А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Даже, если девушку кто-то спросит, она не скажет, что он мог быть в кабинете проректора, за ключом от кафедры приходил, но в кабинет не входил. Да и с чего ее будут спрашивать? Сейчас ключ найдут. Может быть, Зайцева даже задержат. Нет, не поторопился Садовский, все складывается очень удачно, прямо в день совета.
В кабинете Анатолия Ивановича Зайцева сидели Николай Савченко, оперуполномоченный из его группы Олег Вербин и Шарип Зареев.
– Вообще-то мы не рассматриваем анонимные заявления, тем более по телефону, – говорил Савченко. – Но дело очень непростое и требует принятия оперативных мер. Возможно, кто-то из недоброжелателей наговаривает на вас просто из вредности, но следователь решил, что информацию необходимо проверить.
– Я не понимаю, о чем вы, – нахмурился Зайцев. – Вы сказали, что в моем кабинете хранится какая-то улика. Я уверен, что ничего подобного нет. Хотите произвести обыск? Пожалуйста. У вас есть ордер?
– Ордера нет, – развел руками оперативник. – Но, если уж вы нам не доверяете и не хотите помочь, что ж, будем ждать ордер. Не сомневайтесь, он скоро будет, но до тех пор, пока его не подвезут, никто из этого кабинета не выйдет. Согласны?
– Какие варианты? – сдался проректор.
– Все очень просто. Мы сейчас поднимем вот этот аппарат и проверим, что под ним.
Зайцев удивленно посмотрел на «Ксерокс».
– И все?
– Все.
– Валяйте, – кивнул он. – Только учтите, он очень тяжелый. И, если решите что-то мне подкинуть, сто раз подумайте. Видите видеокамеру у компьютера? Новая модель. Я ее как раз тестирую. Все ваши действия будут засняты.
– Отлично, – согласился Савченко. – Если что, снимете нам копию. Олег, берись и поднимай.
Вместе они без труда переставили довольно тяжелый «Ксерокс» на пол. Ничего, кроме пыли, под ним не было. Правда, пыль с одной стороны была чуть смазана. Но больше ничего.
– А что вы искали? – спокойно спросил Шарип Зареев.
– Ключ. Ключ от кладовки, – ответил Савченко. – Сегодня утром следователю позвонил неизвестный и сказал, что видел, как вы, Анатолий Иванович, прятали под копировальный аппарат какой-то ключ. И на нем была жестяная бирка, такая же, как у того самого. Мы понимаем, что это глупо и наивно, именно потому и не собирались проводить у вас обыск, но проверить были должны.
– Понимаю, – совсем успокоился ректор. – Вы уж простите меня, но сегодня совет и…
– Конечно, извините за беспокойство.
Оперативники попрощались и вышли. В приемной Савченко бросил на Сомова такой тяжелый взгляд, что у доцента подкосились ноги.
– Глупости какие-то, – пожал плечами Зайцев. – Какой ключ? От какой кладовки?
– От кладовки, в которой Давыдова нашли убитым, – ответил Шарип и вытащил из кармана ключ с жестяной биркой. – Вот этот.
– Откуда он у тебя?!
– Из-под «Ксерокса». Его туда, действительно, подсунули, а мы чуть было не проворонили. Хороши бы мы были, если бы милиционеры сейчас его нашли.
– Кто его туда подсунул?
– Сомов.
– Сомов? – удивился проректор. – Когда?
– Вчера вечером. А Марина Полякова видела. Она как раз принесла чашки и видела его от входа в приемную. Ей пришлось прятаться с подносом за дверью, пока Сомов не вышел, а потом сделать вид, что только идет из туалета. Доцент приходил якобы за ключом от кафедры философии.
– Я немедленно вызову его и!..
– И что? – остановил Шарип. – Не порите горячку. Лучше всего притвориться, что мы ничего не знаем, и никому не говорить, зачем приходили милиционеры.
– Надеюсь, что ты прав, – неуверенно проговорил Зайцев.
– Я всегда прав, – усмехнулся Зареев.
Маша, кажется, все предусмотрела и подготовила: и речь Садовскому написала, и с вице-губернатором Николаем Сычевым о визите договорилась, и даже Павла Иловенского убедила поехать в университет. Всех проинструктировала, что говорить, а что – не стоит, с кем общаться и не общаться, какое интервью давать Юле Колотиловой, журналистке из «Городских вестей». Неожиданностей быть не должно, хотя, кто ж знает…
Сама она в университет не поехала, сослалась на срочные изменения в номере своего еженедельника. Ее присутствие все равно ничего не изменит и не спасет. Да, не спасет. Не верила Рокотова в удачу. Потому и нервничала, потому и не поехала на ученый совет, знала: как бы качественно не выполнила она свою часть работы, все старания все равно уйдут в песок, если сам Садовский ничего не сделает. Он, конечно, станет в случае неудачи на выборах винить ее, обидится, не станет с нею общаться. Вот и слава Богу. Легче станет жить.
На самом деле никакой срочной работы не было, номер был сверстан и ушел в типографию, и Маша делала заготовки на две недели вперед, стараясь не думать о том, что сейчас происходит в университете. Но не думать не вышло. Позвонила Юлька Колотилова.
– Маш, ты хоть знаешь, что тут твориться?! – заорала она.
– Откуда я могу знать? Что ты кричишь-то?
– Да ты б приехала сюда, еще не так бы орала. Я уже вообще запуталась, кого мы должны поддерживать. Если того идиота, который с отчетной речью выступал, то я пас. Он такую чушь нес – в зале народ валялся.
– Ты полегче, я сама ему речь писала, – возмутилась Маша.
– Ты?! Ну ты, мать, даешь! У вас теперь юмористическое издание? Ректору-то простительно, он читал по бумажке и по слогам, понятно, что текст в первый раз видит, но ты-то!..
– А что я? Юля, да не было там ничего ужасного и смешного.
– Не было? А как тебе укрепление престижа российского образования путем внедрения эзотерических и оккультных наук? А открытие факультета научной астрологии? А передача недостроенных объектов оборонному комплексу для хранения стратегического продуктового запаса и одновременной консервации химических отходов?
Маша молчала. Ведь не похоже, что Колотилова шутит. Конечно, Садовский заранее не читал речь, это на него похоже. Но откуда он взял весь этот идиотский текст? Сам что ли написал? И почему не взял тот, что прислала она?
– Эй, Рокотова! Уснула? Что делать-то? Брать у него интервью или так, сразу психушку вызвать?
– Я приеду, Юля, – вздохнула Маша.
– Валяй. Кстати, тут муж твой.
– Он мне не муж, – смутилась Рокотова, думая, что говорит она об Иловенском.
– Да знаю, бывший муж.
– Ильдар? Разве он там?
– Тут. И вице-губернатор. И депутат еще с ними, не помню, как фамилия, у меня записано.
– Иловенский.
– Точно. Все, Маш, я побежала, они уже покурили, в зал заползают.
Юля отключила телефон, а Маша, швырнув свой в сумку, бросилась в редакционный гараж.
– Нету, Марь Владимировна, – развел руками завгар. – «Газель» в Углич ушла, «Тойоты» обе по городу на заданиях. Подождите, может, будет кто через часик. Или горит?
– Горит, – кивнула она и совсем было решилась вызвать такси, но потом передумала.
Ничего не горит. Знает она эти ученые советы. Часа три сидят относительно тихо и слушают пустопорожние официальные отчеты и выступления. Только на четвертом часу начинаются прения. «Преют» ученые со вкусом и знанием дела: долго, громко, до хрипоты и сердечных капель, до взаимных оскорблений с переходом на личности, до поломанных стульев и плевков на потертые пиджаки. Сама Рокотова в годы работы в научном институте всегда вела советы и собрания жестко, сворачивая все прежде, чем заседающие не то что войдут во вкус, но даже и вообще успеют раскрыть рот. Не те это споры, в которых рождается истина, и незачем без толку доводить людей до греха. Собрали, сказали то, ради чего собрали, и все свободны.
В университете такой фокус не пройдет, будет представление по полной программе. Так что можно не торопиться. Юля расскажет все, что Рокотова пропустит. Да и Павел с Ильдаром там. Неужели Ильдар все-таки решил ей помочь? Может быть. Только вряд ли ее уговоры на него подействовали. Скорее всего, Иловенский и Сычев усмотрели какой-нибудь коммерческий интерес в сложившейся ситуации и перетянули Каримова на свою сторону.
Уже садясь в автобус, Маша решила, что первым делом оценит обстановку: если Садовский уже успел настроить против себя всех, кто до сих пор поддерживал его или колебался, она тоже не станет надрываться. Извинится и откажет ректору в дальнейшей помощи. И Бог с ним, пусть обижается. Ей уже казалось, что она тащит в гору голодного осла. На вершине горы – мешок сладкой морковки, а глупое животное упирается у подножья и еще норовит прыгнуть в ближайший овраг.
Глава 40
Мы сидели в засаде. Я и здоровенный молодой мужик. Я – в жесткой осоке за кустом седой полыни. Он – за бетонной опорой наружной теплотрассы. Чего ждал я, вполне понятно: я ждал зрелища, ждал нового убийства. А он? Того же самого? Так зачем же ждать? Ведь без его участия новое убийство вряд ли произойдет. Итак, он ждет жертву. Думаю, у него все получится, все обязательно сложится, нужно только вовремя услышать приближающиеся шаги будущей жертвы и вовремя подобраться поближе.
Этого мужчину я видел уже не раз. Он мне нравился и казался вполне подходящим. Безоговорочно, даже безрассудно смел, такими бывают только одинокие вожаки, которым не за кого бояться и некому причинять боль. Конечно, ему далеко до идеала, даже до того мальчишки, который приводит меня в восхищение, но и у этого самца злой и непримиримый огонь горит в глазах. Что ж, посмотрим.
А вот и она. Я услышал тихие шаги прежде, чем она свернула с асфальтовой дорожки на тропку. И прежде, чем она показалась из-за кустов вдалеке, я знал, кто именно станет сегодня жертвой, и не был разочарован. Только одна из всех до сих пор не боится сокращать путь и ходить по этой тропинке между громадами пустых корпусов. Я предвкушал интереснейшее представление. Дело в том, что эта невысокая темноволосая женщина с зелеными глазами, такая мягкая и нежная с виду, совсем не так проста, как кажется. В ней – стальной стержень, мужская жесткость, решимость волчицы, защищающей своих детенышей. Вот загадка не для моих мозгов: только что я был уверен, что отчаянная смелость больше присуща одинокому самцу, но появилась она, и стало понятно – сила и смелость у того, кому есть, что защищать, есть, кого любить. Но все уже решено окончательно и бесповоротно. Сегодня вечером те, кого она любит и кто любит ее, не дождутся ее дома. Их жизнь в одночасье изменится, конечно, они смогут жить и дальше, но боль потери не забудут никогда. Я вдруг понял, что во мне впервые родилось новое, еще не знакомое чувство: жалость. И, увлекшись этим новым ощущением, я чуть было не упустил нужный момент. Еще секунда – и мужчина в засаде тоже услышит шаги женщины. Я сжался всем телом, и в пару прыжков оказался прямо возле его ног.
Маша Рокотова снова вспомнила о том, что ходить через стройку опасно, только тогда, когда уже свернула на тропинку. Еще можно было вернуться и добежать до университета по асфальтированной дорожке, но это было против ее правил… Черта с два! Не против. Маша умела отступать и никогда не стыдилась собственных страхов, но сейчас решимость разобраться в том, что натворил без нее Садовский, приглушила инстинкт самосохранения и не оставила места страху. Так, разве что бодрящее волнение, которое только на пользу предстоящей встрече с ректором, ну и, конечно, с Ильдаром. И с Павлом. Что-то подсказывало Маше: все может повернуться против ее планов и интересов Садовского, раз там появился Каримов. Может быть, не Иловенский и Сычев перетянули его на свою сторону, а как раз наоборот. Ее бывший муж обладает поразительным талантом убеждения и, если он усмотрит выгоду для своей компании в победе Зайцева на выборах, то уговорить своих партнеров и крупных акционеров «Дентал-Систем» Павла Иловенского и Николая Сычева ему не составит труда. Уговорить на что? На то, чтобы помочь Зайцеву сесть в ректорское кресло? Не понятно только, каким боком Каримова и его компанию может касаться университет перспективных технологий.
Все, осталось каких-нибудь десять метров до почти безопасного, просматривающегося из университета места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46