А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Банковских служак. Среди белого дня. В центре столицы.
Удивляет не сам факт стрельбы, удивляет хамство и оперативность. Кто-то хорошо знаком с ситуацией на рынке ценных бумаг. И делает все, чтобы вырвать из наших рук дивиденды.
Так может работать или ГРУ или спецгруппа, мне доселе неизвестная.
Муровцы снова начинали свою производственную деятельность. Чтобы им не мешать, мы договорились встретиться завтра. Для подве-дения предварительных итогов. Если, конечно, новый случай не столкнет нас лбами у очередного трупа.
— Вахтанг, шашлык из куртки капитана, да? — резвился Резо.
— Идите к черту! — огрызнулся Коваль, чувствуя, что события развиваются не в лучшую сторону для его пищеварительного тракта.
Мы последовали совету. Надо уважать труд других — не стоять над душой, когда фотограф щелкает позы сердечных для родных и близких. На вечную память.
Это был тяжелый день. Для капитана Коваля. Равно как и для меня. Но первому было намного труднее — угнетала перспектива пожирания собственной одежды.
И через два часа, как не смешно, наша встреча состоялась, точно встреча двух поездов, вышедших соответственно из пунктов А и Б. Навстречу друг другу. По одному рельсовому пути.
Капитан Коваль матерился так, что бывший ГРУшник, которого банально замокрили в подъезде дома своего, едва не ожил. Все ему посочувствовали, капитану. И Хулио снова выступил с инициативой смастерить шашлычок из барана.
— Ребята, — на это сказал Коваль. — Что вообще происходит? Что-то я притомился от «ваших» трупов? Кайтесь, мать вашу так!
— Без бутылки не разобраться, капитан, — сказал я и предложил встретиться завтра. В ресторане «Метрополь». Или в моей квартире. На выбор.
Капитан, как и я, не любил общепитовские дары моря, и мы остановились на втором варианте. На этом и расстались.
Я промолчал, что есть шанс нашей четвертой встречи. У остывающего нового трупа. Потому, что убедился: кто-то приказал всех прямых свидетелей по делу НПО «Метеор» превратить в немой и кровавый фарш.
Вляпался я в этот исторический кровавый передел скорее случайно, как в теплую коровью лепеху. И мог бы со спокойной душой, отмыв башмаки, продолжить путешествие по жизни.
Не могу. Во мне живет астронавт, исследователь незнакомых планет. И потом — столько лет пробиваться через тернии, болиды и метеоритные потоки, чтобы затем отступиться от программы ЦУПа. Э, нет! Уж слишком я любопытен. И азартен. Мне не нравится, когда кто-то действует так костоправно. Не люблю я этого — не люблю окровавленных трупов на улицах любимого города. Вдруг мимо будет шагать отряд юных следопытов — кинутся же детишки изучать панораму ближнего боя, чтобы затем использовать такие же методы воздействия. На учителях. И прочих честных гражданах.
Денек выдался богатым на урожай. Для старухи с косой. Правда, одному из приговоренных, похоже, удалось избежать досрочной отправки на небеса. Без труда мы установили счастливчика — Маслов Виталий Михайлович, бывший майор спецподразделения, вышибленный из его рядов за жестокость и пьянство при выполнении заданий родины. Побывал во всех взрывоопасных точках распадающейся империи: Баку, Ереван, Степанакерт, Тбилиси, Вильнюс, Афганистан. Надеюсь, такой боец не даст себя убрать. И есть шанс встретиться и потолковать. О погоде. И конкретных причинах свинцовых осадков.
Когда на бульваре сгустились сумерки и зажглись фонари, я хотел вздохнуть с облегчением: все, день кончился. Куда там? Раздался телефонный звонок — генерал Орехов. Он ещё раз повторил: ему не нравится, что я занимаюсь не своим делом. Пусть сыскари из Петровки роют недра. А у меня Тело.
— И Тело — в дело, — банально пошутил я.
— В какое ещё дело? — взбеленился генерал. — Предупреждаю: уволю! Не успели нач`ать работу, как трупы друг за другом, понимаешь.
— Что трупы? Куда-то пошли? — не понял я. И связь снова безобразно оборвалась. — Аллё! Не слышно! Фу-фу! Перезвоню. Завтра!
Мне надо было торопиться — господин Свечкин пожелал посетить праздничный вечер в Доме ученых. Чтобы в неформальной обстановке познакомиться с деятелями отечественной науки. Желание похвальное, да предупреждать надо заранее. Пришлось срочно перестраивать планы и отправлять в дозор группу из трех человек: диверсанта, минера и снайпера. Для изучения обстановки.
По поступающей информации обстановка была благоприятной, фугасы отсутствовали, и Тело могло спокойно вкусить шампусика в баре. С теми, кто ещё не потерял веры в могущество отечественного оружия.
И мы поехали в Дом. Как ошибались мои юные коллеги — фугас нас ждал. На парадном крыльце в образе Форы.
Пока наша группа гонялась за трупами по всей белокаменной, секьюрити Бибикова по просьбе патрона поехали в усадьбу… И вот она, прелестница, во всей свой красе и в легком ситцевом сарафанчике. Крестьянка-барышня!..
Вспомнив героическую молодость, столетние академики захороводились близ нее, как испытатели вокруг межгалактической ракеты, вот-вот стартующей в антрацитовое пространство ночного неба.
Господин Свечкин приятно улыбался ажиотажу и представлял девушку всем в качестве своей невесты. Чем сильно огорчал научных оппонентов.
Я давился боржоми и рассуждал на тему бесконечности времени. Такой день, как этот, выпадает человеку за его прегрешения. Как кирпич на голову. Но за что я наказан? Не понимаю?
Пока я терзался подобными думками, ученые людишки устроили импровизированный концертик. Ими было обнаружено в углу пианино, и упорядоченные гаммы, как проклятье, обвалились на наши головы. Мрак! У меня возникло впечатление, что я не доживу до полуночи. А удавлюсь на первой попавшейся пихте.
То есть вечер удался на славу для молодоженов. И прочей праздной публики. Мои мальчики, огорченные неожиданной вестью о Форе, готовы были растерзать любого, неосмотрительно приблизившегося к аппетитному бюсту невесты.
Когда приятный вечерок, как колобок, катил к минорному для многих завершению, появился дежурный по связи с внешним миром Никитин. С видом, будто янки оккупировали Тверскую область, его малую родину. Я поинтересовался — не очередной ли труп прибило к нашему берегу? Нет, куда хуже. Что такое? Ника пропала, признался моей боевой товарищ.
О, мама-мия! Этого ещё не хватало! Неужели сбежала с кутюрье в Париж. Никитин не принял шутки, заявив, что желает отправится на поиски ветрогонки.
— Э, только со мной, — предупредил я. — Нам международных скандалов более не надо.
— Как хочешь, — пожал плечами и удалился готовить джип к марш-броску на Париж.
Как хочешь?! Ничего я не хочу, кроме одного пережить этот день и рухнуть в койку, забывшись во сне, как в болоте.
Кто бы за меня прожил сутки? Где желающие? Нет таких дураков на всем белом свете.
Меж тем вечерок благополучно закончился. Господин Свечкин с невестой, прикрываемые группой бойцов, умчались в вихре соблазна. Со скоростью сто пятьдесят миль в час.
А мы с Никитиным поехали куковать под тень дома, где проживала молоденькая топ-модель. На этом настоял я, поскольку мой товарищ рвался в бой и хотел посетить все обители высокой моды. Нет, не будем суетиться, сказал я, время ещё детское — одиннадцатый час.
— А что потом?
— А потом будет завтра, — проговорил я. — Если я доживу до него. — И уснул. С открытыми глазами. Чтобы мой друг знал: я искренне бдю. Его интересы.
И снился вселенский планетарный хаос. И в этом хаосе я, землянин, сражающийся с какими-то отвратительно-мерзкими, саблезубыми тварями скурлатаями. Они наступают со всех сторон и единственный выход — взорвать себя и эту нечисть. Портативным ядерным зарядом — оружием возмездия. Что я и делаю — и ослепительный свет…
— Что за козел?!. - голос Никитина и свет фар вырывают меня из фантастического бреда.
Из спортивного Opel чертиком прыгает франт. В немыслимом попугайном прикиде. Открывает дверцу — Ника во всем своем юном великолепии. Я слышу скрежет — это скелет моего товарища перекосило, как дверь, от ревности.
Я хотел появиться на сцене жизни, проявляя отцовские чувства, да франтишка с легкостью необыкновенной откланялся и отбыл. В неизвестном направлении.
— Ну? — поинтересовался я, когда вспыхнул свет в окнах. — В гости? На огонек?
— Не, — испугался Никитин и через миг мы мчались по скоростному бану Москва-Аляска.
— Сделал бы ей предложение, что ли? — посоветовал я другу. Как старший товарищ. — Под венец затащи. А мы тебе поможем. Затащить… — И промолчал: в койку.
Никитина вновь перекосило и он нервно заявил: это его личное дело. Личное-то личное, вздохнул я, а страдаем мы оба. И взглянул на циферблат четверть часа до скончания этого безумного дня. Да, такой денек выпадает один раз в столетие. Если я не прав, пусть меня поправит господин Nоsterdamys из страны тюльпанов и роз.
Не пора ли подвести итоги. Утешительно-неутешительные.
1. Жена беременная — это положительно. Я её не вижу неделями — это отрицательно.
2. Марья Петровна получила премию — это положительно. Ей сделалось дурно — это отрицательно.
3. Приехала сестричка Анна — это положительно. Ей хотели испортить обед со мной — это отрицательно.
4. С академиком Николаевым я клюкнул коньячку — это положительно. Его уквачили — это отрицательно.
5. Некто Маслова ещё не убрали — это положительно. Все же остальные участники текущего Дела уже предстали перед Всевышним — это отрицательно.
6. Мы познакомились с муровцами — это положительно. Капитану Ковалю жевать собственную куртку — это отрицательно.
7. Господин Свечкин и девушка Фора молодожены — это положительно. Мои «мальчики» раздражены этим обстоятельством — это отрицательно.
8. Никитин влюблен в Нику — это положительно. Ника симпатизирует франту из Opel — это отрицательно.
9. Понедельник заканчивается — это положительно. Осталось пяток минут — это тоже положительно.
Что может случиться за эти минутки? Триста секунд — и все, новый светлый, без трупов день. И только я потянулся от этой приятной мысли, как джип подпрыгнул, как горный баран, и заюзил по угольному асфальту, норовя завалиться в бездонный и мрачный кювет. И лишь мастерство аса наших отечественных дорог…
— Что такое?! — заорал я. — Этот еп`ный день закончится когда-ни-будь или нет?!
— Кажись, колесо пробило, — выпрыгнул в ночь ас. — Точно! Что за дела? Сейчас запаску…
И тут я, каюсь, выматерился в полный голос, тоже выпрыгнув в ночное немое и огромное пространство.
Я орал, как полоумный, на тридцать седьмом километре скоростного хавбея. Я посылал такие исступленные проклятия к звездной сыпи, что в своих смрадных столичных комнатушках-клетушках вскинулись с испугу все литераторы-землепашцы, радетели за чистоту словесности; заколдобились они малость от страстного вопля, перекрестились: свят-блядь-свят, а затем ухнули в свои лицемерно-лживые и завистливые организмы по стакан`у теплой водочки, занюхали сивуху никогда нестиранным носком, да и отдалились в беспокойный мечтательный сон, где они все гениальною толпою изгоняют из своего литературного хлева какого-нибудь наглого и свободного матерщиника…
Вот такая вот странная картинка из жизни литературных марак нарисовалась перед моими воспаленными от ора очами. Черт-те что! Причудится же такая гадость! Тьфу!..
— Ты чего, Алекс? — голос Никитушки привел меня в чувство. — Никого же нет?
— Ты есть, — буркнул я.
— И чего?
— Ни-че-го!
— Так поехали или как? — не понимал моих сложных чувств.
Я прыгнул в джип и увидел, как стрелки на циферблате переползли «12», и кое-что сказал по этому поводу, и так, что несчастные радетели чистоты рядов своих и словестности вновь вскинулись в потливом страхе…
Пожав плечами, мой друг утопил ножищей акселератор, и мы продолжили свой бреющий полет над ночной, утомленной от всевозможных мелкотравчатых (и не только) придурков, великой и вечной страной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59