Уехать автобусом обратно в Будапешт я должен был на следующее утро, что оставляло для встречи весь нынешний день. Теперь же, столкнувшись с возможностью слежки и имея в подкрепление моей "легенды" столь ненадежные документы, оставаться в Белграде на ночь означало бы чересчур испытывать судьбу. Я принял решение уехать поездом, отходившим от центрального вокзала Белграда в 16.25. Этим я существенно урезал время, которое мог провести за обедом с Обрадовичем, но теперь это имело второстепенное значение. Я вскочил в одно из немногих такси, которые все еще попадались в Белграде, несмотря на дефицит топлива, и вернулся в "Интерконтиненталь", чтобы уложить вещи.
Мое беспокойство еще более возросло, когда Обрадович заявился на встречу со мной на новеньком красном "фиате-браво" с дипломатическими номерами, припарковав машину с большой помпой прямо на тротуаре.
- Какая у вас прекрасная машина, - заметил я, как только мы обменялись рукопожатиями. - Нужно иметь большие связи, чтобы приобрести такую.
- А без связей как бы я бензин добывал да еще и разъезжал свободно по Сербии, Боснии и Хорватии? - хвастливо заметил он.
В самом деле, только для дипломатических машин не существовало бензиновых ограничений, а для автомобильных поездок в Хорватию необходимы были дипномера одной из нейтральных стран. Однако как ему удалось добиться таких привилегий? Для этого действительно нужны были мощные связи. Может быть, слишком мощные.
За нашим продолжительным и дорогим обедом Обрадович с большим знанием предмета рассуждал о войне и положении в Боснии, но при этом даже близко не затронул тех тем, которые могли представлять интерес для моего ведомства, не рассказал мне ни о чем, что еще не было бы общеизвестно. Точно так же не было теперь в его поведении ни намека, что он готов для вербовки. Мой оптимистичный прогноз, что из него может выйти хороший агент, уже казался совершенно безосновательным, а лично для меня теперь важнее всего было закончить эту встречу и без проблем добраться до Соединенного Королевства. Только в 16.05 дело у него дошло до коньяка, и я счел возможным попросить счет. А несколько минут спустя, когда я уже в который раз нервно посмотрел на часы, он и выдал подобную взрыву бомбы реплику насчет устроенной мне "проверочки".
За порогом ресторана мы пожали друг другу руки, стоя у его машины, на которой чудесным образом не оказалось штрафной квитанции за неправильную парковку.
- Спасибо за роскошный обед, Бен, - сказал Обрадович неискренне.
- Я скоро дам о себе знать, - в тон ему солгал я.
Уже повернувшись к машине, он бросил через плечо:
- Счастливо тебе, - и это прозвучало так же фальшиво, как оправдания монаха, пойманного настоятелем в борделе. Я улыбнулся, закинул через плечо сумку и поспешил скрыться за углом.
До отхода поезда оставалось девять минут, когда я швырнул свою сумку на заднее сиденье грязного черного "фиата" и нырнул вслед за ней сам.
- На вокзал! - крикнул я таксисту. Увидев его непонимающий взгляд в зеркале заднего вида, я молча проклял себя за то, что не заучил перед командировкой хотя бы несколько сербскохорватских слов.
- Bahnhoff! - заорал я в надежде, что таксист из тех довольно часто встречающихся сербов, которые хотя бы чуть-чуть понимают немецкий. Взгляд водителя оставался пустым. Я выругался про себя еще раз, когда понял, что, как ни силюсь, не могу вспомнить соответствующего слова по-русски, заученного когда-то.
- Чуф, чуф, чуф. - Согнутыми в локтях руками я стал делать круговые движения, а потом подергал за воображаемую ручку гудка совсем в стиле "Кейси" Джонса. Водитель расплылся в улыбке, щелкнул переключателем механического таксометра и врубил первую передачу. Оставалось семь минут. Времени в обрез, но можно успеть.
Однако таксист, только что снявшись с ручника, тут же снова поднял рычаг вверх, потому что сзади с металлическим скрежетом подошел трамвай четыре вагона, заполненные пассажирами. Передний вагон преградил нам путь, да и сзади народ густо повалил через проезжую часть, выходя из трамвая и садясь в него. Мы попали в окружение. Я выругался снова, теперь уже вслух драгоценные секунды быстро таяли. Казалось, эта посадка-высадка не кончится никогда. Последней оказалась старушенция, вся обвешанная сумками. Двое парней вышли из вагона, помогли ей подняться, а потом сами вскочили на нижнюю ступеньку. Наконец, трамвай зашипел пневматикой тормозов и тронулся.
Таксист успел проникнуться моим волнением и теперь поддал газу, лавируя в потоке транспорта, к счастью, не очень густом. И все равно, когда мы подкатили к вокзалу, часы показывали 16.25. Я сунул пригоршню немецких марок в момент осчастливленному водителю, схватил сумку и по-спринтерски рванул вперед. Времени на покупку билета не осталось. Мне очень помогло то, что надписи на табло отправлений тогда еще делались латинскими буквами, а не обязательной ныне кириллицей - беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы узнать: поезд на Будапешт отходит от восьмой платформы. Дальше, как герой фильма с бездарным сценарием, я промчался вдоль платформы и вспрыгнул на подножку одного из вагонов медленно отходившего состава.
В течение следующих сорока пяти минут я простоял в тамбуре между вагонами, глядя, как невзрачные пригороды Белграда сменились безликими сельскохозяйственными пейзажами, и подставляя под прохладный поток воздуха свое разгоряченное лицо. Но думал я не о зловещих словах Обрадовича и не о неотвратимой проблеме пересечения границы, мысли мои были о Саре. Подарка я ей так и не купил, но не потому, что не старался. Просто не попалось ничего, что ей понравилось бы. Я знал, что она не будет на меня сердиться. В худшем случае скорчит забавную гримасу и скажет что-нибудь насмешливое. И все же она будет разочарована. Решив обязательно купить ей что-нибудь в Будапеште, я двинулся вдоль раскачивавшегося вагона на поиски свободного места.
До венгерской границы поезду оставалось идти еще четыре часа, и в моей дальнейшей судьбе от меня уже ничто не зависело. Донесет ли на меня Обрадович сербским властям? Возможно. Но ведь я сказал ему, что уезжаю автобусом только завтра утром. Можно было надеяться, что он не стал слишком спешить и сербские пограничники не получили еще соответствующего приказа. Конечно, существовала еще мизерная вероятность, что за мной все время велась слежка и мой бросок на вокзал не остался незамеченным. Но даже если я был разоблачен, захотят ли сербы арестовать меня? Да, но только если это послужит их политическим целям. Арест английского шпиона даст им повод раздуть кое-какую шумиху в нью-йоркской штаб-квартире ООН. С другой стороны, сербское руководство может не захотеть пойти на дальнейшее нагнетание противостояния с Западом. И хотя риск ареста был невелик, по мере приближения поезда к границе я все же еще раз прошелся по всем деталям своей "легенды". Когда и где я родился? Мой домашний адрес? Кто я по профессии и где работаю? Пришлось отругать себя за то, что не приложил больше усилий, когда разрабатывал "легенду" Пресли. После Москвы я успел без проблем прокатиться под легальным прикрытием в Мадрид, Женеву, Париж и Брюссель и невольно поддался некоторой беспечности. Принимать чужую личину стало казаться так же легко, как пиджак на себя надеть. Теперь я дал себе слово никогда больше не относиться к этому так легкомысленно. Около девяти часов вечера скорость поезда упала почти до нулевой, и он начал подползать к платформе вокзала в Суботице. Во время моего первого, такого благополучного путешествия, сербские пограничники проверяли здесь мой паспорт, и потому я ожидал, что так будет и на этот раз. Я оставил трех моих попутчиков-сербов храпеть в купе, а сам вышел в коридор и потянул вниз оконное стекло, впустив в затхлый вагон волну сыроватого летнего воздуха. В городке, что был виден поодаль, мерцало лишь несколько огоньков, и он казался покинутым людьми. Тормоза неприятно взвизгнули, поезд в последний раз дернулся и остановился. Хлопнула дверь за двумя выходившими здесь пассажирами. Большинство же продолжали свой путь. К моему окну бросилась девочка с подносом неаппетитных с виду пирожных. Ее карие глаза на секунду-другую встретились с моими, но она почти сразу прочитала в них отсутствие интереса и побежала к другому окну. Двое пограничников с автоматами поднялись в первый вагон и пошли по поезду, методично проверяя каждого пассажира. Ищут ли они меня, или это обычная для них ежевечерняя процедура?
Какое-нибудь мгновение я был всерьез готов выпрыгнуть из вагона и помчаться вдоль насыпи к городу, а потом и дальше - к практически неохраняемой границе. Хотя ночь выдалась безлунная, небо было ясным, и я бы без труда по звездам проложил себе путь до Келебии - находившемуся в десяти километрах отсюда ближайшему населенному пункту на венгерской стороне. Когда я служил в территориальной армии, такой марш-бросок мы посчитали бы легкой прогулкой.
Однако подобные идеи были пустой игрой ума. Это операция МИ-6, а не военные маневры. Следовало помнить, чему меня учили, и выстоять до конца. Напомнив себе об этом, я вернулся в купе. Несколько минут спустя дверь рывком открыли пограничники. Тот, что постарше, был широкоплечим детиной с пустышками вместо глаз, младший - просто мальчишка, вчерашний подросток. Оба сильно потели в своих сшитых из плотной ткани плащах. Младший, у которого усики росли на бледном мальчишеском лице, принялся тыкать палкой в багаж у нас над головами, словно хотел обнаружить прячущихся среди тюков и чемоданов нарушителей границы, а старший тем временем проверил югославский паспорт моего соседа. Затем он повернулся ко мне и щелчком пальцев дал понять, что теперь ему нужен мой документ. Он открыл последнюю страницу моего нового, общеевропейского образца паспорта, разглядел фотографию и сравнил ее с моим лицом, причем глаза его смотрели на меня без всякого выражения, словно он изучал не лицо, а расписание движения поездов. Сунув паспорт в карман, он, ни слова не говоря, вышел из купе. Младшенький поплелся за ним, как преданная собачонка.
В прошлый раз, когда я выезжал из страны этим же путем, пограничники паспорт у меня не забирали, так что теперь у меня был повод для беспокойства. Я вышел в коридор и просунул голову в открытое окно. Снаружи по платформе от самого конца длинного состава в мою сторону двигались еще двое пограничников, всматриваясь в окна, словно кого-то искали. Когда они уже находились в трех вагонах от моего, я повернулся и увидел первую пару, шедшую ко мне по коридору поезда с противоположного направления. Теперь бежать было некуда.
Я услышал, как хлопнула межвагонная дверь, дождался, чтобы звук их тяжелых шагов приблизился ко мне вплотную, и поднял глаза. Первым шел старший. Подойдя, он выбросил в окно окурок своей едко дымившей сербской сигареты. На его лице по-прежнему не отражалось никаких эмоций. В шаге у него за спиной молодой рьяно обрабатывал челюстями жвачку. Тошнотворная смесь сладкого запаха жвачки с амбре, исходившим от их тел, разнеслась по узкому вагонному коридору. Они с угрожающим видом остановились рядом со мной, старший полез во внутренний карман своего кителя, показав при этом пятно пота на гимнастерке, и достал мой паспорт. Его глаза вспыхнули на мгновение, когда он, держа паспорт передо мной, что-то грозно прорычал по-сербскохорватски. Я недоуменно пожал плечами, пульс мой от волнения заметно участился. Он что-то рявкнул опять, но тут до него дошло, что я его не понимаю, и он перешел на немецкий:
- Fahrkarte!
Значение этого слова постепенно выплыло откуда-то из глубин моей памяти, где дремало под спудом с тех пор, как много лет назад я прошел армейский курс немецкого языка, и мое лицо поневоле озарилось улыбкой облегчения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Мое беспокойство еще более возросло, когда Обрадович заявился на встречу со мной на новеньком красном "фиате-браво" с дипломатическими номерами, припарковав машину с большой помпой прямо на тротуаре.
- Какая у вас прекрасная машина, - заметил я, как только мы обменялись рукопожатиями. - Нужно иметь большие связи, чтобы приобрести такую.
- А без связей как бы я бензин добывал да еще и разъезжал свободно по Сербии, Боснии и Хорватии? - хвастливо заметил он.
В самом деле, только для дипломатических машин не существовало бензиновых ограничений, а для автомобильных поездок в Хорватию необходимы были дипномера одной из нейтральных стран. Однако как ему удалось добиться таких привилегий? Для этого действительно нужны были мощные связи. Может быть, слишком мощные.
За нашим продолжительным и дорогим обедом Обрадович с большим знанием предмета рассуждал о войне и положении в Боснии, но при этом даже близко не затронул тех тем, которые могли представлять интерес для моего ведомства, не рассказал мне ни о чем, что еще не было бы общеизвестно. Точно так же не было теперь в его поведении ни намека, что он готов для вербовки. Мой оптимистичный прогноз, что из него может выйти хороший агент, уже казался совершенно безосновательным, а лично для меня теперь важнее всего было закончить эту встречу и без проблем добраться до Соединенного Королевства. Только в 16.05 дело у него дошло до коньяка, и я счел возможным попросить счет. А несколько минут спустя, когда я уже в который раз нервно посмотрел на часы, он и выдал подобную взрыву бомбы реплику насчет устроенной мне "проверочки".
За порогом ресторана мы пожали друг другу руки, стоя у его машины, на которой чудесным образом не оказалось штрафной квитанции за неправильную парковку.
- Спасибо за роскошный обед, Бен, - сказал Обрадович неискренне.
- Я скоро дам о себе знать, - в тон ему солгал я.
Уже повернувшись к машине, он бросил через плечо:
- Счастливо тебе, - и это прозвучало так же фальшиво, как оправдания монаха, пойманного настоятелем в борделе. Я улыбнулся, закинул через плечо сумку и поспешил скрыться за углом.
До отхода поезда оставалось девять минут, когда я швырнул свою сумку на заднее сиденье грязного черного "фиата" и нырнул вслед за ней сам.
- На вокзал! - крикнул я таксисту. Увидев его непонимающий взгляд в зеркале заднего вида, я молча проклял себя за то, что не заучил перед командировкой хотя бы несколько сербскохорватских слов.
- Bahnhoff! - заорал я в надежде, что таксист из тех довольно часто встречающихся сербов, которые хотя бы чуть-чуть понимают немецкий. Взгляд водителя оставался пустым. Я выругался про себя еще раз, когда понял, что, как ни силюсь, не могу вспомнить соответствующего слова по-русски, заученного когда-то.
- Чуф, чуф, чуф. - Согнутыми в локтях руками я стал делать круговые движения, а потом подергал за воображаемую ручку гудка совсем в стиле "Кейси" Джонса. Водитель расплылся в улыбке, щелкнул переключателем механического таксометра и врубил первую передачу. Оставалось семь минут. Времени в обрез, но можно успеть.
Однако таксист, только что снявшись с ручника, тут же снова поднял рычаг вверх, потому что сзади с металлическим скрежетом подошел трамвай четыре вагона, заполненные пассажирами. Передний вагон преградил нам путь, да и сзади народ густо повалил через проезжую часть, выходя из трамвая и садясь в него. Мы попали в окружение. Я выругался снова, теперь уже вслух драгоценные секунды быстро таяли. Казалось, эта посадка-высадка не кончится никогда. Последней оказалась старушенция, вся обвешанная сумками. Двое парней вышли из вагона, помогли ей подняться, а потом сами вскочили на нижнюю ступеньку. Наконец, трамвай зашипел пневматикой тормозов и тронулся.
Таксист успел проникнуться моим волнением и теперь поддал газу, лавируя в потоке транспорта, к счастью, не очень густом. И все равно, когда мы подкатили к вокзалу, часы показывали 16.25. Я сунул пригоршню немецких марок в момент осчастливленному водителю, схватил сумку и по-спринтерски рванул вперед. Времени на покупку билета не осталось. Мне очень помогло то, что надписи на табло отправлений тогда еще делались латинскими буквами, а не обязательной ныне кириллицей - беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы узнать: поезд на Будапешт отходит от восьмой платформы. Дальше, как герой фильма с бездарным сценарием, я промчался вдоль платформы и вспрыгнул на подножку одного из вагонов медленно отходившего состава.
В течение следующих сорока пяти минут я простоял в тамбуре между вагонами, глядя, как невзрачные пригороды Белграда сменились безликими сельскохозяйственными пейзажами, и подставляя под прохладный поток воздуха свое разгоряченное лицо. Но думал я не о зловещих словах Обрадовича и не о неотвратимой проблеме пересечения границы, мысли мои были о Саре. Подарка я ей так и не купил, но не потому, что не старался. Просто не попалось ничего, что ей понравилось бы. Я знал, что она не будет на меня сердиться. В худшем случае скорчит забавную гримасу и скажет что-нибудь насмешливое. И все же она будет разочарована. Решив обязательно купить ей что-нибудь в Будапеште, я двинулся вдоль раскачивавшегося вагона на поиски свободного места.
До венгерской границы поезду оставалось идти еще четыре часа, и в моей дальнейшей судьбе от меня уже ничто не зависело. Донесет ли на меня Обрадович сербским властям? Возможно. Но ведь я сказал ему, что уезжаю автобусом только завтра утром. Можно было надеяться, что он не стал слишком спешить и сербские пограничники не получили еще соответствующего приказа. Конечно, существовала еще мизерная вероятность, что за мной все время велась слежка и мой бросок на вокзал не остался незамеченным. Но даже если я был разоблачен, захотят ли сербы арестовать меня? Да, но только если это послужит их политическим целям. Арест английского шпиона даст им повод раздуть кое-какую шумиху в нью-йоркской штаб-квартире ООН. С другой стороны, сербское руководство может не захотеть пойти на дальнейшее нагнетание противостояния с Западом. И хотя риск ареста был невелик, по мере приближения поезда к границе я все же еще раз прошелся по всем деталям своей "легенды". Когда и где я родился? Мой домашний адрес? Кто я по профессии и где работаю? Пришлось отругать себя за то, что не приложил больше усилий, когда разрабатывал "легенду" Пресли. После Москвы я успел без проблем прокатиться под легальным прикрытием в Мадрид, Женеву, Париж и Брюссель и невольно поддался некоторой беспечности. Принимать чужую личину стало казаться так же легко, как пиджак на себя надеть. Теперь я дал себе слово никогда больше не относиться к этому так легкомысленно. Около девяти часов вечера скорость поезда упала почти до нулевой, и он начал подползать к платформе вокзала в Суботице. Во время моего первого, такого благополучного путешествия, сербские пограничники проверяли здесь мой паспорт, и потому я ожидал, что так будет и на этот раз. Я оставил трех моих попутчиков-сербов храпеть в купе, а сам вышел в коридор и потянул вниз оконное стекло, впустив в затхлый вагон волну сыроватого летнего воздуха. В городке, что был виден поодаль, мерцало лишь несколько огоньков, и он казался покинутым людьми. Тормоза неприятно взвизгнули, поезд в последний раз дернулся и остановился. Хлопнула дверь за двумя выходившими здесь пассажирами. Большинство же продолжали свой путь. К моему окну бросилась девочка с подносом неаппетитных с виду пирожных. Ее карие глаза на секунду-другую встретились с моими, но она почти сразу прочитала в них отсутствие интереса и побежала к другому окну. Двое пограничников с автоматами поднялись в первый вагон и пошли по поезду, методично проверяя каждого пассажира. Ищут ли они меня, или это обычная для них ежевечерняя процедура?
Какое-нибудь мгновение я был всерьез готов выпрыгнуть из вагона и помчаться вдоль насыпи к городу, а потом и дальше - к практически неохраняемой границе. Хотя ночь выдалась безлунная, небо было ясным, и я бы без труда по звездам проложил себе путь до Келебии - находившемуся в десяти километрах отсюда ближайшему населенному пункту на венгерской стороне. Когда я служил в территориальной армии, такой марш-бросок мы посчитали бы легкой прогулкой.
Однако подобные идеи были пустой игрой ума. Это операция МИ-6, а не военные маневры. Следовало помнить, чему меня учили, и выстоять до конца. Напомнив себе об этом, я вернулся в купе. Несколько минут спустя дверь рывком открыли пограничники. Тот, что постарше, был широкоплечим детиной с пустышками вместо глаз, младший - просто мальчишка, вчерашний подросток. Оба сильно потели в своих сшитых из плотной ткани плащах. Младший, у которого усики росли на бледном мальчишеском лице, принялся тыкать палкой в багаж у нас над головами, словно хотел обнаружить прячущихся среди тюков и чемоданов нарушителей границы, а старший тем временем проверил югославский паспорт моего соседа. Затем он повернулся ко мне и щелчком пальцев дал понять, что теперь ему нужен мой документ. Он открыл последнюю страницу моего нового, общеевропейского образца паспорта, разглядел фотографию и сравнил ее с моим лицом, причем глаза его смотрели на меня без всякого выражения, словно он изучал не лицо, а расписание движения поездов. Сунув паспорт в карман, он, ни слова не говоря, вышел из купе. Младшенький поплелся за ним, как преданная собачонка.
В прошлый раз, когда я выезжал из страны этим же путем, пограничники паспорт у меня не забирали, так что теперь у меня был повод для беспокойства. Я вышел в коридор и просунул голову в открытое окно. Снаружи по платформе от самого конца длинного состава в мою сторону двигались еще двое пограничников, всматриваясь в окна, словно кого-то искали. Когда они уже находились в трех вагонах от моего, я повернулся и увидел первую пару, шедшую ко мне по коридору поезда с противоположного направления. Теперь бежать было некуда.
Я услышал, как хлопнула межвагонная дверь, дождался, чтобы звук их тяжелых шагов приблизился ко мне вплотную, и поднял глаза. Первым шел старший. Подойдя, он выбросил в окно окурок своей едко дымившей сербской сигареты. На его лице по-прежнему не отражалось никаких эмоций. В шаге у него за спиной молодой рьяно обрабатывал челюстями жвачку. Тошнотворная смесь сладкого запаха жвачки с амбре, исходившим от их тел, разнеслась по узкому вагонному коридору. Они с угрожающим видом остановились рядом со мной, старший полез во внутренний карман своего кителя, показав при этом пятно пота на гимнастерке, и достал мой паспорт. Его глаза вспыхнули на мгновение, когда он, держа паспорт передо мной, что-то грозно прорычал по-сербскохорватски. Я недоуменно пожал плечами, пульс мой от волнения заметно участился. Он что-то рявкнул опять, но тут до него дошло, что я его не понимаю, и он перешел на немецкий:
- Fahrkarte!
Значение этого слова постепенно выплыло откуда-то из глубин моей памяти, где дремало под спудом с тех пор, как много лет назад я прошел армейский курс немецкого языка, и мое лицо поневоле озарилось улыбкой облегчения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67