперь уже никто и не помнил, кто первым поручился за его безобидность.
— Итак, — проговорил старший гаупткомиссар, охотник на убийц Иоганнес Тойер, и почему-то подумал при этом о бутерброде с кружочками колбасы, — пункт первый: теперь мы должны подробно побеседовать с вдовой. Лейдиг, я прошу тебя заняться этим. Хафнер, ты еще раз обратишься к СМИ и как можно четче объяснишь ситуацию с Плазмой. До сих пор давались лишь самые общие сообщения об убийстве. Зайди на радиостанции, в «Рейн-Неккар-цайтунг». Сходи на Нойгассе, поскольку по нашей оплошности в Старом городе может возникнуть всеобщая паника. Теперь вообще надо действовать как можно быстрее. Проклятый праздник. Штерн, ты проверь, есть ли у нас что-нибудь по Плазме. Кажется, мы опять попали впросак — снова у нас по делу проходит безымянный. Хватит с меня прошлогоднего Вилли. Я попробую связаться с Ильдирим — расскажу ей о наших последних результатах. Ей наверняка уже досаждает пресса. Вообще-то мы с ней не далее как вчера видели этого сумасшедшего… Ну и после этого разойдемся по домам.
— Нам не нужно еще раз опросить Кильманн? — уже уходя, спросил Лейдиг.
— Она ведь сказала, что он, мол, показался ей знакомым. Некоторые горожане могут и не знать Плазму, так что подстраховаться не мешает… — Тойер позвонил коллегам в Рорбах и попросил поскорее переговорить со свидетельницей. Вскоре поступил ответный звонок: да, точно, тот самый Плазма.
ПЛАЗМА ПЛАЗМА В РУКАХ РУКИ ДЕРЖАТ СТЕРЖЕНЬ СТЕРЖЕНЬ КАСАЕТСЯ БУМАГИ БУМАГА ИЗМЕНЕНА ЛИНИЯМИ СТЕРЖЕНЬ РОЖДАЕТ ЛИНИИ ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ ЛИНИЙ КОНСТАНТНО МЕНЯЕТСЯ ПЕРЕПЛЕТ ЯЗЫКОВОЕ СРЕДСТВО И ФРАЗА-ЗАКОН НАЧАЛО ФРАЗЫ СЕРЕДИНА ФРАЗЫ КОНЕЦ ФРАЗЫ \parКОНЕЦ ВСЕХ ФРАЗ И ЗАКОНОВ НАСТУПИТ КОГДА БУДЕТ ОБНАРУЖЕН УБИЙЦА \parБУДЕТ ОБНАРУЖЕН ТО ЕСТЬ ПОИСК ИЗВЛЕЧЕТ ЕГО НАРУЖУ \parЛИКОВАНИЕ НАПОЛНИТ УЛОЧКИ КАК ЧТО-ТО НАПОЛНЯЕТ ЧТО-ТО ДОБРО НАПОЛНЯЕТ СУНДУК ПЛАЗМА НАПОЛНЯЕТ ГОРОД СМЕРТЬ ПРЕВРАЩАЕТ ДОБРО В ПУСТОТУ УБИЙСТВО ДЕЛАЕТ СТОЯЧЕГО ЛЕЖАЧИМ ТЕПЕРЬ НЕ ТОЛЬКО МАЛЬЧИКИ КОТОРЫЕ ЛЕЖАТ ОСТАЮТСЯ ЛЕЖАТЬ ТЕПЕРЬ МУЖЧИНЫ ЧЬИ ТЕЛА БЕСКОНЕЧНО ТВЕРДЫЙ ПОТОК ТРАНСПОРТИРУЕТ ТРАНСПОНИРУЕТ ТРАНСФОРМИРУЕТ \parО УЖАС И ТОРЖЕСТВО НАДВИГАЮЩЕЙСЯ ЭПОХИ ПЛАЗМЫ \par
Тойер шел домой. Шел пешком, но если бы его потом стали уверять, что кто-то видел, как он плыл в тростниковой корзинке по волнам Неккара, ему было бы трудно возразить. Он шел задумчивый и, как всегда, разочарованный. Жизнь была самым большим разочарованием в его жизни.
Ильдирим подробно описала ему странное поведение подозреваемого, которое она наблюдала на Университетской площади. Сыщик представил себе ту сцену. Человек, одержимый безумием, вот уже много лет громогласно излагал горожанам свои фантасмагорические истории, полные насилия и безнадежности, настолько долго, что они успели превратиться в городской фольклор. Кто знал об ущербных мыслях этого юродивого? Что знал он? А что мы знаем о собственных мыслях?
Но вдруг он увидел какую-то женщину и протянул ей листок со своими безумными текстами. Скорее всего, тот листок был выброшен в ближайшую урну. Но если дама его и прочла, ничего не изменилось: мертвые мальчики на твердой как стекло реке, наступающая плазма. Что подразумевал под плазмой бедняга? Что такое вообще эта самая плазма?
Ладно, они арестуют безумца; не такой уж он ловкач; даже если заляжет на дно, долго не выдержит. В конце концов, Плазма одержим тем, что помешает ему исчезнуть: идеей Миссии. Идея заставит его пойти на риск. Комиссар даже позавидовал такой убежденности.
— Я вижу, что произошло, но словно в черно-белом фильме, — произнес он вслух.
— Вот чего я совсем не понимаю — откуда у него оружие? Ему негде его достать. — Хафнер яростно дергал себя за волосы.
— Он и сам не знает, я уверен в этом. Возможно, просто стащил его у другого бомжа… Может, нашел в лесу, украл у охотника из Курпфальца, когда тот нализался и заснул…
— Не исключено.
Внезапно гаупткомиссар почувствовал, что его прошиб пот.
— Хафнер, никак ты?
— Он самый!
— Ну и ну, господин Хафнер, я ведь шел домой в одиночестве.
Только теперь Тойер очнулся и огляделся по сторонам. Они стояли на Бисмаркплац, городском транспортном узле, на границе Старого города, среди по-весеннему одетых скейтеров, разочарованных переселенцев, неуклюжих студентов, синьорин-нелегалок. Стояли близко, почти вплотную.
— Иногда я немного брожу по городу, прежде чем идти домой, — весело сообщил молодой комиссар. — А сегодня мне так и так требовалось заглянуть на Нойгассе, как вы приказали. И я увидел, как вы переходили на красный свет возле «Вулворта». Вот я и подумал — немедленно поставь пивную кружку и еще раз пожелай шефу доброй ночи.
— Доброй ночи, — сказал Тойер.
К ним подошел молодой панк в сопровождении слюнявой дворняги.
— Эй, мужики, за пятьдесят евро я прокачу вас обоих.
— Я все никак не могу привыкнуть к евро, — уныло сообщил Хафнер и машинально протянул руку к морде адского пса, дабы попрактиковаться в любви к животным. Только тут ему открылся смысл предложения, ужаснувшего его сильнее, чем шквальный огонь. Усы у него задрожали, словно его сотрясало девятибалльным землетрясением. — Этот гад принял нас за голубых…
Тойер со страхом ожидал, что его подчиненный растеряет последние остатки самообладания, которые, как ни удивительно, у него еще сохранялись. Но реакция Хафнера — вероятно, по причине гуманного отношения к животным — была весьма профессиональной: он лишь поднял в вечернее небо свой служебный жетон. Тойер с недоверием наблюдал за псом, заглянул в его глаза и, как всегда, разглядел лишь откровенную кровожадность.
— Голубые легавые? Круто! Ну, скажем, за шестьдесят евро.
— Мы не голубые, — с ненавистью процедил Хафнер. — Я нормальный, а мой шеф…
— …вообще никакой, — закончил фразу Тойер. Пес тем временем обнюхивал его ширинку. — Пойдем, Хафнер, выпьем по маленькой.
Они сидели в «Медоке», в тридцати метрах от нелепого места их встречи. Стильные стулья из твердого дерева, со спинкой и подлокотниками: хорошо еще, что спереди можно с грехом пополам втиснуться на сиденье. Плавно изогнутое дерево стиснуло мощные бедра гаупткомиссара. Он допивал вторую большую кружку пива, почти не отставая от Хафнера. А ведь сейчас по всей округе развернулись поиски Плазмы. Полиция прочесывала лес. Заглядывала под все мосты. Согласно показаниям свидетеля Тойера, обшаривала поле между Нойенгеймом и Доссенгеймом. В парке у старинного замка карманные фонарики коллег Тойера вызвали не одну ejakulatiopraecox — преждевременное семяизвержение, а он, руководитель расследования, сидел на узком стуле и ничего не делал, лишь тянул пиво из кружки. Вот он, чертов век плазмы.
Хафнер был счастлив. Тойер знал, что молодой комиссар его обожает, но лишь высокому поэтическому штилю, слогу миннезингеров доступно выразить, что значила для него возможность выпить пару кружек со своим могучим шефом. Иоганнес Тойер не был знаком с творчеством миннезингеров и не интересовался средневековой поэзией, поэтому он молчал. Но в конце концов не выдержал блаженной ухмылки Хафнера вкупе с множеством мелких лихорадочных глотков и сигарет «Ревал».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Почему вы тут ездите? — недовольно спросила Ильдирим.
— Точно, — дерзко поддакнула ей Бабетта. — Здесь разрешается ездить только на велосипедах, господин комиссар.
— Правильно, детка! — буркнул пристыженный полицейский. — Правильно. — Он вышел из машины, поднял камешек и злобно швырнул его в сторону далекого Доссенгейма.
— У тебя вся спина мокрая, — продолжала Бабетта в том же духе. — И ты пахнешь фантой.
— Почему я должен это выслушивать? — зарычал комиссар, глядя на Ильдирим.
— Да-да, Бабетта, помолчи, пожалуйста. — Но говорить строго у нее не получалось. Ильдирим понизила голос и спросила: — Поссорились с подругой?
— Можно сказать, что так.
— Из-за меня? Я имею в виду, из-за истории с молодежной комиссией?
— Она об этом и не слышала. Эй, глядите-ка…
В сотне метров от них, ближе к берегу Неккара, проходила параллельная дорога. Сейчас на ней появилась фигура всклокоченного и неряшливо одетого мужчины. Он быстро куда-то шагал, покидая город.
— Плазма, — произнес Тойер и посмотрел ему вслед. — Никогда бы не подумал, что его тянет на природу. И что он, оказывается, умеет молчать…
— Забавно, — сказала Ильдирим, — когда я возвращалась в пятницу после разговора с фрау Краффт, я встретила его в пешеходной зоне. Тогда он тоже внезапно умолк.
— Вот так… На свете нет ничего постоянного. Кроме меня — я все тот же Тойер, — вздохнул комиссар. — Поеду-ка я домой. — Он повернулся к Бабетте: — Дальше я поеду по автомобильной трассе и стану соблюдать все правила дорожного движения!
Сообщения, поступавшие во вторник, по большей части ни на что не годились. Много полной чепухи. Не обошлось и без ясновидящей из Мангейма — она вызвалась отыскать злодея с помощью маятника. При условии солидной предоплаты.
Ранним летом в восемь часов и не догадаешься, что наступил вечер. Четверо сыщиков были еще полны сил. Преступление, которым они занимались, конечно, ужасное, но в то же время интересное.
Свидетель Рампе появлялся у них еще раз около полудня. Адвокат Ципп почти приволок его на себе.
Упрямо хвастаясь своей склеротической памятью, старикан добавил к своим прежним показаниям, что мужчина, убегавший с места преступления, — тот самый асоциальный тип, который разгуливает по городу и несет всякую чушь про плазму и убитых мальчиков, и что в субботу он забыл сообщить об этом только из-за того, что с ним грубо разговаривали. Что такого сумасшедшего, как этот помешавшийся на плазме болтун, надо упрятать за решетку. В противном случае произойдет еще одно убийство — его, доктора Рампе, ведь он выдвинул против безумца тяжкое обвинение. Что арестовать преступника надо немедленно, если полиция вообще еще на что-то годится и умеет ловить преступников, а не только пособничать левым мерзавцам из правительства в их темных махинациях. Да, он знает, что там сейчас Черные, их-то он и имел в виду.
По правде говоря, от таких свидетельских показаний мало толку. Легко представить, что старый болван перенес свое желание убрать из города хоть одного бродягу на увиденное им происшествие. Однако часом позже некий житель Нойенгейма, проживающий на Поссельтштрассе, сообщил, что в упомянутое время встретил этого «певца плазмы» на Берлинерштрассе и что тот был необычайно возбужден.
— Я услыхал про убийство и подумал, что, может, эта информация окажется важной для следствия.
— Спасибо, ваше свидетельство, возможно, нам пригодится, — вежливо ответил Штерн и записал координаты звонившего, но потом раздраженно швырнул трубку, когда нойенгеймец поинтересовался, не полагается ли ему вознаграждение за такую сознательность.
Тойеру вновь и вновь вспоминалась жалкая фигура куда-то торопившегося Плазмы — короткий рекламный клип, призывавший к поискам истины. Теперь ему казалось странным и зловещим, что он так близко видел человека, которого подозревают в убийстве. Комиссар вовсе не жаждал острых ощущений. Да и вообще его впечатление от странной встречи не несло в себе никакого смысла, ведь полиция и без того искала этого человека по всему Гейдельбергу, так что Тойер как свидетель не мог сообщить ничего нового.
Штерн с Хафнером и уж тем более житель Старого города Лейдиг тоже знали безумца. Уже много лет горожане время от времени звонили в полицию и сообщали о нем, а полицейские постоянно всех заверяли, что он абсолютно неопасен. Теперь уже никто и не помнил, кто первым поручился за его безобидность.
— Итак, — проговорил старший гаупткомиссар, охотник на убийц Иоганнес Тойер, и почему-то подумал при этом о бутерброде с кружочками колбасы, — пункт первый: теперь мы должны подробно побеседовать с вдовой. Лейдиг, я прошу тебя заняться этим. Хафнер, ты еще раз обратишься к СМИ и как можно четче объяснишь ситуацию с Плазмой. До сих пор давались лишь самые общие сообщения об убийстве. Зайди на радиостанции, в «Рейн-Неккар-цайтунг». Сходи на Нойгассе, поскольку по нашей оплошности в Старом городе может возникнуть всеобщая паника. Теперь вообще надо действовать как можно быстрее. Проклятый праздник. Штерн, ты проверь, есть ли у нас что-нибудь по Плазме. Кажется, мы опять попали впросак — снова у нас по делу проходит безымянный. Хватит с меня прошлогоднего Вилли. Я попробую связаться с Ильдирим — расскажу ей о наших последних результатах. Ей наверняка уже досаждает пресса. Вообще-то мы с ней не далее как вчера видели этого сумасшедшего… Ну и после этого разойдемся по домам.
— Нам не нужно еще раз опросить Кильманн? — уже уходя, спросил Лейдиг.
— Она ведь сказала, что он, мол, показался ей знакомым. Некоторые горожане могут и не знать Плазму, так что подстраховаться не мешает… — Тойер позвонил коллегам в Рорбах и попросил поскорее переговорить со свидетельницей. Вскоре поступил ответный звонок: да, точно, тот самый Плазма.
ПЛАЗМА ПЛАЗМА В РУКАХ РУКИ ДЕРЖАТ СТЕРЖЕНЬ СТЕРЖЕНЬ КАСАЕТСЯ БУМАГИ БУМАГА ИЗМЕНЕНА ЛИНИЯМИ СТЕРЖЕНЬ РОЖДАЕТ ЛИНИИ ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ ЛИНИЙ КОНСТАНТНО МЕНЯЕТСЯ ПЕРЕПЛЕТ ЯЗЫКОВОЕ СРЕДСТВО И ФРАЗА-ЗАКОН НАЧАЛО ФРАЗЫ СЕРЕДИНА ФРАЗЫ КОНЕЦ ФРАЗЫ \parКОНЕЦ ВСЕХ ФРАЗ И ЗАКОНОВ НАСТУПИТ КОГДА БУДЕТ ОБНАРУЖЕН УБИЙЦА \parБУДЕТ ОБНАРУЖЕН ТО ЕСТЬ ПОИСК ИЗВЛЕЧЕТ ЕГО НАРУЖУ \parЛИКОВАНИЕ НАПОЛНИТ УЛОЧКИ КАК ЧТО-ТО НАПОЛНЯЕТ ЧТО-ТО ДОБРО НАПОЛНЯЕТ СУНДУК ПЛАЗМА НАПОЛНЯЕТ ГОРОД СМЕРТЬ ПРЕВРАЩАЕТ ДОБРО В ПУСТОТУ УБИЙСТВО ДЕЛАЕТ СТОЯЧЕГО ЛЕЖАЧИМ ТЕПЕРЬ НЕ ТОЛЬКО МАЛЬЧИКИ КОТОРЫЕ ЛЕЖАТ ОСТАЮТСЯ ЛЕЖАТЬ ТЕПЕРЬ МУЖЧИНЫ ЧЬИ ТЕЛА БЕСКОНЕЧНО ТВЕРДЫЙ ПОТОК ТРАНСПОРТИРУЕТ ТРАНСПОНИРУЕТ ТРАНСФОРМИРУЕТ \parО УЖАС И ТОРЖЕСТВО НАДВИГАЮЩЕЙСЯ ЭПОХИ ПЛАЗМЫ \par
Тойер шел домой. Шел пешком, но если бы его потом стали уверять, что кто-то видел, как он плыл в тростниковой корзинке по волнам Неккара, ему было бы трудно возразить. Он шел задумчивый и, как всегда, разочарованный. Жизнь была самым большим разочарованием в его жизни.
Ильдирим подробно описала ему странное поведение подозреваемого, которое она наблюдала на Университетской площади. Сыщик представил себе ту сцену. Человек, одержимый безумием, вот уже много лет громогласно излагал горожанам свои фантасмагорические истории, полные насилия и безнадежности, настолько долго, что они успели превратиться в городской фольклор. Кто знал об ущербных мыслях этого юродивого? Что знал он? А что мы знаем о собственных мыслях?
Но вдруг он увидел какую-то женщину и протянул ей листок со своими безумными текстами. Скорее всего, тот листок был выброшен в ближайшую урну. Но если дама его и прочла, ничего не изменилось: мертвые мальчики на твердой как стекло реке, наступающая плазма. Что подразумевал под плазмой бедняга? Что такое вообще эта самая плазма?
Ладно, они арестуют безумца; не такой уж он ловкач; даже если заляжет на дно, долго не выдержит. В конце концов, Плазма одержим тем, что помешает ему исчезнуть: идеей Миссии. Идея заставит его пойти на риск. Комиссар даже позавидовал такой убежденности.
— Я вижу, что произошло, но словно в черно-белом фильме, — произнес он вслух.
— Вот чего я совсем не понимаю — откуда у него оружие? Ему негде его достать. — Хафнер яростно дергал себя за волосы.
— Он и сам не знает, я уверен в этом. Возможно, просто стащил его у другого бомжа… Может, нашел в лесу, украл у охотника из Курпфальца, когда тот нализался и заснул…
— Не исключено.
Внезапно гаупткомиссар почувствовал, что его прошиб пот.
— Хафнер, никак ты?
— Он самый!
— Ну и ну, господин Хафнер, я ведь шел домой в одиночестве.
Только теперь Тойер очнулся и огляделся по сторонам. Они стояли на Бисмаркплац, городском транспортном узле, на границе Старого города, среди по-весеннему одетых скейтеров, разочарованных переселенцев, неуклюжих студентов, синьорин-нелегалок. Стояли близко, почти вплотную.
— Иногда я немного брожу по городу, прежде чем идти домой, — весело сообщил молодой комиссар. — А сегодня мне так и так требовалось заглянуть на Нойгассе, как вы приказали. И я увидел, как вы переходили на красный свет возле «Вулворта». Вот я и подумал — немедленно поставь пивную кружку и еще раз пожелай шефу доброй ночи.
— Доброй ночи, — сказал Тойер.
К ним подошел молодой панк в сопровождении слюнявой дворняги.
— Эй, мужики, за пятьдесят евро я прокачу вас обоих.
— Я все никак не могу привыкнуть к евро, — уныло сообщил Хафнер и машинально протянул руку к морде адского пса, дабы попрактиковаться в любви к животным. Только тут ему открылся смысл предложения, ужаснувшего его сильнее, чем шквальный огонь. Усы у него задрожали, словно его сотрясало девятибалльным землетрясением. — Этот гад принял нас за голубых…
Тойер со страхом ожидал, что его подчиненный растеряет последние остатки самообладания, которые, как ни удивительно, у него еще сохранялись. Но реакция Хафнера — вероятно, по причине гуманного отношения к животным — была весьма профессиональной: он лишь поднял в вечернее небо свой служебный жетон. Тойер с недоверием наблюдал за псом, заглянул в его глаза и, как всегда, разглядел лишь откровенную кровожадность.
— Голубые легавые? Круто! Ну, скажем, за шестьдесят евро.
— Мы не голубые, — с ненавистью процедил Хафнер. — Я нормальный, а мой шеф…
— …вообще никакой, — закончил фразу Тойер. Пес тем временем обнюхивал его ширинку. — Пойдем, Хафнер, выпьем по маленькой.
Они сидели в «Медоке», в тридцати метрах от нелепого места их встречи. Стильные стулья из твердого дерева, со спинкой и подлокотниками: хорошо еще, что спереди можно с грехом пополам втиснуться на сиденье. Плавно изогнутое дерево стиснуло мощные бедра гаупткомиссара. Он допивал вторую большую кружку пива, почти не отставая от Хафнера. А ведь сейчас по всей округе развернулись поиски Плазмы. Полиция прочесывала лес. Заглядывала под все мосты. Согласно показаниям свидетеля Тойера, обшаривала поле между Нойенгеймом и Доссенгеймом. В парке у старинного замка карманные фонарики коллег Тойера вызвали не одну ejakulatiopraecox — преждевременное семяизвержение, а он, руководитель расследования, сидел на узком стуле и ничего не делал, лишь тянул пиво из кружки. Вот он, чертов век плазмы.
Хафнер был счастлив. Тойер знал, что молодой комиссар его обожает, но лишь высокому поэтическому штилю, слогу миннезингеров доступно выразить, что значила для него возможность выпить пару кружек со своим могучим шефом. Иоганнес Тойер не был знаком с творчеством миннезингеров и не интересовался средневековой поэзией, поэтому он молчал. Но в конце концов не выдержал блаженной ухмылки Хафнера вкупе с множеством мелких лихорадочных глотков и сигарет «Ревал».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45