Воротами пользовались в том случае , когда хотели уехать с участка незаметно, без контроля любопытной охраны на центральном выезде.
Альфред Викторович выкатил машину за ворота, восстановил прежнюю маскировку и окружным путем помчался к трассе.
- Куда мы едем? - спросил Слава.
- Ко мне, куда еще? - вздохнул Альфред Викторович. - Как там не крути, мы с тобой теперь оказались повязанными этим делом.
- Я - нет. - спокойно ответил Слава. - Я ничем не повязан.
- Но понимаешь,если такое случилось, то нам надо, - Альфред Викторович попытался было возразить, однако слов не нашел: парень прав, ему в эту заваруха лезть не к чему.
До Можайского шоссе они добрались за четверть часа, туман рассеялся, Альфред Викторович разогнался и ещё через полчаса они уже пересекли Кольцевую дорогу, оказались в Москве. Все это время молчали, каждый был погружен в свои мысли.
Слава вновь закурил и сказал отчужденно, как незнакомому.
- Остановить машину поближе к центру Альфред Викторович.. Я выйду и никогда вас больше не увижу. Мне эти заморочки ни к чему.
- Подожди! - заторопился Альфред Викторович. - Ты же сам сказал, что являешься свидетелем моего алиби. Ведь может так получится, что меня повяжут. Соседи меня видели вчера и всю неделю, а потом и охрана на воротах. У меня могут быть неприятности...
Слава тщательно смял окурок в пепельнице, сказал безлико.
- У меня голова за ваши дела не болит. С убитым я не знаком, да и с вами тоже. У меня свои дела. Тормозните прямо здесь.
Альфред Викторович помедлил и спросил с вымученной улыбкой..
- Ты понимаешь, что мог бы шантажировать меня? Держать на крючке? Короче: деньги из меня сосать, веревки из меня вить?
Слава пожал плечами.
- Я хочу стать артистом. Ваши примочки не для меня. Проживу и так.
- На что ты здесь живешь?! - отчаянно прокричал Альфред Викторович. Без дома, без денег? Мелким воровством? Ведь попадешься и за мелкое тоже срок накрутят вместо театрального училища!
- Чего вы от меня хотите? - перебил Слава.
Альфред Викторович примолк и сосредоточился. От Славы веяло таким безразличием ко всему, что Комаровский понял: требовались достаточно сильные аргументы, чтобы уговорить его хотя бы на какую-то помощь в случае чего..
- Послушай, Славик, - начал он неторопливо. - Я не знаю, какой из тебя может получиться артист. Быть может хороший, а может и скверный. В последнем случае тебя ждет очень паршивая жизнь. Жизнь бездарности на сцене столь ничтожна, убога и скудна, что сродни нищенству.
- Знаю. - обрезал Слава.
- Тем более. Уровень твоего таланта пока неизвестен. Но определенный талант у тебя уже есть. Он тебе дан Господом Богом, только ты его ещё не оценил. Этот талант, при определенной шлифовке и обучении может принести тебе - все!
По губам Славы скользнула полу-презрительная улыбка и он спросил.
- Вы имеете в виду мою рожу?
- Лицо. Внешность, точнее. И фигуру. Это твой капитал.
- Бабам посоветуйте этим пользоваться. Я мужчина.
- Я - тоже. Но я тебе предлагаю красивую и быструю дорогу. Ты получишь в жизни ВСЕ И СРАЗУ. Вернее - очень быстро. Тебе не придется грабить банки, лазить по чужим машинам, даже не нужно будет изгилятся на эстраде с гитарой, как это делают безголосые попсовые певцы. Всего добьешься моментально и без больших усилий!
- Понятно. - насмешливо прервал Слава. - Через постель чужих жен - к звездам? - он хмыкнул презрительно. - Тошная работа.
- Не хуже любой другой. - обидчиво ответил Альфред Викторович. - И не обязательно постель чужой жены. Я бы сказал, что это даже неправильная и ошибочная дорога. Ты не усекаешь, что женское влияние в обществе России тысяча девятьсот девяносто восьмого года - сильно возросло. Наши дамы подбираются к ключевым позициям в бизнесе, достигают успехов даже порой много быстрей, чем мужчины. Это, конечно, конгломерации других женщин, жестких, беспощадных, но поверь, при всем при том, прибор между ног у них остался тот же , что и тысячу лет назад и им по-прежнему требуется мужское внимание, утехи и требуется совсем немного, чтобы проявить и пробудить в них первородное, непреходящее начало!
- Сложная наука. - хмыкнул Слава.
- Да ничего сложного! - заволновался Альфред Викторович. - Немного прошлифуешь свои манеры, найдешь свой правильный имидж, скорее всего романтического юноши! К онечно,приоденешься как подобает, или наоборот изобразишь бедного студента, мы это быстро отработаем!
Слава обрезал решительно и брезгливо.
- Я уже вам сказал, как отношусь к этому делу. Плевал я на баб.
- Никто не требует от тебя страсти и чувств! - загорячился Альфред Викторович. - Ты же собираешься быть актером! А я им давно стал - на своей сцене! Это тоже самое, только с большим результатом! Ты меня прости, но ты просто дурак, когда закапываешь свой природный талант в землю, а сам собираешься пахать и потеть на бесплодной театральной сцене! Даже в самом лучшем случае успеха ты добьещся через многие годы!
Слава спросил грубо.
- Так ты, получается, всю жизнь и прожил этим... Альфонсом?
- Пошлое выражаешься, Слава. - поморщился Альфред Викторович. - Я помогал одиноким женщинам понять радости жизни, дарил им...
- Жил за их счет, да? - засмеялся парень. - А когда убегал, то и обворовывал потихоньку?
- Как тебе не стыдно?! - сфальшивил в возмущении Альфред Викторович, а тот захохотал ещё громче.
- И у тебя хватило терпения, Альф, возится с бабами всю жизнь? И как это они не собрались до кучи и яйца тебе не оторвали?
Альфред Викторович остановил машину на красном свете светофора, дождался зеленого, тронулся и только тогда сказал.
- Великий драматург Бернард Шоу как-то сказал: "Счастлив тот, кого кормит его любимая работа". Ничего более любимого у меня не было. И я счастлив. Если сейчас в нас врежется трейлер и настанет последняя секунда жизни, то я успею подумать: "Жизнь удалась." А ты не придешь к этому убеждению, коль скоро всю жизнь будешь в заштатных театрах играть роль лакеев. Я тебе предлагаю путь абсолютно надежный.
- И что для этого надо? - в голосе парня не прозвучало интереса, он своего дармового счастья категорически не понимал.
- Для тебя - почти ничего. - терпеливо начал толковать Альфред Викторович. - Научись только в самой маленькой степени применять свой талант. Не надо набираться ума, годами получать образование, наращивать мускулы, долго осваивать профессию. Тебе достаточно, как мраморной статуе, стоять в нужном месте и этого хватит, чтоб ты имел свою пользу.
- Ну да! - скривился парень. - А потом ещё в постели трудиться. Тоже мне - занятие.
Комаровский опять возмутился.
- Трудиться! Нашел слово! В этом творчестве все очень просто. Женщины любят сладость, а ещё больше - боль! Просто сами этого не понимают. Кусай грудь, отрывай уши, засовывай банан в задницу и передницу, если своей морковки не хватает! Не думай, что они этим оскорбляются. Если и не понравится, то скажет, а никаких обид, не будет, могу тебя заверить. Короче говоря, побольше думай о ней в эту минуту, поменьше о себе, и все пройдет по высшему классу.
- Мне от вашей науки блевать хочется.
Комаровский ответил с мужеством философа.
- Каждая профессия имеет свои неприглядные стороны.
- Ладно.А вы? Что вам с этого? - он все ещё перескакивал с "ты" на "вы" и Альфред Викторович понимал, что в сознании мальчишки его образ Комаровского, то отражается с почтением (хотя бы к возрасту), то низвергается в грязь презрения - старый альфонс, бабник, ничтожный мужик.
- Обо мне речи сейчас нет. Просто я предлагаю тебе работать в паре.... Ты же пойми, я тебя введу в высший Московский свет, у меня такие знакомства, такие связи! Ты будешь вхож в такие дома, куда охрана не подпускает простых смертных за квартал!
Но Славу, судя по всему, никакие соблазны не пробивали. Парень был сам по себе и шкала жизненных ценностей у него была иной. Комаровский закончил уже без всякой надекжды.
- Мы можем многого добиться...
- Ты просто испугался, что на тебя повесят этот труп! - ехидно засмеялся Слава. - А я, уж извини, рядом с этим мертвяком ни лежать, ни сидеть не желаю! Выкручивайся сам, как можешь.
- Но ты же видел и знаешь, что я его не убивал! - едва не заплакал Альфред Викторович.
- Да не очень-то я и знаю! - с насмешкой ответил Слава. - Может быть, ты к этому делу руку и приложил. Хотя вряд ли. Ты ведь только по бабам работаешь, чтоб мужика завалить у тебя жила слаба. Останови, я приехал.
Приказ прозвучал достаточно резко, аргументов для уговоров у Альфреда Викторовича не осталось и он нажал на тормоз.
- Будь здоров. - Слава полез из машины.
- Прощай, Слава... Погубил ты меня, но все равно. - невесело сказал Комаровский. - Возьми шапку, я тебе обещал. Ее правда, ножом проткнули, но это незаметно.
Слава уже вылез из машины и ему пришлось нагнуться в салон, чтоб принять подарок. Он повертел прекрасную меховую шапку в руках, сунул палец в прореху, нахлобучил шапку на голову и сказал.
- Ну, ладно... Если тебя уж очень круто за жабры возьмут, позвони по телефону, я тебе сейчас дам. Это мой друг, найдет меня, когда надо. Есть где записать?
Альфред Викторович сунулся в бардачок, нашел листок бумаги, разорвал его пополам.
- Я тебе тоже дам свой телефон, звони. Не пожалеешь.
Они обменялись записками с телефонами и Альфред Викторович с трудом удержался от предложения дать ему денег, чтоб хоть чем-то зацепить парня на будущее. Но вспомнил и сказал.
- Халат не забудь. Ты его заработал, а он дорогой.
- Возьму... Хотя, ведь это улика, а?
- Все одно. - безнадежно ответил Комаровский.
Парень достал из машины халат, нахлобучил на голову шапку и ободряюще хлопнул ладонью по крыше автомобиля.
- Гуд лак! Все устаканится, папаша, только не шебуршись!
Камаровский махнул на прощанье рукой и покатился по Садовому кольцу, ощущая, что настроение его продолжает ухудшаться, а серый мартовский рассвет хоть и высветил небо, но не вернул ещё ярких красок московским улицам, а от того и на душе было пасмурно.
Не требовалось большого умственного напряжения, чтоб понимать, что все свершившееся этой паскудной ночью обязательно будет иметь продолжение. В ситуации явно просматривались такие несуразности с нелепостями, что они не могли не потребовать разъяснения хотя бы с точки зрения милиции - это очевидно, как наступающий день. Есть один труп и четверо живых, каждый из которых без сомнений подтянет в свидетели и его самого: Нина, Ишак, Славик и Толстенко.
Когда эта мысль пришла ему в голову, он едва не потерял управление вот ведь ещё вопрос: а жива ли Нина? Что там вообще произошло после того, как сам он, распятый на деревяшке, побрел в сырую мартовскую ночь?
Состава ночных событий Альфред Викторович определить не мог, как ни старался. Ни смотря на всю его прошлую предельно бурную и многогранную жизнь, с такой уголовщиной он столкнулся впервые. Даже в милицию по серьезным делам он умудрился ни разу не попасть, не говоря уж про тюрьму. Профессия была практически безопасной. Все конфликты с дамами он умел гасить в самом зародыше. Тщательно отработал систему безболезненного выхода из отношений со своими партнершами, они почти никогда не предъявляли претензий , а потому Комаровский и числил себя профессионалом высшей пробы. Случались, понятно, недоразумения, но чаще всего Альфред Викторович их не допускал.
А возникшая сегодня, очень щекотливая и крайне угрожающая ситуация, требовала неординарных, непривычных действий, подготовки к которым Комаровский не имел. Одно дело - дамский угодник, альфонс, аферист, но совсем другое - подозреваемый в убийстве! Это уже черная уголовщина, которой он всю жизнь сторонился.
Возможны были три варианта спасения. Первый из них Альфред Викторович отринул без размышлений и сомнений - двинуть прямо в милицию и сдаться. Это - лучше сразу повеситься. Поскольку неизбежный вопрос любого следователя :
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Альфред Викторович выкатил машину за ворота, восстановил прежнюю маскировку и окружным путем помчался к трассе.
- Куда мы едем? - спросил Слава.
- Ко мне, куда еще? - вздохнул Альфред Викторович. - Как там не крути, мы с тобой теперь оказались повязанными этим делом.
- Я - нет. - спокойно ответил Слава. - Я ничем не повязан.
- Но понимаешь,если такое случилось, то нам надо, - Альфред Викторович попытался было возразить, однако слов не нашел: парень прав, ему в эту заваруха лезть не к чему.
До Можайского шоссе они добрались за четверть часа, туман рассеялся, Альфред Викторович разогнался и ещё через полчаса они уже пересекли Кольцевую дорогу, оказались в Москве. Все это время молчали, каждый был погружен в свои мысли.
Слава вновь закурил и сказал отчужденно, как незнакомому.
- Остановить машину поближе к центру Альфред Викторович.. Я выйду и никогда вас больше не увижу. Мне эти заморочки ни к чему.
- Подожди! - заторопился Альфред Викторович. - Ты же сам сказал, что являешься свидетелем моего алиби. Ведь может так получится, что меня повяжут. Соседи меня видели вчера и всю неделю, а потом и охрана на воротах. У меня могут быть неприятности...
Слава тщательно смял окурок в пепельнице, сказал безлико.
- У меня голова за ваши дела не болит. С убитым я не знаком, да и с вами тоже. У меня свои дела. Тормозните прямо здесь.
Альфред Викторович помедлил и спросил с вымученной улыбкой..
- Ты понимаешь, что мог бы шантажировать меня? Держать на крючке? Короче: деньги из меня сосать, веревки из меня вить?
Слава пожал плечами.
- Я хочу стать артистом. Ваши примочки не для меня. Проживу и так.
- На что ты здесь живешь?! - отчаянно прокричал Альфред Викторович. Без дома, без денег? Мелким воровством? Ведь попадешься и за мелкое тоже срок накрутят вместо театрального училища!
- Чего вы от меня хотите? - перебил Слава.
Альфред Викторович примолк и сосредоточился. От Славы веяло таким безразличием ко всему, что Комаровский понял: требовались достаточно сильные аргументы, чтобы уговорить его хотя бы на какую-то помощь в случае чего..
- Послушай, Славик, - начал он неторопливо. - Я не знаю, какой из тебя может получиться артист. Быть может хороший, а может и скверный. В последнем случае тебя ждет очень паршивая жизнь. Жизнь бездарности на сцене столь ничтожна, убога и скудна, что сродни нищенству.
- Знаю. - обрезал Слава.
- Тем более. Уровень твоего таланта пока неизвестен. Но определенный талант у тебя уже есть. Он тебе дан Господом Богом, только ты его ещё не оценил. Этот талант, при определенной шлифовке и обучении может принести тебе - все!
По губам Славы скользнула полу-презрительная улыбка и он спросил.
- Вы имеете в виду мою рожу?
- Лицо. Внешность, точнее. И фигуру. Это твой капитал.
- Бабам посоветуйте этим пользоваться. Я мужчина.
- Я - тоже. Но я тебе предлагаю красивую и быструю дорогу. Ты получишь в жизни ВСЕ И СРАЗУ. Вернее - очень быстро. Тебе не придется грабить банки, лазить по чужим машинам, даже не нужно будет изгилятся на эстраде с гитарой, как это делают безголосые попсовые певцы. Всего добьешься моментально и без больших усилий!
- Понятно. - насмешливо прервал Слава. - Через постель чужих жен - к звездам? - он хмыкнул презрительно. - Тошная работа.
- Не хуже любой другой. - обидчиво ответил Альфред Викторович. - И не обязательно постель чужой жены. Я бы сказал, что это даже неправильная и ошибочная дорога. Ты не усекаешь, что женское влияние в обществе России тысяча девятьсот девяносто восьмого года - сильно возросло. Наши дамы подбираются к ключевым позициям в бизнесе, достигают успехов даже порой много быстрей, чем мужчины. Это, конечно, конгломерации других женщин, жестких, беспощадных, но поверь, при всем при том, прибор между ног у них остался тот же , что и тысячу лет назад и им по-прежнему требуется мужское внимание, утехи и требуется совсем немного, чтобы проявить и пробудить в них первородное, непреходящее начало!
- Сложная наука. - хмыкнул Слава.
- Да ничего сложного! - заволновался Альфред Викторович. - Немного прошлифуешь свои манеры, найдешь свой правильный имидж, скорее всего романтического юноши! К онечно,приоденешься как подобает, или наоборот изобразишь бедного студента, мы это быстро отработаем!
Слава обрезал решительно и брезгливо.
- Я уже вам сказал, как отношусь к этому делу. Плевал я на баб.
- Никто не требует от тебя страсти и чувств! - загорячился Альфред Викторович. - Ты же собираешься быть актером! А я им давно стал - на своей сцене! Это тоже самое, только с большим результатом! Ты меня прости, но ты просто дурак, когда закапываешь свой природный талант в землю, а сам собираешься пахать и потеть на бесплодной театральной сцене! Даже в самом лучшем случае успеха ты добьещся через многие годы!
Слава спросил грубо.
- Так ты, получается, всю жизнь и прожил этим... Альфонсом?
- Пошлое выражаешься, Слава. - поморщился Альфред Викторович. - Я помогал одиноким женщинам понять радости жизни, дарил им...
- Жил за их счет, да? - засмеялся парень. - А когда убегал, то и обворовывал потихоньку?
- Как тебе не стыдно?! - сфальшивил в возмущении Альфред Викторович, а тот захохотал ещё громче.
- И у тебя хватило терпения, Альф, возится с бабами всю жизнь? И как это они не собрались до кучи и яйца тебе не оторвали?
Альфред Викторович остановил машину на красном свете светофора, дождался зеленого, тронулся и только тогда сказал.
- Великий драматург Бернард Шоу как-то сказал: "Счастлив тот, кого кормит его любимая работа". Ничего более любимого у меня не было. И я счастлив. Если сейчас в нас врежется трейлер и настанет последняя секунда жизни, то я успею подумать: "Жизнь удалась." А ты не придешь к этому убеждению, коль скоро всю жизнь будешь в заштатных театрах играть роль лакеев. Я тебе предлагаю путь абсолютно надежный.
- И что для этого надо? - в голосе парня не прозвучало интереса, он своего дармового счастья категорически не понимал.
- Для тебя - почти ничего. - терпеливо начал толковать Альфред Викторович. - Научись только в самой маленькой степени применять свой талант. Не надо набираться ума, годами получать образование, наращивать мускулы, долго осваивать профессию. Тебе достаточно, как мраморной статуе, стоять в нужном месте и этого хватит, чтоб ты имел свою пользу.
- Ну да! - скривился парень. - А потом ещё в постели трудиться. Тоже мне - занятие.
Комаровский опять возмутился.
- Трудиться! Нашел слово! В этом творчестве все очень просто. Женщины любят сладость, а ещё больше - боль! Просто сами этого не понимают. Кусай грудь, отрывай уши, засовывай банан в задницу и передницу, если своей морковки не хватает! Не думай, что они этим оскорбляются. Если и не понравится, то скажет, а никаких обид, не будет, могу тебя заверить. Короче говоря, побольше думай о ней в эту минуту, поменьше о себе, и все пройдет по высшему классу.
- Мне от вашей науки блевать хочется.
Комаровский ответил с мужеством философа.
- Каждая профессия имеет свои неприглядные стороны.
- Ладно.А вы? Что вам с этого? - он все ещё перескакивал с "ты" на "вы" и Альфред Викторович понимал, что в сознании мальчишки его образ Комаровского, то отражается с почтением (хотя бы к возрасту), то низвергается в грязь презрения - старый альфонс, бабник, ничтожный мужик.
- Обо мне речи сейчас нет. Просто я предлагаю тебе работать в паре.... Ты же пойми, я тебя введу в высший Московский свет, у меня такие знакомства, такие связи! Ты будешь вхож в такие дома, куда охрана не подпускает простых смертных за квартал!
Но Славу, судя по всему, никакие соблазны не пробивали. Парень был сам по себе и шкала жизненных ценностей у него была иной. Комаровский закончил уже без всякой надекжды.
- Мы можем многого добиться...
- Ты просто испугался, что на тебя повесят этот труп! - ехидно засмеялся Слава. - А я, уж извини, рядом с этим мертвяком ни лежать, ни сидеть не желаю! Выкручивайся сам, как можешь.
- Но ты же видел и знаешь, что я его не убивал! - едва не заплакал Альфред Викторович.
- Да не очень-то я и знаю! - с насмешкой ответил Слава. - Может быть, ты к этому делу руку и приложил. Хотя вряд ли. Ты ведь только по бабам работаешь, чтоб мужика завалить у тебя жила слаба. Останови, я приехал.
Приказ прозвучал достаточно резко, аргументов для уговоров у Альфреда Викторовича не осталось и он нажал на тормоз.
- Будь здоров. - Слава полез из машины.
- Прощай, Слава... Погубил ты меня, но все равно. - невесело сказал Комаровский. - Возьми шапку, я тебе обещал. Ее правда, ножом проткнули, но это незаметно.
Слава уже вылез из машины и ему пришлось нагнуться в салон, чтоб принять подарок. Он повертел прекрасную меховую шапку в руках, сунул палец в прореху, нахлобучил шапку на голову и сказал.
- Ну, ладно... Если тебя уж очень круто за жабры возьмут, позвони по телефону, я тебе сейчас дам. Это мой друг, найдет меня, когда надо. Есть где записать?
Альфред Викторович сунулся в бардачок, нашел листок бумаги, разорвал его пополам.
- Я тебе тоже дам свой телефон, звони. Не пожалеешь.
Они обменялись записками с телефонами и Альфред Викторович с трудом удержался от предложения дать ему денег, чтоб хоть чем-то зацепить парня на будущее. Но вспомнил и сказал.
- Халат не забудь. Ты его заработал, а он дорогой.
- Возьму... Хотя, ведь это улика, а?
- Все одно. - безнадежно ответил Комаровский.
Парень достал из машины халат, нахлобучил на голову шапку и ободряюще хлопнул ладонью по крыше автомобиля.
- Гуд лак! Все устаканится, папаша, только не шебуршись!
Камаровский махнул на прощанье рукой и покатился по Садовому кольцу, ощущая, что настроение его продолжает ухудшаться, а серый мартовский рассвет хоть и высветил небо, но не вернул ещё ярких красок московским улицам, а от того и на душе было пасмурно.
Не требовалось большого умственного напряжения, чтоб понимать, что все свершившееся этой паскудной ночью обязательно будет иметь продолжение. В ситуации явно просматривались такие несуразности с нелепостями, что они не могли не потребовать разъяснения хотя бы с точки зрения милиции - это очевидно, как наступающий день. Есть один труп и четверо живых, каждый из которых без сомнений подтянет в свидетели и его самого: Нина, Ишак, Славик и Толстенко.
Когда эта мысль пришла ему в голову, он едва не потерял управление вот ведь ещё вопрос: а жива ли Нина? Что там вообще произошло после того, как сам он, распятый на деревяшке, побрел в сырую мартовскую ночь?
Состава ночных событий Альфред Викторович определить не мог, как ни старался. Ни смотря на всю его прошлую предельно бурную и многогранную жизнь, с такой уголовщиной он столкнулся впервые. Даже в милицию по серьезным делам он умудрился ни разу не попасть, не говоря уж про тюрьму. Профессия была практически безопасной. Все конфликты с дамами он умел гасить в самом зародыше. Тщательно отработал систему безболезненного выхода из отношений со своими партнершами, они почти никогда не предъявляли претензий , а потому Комаровский и числил себя профессионалом высшей пробы. Случались, понятно, недоразумения, но чаще всего Альфред Викторович их не допускал.
А возникшая сегодня, очень щекотливая и крайне угрожающая ситуация, требовала неординарных, непривычных действий, подготовки к которым Комаровский не имел. Одно дело - дамский угодник, альфонс, аферист, но совсем другое - подозреваемый в убийстве! Это уже черная уголовщина, которой он всю жизнь сторонился.
Возможны были три варианта спасения. Первый из них Альфред Викторович отринул без размышлений и сомнений - двинуть прямо в милицию и сдаться. Это - лучше сразу повеситься. Поскольку неизбежный вопрос любого следователя :
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38