Коваль чуть не заулыбался, несмотря на напряженность обстановки. Его предположение подтверждалось, о чем никто из присутствующих, в том числе и Андрейко, не догадывался.
- Совершенно верно, - ответил он юрисконсульту, - по одной только пуговице ничего не найдешь. Но если пришить эту пуговицу к психологии?! А? - Подполковник был очень доволен разговором. - Учтите, у репатрианта Гущака пуговицы были нестандартные. Канадские. - И Коваль, чувствуя, как все нарастают в нем импульсы, напоминающие о присутствии убийцы, вдруг ощутил легкий толчок, как от электрического разряда, - створки захлопнулись, охотник поймал опасного зверя. До предела возбужденные нервы могли не выдержать, и, чтобы дать себе разрядку, подполковник засмеялся очень громко и неестественно. Этот его смех произвел неприятное впечатление на всех, даже на лейтенанта Андрейко, который все еще сидел с каменным лицом.
- Простите, - сказал Коваль, оборвав себя. - Такая чепуха: человек не может понять, что наши и заграничные пуговицы неодинаковы. Вот я и не выдержал.
- Ничего смешного, - пробормотал Козуб.
Профессорша вдруг оживилась и с надеждой в голосе спросила Коваля:
- Дмитрий Иванович, вы, наверно, все время шутили?
- К сожалению, нет, - вздохнул Коваль. - Ну ладно, - сказал он поднимаясь. - Сегодняшнюю свою задачу я выполнил. Фамилию убийцы вы узнаете из материалов суда. Благодарю за помощь, - закончил он, ни к кому персонально не обращаясь. - До свиданья.
- И всем можно идти? - робко спросила профессорша, искоса поглядывая на лейтенанта Андрейко.
- Конечно, можно.
Коваль вместе со всеми приглашенными вышел на улицу. На душе было необычайно легко. Он смотрел на все новыми глазами, не узнавая домов, улицы, потемневшего небосвода, лиловых сумерек.
- Товарищ подполковник, - произнес Андрейко, когда они остались вдвоем. - Вы считаете...
- Я не считаю, а знаю, - перебил его Коваль.
Лейтенант не осмелился спросить, кого он имеет в виду.
- Может быть, нужно наблюдение?
- Он никуда не убежит, - не по-начальницки весело, даже озорно ответил подполковник. - Он никуда не убежит, друг мой. От самого себя не убежишь. Завтра первым утренним поездом едем в Лесную.
Лейтенант Андрейко не отрываясь смотрел на Коваля. Невозможно было молчать под этим испытующим взглядом.
- Я начал его выкуривать. Тебе не приходилось в детстве выкуривать из нор сусликов? А тарантулов? А мне приходилось. Мы привязывали на нитку шарик воска и опускали его в глубокую норку. Ядовитый тарантул в ярости бросался на него и увязал всеми лапами. Тут-то мы его и вытаскивали. Коваль улыбнулся. - В эту ночь он не сомкнет глаз, а едва только забрезжит рассвет, появится на станции. Чтобы найти потерянное во время схватки с Гущаком "вещественное доказательство". Сейчас, почуяв опасность, он боится, что именно оно его и уличит. Не знает ведь, что мы с тобою все уже нашли.
33
Коваль и лейтенант Андрейко приехали в Лесную ранним утром, оба в штатском. На территории дома отдыха нашли беседку, из которой хорошо видна была станция, и особенно та часть железнодорожного полотна, где погиб Андрей Гущак. Немного посидели вместе, внимательно вглядываясь в людской поток, возникавший на платформе после прибытия каждой электрички из города, а потом Коваль послал лейтенанта на станцию чтобы там, пристроившись в укромном месте, Андрейко незаметно встречал поезда, находясь рядом.
Лейтенант ушел. Подполковник остался один в беседке, заросшей диким виноградом и плющом.
Дом отдыха начал понемногу просыпаться. Заиграло радио. Шесть часов. Из расположенной неподалеку от беседки кухни послышались женские голоса и звон посуды.
Когда человек надолго остается наедине с самим собой, в голову лезет всякое - и толковое, и бестолковое. Подполковник вспомнил сперва рассказ Клавдии Павловны о вьюжной зимней ночи перед ограблением банка, о странном разговоре, подслушанном ею у двери отцовского кабинета. Это заставило его снова копаться в архивах, и он нашел материал о замаскировавшемся эсере Колодубе, который в двадцатые годы возглавлял комиссию по чистке милиции...
Время шло. Ничего интересного на станции не происходило, и подполковник стал думать об удивительном сне, который видел минувшей ночью. После этого сна проснулся Дмитрий Иванович внезапно, будто от толчка. Так случалось обычно, когда ночевал он в управлении или бывал в командировке, а сегодня толкнуло его дома, на старом диване, где привык он спать с тех пор, как умерла жена.
Раскрыл глаза и не сразу понял, где он: едва заметные в предрассветной мгле предметы имели очертания причудливые и вроде бы незнакомые. Но вот различил он книжные полки, контуры письменного стола, кресло, а в прямоугольнике окна, словно картину в раме, - старое ореховое дерево.
Душа его еще не освободилась от совсем иного, от какого-то волшебного мира, где побывал он во сне. Что же снилось ему? Напрягая память, Коваль четко и ясно представил себе какую-то очень знакомую мощеную улицу, а на ней - дом, прижавшийся к холму, крыльцо, сложенное из двух плоских камней. Откуда же он так хорошо знает этот дом, эту улицу и каждый камень на ней? Он ведь не был здесь никогда.
Только во снах, которые повторяются время от времени, ходил он по этой улице как хозяин, отворял двери в дом и, самое удивительное, встречал людей, которые, как это неизменно оказывалось, хорошо знали его и которых он тоже знал, хотя никогда в жизни не видел! Эти люди ждали его, будто бы всего несколько минут назад был он в их обществе...
Говорят, что сон - зеркало реальной жизни, темное, зыбкое отображение человеческих мыслей, ежедневных волнений, чувств, настроений. Говорят еще, что сон - это прошлое. И не только прошлое. А еще и провозвестник грядущего.
Но это только научные и фантастические гипотезы, а кроме того просто-напросто суеверный туман. Во сне можно необычайно и непредсказуемо чувствовать, знать, понимать, переживать: запросто терпеть нестерпимую боль, видеть то, что скрыто от глаз, слышать, как разговаривают травы и цветы, наблюдать, как меняют свои свойства обычные вещи; сражаться с чудовищами; превратиться в йога, в чародея или даже обернуться птицей и рыбой.
Впрочем, кто не видит снов? Снов, в которых отражено и прошлое, и настоящее? Но самым большим чудом этого иррационального мира были для Коваля все-таки не зыбкие картины и феерические ощущения, а вот эти знакомые незнакомцы. Он встречался с ними как с давними друзьями и каждый раз делал немалые усилия, чтобы вспомнить, где же видел их раньше, кто они, как их зовут; точно так же, как пытался постигнуть, откуда он знает этот дом с крыльцом из каменных плит, эту мебель, эти вещи в комнате.
Возможно, это переплетение далеких первых впечатлений, которые идут из раннего детства, когда человек многое видит, но мало осознает.
Первые впечатления! У каждого человека свои: у одного - печь, разрисованная синими и красными цветами и петушками, у другого - живой петух, красавец, гордо вышагивающий по двору, у третьего - лес подсолнечников, вишневый садик за хатою, шмель в бархатном камзоле, длинные отцовские усы или теплое прикосновение материнской руки.
На Митю Коваля самое первое яркое впечатление произвела родная улица. Длинная, пестрая, с домами, словно нарисованными на фоне голубого неба, улица поразила, еще не окрепшую, крайне впечатлительную детскую душу и навсегда врезалась в память. Может быть, именно тогда и увидел он где-то на этой улице домик с крыльцом из каменных плит, который теперь вот видит во сне? И правда - самая большая в местечке улица действительно была вымощена.
"Удивительно все-таки, что сон так взволновал и запомнился, - думал подполковник. - А не приходит ли он тогда, когда я переутомлен, когда нервы напряжены и организм требует отдыха?" Потом, пощипывая сорванный листок, Коваль подумал о "щучке" Наташе, но, когда рядом с ней появился в его мыслях и Валентин Суббота, он сразу же предпочел вернуться к делу, к расследованию, к атаману Гущаку и его убийце.
Коваль был уверен, что убийца все равно придет, должен прийти и... "финита ля комедиа"*. Он, подполковник Коваль, как всегда в конце розыска, ощутит непреодолимую усталость и, когда все будет кончено, с разрешения комиссара два-три дня не будет появляться в управлении, а уедет на рыбалку или возьмется за садовые дела...
_______________
* Финита ля комедиа - комедия окончена (франц.).
Но почему же убийца не идет?
Утреннее солнце поднялось еще выше, в беседке стало тепло. В доме отдыха закончился завтрак, и отдыхающие шумно играли в волейбол.
Убийцы все не было.
Коваль пытался представить себе его ощущения. Не иначе, как пребывает он в шоковом состоянии, и у него, как у загнанного зверя, действует только один инстинкт самосохранения. Покорясь этому инстинкту, он, вопреки логике, будет кружить вблизи места убийства. Не успокоится, пока не найдет потерянную вещь, которая может явиться уликой против него. Он должен, должен появиться!
Но он не появлялся. Сомнения начали закрадываться в душу Коваля. Он вышел из беседки и отправился на станцию.
Приехать раньше, чем они с Андрейко, преступник не мог: ему ведь необходим дневной свет. А что, если он отложил свой приезд на завтра? Или все-таки побывал здесь ночью с фонарем? Нет, все это из области фантастики. Он придет, он должен прийти!
И все-таки его не было. Неужели в расчет Коваля вкралась ошибка? Сперва лейтенант Андрейко нашел возле рельса пуговицу, вырванную "с мясом", как выяснилось - с куртки Гущака. Это свидетельствовало о борьбе убийцы с жертвой. После этого появилось убеждение, что и от убийцы на месте преступления тоже что-то должно было остаться. И Андрейко снова искал, осматривал все кустики и ямки возле дороги, пока не нашел горлышко от бутылки со следами крови и волос убитого...
Нет, он придет, он не может не прийти!
На станции Коваль отпустил лейтенанта поесть в маленький, почти игрушечный ресторанчик, а сам ограничился стаканом газированной воды. Он позвонил в управление и попросил отвечать по телефону, что находится на совещании.
Потом снова дежурили. До обеда. Невыспавшиеся, изнемогающие от жары, по очереди пообедали. В том же ресторанчике. Коваль прочел по лицу лейтенанта, что тот считает: пора убираться отсюда, все равно ничего не высидим.
- Он придет, - уверял подполковник своего молодого помощника, непременно придет, Остап Владимирович. И обязательно сегодня, пока светло.
Но он не приходил.
Уже солнце зашло за высокие кроны сосен, когда Коваль увидел, как вдоль железной дороги идут два человека. Сердце почувствовало толчок, словно что-то ударило в грудь. Но их было двое, а не один! Решетняк и Козуб! Они прошли мимо станции, немного постояли на тропинке, пожали друг другу руки, и Решетняк пересек шоссе. Вскоре его невысокая фигура исчезла за оградой санатория.
Козуб постоял несколько секунд, а потом оглянулся и быстрым шагом пошел вдоль колеи. Он прошел немного, остановился и принялся раздвигать высокую траву, кусты, отделявшие железную дорогу от поселка.
У Коваля застучала в висках кровь. Может быть, после целого дня изнурительного дежурства повысилось давление. Он внутренне напрягся, словно перед прыжком, и не спеша пошел вдоль колеи туда, где находился юрисконсульт.
Лейтенант Андрейко, который тоже заметил Козуба, следил за подполковником и, когда тот махнул ему рукой, последовал за ним.
Коваль почти вплотную приблизился к лихорадочно суетившемуся и шарившему руками по земле юрисконсульту. Тот внезапно обернулся и замер.
- Ищем? - спросил Коваль.
- Ищем, - автоматически ответил юрисконсульт.
- Не стоит, - сказал подполковник. - Мы уже все нашли.
Козуб тяжело перевел дыхание и сердито спросил:
- Чего вам от меня нужно?
- Небольшого вознаграждения за терпеливость, мы ведь целый день ожидаем вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43