Даже с помощью водолазов, уверяли речники, тело парня будет найдено дня через три-четыре, не раньше. Больно уж холодна сибирская река, слишком сильно ее течение…
Потом Жданович увел меня к себе, и я не удержался, зашел в комнату, где спал Таюрский. Глядя на него, спящего, подумал, что он похож на баргузинского соболька — черный, быстрый, благородный и драгоценный. И тогда, в зимовье, он метнулся на выстрел молниеносно, как соболь…
На следующий день мы уехали из Жемчужной. Дождь лил, не переставая.
Вскоре мне позвонил Жданович.
— Версия наша подтвердилась, — сообщил он. — Водолазы подняли тело Балабана. Трос, сбросивший парня с судна, оставил на его ногах глубокие ссадины. Других повреждений нет.
Гоша Таюрский, которого никакие медицинские запреты не могли удержать дома, выслушал мое сообщение, прижал рукой раненое плечо, нахмурил широкие брови так, что они сошлись в одну темную линию.
— Больно? — участливо спросил я.
— Больно, — кивнул Гоша. — За парня больно. Его чужое равнодушие сгубило…
1 2 3 4 5
Потом Жданович увел меня к себе, и я не удержался, зашел в комнату, где спал Таюрский. Глядя на него, спящего, подумал, что он похож на баргузинского соболька — черный, быстрый, благородный и драгоценный. И тогда, в зимовье, он метнулся на выстрел молниеносно, как соболь…
На следующий день мы уехали из Жемчужной. Дождь лил, не переставая.
Вскоре мне позвонил Жданович.
— Версия наша подтвердилась, — сообщил он. — Водолазы подняли тело Балабана. Трос, сбросивший парня с судна, оставил на его ногах глубокие ссадины. Других повреждений нет.
Гоша Таюрский, которого никакие медицинские запреты не могли удержать дома, выслушал мое сообщение, прижал рукой раненое плечо, нахмурил широкие брови так, что они сошлись в одну темную линию.
— Больно? — участливо спросил я.
— Больно, — кивнул Гоша. — За парня больно. Его чужое равнодушие сгубило…
1 2 3 4 5