На крыльце, прислонясь к столбу, курил незнакомый парень в мятом сером костюме, клетчатой кавбойке и цветастом коротком галстуке. Сочетание настолько не вязавшеся с обликом Вероники, с ее утонченным вкусом, что я даже рассмеялся.
- Чего лыбишься? - подняв ногу и уперев подошву в стояк двери незнакомец преградил мне дорогу.
- Потом скажу. Дай пройти.
- Нехер тебе там делать. Вали, если не хочешь ба-альших неприятностей.
- Во-первых, повежлевей с незнакомыми, во-вторых, мне нужно забрать свои вещи.
- В-третьих, ты принес мне сигареты. - Наглец выхватил блок из кармана куртки и растопыренной пятерней спихнул меня с крыльца. Посчитав, что дело сделано и, видимо, привыкший к полной безнаказанности, парень повернулся к двери, собираясь зайти в дом. Фатальное заблуждение. Одним прыжком заскочил обратно и слегка помог ему, врезав со всего размаха кантом казенного ботинка в кобчик.
Короткий вскрик, перешедший в мат, грохот падения. Я вошел следом.
- Стоять! Руки! - в лоб мне смотрело дуло пистолета.
Пистолет держал мужик лет тридцати - тридцати пяти, среднего роста, с неприятно красивым лицом провинциального героя-любовника, набриолиненными, на косой пробор зачесанными русыми волосами. Губы слюнявые, влажные, с белыми комочками в уголках. Противные губы. Одет человек был в темный костюм, белую нейлоновую рубашку, перетянутую к плечу желтым ремешком с кобурой. Пиджак висел на одном из стульев.
- Значит, пистолет не мой, - пронеслось в голове.
На полу завозился, пытаясь подняться, подбитый наглец. Стеная сквозь стиснутые зубы и держась руками за ушибленное место, он поднимался, медленно распрямляясь, не соображая от боли, что к чему и непроизвольно закрывая меня от пистолета слюнявого. Грех было не воспользоваться этим. Зимой я ходил к другу в разведбат, где тот служил начальником физподготовки. Подготовка у них, естественно, была специфическая, и дружок, балуясь, пару раз применил на мне некоторые приемы. Понравилось, попросил его подучить немного. Постепенно вошел во вкус и кое-чему действительно выучился. К сожалению, далеко не всему.
Резко присев толкнул страдальца вперед, а сам уходя влево рубанул слюнявого ногой по голени. Он выматерился, заорал, рука, державшая пистолет, дернулась и тот пальнул в потолок. Пуля прошла в милиметре над головой моего невежливого собеседника. Тот громко испортил воздух и свалился на напарника, локтем выбив из руки пистолет.
Пока они матерясь и стеная возились на полу я кинулся к тумбочке где хранил свое оружие. Вырвал пистолет из кобуры, засадил в рукоятку обойму и снял оружие с предохранителя.
Тут я увидел Веронику. Она поднималась с пола, придерживая разодранное от груди до подола платье. Сквозь прореху виднелась грудь с багровыми царапинами - следом ногтей, живот...
Горло перехватило, глаза застлало темной пеленой, под черепом полыхнуло и вздулось темное и злое, мир стал двухцветным, серо-белым. Так случалось со мной во время редких драк в школьные, а позже курсантские времена, когда бешенство брало верх над разумом и ни боль, ни удары, ни увещевания, не могли остановить до полной победы над врагом. Я чертовски боялся этого состояния, потому старательно избегал ввязываться в драку. Но если приходилось - бился.
- Убью, гады, - прохрипел, не узнав свой голос и ринулся на врагов. Но Вероника оказалась проворнее. Пока я огибал стол, она прыжком достигла стоящего на четвереньках слюнявого. В руке ее взметнулась бутылка токайского. Удар и слюнявый успокоился на полу в очень неудобной для отдыха позе. Бутылка опустилась второй раз и столкнувший меня с крыльца наглец прилег рядом с подельщиком.
- Кто эти бандиты? Ты их знаешь? Надо бы связать и сообщить в сельсовет, вызвать милицию.
- М-и-л-и-ц-и-ю? - Протянула Вероника. Наклонилась к пиджаку и бросила на стол красную книжицу - удостоверение офицера МВД.
Дело принимало неожиданный и весьма серьезный оборот. Отступать было поздно. Наклонившись к поверженным Вероникой милиционерам проверил дыхание. Вроде дышали. Крови не видно. Набриолиненные волосы на темечке старшего развалились в разные стороны слипшимися прядями, демонстрируя приличную шишку, на втором видимых повреждений не было. Носком ботинка откинул пистолет слюнявого подальше от мильтонов - под стол.
Чтобы спокойно разобраться в обстановке, пришлось связать обоих посудными полотенцами, принесенными Вероникой с кухоньки. Еще по полотенцу засунул каждому в рот, завязав концами на затылке. Хоть оказались они ментами, людьми государственными, но чувства сострадания к себе не вызывали. Армейцы вобще-то во все времена милицейских, да полицейских не жаловали, а в данной ситуации - особо. Парочка ментов распростертая на полу иных чувств кроме презрения да ненависти не вызывала. Хотя ясно понимал, что все происшедшее нам сулит.
Ладно, что сделано, то сделано. Поднял с пола блок, разорвал, вытащил одну пачку, сорвал целофан, раскрыл и не глядя протянул Веронике. Давай, рассказывай все как на духу. Без купюр. Раз уж втянула меня в это дело, то скрывать нечего.
- Сейчас, только приведу себя в порядок.
- Только быстро. Времени нет. - Отвернулся.
За спиной раздалось шуршание, шорох стаскиваемой и одеваемой одежды.
- Можешь повернуться. Все в порядке.
Она вновь предстала в той же одежде, что при первой встрече на дороге. Взяла зажигалку. Прикурила сигарету. - Барские.... Никак в сельпо был?
- Ближе к делу.
- Ладно. Начну с того, что после второго года работы в здешней школе у меня появились некоторые интересные идеи о преподавании иностранного языка. Результаты оказались отличные, дети занимались с удовольствием, вот и пришла в голову шальная мысль об аспирантуре. Это так занятно придумывать новые методы обучения, экспериментировать...
На полу завозились, замычали, приходя в себя мильтоны.
- Ну, им-то это слушать совершенно необязательно. - Резко оборвала рассказ Вероника.
- Погреб или чулан есть?
- Есть сарайчик, прежний хозяин свиней держал. Сойдет?
- Если свиней, то сойдет.
- Подъем! - я ткнул пистолетом в рожу белобрысого.
Он мотнул головой, попытался промекать что-то сквозь полотенце, но я не стал вступать с ним в дискуссию. Пхнул стволом под ребро второго. Оба неловко поднялись на ноги. Указал им пистолетом на дверь.
- В сарай. И не проявлять героизм - пристрелю.
Менты согласно закивали головами и прошли на крыльцо, где еще недавно наглел, чувствуя всесилие своей власти, один из них. Обошли домик. К задней стене приткнулся дощатый сарайчик. Щелястая дверь оказалась приперта ручкой ржавой штыковой лопаты. Замка не было. Отодвинул лопату и радушно пригласил незваных гостей пройти внутрь аппартаментов. Не дожидаясь пока разберуться на новом месте, затворил дверь и снова подпер лопатой. Для надежности вогнал металлическое острие поглубже в землю.
Вернувшись в комнату застал Веронику всё в той же позе, сидящей за столом и курящей частыми затяжками догоревшую почти до фильтра сигарету.
- Продолжай.
- Во время каникул поехала подавать документы в аспирантуру. Лучше бы этого не делала. Попалась на глаза одному молодому прохиндею из бывших комсомольских работничков, решившего делать карьеру по педагогической части. Он мне популярно объяснил, что шансов у меня практически нет, никаких. ... Это с моим-то дипломом! Единственная возможность - быть послушной девочкой, а для начала съездить к нему на дачу. - Вероника глубоко затянулась и закашлялась, глотнув дым от затлевшего фильтра. На глазах выступили слезы. То-ли от дыма, то-ли от перенесенной обиды.
- Его толстая морда прямо лоснилась от предвкушения предстоящего сеанса любви. Он казался похож на жирного, ленивого кота перед блюдцем сметаны. Глазами меня уже раздел. В моем согласии не сомневался.
Понимаешь ... я не ханжа. Ну, как тебе сказать... Допускаю, что ради достижения цели, если нет иного выхода, можно чем-то пожертвовать. - Она замолкла. Закрыла глаза. - Во всяком случае он не был бы у меня первым...
- Этот... ученый... объяснил, разжевал до мельчайших подробностей, опираясь на анкетные данные, почему у меня нет никаких шансов. Будь я даже семи пядей во лбу - прямого хода в науку не было. Пусть мои идеи интересные и перспективные, а мой английский - безупречный, это бесполезно. Он цинично заявил, что у меня есть только одна перспектива в педагогике - сгнить в сельской дыре. Или идти в парикмахерши, если хочу работать в городе.
- Понимая всю дубовую силу предъявленных доводов, осознала, что единственный шанс войти в науку через его постель. В конце концов так начинается карьера большинства актрис. Чем я лучше этих девчонок? Великий педагог четко понимал расклад сил и не сомневался в успехе. Жертве некуда было деться. Уж очень хотелось попробывать себя в науке. Мы сели в его "Жигули" и поехали.
- Эта мразь, - Она прикурила новую сигарету, - эта жирная короткопалая мразь, как мужчина оказался несостоятельным. Он мучил и унижал меня. Делать было нечего, терпела. Он старался возбудить себя и требовал от меня страсти. Я честно пыталась изобразить страсть. ... Наконец ... Смех и грех... Толстяк очень старался, но успел только запачкать мне ляжки...
- Не знаю почему рассказываю это, почему расскрываю, выворачиваю душу? Наверное, чтобы ты понял и простил. Я увидела, что с тобой делается еще в поле. Тогда это казалось только смешно. Хотя... Хотя должно было быть не до смеха. Потом, когда мы ехали на мотоцикле и ты меня так неловко и одновременно нежно, обнимал, боясь невзначай обидеть .... Решила для себя, что отблагодарю лейтенанта. В конце концов, мне самой этого хотелось.
- Но после ночного разговора... не смогла. Видимо для меня ты стал нечто большим чем случайное ночное приключение. Но "вернемся к нашим баранам". Облегчившись, потенциальный благодетель засопел, стал совсем квелым и намекнул, что больше в сексуальных услугах не нуждается. Коротко объяснил как выйти на автобусную остановку. Порекомендовал поспешить, дабы не опоздать на последний рейс. Есть у меня деньги, нет - его уже не интересовало. Он свое получил.
- Когда заикнулась, что оставляю ему документы для поступления в аспирантуру, подонок страшно развеселился. Он вскочил как был голышом, зашелся визгливым с подвыванием смехом. Его жиры прямо заходили волнами по телу. - Ты, что, шуток не понимаешь? Да на тебе клеймо и никуда тебе от него не деться. Сиди и не рыпайся. А о сегодняшнем - молчи в тряпочку. Не позорься. Все равно никто не поверит ... Знаешь, ... я, пожалуй, передумал. Давай, оставайся на ночь.
- Педагог так развесилися, что почувствовал новый прилив желания и двинулся ко мне, расстопырив ручки с короткопалыми ладонями. К счастью я успела одеться и со всей силы врезала ему по причинному месту лодочкой на шпильке. Схватила портфель набитый документами и заметками об проведенных в школе экспериментах, распахнула дверь настежь и выскочила на улицу.
- Пока ехала в автобусе, сгорала от стыда и все думала, думала. Как жить дальше. Самоубийство? Умереть, валяться в морге, а эта гнусь будет жировать? Убить его? Но я сознательно пошла к нему. Убить и сесть в тюрьму? Да, пошел он... слизняк недоношенный. Возвращаться в деревню и жить как определено мне такими-же негодяями?
- Пришла домой к родителям за полночь. Мать спала, натянув на голову ночной колпак, ничего не видя и не слыша. Она никогда не желала ничего в жизни превышающего необходимый для существования минимум. Предпочитала не знать ничего лишнего - так спокойнее. Дверь открыл отец. Он еще не ложился, казался чем-то взволнован и явно расстроен. Причина крылась явно не во мне. Так-как приехав в город не на мотоцикле, а автобусом, шедшим из Аркалыка, я пошла сразу на кафедру. Боялась опоздать, дура. Не опоздала...
- У отца сидел очень поздний гость, его давний, еще довоенный друг, с которым они вместе учились в одной школе, а затем техникуме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42