..
Окончательный разрыв произошел неделю спустя.
Однажды в перерыве между лекциями к ним подошел только что избранный секретарь комсомольской организации - симпатичный, но недалекий парень со спортивной фигурой, вечно куда-то спешащий. Поглядывая на часы, он безапелляционным тоном скомандовал:
- Вот вам, ребятки, бланки заявлений. Заполните и сдайте мне. На следующем собрании прием.
Заметив на их лицах недоумение, пояснил:
- Комсомол - организация массовая. Охватывать надо. Должны понимать, не маленькие...
После занятий Антон возмущался формальным подходом к важному делу, горячо доказывал порочность автоматического приема в комсомол. Игорь с ним соглашался и даже предложил написать в студенческую многотиражку. Обсудили детали. Антон взялся составить письмо. Просидел над ним до полуночи, а утром принес в университет.
Игорь прочел, похвалил.
- Одобряю, старик. Очень даже толково написано, - и протянул письмо Антону.
- Подожди, - остановил его Манжула. - Ты что, не понял? Его подписать надо. Видишь, я поставил свою подпись.
- И напрасно. Напрасно ты это сделал, - сказал Красильников. По-моему, старик, лучше послать анонимно.
- Как? - растерялся Антон. - Почему анонимно?
Игорь замялся:
- Наивный ты человек... Ну, представь последствия, если поймут неправильно. Нам тогда комсомола не видать как своих ушей. Подумай, старик, это дело очень серьезное! Пораскинь мозгами... Как говорится, во время боя сгоряча не стреляй в полкового врача...
- Но это же твоя идея...
- Разве? Что-то не припомню. По-моему, ты что-то путаешь, старичок. Инициатива была твоя. Мне лично этот Жаботинский (нового комсорга прозвали Жаботинским) очень даже симпатичен.
- Значит, не подпишешь? - вскипел Антон, успев наконец понять, куда клонит вчерашний единомышленник.
- И тебе не советую... Не обижайся. - Красильников сунул листок ему в руки. - Ну, будь здоров, некогда мне...
Дальнейшая судьба письма уже не касалась Игоря. Его подписала большая часть группы, оно было напечатано на первой странице многотиражки под заголовком "Комсомол: формальность или выбор цели", вызвало многочисленные отклики, повлекло за собой перевыборы комсорга.
То, что Игорь не захотел подписать письмо, каким-то образом стало известно всему курсу, он оказался в изоляции и вскоре ушел из университета.
Разумеется, уход Игоря был связан с какими-то более серьезными причинами, но он не удержался, чтобы напоследок не сказать Манжуле язвительно и обидно:
- Спасибо, старичок, удружил. Я, признаться, недооценил тебя. Вегетарианцы, оказывается, тоже питаются мясом.
Последний раз Антон видел его в том же году на первомайской демонстрации. Университетская колонна двигалась к площади. Звуки маршей мешались с веселым гамом, шутками, смехом. В воздух, цепляясь за разноцветные, украшенные рисунками шары, откуда-то выпустили стайку голубей, и они трепещущими белыми комками поднялись над крышами и исчезли, будто растворились, в чистой лазури неба.
Антон заметил Красильникова где-то сбоку колонны, но подходить не хотел. Перед выходом на площадь колонна начала перестраиваться, и Игорь оказался в одном с ним ряду.
- Привет будущему члену-корреспонденту, - сказал он. - Как жизнь, старичок?
- Спасибо, ничего, - ответил Антон. - А ты с нами?
Наверное, в его вопросе прозвучал отголосок старой обиды, потому что Игорь насторожился:
- Да нет, шел вот мимо, увидел знакомых... - И надменно, видимо, из желания самоутвердиться, добавил: - У меня, старик, есть дела поважней.
- Ну-ну...
После этого оставаться в колонне Игорь уже не мог и решил сорвать зло:
- Эх, с каким удовольствием я врезал бы тебе по морде, старик, ты себе даже не представляешь!
- А ты попробуй. - Антон сделал шаг вперед.
Игорь с опаской посмотрел на ребят, начинавших прислушиваться к их разговору.
- Да катись ты... очкарик. Вместе со своими ублюдками-друзьями.
Он коротко сплюнул под ноги и, круто повернувшись, стал пробираться сквозь толпу.
Это был уже другой Красильников, незнакомый, чужой, - Красильников, которого Антон Манжула совсем не знал...
Глава 5
12 февраля
СКАРГИН
С тех пор как Красильников признался в неосторожном убийстве, не меньше недели мы топтались на одном месте, делая непрерывные, но тщетные попытки выбраться на оперативный простор. Тянулись дни, заполненные беготней, сбором различных справок, сведений, запросами, допросами, и все это к вечеру неизменно оборачивалось впустую или почти впустую затраченным временем.
Должно быть, я несколько сгустил краски, говоря о бесполезно потраченном времени, потому что благодаря этим запросам и справкам к концу второй недели у нас сложилось более или менее полное представление о личности обвиняемого, однако обстоятельства дела по-прежнему оставались далеко не ясными.
Красильников упорно держался за свое, твердил одно и то же, с той лишь разницей, что для каждой следующей встречи придумывал новые живописные подробности то относительно Волонтира, то относительно себя. За неимением лучшего приходилось выслушивать его фантасмагории (будь моя воля, водил бы на такие допросы режиссеров детективных фильмов, чтобы лишать их иллюзий о киногеничности работы следователя: прежде чем найти Рембрандта, иногда приходится изрядно попотеть).
Он попросту водил нас за нос, и то, что со временем суд расценит его поведение как отягчающее вину обстоятельство, меня лично утешало весьма слабо - это было все равно что ставить горчичники при открытом переломе ноги.
- Я проснулся среди ночи, - "откровенничал" он на одном из допросов, - и вроде даже вспомнил, что оставил газ открытым. Смутно так, туманно. Но тут же снова заснул - знаете, как бывает: проснешься и не поймешь - сон это был или явь. А ведь стоило мне тогда встать, и я мог бы спасти его и не сидел бы сейчас перед вами. Разве не обидно? И вот еще что удивительно: утром, когда увидел во дворе милицейскую машину, даже мысли не допустил, что с Жорой что-то случилось. Прошел мимо. А стоило мне подойти, поинтересоваться, и я сам заявил бы о случившемся. Это потом мне страшно было, а тогда точно бы рассказал все как на духу. Как вы считаете, гражданин следователь, зачли бы мне явку с повинной?
- Удивляюсь, - разглагольствовал он на другой день. - Почему я не заметил спичек? Вы говорите, они у самой плиты лежали? Просто поразительное невезение. Я ведь часто ношу спички с собой, так, на всякий случай, а в этот раз, как назло, не взял. Нет-нет, мне все-таки крупно не везет: если бы тогда не отлетела сера, если бы в коробке была еще хоть одна спичка, я зажег бы конфорку, подогрел бы чай, выпил бы да и пошел себе спать... А следы! - восклицал он с хорошо разыгранным удивлением. Куда могли подеваться следы? Уму непостижимо! Я же брался за ручки, значит, должны были остаться следы, отпечатки пальцев, правильно я говорю? Куда же они делись? - И Красильников смотрел на меня с наивным удивлением, словно следы с ручек стер не он, а я.
В следующий раз высказался о Волонтире:
- Не думаю, что Георгий Васильевич большая потеря для общества. Суд должен учесть, что он был одинок, а у меня все-таки семья и несовершеннолетний ребенок, которого надо воспитывать... Это, конечно, не значит, что я не раскаиваюсь и мне его не жалко. Нет. Я виноват в его смерти и каюсь. Но справедливость требует, чтобы вы учитывали и личность потерпевшего... - Убитого им Волонтира Красильников тактично называл потерпевшим. - Жора был далеко не идеальным человеком. Вы, к примеру, знаете, что время от времени у него случались запои? Несколько раз в году он напивался прямо-таки до бесчувственного состояния, и это могло длиться неделю, а то и больше. Не представляю, что могло меня с ним связывать, ведь ничего общего... Я вот думаю: может, спаивал он меня специально?.. Красильников понял, что хватил лишку, и поспешил вернуться к более безопасной теме: - Другой на его месте тысячу раз проснулся бы и почувствовал запах газа, а он... Согласитесь, при таких обстоятельствах часть вины падает и на потерпевшего...
И так до бесконечности.
Я слушал внимательно, не перебивая, отсеивал лишнее, по крупицам собирал нужное, вникал в подтекст. Красильников упрямо гнул свое: убил случайно, по неосторожности, я в это не верил, и чем больше он старался меня убедить, тем меньше сомнений у меня оставалось.
Сомнения - привилегия следователя. Я вовсе не стремился злоупотреблять этим своим правом, но в то же время из головы никак не шли слова Тихойванова о встрече с Игорем и Волонтиром вечером, накануне убийства. "Они или выясняли отношения, или сводили счеты", - сказал он. В отличие от меня Федор Константинович не знал, что буквально через несколько минут после того, как он встретил в подъезде эту парочку, Игорь ушел в гости к Волонтиру и там началось то, что привело к смерти Георгия Васильевича.
Интуиция подсказывала мне: Тихойванов прав, они сводили счеты. Но какие?
Причины столкновения могли крыться в прошлом этих людей, но прошлое Красильникова было как на ладони. Идеальным его не назовешь - это верно: незначительные проступки, потом кража, мелкий мещанский цинизм, моральная нечистоплотность, измена другу. Но до убийства от этого - путь, пожалуй, слишком длинный... Впрочем, такой ли уж длинный? Товарища ли он предал, пойдя восемь лет назад на сделку с собственной совестью?.. Нет-нет, жизнь так или иначе складывается из отдельных поступков; моральный крах - это не обусловленный врожденными преступными наклонностями срыв, это итог, к которому чаще всего идут окольными путями, совершая огромное количество микроуступок, микрокомпромиссов, малозаметных окружающим микропредательств, и только в конце этого долгого пути наступает критический момент, когда человек, попав в чрезвычайные обстоятельства, вынужден выбрать, принять решение, и вдруг оказывается, что решение давно принято, предопределено всей прошлой жизнью...
После встречи с Манжулой я сделал еще одну попытку поглубже разобраться в прошлом моего подследственного.
- Как долго вы были знакомы с Волонтиром? - спросил я на очередном допросе.
- По-соседски знал около восьми лет, - без запинки ответил он. - А близко познакомились года три назад, не больше.
- Вы говорили, что были с ним в дружеских отношениях. Объясните, что вас связывало? О чем, например, вы говорили при встречах или когда бывали у него в гостях? Кстати, он сам к вам в гости приходил?
- Нет, - ответил Красильников и пояснил: - У меня семья, ребенок...
- Хорошо. Так о чем вы беседовали?
Игорь пожал плечами:
- Да о разном. Разве сейчас вспомнишь?
- Допустим. Ну а в ночь на девятнадцатое?
- Ей-богу, не припомню.
- Но прошло не так уж много времени.
- Кажется, о спорте.
- Вы любите спорт?
- Кто ж его не любит?! Хоккей, бокс, фигурное катание, марафонский бег...
- Марафонский бег? - заинтересовался я.
- А что? Очень на жизнь похоже.
- Каким же это образом?
- А таким: стартуешь вместе со всеми и бежишь сломя голову к финишу. Дистанция вроде длинная, а времени не хватает. Каждый старается в лидеры попасть, вперед вырваться. - Игорь ухватился за возможность поговорить на отвлеченную тему и сам не заметил, как увлекся. - А все почему? Там, впереди, - слава, почет. Впереди три призовых места. Всего три, на всех не разделишь. Попал в тройку - твое счастье, забирай золото, серебро, в худшем случае - бронзу, а не попал - считай, что и не бежал вовсе, зря только силы расходовал. По мне, так лучшее... - Красильников замолчал, недосказав, и, сощурившись, посмотрел на меня. - Что-то не о том мы с вами говорим, гражданин следователь.
- Почему же, продолжайте - это очень интересно.
- Вот выйду отсюда, - он кивнул на стены кабинета, - тогда можно и о жизни порассуждать, если у вас желание не пропадет, а сейчас, извините, не то настроение.
Будто на миг случайно приоткрылся край занавеса, и тотчас чья-то невидимая рука поправила его и наглухо отрезала происходящее по ту сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Окончательный разрыв произошел неделю спустя.
Однажды в перерыве между лекциями к ним подошел только что избранный секретарь комсомольской организации - симпатичный, но недалекий парень со спортивной фигурой, вечно куда-то спешащий. Поглядывая на часы, он безапелляционным тоном скомандовал:
- Вот вам, ребятки, бланки заявлений. Заполните и сдайте мне. На следующем собрании прием.
Заметив на их лицах недоумение, пояснил:
- Комсомол - организация массовая. Охватывать надо. Должны понимать, не маленькие...
После занятий Антон возмущался формальным подходом к важному делу, горячо доказывал порочность автоматического приема в комсомол. Игорь с ним соглашался и даже предложил написать в студенческую многотиражку. Обсудили детали. Антон взялся составить письмо. Просидел над ним до полуночи, а утром принес в университет.
Игорь прочел, похвалил.
- Одобряю, старик. Очень даже толково написано, - и протянул письмо Антону.
- Подожди, - остановил его Манжула. - Ты что, не понял? Его подписать надо. Видишь, я поставил свою подпись.
- И напрасно. Напрасно ты это сделал, - сказал Красильников. По-моему, старик, лучше послать анонимно.
- Как? - растерялся Антон. - Почему анонимно?
Игорь замялся:
- Наивный ты человек... Ну, представь последствия, если поймут неправильно. Нам тогда комсомола не видать как своих ушей. Подумай, старик, это дело очень серьезное! Пораскинь мозгами... Как говорится, во время боя сгоряча не стреляй в полкового врача...
- Но это же твоя идея...
- Разве? Что-то не припомню. По-моему, ты что-то путаешь, старичок. Инициатива была твоя. Мне лично этот Жаботинский (нового комсорга прозвали Жаботинским) очень даже симпатичен.
- Значит, не подпишешь? - вскипел Антон, успев наконец понять, куда клонит вчерашний единомышленник.
- И тебе не советую... Не обижайся. - Красильников сунул листок ему в руки. - Ну, будь здоров, некогда мне...
Дальнейшая судьба письма уже не касалась Игоря. Его подписала большая часть группы, оно было напечатано на первой странице многотиражки под заголовком "Комсомол: формальность или выбор цели", вызвало многочисленные отклики, повлекло за собой перевыборы комсорга.
То, что Игорь не захотел подписать письмо, каким-то образом стало известно всему курсу, он оказался в изоляции и вскоре ушел из университета.
Разумеется, уход Игоря был связан с какими-то более серьезными причинами, но он не удержался, чтобы напоследок не сказать Манжуле язвительно и обидно:
- Спасибо, старичок, удружил. Я, признаться, недооценил тебя. Вегетарианцы, оказывается, тоже питаются мясом.
Последний раз Антон видел его в том же году на первомайской демонстрации. Университетская колонна двигалась к площади. Звуки маршей мешались с веселым гамом, шутками, смехом. В воздух, цепляясь за разноцветные, украшенные рисунками шары, откуда-то выпустили стайку голубей, и они трепещущими белыми комками поднялись над крышами и исчезли, будто растворились, в чистой лазури неба.
Антон заметил Красильникова где-то сбоку колонны, но подходить не хотел. Перед выходом на площадь колонна начала перестраиваться, и Игорь оказался в одном с ним ряду.
- Привет будущему члену-корреспонденту, - сказал он. - Как жизнь, старичок?
- Спасибо, ничего, - ответил Антон. - А ты с нами?
Наверное, в его вопросе прозвучал отголосок старой обиды, потому что Игорь насторожился:
- Да нет, шел вот мимо, увидел знакомых... - И надменно, видимо, из желания самоутвердиться, добавил: - У меня, старик, есть дела поважней.
- Ну-ну...
После этого оставаться в колонне Игорь уже не мог и решил сорвать зло:
- Эх, с каким удовольствием я врезал бы тебе по морде, старик, ты себе даже не представляешь!
- А ты попробуй. - Антон сделал шаг вперед.
Игорь с опаской посмотрел на ребят, начинавших прислушиваться к их разговору.
- Да катись ты... очкарик. Вместе со своими ублюдками-друзьями.
Он коротко сплюнул под ноги и, круто повернувшись, стал пробираться сквозь толпу.
Это был уже другой Красильников, незнакомый, чужой, - Красильников, которого Антон Манжула совсем не знал...
Глава 5
12 февраля
СКАРГИН
С тех пор как Красильников признался в неосторожном убийстве, не меньше недели мы топтались на одном месте, делая непрерывные, но тщетные попытки выбраться на оперативный простор. Тянулись дни, заполненные беготней, сбором различных справок, сведений, запросами, допросами, и все это к вечеру неизменно оборачивалось впустую или почти впустую затраченным временем.
Должно быть, я несколько сгустил краски, говоря о бесполезно потраченном времени, потому что благодаря этим запросам и справкам к концу второй недели у нас сложилось более или менее полное представление о личности обвиняемого, однако обстоятельства дела по-прежнему оставались далеко не ясными.
Красильников упорно держался за свое, твердил одно и то же, с той лишь разницей, что для каждой следующей встречи придумывал новые живописные подробности то относительно Волонтира, то относительно себя. За неимением лучшего приходилось выслушивать его фантасмагории (будь моя воля, водил бы на такие допросы режиссеров детективных фильмов, чтобы лишать их иллюзий о киногеничности работы следователя: прежде чем найти Рембрандта, иногда приходится изрядно попотеть).
Он попросту водил нас за нос, и то, что со временем суд расценит его поведение как отягчающее вину обстоятельство, меня лично утешало весьма слабо - это было все равно что ставить горчичники при открытом переломе ноги.
- Я проснулся среди ночи, - "откровенничал" он на одном из допросов, - и вроде даже вспомнил, что оставил газ открытым. Смутно так, туманно. Но тут же снова заснул - знаете, как бывает: проснешься и не поймешь - сон это был или явь. А ведь стоило мне тогда встать, и я мог бы спасти его и не сидел бы сейчас перед вами. Разве не обидно? И вот еще что удивительно: утром, когда увидел во дворе милицейскую машину, даже мысли не допустил, что с Жорой что-то случилось. Прошел мимо. А стоило мне подойти, поинтересоваться, и я сам заявил бы о случившемся. Это потом мне страшно было, а тогда точно бы рассказал все как на духу. Как вы считаете, гражданин следователь, зачли бы мне явку с повинной?
- Удивляюсь, - разглагольствовал он на другой день. - Почему я не заметил спичек? Вы говорите, они у самой плиты лежали? Просто поразительное невезение. Я ведь часто ношу спички с собой, так, на всякий случай, а в этот раз, как назло, не взял. Нет-нет, мне все-таки крупно не везет: если бы тогда не отлетела сера, если бы в коробке была еще хоть одна спичка, я зажег бы конфорку, подогрел бы чай, выпил бы да и пошел себе спать... А следы! - восклицал он с хорошо разыгранным удивлением. Куда могли подеваться следы? Уму непостижимо! Я же брался за ручки, значит, должны были остаться следы, отпечатки пальцев, правильно я говорю? Куда же они делись? - И Красильников смотрел на меня с наивным удивлением, словно следы с ручек стер не он, а я.
В следующий раз высказался о Волонтире:
- Не думаю, что Георгий Васильевич большая потеря для общества. Суд должен учесть, что он был одинок, а у меня все-таки семья и несовершеннолетний ребенок, которого надо воспитывать... Это, конечно, не значит, что я не раскаиваюсь и мне его не жалко. Нет. Я виноват в его смерти и каюсь. Но справедливость требует, чтобы вы учитывали и личность потерпевшего... - Убитого им Волонтира Красильников тактично называл потерпевшим. - Жора был далеко не идеальным человеком. Вы, к примеру, знаете, что время от времени у него случались запои? Несколько раз в году он напивался прямо-таки до бесчувственного состояния, и это могло длиться неделю, а то и больше. Не представляю, что могло меня с ним связывать, ведь ничего общего... Я вот думаю: может, спаивал он меня специально?.. Красильников понял, что хватил лишку, и поспешил вернуться к более безопасной теме: - Другой на его месте тысячу раз проснулся бы и почувствовал запах газа, а он... Согласитесь, при таких обстоятельствах часть вины падает и на потерпевшего...
И так до бесконечности.
Я слушал внимательно, не перебивая, отсеивал лишнее, по крупицам собирал нужное, вникал в подтекст. Красильников упрямо гнул свое: убил случайно, по неосторожности, я в это не верил, и чем больше он старался меня убедить, тем меньше сомнений у меня оставалось.
Сомнения - привилегия следователя. Я вовсе не стремился злоупотреблять этим своим правом, но в то же время из головы никак не шли слова Тихойванова о встрече с Игорем и Волонтиром вечером, накануне убийства. "Они или выясняли отношения, или сводили счеты", - сказал он. В отличие от меня Федор Константинович не знал, что буквально через несколько минут после того, как он встретил в подъезде эту парочку, Игорь ушел в гости к Волонтиру и там началось то, что привело к смерти Георгия Васильевича.
Интуиция подсказывала мне: Тихойванов прав, они сводили счеты. Но какие?
Причины столкновения могли крыться в прошлом этих людей, но прошлое Красильникова было как на ладони. Идеальным его не назовешь - это верно: незначительные проступки, потом кража, мелкий мещанский цинизм, моральная нечистоплотность, измена другу. Но до убийства от этого - путь, пожалуй, слишком длинный... Впрочем, такой ли уж длинный? Товарища ли он предал, пойдя восемь лет назад на сделку с собственной совестью?.. Нет-нет, жизнь так или иначе складывается из отдельных поступков; моральный крах - это не обусловленный врожденными преступными наклонностями срыв, это итог, к которому чаще всего идут окольными путями, совершая огромное количество микроуступок, микрокомпромиссов, малозаметных окружающим микропредательств, и только в конце этого долгого пути наступает критический момент, когда человек, попав в чрезвычайные обстоятельства, вынужден выбрать, принять решение, и вдруг оказывается, что решение давно принято, предопределено всей прошлой жизнью...
После встречи с Манжулой я сделал еще одну попытку поглубже разобраться в прошлом моего подследственного.
- Как долго вы были знакомы с Волонтиром? - спросил я на очередном допросе.
- По-соседски знал около восьми лет, - без запинки ответил он. - А близко познакомились года три назад, не больше.
- Вы говорили, что были с ним в дружеских отношениях. Объясните, что вас связывало? О чем, например, вы говорили при встречах или когда бывали у него в гостях? Кстати, он сам к вам в гости приходил?
- Нет, - ответил Красильников и пояснил: - У меня семья, ребенок...
- Хорошо. Так о чем вы беседовали?
Игорь пожал плечами:
- Да о разном. Разве сейчас вспомнишь?
- Допустим. Ну а в ночь на девятнадцатое?
- Ей-богу, не припомню.
- Но прошло не так уж много времени.
- Кажется, о спорте.
- Вы любите спорт?
- Кто ж его не любит?! Хоккей, бокс, фигурное катание, марафонский бег...
- Марафонский бег? - заинтересовался я.
- А что? Очень на жизнь похоже.
- Каким же это образом?
- А таким: стартуешь вместе со всеми и бежишь сломя голову к финишу. Дистанция вроде длинная, а времени не хватает. Каждый старается в лидеры попасть, вперед вырваться. - Игорь ухватился за возможность поговорить на отвлеченную тему и сам не заметил, как увлекся. - А все почему? Там, впереди, - слава, почет. Впереди три призовых места. Всего три, на всех не разделишь. Попал в тройку - твое счастье, забирай золото, серебро, в худшем случае - бронзу, а не попал - считай, что и не бежал вовсе, зря только силы расходовал. По мне, так лучшее... - Красильников замолчал, недосказав, и, сощурившись, посмотрел на меня. - Что-то не о том мы с вами говорим, гражданин следователь.
- Почему же, продолжайте - это очень интересно.
- Вот выйду отсюда, - он кивнул на стены кабинета, - тогда можно и о жизни порассуждать, если у вас желание не пропадет, а сейчас, извините, не то настроение.
Будто на миг случайно приоткрылся край занавеса, и тотчас чья-то невидимая рука поправила его и наглухо отрезала происходящее по ту сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34