Или нет?
- Идем. А ещё что знаешь? Расскажи поподробнее.
- Горгулов этот тоже в чем мама родила - ну он-то у себя дома. На полу лежал возле кровати. Убийца в горло попал, в сонную артерию, - Лиза содрогнулась, хотя описывала картину с чужих слов. - Следователь сказал: ювелирная, хладнокровно исполненная работа. Только такой удар единственный, но точный - и мог опрокинуть навзничь эту тушу.
- Допустим. Выходит, что Антонио - профессионал, матерый убийца. На него похоже, как считаешь?
- Ты сам сколько раз говорил, что убийцу по внешности не определишь.
- Почему же? Бывает иногда - тот же Горгулов. Сразу видно - бандит.
- Да ладно тебе, при чем тут Горгулов? Он в данном случае жертва. Мы про Антонио...
- Ну, этот франт на убийцу не похож, согласись. Между прочим, я же ничего не опровергаю - для того и следствие, чтобы разобраться. Просто первое впечатление. А главное - с чего бы ему убивать русского туриста? Из-за денег? Так ведь ещё вопрос, были ли у того при себе деньги. Вообще у него другая профессия - любопытно, сколько зарабатывает жиголо?
- Может, попробуешь себя в новом деле? - не удержалась Лиза, - А что? Твоя зарплата - кошачьи слезы, мог бы и подработать...
- Рожей не вышел!
- Ну не скажи! Кому что нравится! - строптивая подруга и тут не согласна, ни в чем не желает уступать, ну и характер! - Все при тебе рост, фигура, остальное. Упустил свой шанс, приехал в Тулу со своим самоваром...
Дойдя до "Марисоля", Павел решил действовать, как получится: согласится подруга пойти в Иллетас одна и подождать его на пляже - хорошо. Увяжется за ним - тоже ничего. Обижать её не следует...
Лиза предпочла пляж.
- Только ты недолго. Жарко сегодня, чего тебе в отеле париться? Ты же не собираешься всерьез этим убийством заниматься.
На неё и правда жара действует. В Москве она к его работе проявляет безумный и, как правило, неуместный интерес. Впрочем, здесь это не его работа. И надо ему в "Марисоль" совсем по другому делу, о чем любознательная подруга пока, к счастью, не догадывается. А то ни за что не отпустила бы одного...
Он постучал в дверь четыреста тринадцатого в половине десятого - на полчаса позже назначенного времени. Не в его привычках опаздывать - но, учитывая обстоятельства. опоздание можно было и извинить. Однако у открывшей дверь Маргариты лицо было хмурое, явно недовольное. Извинений и слушать не стала, почти втащила его в комнату.
- У нас времени мало, может вернуться Ингрид.
- Ну и что? - чуть было не брякнул Павел, - Нам же не любовью заниматься.
Но, взглянув на женщину, промолчал и послушно пошел за ней в просторную, всю в зеркалах гостиную, опустился в предложенное кресло. Маргарита и впрямь непохожа была на себя, будто постарела за ночь лет на десять. Коричневые круги под глазами, и косметика не спасает, и тщательно причесанные волосы тусклы, будто неживые. Да ей под пятьдесят, подумал Павел и неожиданно похолодел: что-то не так, где-то просчитался он в своих вчерашних выкладках. У Гизелы не могло быть такой дочери, по возрасту не получается. Кто же эта женщина, что сидит сейчас перед ним и ломает пальцы, и губы у неё дрожат?
- Куда ушла Ингрид? - спросил он вовсе не о том, о чем собирался.
- Уехала в Пальму. Взяла машину и уехала.
- К Антонио?
- Наверно. Только кто её к нему пустит?
- Она что, влюблена?
- Что ж тут удивительного? Он красив, много ли девчонке надо?
- Это он научил её танцевать испанские танцы? - вспомнил вдруг Павел.
- Да. И испанскому языку тоже учил нас обеих. Мы ведь его давно знаем. Несколько лет назад, когда первый раз сюда приехали, снимали у его родителей дом в Эстаенче, это такая деревушка. Антонио хозяйский сын, родителям помогал, у них свой магазин.
- Ну теперь-то не помогает, - туманно отозвался Павел. О чем это они толкуют, при чем тут этот малый?
- Фрау Грета, - начал он, - Мне хотелось бы знать, в каком мы родстве. Фамилия моей матери Дизенхоф, я уже говорил.
- Фамилия моей матери, - то ли просто повторила, то ли подтвердила странная собеседница, - Так ты не знаешь, тебе не сказали?
- Кто и что должен мне сказать?
Женщина потянулась за пачкой сигарет на столике, закурила, пальцы у неё дрожали. Должно быть, курила, а может, и пила всю ночь, - догадался Павел, ни с того ни с сего люди так не меняются.
- Как кто? - удивилась собеседница, - Эти двое, Всеволод и Гизела. Они должны были тебе рассказать. Хотя, впрочем, не знаю. Наверно, решили, что ребенку лучше не знать.
- Да чего не знать-то? Какому ребенку? - ещё немного, и я её ударю, подумал Павел, - Играть вздумала со мной в кошки-мышки...
Но увидел, какое смятенное у неё лицо, и эти пальцы дрожащие, и дыхание вдруг сбилось... Да нет, не играет она нисколько.
- Фамилия моей матери - Дизенхоф, - вдруг сказала она, будто пластинку поставила заново, - А у твоей матери совсем другая была фамилия. Гизела это моя мать.
- И моя...
- Нет, то-то и оно, что я её единственная дочь. Ты не её сын, а мой... Придется тебе с этим примириться, милый Паульхен, не обессудь...
Она засмеялась жестко, невесело. Загасила в пепельнице недокуренную сигарету. То, что она произнесла вслед за этим, было совсем уж не в дугу:
- Что нам с твоей сестренкой делать, а? С Ингрид?
Павел добыл без спросу сигарету из той же лежащей на столике пачки, своих не было, перед отъездом на Майорку Лиза приказала бросить курить. Затянулся глубоко - с отвычки немного затошнило. Подождал, пока тошнота пройдет. И только тогда заговорил:
- Фрау Грета, давайте с самого начала. Я не в курсе.
Он сам удивился тому, как спокойно, обыденно прозвучала эта просьба. И хозяйка комнаты ответила тоже спокойно, очевидно, взяв себя в руки:
- Конечно. Прости. Вчера был тяжелый день. А ночью ещё разговор с Ингрид. Я как-то разладилась, не успела собраться с мыслями. Сейчас, сейчас...
Несколько минут они сидели молча, Павлу показалось, что она прислушивается к уличному шуму: ждет Ингрид? Он чуть было не спросил её об этом, но во время остановился. Если спросить, она опять заговорит о другом...
- Вот, послушай, - Маргарита, видимо, успела выстроить весь свой рассказ в уме, изложение было скупым и точным.
Он, Павел, родился от родителей, состоявших в законном браке - она назвала дату его рождения. Родители - Всеволод Пальников, мать - нет, не Гизела Дизенхоф, а Маргарита Барановская, урожденная Дизенхоф, и теперь снова носящая свою девичью фамилию, та самая, которую он видит перед собой. Когда ему было два с половиной, почти три года (Господи, неужели ты ничего не помнишь? Ты же был такой умненький, разговаривал уже), ей пришлось уехать из Москвы, вовсе из России. Развелась с его отцом, был другой человек. Гизела, её мать, только после отъезда дочери явилась в Москву, ухаживать за внуком. Они с отцом Павлика поженились - это нормально, Гизела подходила ему куда больше, чем Маргарита, даже и по возрасту. Вот, пожалуй, и все. Может быть, ты мне не поверил? Но мне незачем врать. Хочешь о чем-нибудь спросить?
- Поверил. Действительно, зачем вам врать? Но и рассказывать тоже было ни к чему, правда? Оставить все, как есть. Я бы сам не догадался.
- Но ты же услышал вчера мою фамилию, - напомнила Грета, - Сам хотел знать...
- Да-да, разумеется. А кто этот другой человек? Отец Ингрид - тот, что сюда приезжал?
- Макс, - ответила она, - Это он меня увез из Москвы. Мы поженились в посольстве. Потом оказалось, что брак не настоящий, фиктивный. Макс как бы помог мне бежать из России - это считалось благородным поступком и даже одобрялось. Иначе меня бы никак не выпустили. А потом оказалось, что он женат и не собирается разводиться...
- Тогда зачем все это?
- Любовь, - ответила она кратко.
- А фамилия "Барановская" откуда?
- От отца. Аркадий Барановский - первый муж Гизелы. Давно умер. В тюрьме, между прочим.
- Это, стало быть, мой дед?
- Ну да.
Разговор становился похожим на допрос.
- Грета, - произнес Павел решительно, - Я не верю всему, что здесь услышал. Я просто дурак, мог бы и раньше кое о чем догадаться, но так уж получилось. Матерью считал и впредь буду считать Гизелу, потому что она матерью мне и была. Отца я тоже люблю, судить мне его не за что. Скрыли от меня все, что ты мне сейчас рассказала, - и правильно, я бы на их месте точно так же поступил. Будем с этим и дальше жить. А сейчас я пошел, меня ждут. Через три дня я уеду...
Он поднялся, шагнул к ней, протянул руку:
- До свидания, Грета...
Та встала поспешно, её рука, сухая и горячая, схватилась за его руку, будто за спасательный круг.
- Ах нет, Пауль, не уходи, ты должен мне помочь, я попала в ужасную историю...
- Историю с убийством? Прости. Это без меня.
ГЛАВА 3
Нарочно он хлопнул дверью, уходя, или так уж получилось - дверная ручка выскользнула из ладони, он и сам бы не мог сказать. Во всяком случае, удалился, что называется, с помпой.
Внизу, в холле было тихо и прохладно, какие-то люди сидят небольшими группами в удобных креслах, курят, беседуют - видимо, собираются на экскурсию: сквозь широкие стеклянные двери виден двухэтажный, с затемненными стеклами ярко раскрашенный автобус, настоящий домище на колесах, хоть на край света увезет отсюда. Ч-черт, уехать бы куда-нибудь!
Больше всего Павлу сейчас хотелось на пляж, к Лизе - рассказать обо всем, что услышал, и послушать её рассуждения. Рассуждает она всегда здраво, трезво, провинциально. Без полета - а кому он нужен, этот полет? Фантазии - они вечно не в ту сторону заводят. Послушать её, во всяком случае, всегда любопытно и полезно. Но когда дело касается других. Нынче же не тот случай, и с ней сегодня советоваться Павел не станет.
Заметив на столиках перед некоторыми из собравшихся в холле бокалы с разноцветным питьем, он отыскал глазами бар, взял по несусветной цене рюмку водки и пачку сигарет - далекая подруга, должно быть, вздрогнула на пляже и уединился в углу, где стояло перед маленьким круглым столиком всего одно кресло. Специально, видно, для тех, кто попал в сложную ситуацию и желает спокойно посидеть и без помех все обдумать... Если кресло чуть-чуть передвинуть, то отсюда прекрасно виден вход и автобус, к которому уже потянулись цепочкой экскурсанты...
Он сидел и думал, разместив нетронутую водку и сигареты на столике, ещё и за пепельницей сходил к ближайшему столику, откуда только что ушли курильщики, вытряхнул окурки по дороге в урну, но закуривать пока не собирался. Не отрывая глаз от дверей, ведущих на улицу, он просто сидел и думал, старался припомнить как можно точнее все, что увидел и услышал несколько минут назад там, наверху, в номере - наверно одном из самых дорогих в этом дорогом пятизвездном отеле.
Две комнаты, вспомнил он, - в той, где сам он находился, был диван и кресла посредине, камин - бутафорский, должно быть, на хрена камин в здешнем климате, гигантский телевизор... Ваза с цветами на полу возле балконной двери и ещё одна на каминной полке... Голубой с белым ковер затягивает почти весь пол. Картины, морские пейзажи - отражаются в зеркалах, висящих в простенках.
Все, что рассказала Маргарита, - безусловно, правда. Но такая правда его совершенно не устраивает. Зря рассказчица старалась излагать одну только суть, избегая подробностей, они-то как раз важнее всего, они бы и могли пролить свет на давным давно прошедшее.
Старший следователь прокуратуры Павел Всеволодович Пальников призвал на помощь профессиональную логику. Чем больше известно фактов по данному делу, тем полнее и отчетливее картина случившегося. Дознание необходимо, добыча фактов, пусть даже избыточных: лишнее потом отсеется... Впервые ему приходится применять профессиональные методы к собственной жизни, и нельзя сказать, что ему это нравится...
...Сослуживцы из тех, кто работал с Пальниковым давно, не обманывались на его счет. Младенчески голубые глаза, розовые пухлые щеки, ухватки добродушного увальня вводили в заблуждение только новичков и зачастую подследственных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17