Не терпящим возражения тоном, было приказано зайти за результатами к концу рабочего дня. Делать нечего, вернулся я в гостиницу, переоделся в гражданкские брюки и свитерок, а потом целый день бродил по промытому дождем и продутом морским ветром городу.
Неспешным шагом, неторопливо шагал по гранитным набережным и брусчатке площадей, по асфальту проспектов и тротуарам старых улиц. Шел по городу вечной славы России, городу державному, воистину великому, городу символу и музею. Во мне звучала, исходящая от улиц светлая старинная музыка, неведомый вальс, исполняемый на струнах души, словно на старинном клавесине. Казалось тихонько наигрывает за оградой Летнего Сада невидимый музыкант в камзоле и парике с буклями.
Подошвы мокасин ступали в следы оставленные другими, давно ушедшими поколениями, начиная от драгун и моряков Петра и заканчивая ополченцами, солдатами и моряками последней войны. Я поднимался по парадной лестнице Эрмитажа и музыка звучала сильнее, трепетнее, обволакивая коконом шелковых нитей нетленного и великого исскусства.
Музыка, пропала с момента выхода на старую тусклую Лиговку, с ее кирпичными, грязно-серыми, прежде доходными, а ныне коммунальными домами, с заплеванными тротуарами, с несущимися по стокам вдоль бордюров обрывками бумаг и газет, с рюмочными, грязными забегаловками, буфетами, набитыми спресованными дурнопахнущими телами. С несвежими запахами бедности, неухоженности, дешевой плохой пищи и водочного перегара. ... Запахами рабочих окраин. Музыка исчезла, как исчезают детские, прозрачные, красочные, волшебные сны, сменяясь с возрастом тяжелыми, серыми продолжениями дневной яви. Вместо музыки в ушах стоял тусклый, приевшийся и привычный мат, заменивший у обитателей этих мест, русский разговорный язык.
Пришло не очень много лет от основания города и настало их время. Серые угловатые тени, постепенно, но неуклонно вытесняя коренных питерцев, людей высокой, врожденной культуры, людей музыки и искусства, надежных работников и вдохновенных творцов, выползли на набережные и площади вечного города Петра победителями и хозяевами жизни.
Подходило время окончания рабочего дня. Несколько такси с зелеными огоньками бодро проскочили мимо, демонстративно не замечая моей воздетой руки. На всякий случай проголосовал частнику и он, честно отработав трояк, подкатил меня прямо к ступеням архива. Предъявив удостоверение личности я прошел в здание и по внутреннему телефону дозвонился до прапорщика-архивариуса. Представившись, поинтересовался ходом расследования и его результатами.
- Товарищ майор, я кажется нашла след спасенного юнги. Он служил и после войны, сначала на серхсрочной, а затем мичманом. После перевода из бригады ракетных катеров, продолжает службу на берегу. Но где? Вот это я сейчас точно выясняю через знакомых девочек из управления кадров флота. Поэтому мне прийдется задержаться еще примерно на часок. Если, конечно, Вам результат поиска нужен неприменно сегодня. Вы извините, но я решила, что для Вас важен фактор времени и поэтому пошла неформальным путем, не послала официальный запрос, а позвонила. Девочки обещали все быстренько узнать и перезвонить.Официальную бумагу можно оформить и прислать, так сказать, задним числом, неспеша, через некоторое время.
День конечно-же ничего не решал, но не хотелось разочаровывать девушку, потратившую столько времени и приложившую максимум усилий для помощи постороннему человеку.
- Большое спасибо, уважаемый архивариус. Я - ваш должник. Смиренно подожду ещё час, но ведь Вы тратите свое личное время, а ведь кто-то ждет и волнуется. Родители,... муж, .... друг?
- В общем... это не тема для обсуждения. - Неожиданно резко оборвала девица. - Ждите меня у служебного выхода. Ровно через час. Вынесу ксерокопии всего, что смогла отыскать и почтовый адрес последнего места службы, если конечно перезвонят из Управления Кадров Флота.
Девушка, показавшаяся вначале такой инфантильной, блеклой, говорила со мной решительным, командирским голосом, словно с подчиненным. Просто-напросто приказала заткнуться и ждать, а не лезть с ногами в личную жизнь. Что-ж, это пожалуй, правильно. Тебе помогают, делают одолжение - скажи спасибо и не задавай лишних вопросов. Она-то наверное подумала, что майор решил подбить клинья к младшему по званию. Но я, видит Бог, ничего подобного не имел в виду, хотел просто найти предлог отложить дело до завтра и не задерживать человека после окончания рабочего дня. Делать нечего. Вышел из здания и решил перекурить, бесцельно наблюдая жизнь ленинградских улиц.
Начал накрапывать мелкий питерский дождик, а до назначенного времени ещё оставалось примерно пятнадцать минут. В конце улицы показался зеленый огонек такси. Не надеясь на удачу, просто на всякий случай, поднял руку и проголосовал. Такси остановилось. Не оставляя водителю время для раздумий, плюхнулся на переднее сидение.
- Далеко везди, командир?
- Сначала прийдется минут пятнадцать подождать здесь. Но, Вы не волнйтесь, пятнадцать минут - пятнадцать рублей. Принято?
- Принято, командир. Что, ждем даму?
- Сотрудницу архива. Осталась проработать для меня один запрос и задержалась. Не идти же ей теперь по моей милости домой ночью да еще под дождем.
- Все путем, командир. Хочешь - кури. А счетчик, с твоего позволения я тогда выключу, план уже есть.
Мы сидели в машине и курили только-только появившийся в городе на смену болгарскому "Орфею" болгарский же "Интер".
Таксист, стряхнув пепел в открытую форточку, посмотрел на тлеющий табак сигареты и сказал: - Никогда не покупаю "Опал", говорят вреден для мужчин. Знаешь, как в анекдоте про поручика Ржевского?
- Давай, валяй про Ржевского.
- На балу танцует Ржевский с Татьяной. Прижался к ней, вальсирует. Татьяне неудобно, давит что-то. Ну она поерзала, покрутилась, все равно давит. Тогда спрашивает поручика, кивая на перстень - "Опал?", а Ржевский отодвигается и обиженно поправляет, - Не опал, а стекло.
Я промолчал. Правда или не правда, но действительно "Опал" у нас не очень жаловали и практически не покупали, то-ли из за двусмысленного названия, то-ли из-за легкой горчинки этого сорта табака.
Ровно через пятнадцать минут ожидания дверь служебного выхода открылась в наступающие дождливые сумерки. В светлом проеме на несколько секунд застыл тонкий силует девушки в морском кителе и форменной юбке, с украшенным золотым "крабом " беретом, на голове.
Я выскочил из теплого, слегка попахивающего бензином нутра такси и поспешил навстречу. Рука архивариуса зжимала папку-скоросшиватель, коей она инстинктивно, но безуспешно, пыталась прикрыться от моросящего косого дождя.
- Где же Вы были? Я ждала Вас у дежурного.
- Ну, надеюсь ождание оказалось не очень долгим. Ведь я не опоздал и прибыл точно в назначенное время.
- Да, но для этого Вам пришлось ловить такси.
- Пришлось ловить. Но для Вас. Просто пошел дождь, стемнело, посему решил отвести Вас домой. Ведь именно Вы потратили свое личное время решая мои совершенно неслужебные проблемы. Я Вам очень благодарен за это.
- Товарищ майор! Я ведь просила...
- Товарищ прапорщик, рассматривайте это как приказ старшего по званию и не пререкайтесь. В машину, а то все собранные с таким трудом бумаги под дождем превратятся в кашу. - Последний довод видимо оказался для архивариуса решающим, и мы захлопнули за собой дверцу такси.
- Говорите водителю адрес, куда Вас везти.
Она назвала адрес и такси плавно влилось в поток лакированных дождем машин, хлещущих себя по ветровому стеклу дворниками, освещенных рассеяными огнями ближнего света, габаритов, подфарников, переговаривающихся сигналами поворотов и стоп-сигналов. Пахнущая бензином и дождем змея шуршала по проспектам, раползалась на ответвлениях улиц, выдавливалась в ненасытные желудки площадей, подминала под себя опоры и пролеты мостов. В салоне такси было тепло и сухо, мерно тикал вновь включенный счетчик. Все молчали, смотря через покрытые дождевой пылью стекла окон на потемнейвший мир утонувших в воде памятников, дворцов, парков и особняков. Дождь размывал очертания фасадов города, затушевывая следы времени и усталости, делал грязь - полутенью, ободранную штукатурку - штрихами, растрескавшиеся кирпичи - мозаикой, затирал серым цветом и плющил унесенные страницы газет, темня, размягчая и прибивая к земле их минутой раннее непокорные, легкие на подьем листы.
Свернув на боковую улочку, такси проехало под аркой в огромный овальный двор со сквериком внутри и остановилось.
- Вот, приехали. Спасибо. - Прапорщик, решительно открыв дверь машины, выскочила под дождь и понеслась, перепрыгивая через лужи, к ближайшему подъезду, прикрывая голову картонной папкой. Такси тронулось. И только теперь я вспомнил то, ради чего ради сюда приехал, что вылетело из головы под сентиментальный шепот дождя и мистические силуэты Петрограда, окутанного водяной пеленой. Документы и сведения о канувшем в лету юнге.
- Стоп! Давай назад! Я забыл взять у нее документы.
- Как же я здесь развернусь? Прийдется объехать весь двор заново.
Пока он начнет разворачиваться время будет потеряно и девушка исчезнет, а я не знаю ее квартиры, да и не уверен, что точно запомнил один из многих одинаковых подъездов, значит, день действительно пропал зря.
- Жди, - Сунул водиле четвертак, открыл дверь и выскочил под дождь, рванувшись сквозь струны воды за незнакомой девушкой в черной морской форме и смешном берете с огромным золотым крабом на голове...
Морячка, прикрывая полой кителя папку бежала мне навстречу, крича что-то. Неожиданно обрушился шквал дождя и ветра, заглушивший голос, согнувший ее фигуру, унесший с головы берет. Скользя по асфальту навстречу друг другу, мы преодолели каждый свою часть пути и, пытаясь удержатся на ногах, елозя подошвами по скользкой траве, падая, соединились в неожиданном объятии.
Ее лицо казалось покрыто дождевой пудрой. Залитые водой очки, смешно и нелепо слезли на нос. Волосы превратились в облепившие шею косицы-сосульки. Полураскрытый рот, влажные губы... Не знаю почему, но неожиданно притянул к себе ее мокрое лицо и поцеловал губы, щеки, шею...
- Вот Ваша папка, здесь все, что я смогла выяснить.
- Спасибо.
- Отпустите такси. Отпустите меня тоже, документы промокнут и превратятся в бумажную кашу. Пойдем домой. Надо просушить... документы и ... Вас.
Оказывается таксист не уехал, а развернувшись, наблюдал теперь через стекло за нашими пируэтами. Махнув рукой я отпустил машину. Разыскали в луже берет и пошли прижавшись плечами к подъезду. Бежать и торопиться уже стало некуда и, вероятно, незачем. Дождь полоскал лица, ветер заносил водяную пыль под одежду, шумел и потрескивал в ветках деревьев, хлопал где-то незакрепленной форточкой...
Преодолев сопротивление массивной двери мы вошли в подъезд и поднялись на второй этаж по широкой чистой лестнице с псевдомраморными ступенями. Дом явно был не из типовых, вероятно построенный в пяти-десятых годах для "непростых" людей.
- Ведомственный дом. - Развеяла сомнения спутница. - Партийная, советская, военная номенклатурная публика. Живу с родителями. Они сейчас отдыхают, "бархатный сезон".
- Отец все сына хотел, моряка, продолжателя семейной морской славы. Продолжила девушка, открывая один за другим замки обитой гладкой лоснящейся кожей двери, - А сотворил только меня. Морским офицером дочку сделать ну ни как не удалось, вот пришлось стать морячкой... Сухопутной. Бедный мой адмирал.
- Мой отец тоже был моряком. - Машинально брякнул я.
- Ну, положим не моряком, а морским летчиком.
- Это отчим. - Решил раскрыть свою тайну. - Отец погиб. Умер в госпитале от ранений еще до моего рождения. Потом - оказался оболган в газете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Неспешным шагом, неторопливо шагал по гранитным набережным и брусчатке площадей, по асфальту проспектов и тротуарам старых улиц. Шел по городу вечной славы России, городу державному, воистину великому, городу символу и музею. Во мне звучала, исходящая от улиц светлая старинная музыка, неведомый вальс, исполняемый на струнах души, словно на старинном клавесине. Казалось тихонько наигрывает за оградой Летнего Сада невидимый музыкант в камзоле и парике с буклями.
Подошвы мокасин ступали в следы оставленные другими, давно ушедшими поколениями, начиная от драгун и моряков Петра и заканчивая ополченцами, солдатами и моряками последней войны. Я поднимался по парадной лестнице Эрмитажа и музыка звучала сильнее, трепетнее, обволакивая коконом шелковых нитей нетленного и великого исскусства.
Музыка, пропала с момента выхода на старую тусклую Лиговку, с ее кирпичными, грязно-серыми, прежде доходными, а ныне коммунальными домами, с заплеванными тротуарами, с несущимися по стокам вдоль бордюров обрывками бумаг и газет, с рюмочными, грязными забегаловками, буфетами, набитыми спресованными дурнопахнущими телами. С несвежими запахами бедности, неухоженности, дешевой плохой пищи и водочного перегара. ... Запахами рабочих окраин. Музыка исчезла, как исчезают детские, прозрачные, красочные, волшебные сны, сменяясь с возрастом тяжелыми, серыми продолжениями дневной яви. Вместо музыки в ушах стоял тусклый, приевшийся и привычный мат, заменивший у обитателей этих мест, русский разговорный язык.
Пришло не очень много лет от основания города и настало их время. Серые угловатые тени, постепенно, но неуклонно вытесняя коренных питерцев, людей высокой, врожденной культуры, людей музыки и искусства, надежных работников и вдохновенных творцов, выползли на набережные и площади вечного города Петра победителями и хозяевами жизни.
Подходило время окончания рабочего дня. Несколько такси с зелеными огоньками бодро проскочили мимо, демонстративно не замечая моей воздетой руки. На всякий случай проголосовал частнику и он, честно отработав трояк, подкатил меня прямо к ступеням архива. Предъявив удостоверение личности я прошел в здание и по внутреннему телефону дозвонился до прапорщика-архивариуса. Представившись, поинтересовался ходом расследования и его результатами.
- Товарищ майор, я кажется нашла след спасенного юнги. Он служил и после войны, сначала на серхсрочной, а затем мичманом. После перевода из бригады ракетных катеров, продолжает службу на берегу. Но где? Вот это я сейчас точно выясняю через знакомых девочек из управления кадров флота. Поэтому мне прийдется задержаться еще примерно на часок. Если, конечно, Вам результат поиска нужен неприменно сегодня. Вы извините, но я решила, что для Вас важен фактор времени и поэтому пошла неформальным путем, не послала официальный запрос, а позвонила. Девочки обещали все быстренько узнать и перезвонить.Официальную бумагу можно оформить и прислать, так сказать, задним числом, неспеша, через некоторое время.
День конечно-же ничего не решал, но не хотелось разочаровывать девушку, потратившую столько времени и приложившую максимум усилий для помощи постороннему человеку.
- Большое спасибо, уважаемый архивариус. Я - ваш должник. Смиренно подожду ещё час, но ведь Вы тратите свое личное время, а ведь кто-то ждет и волнуется. Родители,... муж, .... друг?
- В общем... это не тема для обсуждения. - Неожиданно резко оборвала девица. - Ждите меня у служебного выхода. Ровно через час. Вынесу ксерокопии всего, что смогла отыскать и почтовый адрес последнего места службы, если конечно перезвонят из Управления Кадров Флота.
Девушка, показавшаяся вначале такой инфантильной, блеклой, говорила со мной решительным, командирским голосом, словно с подчиненным. Просто-напросто приказала заткнуться и ждать, а не лезть с ногами в личную жизнь. Что-ж, это пожалуй, правильно. Тебе помогают, делают одолжение - скажи спасибо и не задавай лишних вопросов. Она-то наверное подумала, что майор решил подбить клинья к младшему по званию. Но я, видит Бог, ничего подобного не имел в виду, хотел просто найти предлог отложить дело до завтра и не задерживать человека после окончания рабочего дня. Делать нечего. Вышел из здания и решил перекурить, бесцельно наблюдая жизнь ленинградских улиц.
Начал накрапывать мелкий питерский дождик, а до назначенного времени ещё оставалось примерно пятнадцать минут. В конце улицы показался зеленый огонек такси. Не надеясь на удачу, просто на всякий случай, поднял руку и проголосовал. Такси остановилось. Не оставляя водителю время для раздумий, плюхнулся на переднее сидение.
- Далеко везди, командир?
- Сначала прийдется минут пятнадцать подождать здесь. Но, Вы не волнйтесь, пятнадцать минут - пятнадцать рублей. Принято?
- Принято, командир. Что, ждем даму?
- Сотрудницу архива. Осталась проработать для меня один запрос и задержалась. Не идти же ей теперь по моей милости домой ночью да еще под дождем.
- Все путем, командир. Хочешь - кури. А счетчик, с твоего позволения я тогда выключу, план уже есть.
Мы сидели в машине и курили только-только появившийся в городе на смену болгарскому "Орфею" болгарский же "Интер".
Таксист, стряхнув пепел в открытую форточку, посмотрел на тлеющий табак сигареты и сказал: - Никогда не покупаю "Опал", говорят вреден для мужчин. Знаешь, как в анекдоте про поручика Ржевского?
- Давай, валяй про Ржевского.
- На балу танцует Ржевский с Татьяной. Прижался к ней, вальсирует. Татьяне неудобно, давит что-то. Ну она поерзала, покрутилась, все равно давит. Тогда спрашивает поручика, кивая на перстень - "Опал?", а Ржевский отодвигается и обиженно поправляет, - Не опал, а стекло.
Я промолчал. Правда или не правда, но действительно "Опал" у нас не очень жаловали и практически не покупали, то-ли из за двусмысленного названия, то-ли из-за легкой горчинки этого сорта табака.
Ровно через пятнадцать минут ожидания дверь служебного выхода открылась в наступающие дождливые сумерки. В светлом проеме на несколько секунд застыл тонкий силует девушки в морском кителе и форменной юбке, с украшенным золотым "крабом " беретом, на голове.
Я выскочил из теплого, слегка попахивающего бензином нутра такси и поспешил навстречу. Рука архивариуса зжимала папку-скоросшиватель, коей она инстинктивно, но безуспешно, пыталась прикрыться от моросящего косого дождя.
- Где же Вы были? Я ждала Вас у дежурного.
- Ну, надеюсь ождание оказалось не очень долгим. Ведь я не опоздал и прибыл точно в назначенное время.
- Да, но для этого Вам пришлось ловить такси.
- Пришлось ловить. Но для Вас. Просто пошел дождь, стемнело, посему решил отвести Вас домой. Ведь именно Вы потратили свое личное время решая мои совершенно неслужебные проблемы. Я Вам очень благодарен за это.
- Товарищ майор! Я ведь просила...
- Товарищ прапорщик, рассматривайте это как приказ старшего по званию и не пререкайтесь. В машину, а то все собранные с таким трудом бумаги под дождем превратятся в кашу. - Последний довод видимо оказался для архивариуса решающим, и мы захлопнули за собой дверцу такси.
- Говорите водителю адрес, куда Вас везти.
Она назвала адрес и такси плавно влилось в поток лакированных дождем машин, хлещущих себя по ветровому стеклу дворниками, освещенных рассеяными огнями ближнего света, габаритов, подфарников, переговаривающихся сигналами поворотов и стоп-сигналов. Пахнущая бензином и дождем змея шуршала по проспектам, раползалась на ответвлениях улиц, выдавливалась в ненасытные желудки площадей, подминала под себя опоры и пролеты мостов. В салоне такси было тепло и сухо, мерно тикал вновь включенный счетчик. Все молчали, смотря через покрытые дождевой пылью стекла окон на потемнейвший мир утонувших в воде памятников, дворцов, парков и особняков. Дождь размывал очертания фасадов города, затушевывая следы времени и усталости, делал грязь - полутенью, ободранную штукатурку - штрихами, растрескавшиеся кирпичи - мозаикой, затирал серым цветом и плющил унесенные страницы газет, темня, размягчая и прибивая к земле их минутой раннее непокорные, легкие на подьем листы.
Свернув на боковую улочку, такси проехало под аркой в огромный овальный двор со сквериком внутри и остановилось.
- Вот, приехали. Спасибо. - Прапорщик, решительно открыв дверь машины, выскочила под дождь и понеслась, перепрыгивая через лужи, к ближайшему подъезду, прикрывая голову картонной папкой. Такси тронулось. И только теперь я вспомнил то, ради чего ради сюда приехал, что вылетело из головы под сентиментальный шепот дождя и мистические силуэты Петрограда, окутанного водяной пеленой. Документы и сведения о канувшем в лету юнге.
- Стоп! Давай назад! Я забыл взять у нее документы.
- Как же я здесь развернусь? Прийдется объехать весь двор заново.
Пока он начнет разворачиваться время будет потеряно и девушка исчезнет, а я не знаю ее квартиры, да и не уверен, что точно запомнил один из многих одинаковых подъездов, значит, день действительно пропал зря.
- Жди, - Сунул водиле четвертак, открыл дверь и выскочил под дождь, рванувшись сквозь струны воды за незнакомой девушкой в черной морской форме и смешном берете с огромным золотым крабом на голове...
Морячка, прикрывая полой кителя папку бежала мне навстречу, крича что-то. Неожиданно обрушился шквал дождя и ветра, заглушивший голос, согнувший ее фигуру, унесший с головы берет. Скользя по асфальту навстречу друг другу, мы преодолели каждый свою часть пути и, пытаясь удержатся на ногах, елозя подошвами по скользкой траве, падая, соединились в неожиданном объятии.
Ее лицо казалось покрыто дождевой пудрой. Залитые водой очки, смешно и нелепо слезли на нос. Волосы превратились в облепившие шею косицы-сосульки. Полураскрытый рот, влажные губы... Не знаю почему, но неожиданно притянул к себе ее мокрое лицо и поцеловал губы, щеки, шею...
- Вот Ваша папка, здесь все, что я смогла выяснить.
- Спасибо.
- Отпустите такси. Отпустите меня тоже, документы промокнут и превратятся в бумажную кашу. Пойдем домой. Надо просушить... документы и ... Вас.
Оказывается таксист не уехал, а развернувшись, наблюдал теперь через стекло за нашими пируэтами. Махнув рукой я отпустил машину. Разыскали в луже берет и пошли прижавшись плечами к подъезду. Бежать и торопиться уже стало некуда и, вероятно, незачем. Дождь полоскал лица, ветер заносил водяную пыль под одежду, шумел и потрескивал в ветках деревьев, хлопал где-то незакрепленной форточкой...
Преодолев сопротивление массивной двери мы вошли в подъезд и поднялись на второй этаж по широкой чистой лестнице с псевдомраморными ступенями. Дом явно был не из типовых, вероятно построенный в пяти-десятых годах для "непростых" людей.
- Ведомственный дом. - Развеяла сомнения спутница. - Партийная, советская, военная номенклатурная публика. Живу с родителями. Они сейчас отдыхают, "бархатный сезон".
- Отец все сына хотел, моряка, продолжателя семейной морской славы. Продолжила девушка, открывая один за другим замки обитой гладкой лоснящейся кожей двери, - А сотворил только меня. Морским офицером дочку сделать ну ни как не удалось, вот пришлось стать морячкой... Сухопутной. Бедный мой адмирал.
- Мой отец тоже был моряком. - Машинально брякнул я.
- Ну, положим не моряком, а морским летчиком.
- Это отчим. - Решил раскрыть свою тайну. - Отец погиб. Умер в госпитале от ранений еще до моего рождения. Потом - оказался оболган в газете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42