Его тезка Вышинский чувствовал себя в этом мире как рыба в воде.
Громыко в роли постоянного представителя при ООН сменил Яков Александрович Малик.
Малика тоже произвели в заместители министра иностранных дел. Малику было всего сорок лет, не много для дипломата столь высокого ранга. Всю войну он провел в Японии. Единственный из послов союзных держав он видел, как сгорел Токио в результате американских бомбардировок весны сорок пятого. Пережил атомную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки.
Двадцать третьего июля сорок восьмого года представитель Израиля при ООН Абба Эбан телеграфировал министру иностранных дел Шертоку:
«Сегодня состоялась первая продолжительная, очень сердечная беседа с Маликом. Он оценил наши военные успехи, рассуждал о воздействии неудач на арабские режимы. Одобрил нашу заявку на то, чтобы стать членом ООН, однако советует тщательно подготовиться, считает, что все зависит от степени американской поддержки. Надеется на скорое учреждение миссии Голды Мейерсон».
Поражение арабских армий расценили в Москве как поражение Англии и были этому несказанно рады; считали, что позиции Англии подорваны на всем Ближнем Востоке.
Эбан родился в Южной Африке, а учился в Лондоне. Щедро одаренный лингвистическими способностями, он выучил не только классические языки — древнегреческий и латынь, но и многие ближневосточные — арабский, фарси, иврит и арамейский. В двадцать три года ему поручили преподавать восточные языки в Кембридже.
Во время Второй мировой войны он вступил в британскую армию. Служил в Каире, где встретил будущую жену. А ее сестра вышла замуж за будущего начальника генерального штаба армии обороны Израиля Хаима Герцога.
В сорок втором году командование отправило майора Эбана в Иерусалим отбирать евреев-добровольцев для отрядов специального назначения. В сорок седьмом началась его дипломатическая деятельность, его включили в состав делегации Еврейского агентства на сессию Генеральной Ассамблеи. В мае сорок восьмого он произнес свою первую речь в ООН — против Соединенных Штатов. Он отверг аргументы американской делегации, возражавшей против раздела Палестины.
Он слыл в ООН умелым оратором не только благодаря прекрасному знанию английского языка. Он умел быть убедительным. После обсуждения в Совете Безопасности акции возмездия против террористов, закончившегося осуждением Израиля, Эбан прилетел в Иерусалим. Он был возмущен акцией израильских военных и, еле сдерживая гнев, спросил Бен-Гуриона, зачем было проводить эту операцию.
«У меня тоже были сомнения на этот счет, — ответил лукавый премьер, — но когда я прочитал твою речь в Совете Безопасности, то убедился, что она была необходима».
Двенадцатого августа Эбан отправил письмо Шертоку, сообщая о новой беседе с Маликом:
«Он выразил свое глубокое восхищение военными усилиями Израиля… Подобного разгрома никто не ожидал.
Г-н Малик сообщил мне, что сейчас среди всех делегаций имеется единая точка зрения, что создание государства Израиль является необратимым фактом…
Мне стало ясно, что советская сторона считает, что она сделала правильный анализ и приняла правильное решение, после которого она рассчитывает получить дивиденды. Он предположил, что мы оценим факт получения помощи от восточноевропейских и балканских стран как результат благожелательной позиции России…
Советская сторона рассматривает свое решение о поддержке еврейского государства в качестве триумфально оправдавшего себя в контексте целей, которые она ставит перед собой на Ближнем Востоке…»
Четырнадцатого августа второй секретарь миссии СССР в Израиле, уполномоченный Всесоюзного общества культурных связей с заграницей Митрофан Петрович Федорин присутствовал на собрании Лиги дружественных связей с Израилем, устроенном по случаю приезда советской миссии.
Федорин в сорок первом окончил институт иностранных языков и работал дипкурьером советского посольства в Иране. В сорок третьем его отправили стажером в советскую миссию в Египте. В сорок восьмом командировали в Израиль.
Около двух тысяч человек собрались в здании одного из самых больших кинотеатров Тель-Авива «Эстер», на улице собралось еще около тысячи человек, которые слушали трансляцию всех выступлений. Над столом президиума повесили большой портрет Сталина и лозунг «Да здравствует дружба между Государством Израиль и СССР!»
При упоминании Советского Союза и советских представителей, особенно Громыко, зал взрывался аплодисментами.
Хор рабочей молодежи исполнил еврейский гимн, затем гимн Советского Союза. «Интернационал» пел уже весь зал. Затем хор исполнил еще несколько советских песен — «Марш артиллеристов», «Песнь о Буденном».
ТОВАРИЩ СТАЛИН ПОРУЧАЕТ ЭРЕНБУРГУ…
Седьмого сентября Молотов весьма любезно принял первого посланника Израиля в Советском Союзе — Голду Мейерсон. Она родилась до революции в Киеве, ее дед тридцать лет прослужил в царской армии, ее отец был столяром. Семья нищенствовала, пятеро из восьми детей умерли маленькими.
Нерадостные воспоминания сопровождали ее всю жизнь:
«Ясно помню разговоры о погроме, который вот-вот должен обрушиться на нас. Конечно, я тогда не знала, что такое погром, но мне уже было известно, что это как-то связано с тем, что мы евреи, и с тем, что толпа подонков с ножами и палками ходит по городу и кричит: „Христа распяли!“
Ребенком ее увезли в Америку, поэтому по-русски она не говорила. Ее мужем стал Морис Мейерсон, тоже эмигрант из России. По политическим взглядам он был социалистом и противником сионизма. Но ради жены согласился переехать в Палестину. Морис работал кассиром, а темперамент, энергия и целеустремленность Голды привели ее в политику.
Она не любила, когда ей напоминали о том, что она женщина. Один журналист спросил ее:
— Каково женщине быть премьер-министром?
Она парировала:
— Не знаю, никогда не была премьер-министром — мужчиной.
Ее облик олицетворял Израиль. Она всегда носила одежду темных цветов — платье или жакет, подобранная со вкусом булавка, маленькие часы, пальцы в пятнах от никотина (она курила крепкие сигареты без фильтра), мужской подбородок и серьезный взгляд, иногда смягчавшийся теплой улыбкой.
Прежде чем дать согласие на ее приезд в Москву, Вышинский отправил запрос министру госбезопасности генерал-полковнику Виктору Семеновичу Абакумову: «Не имеется ли каких-либо препятствий к допуску ее в СССР». Чекисты не возражали.
Все израильские руководители переиначили свои фамилии на ивритский лад, брали новые имена, состоящие из двух слогов с ударением на последнем. Это был символический акт, возвращение к библейским именам. Сионисты хотели забыть свою жизнь в изгнании. Голда Мейерсон вскоре стала Голдой Меир, министр Моше Шерток — Шареттом. Будущий премьер-министр и лауреат нобелевской премии мира Шимон Перский превратился в Переса.
Вячеслав Михайлович расспросил посла о ситуации в Палестине. Голда Меир среди прочего сказала: «В результате войны правительство Государства Израиль пришло к выводу, что ему, вероятно, придется поднять вопрос о границах, чтобы иметь возможность оборонять их более успешно, чем те границы, которые предусмотрены в резолюции двадцать девятого ноября».
Иначе говоря, она заявила, что границы, определенные ООН, оказались нереальными, Израилю для обороны необходимо увеличить территорию. Эти слова не вызвали возражений у Молотова. Его помощник и переводчик Олег Трояновский (сын первого посла в Соединенных Штатах) записал уклончивые слова советского министра иностранных дел: «Правительство Государства Израиль должно будет подумать над этим вопросом. Однако он, Молотов, думает, что начало у Государства Израиль хорошее, имеется база для создания крепкого государства».
Голда Меир была фантастически самоуверенной женщиной. Уверенность в том, что она права, никогда ее не покидала. И она обладала способностью внушить эту уверенность другим. Пожалуй, она была самым эффективным израильским дипломатом.
Тринадцатого сентября военный атташе при миссии Израиля полковник Иоханн Ратнер побывал в министерстве вооруженных сил и беседовал в управлении внешних сношений с генерал-майором артиллерии И. М. Сараевым и его заместителем.
Ратнер, родившийся в Одессе, успел послужить еще в царской армии — рядовым 3-го Самарского гренадерского полка Московской дивизии. После революции сражался в рядах Красной армии. В двадцать третьем году уехал в Палестину, преподавал архитектуру. Он был одним из создателей Хаганы, накануне войны за независимость руководил отделом планирования генштаба будущей Армии обороны Израиля.
Полковник Ратнер поставил перед представителями министерства несколько вопросов. Во-первых, в Израиле хотели бы получить советскую литературу для военно-учебных заведений. Во-вторых, израильтяне хотели бы отправлять своих офицеров на учебу в советские учебные заведения.
Генерал Сараев ответил, что такие вопросы решает не министерство, а правительство. Так что или посланник Голда Мейерсон должна поставить их перед министерством иностранных дел, или правительство Израиля может официально обратиться в советскую миссию в Тель-Авиве.
Четырнадцатого сентября Голда Мейр нанесла первый визит своему основному партнеру — заместителю министра иностранных дел Зорину, ведавшему Ближним Востоком.
Она сразу же завела речь на тему, которая станет очень болезненной в отношениях между двумя странами.
«Мейерсон, — записывал после беседы Зорин, — заявила, что еврейская проблема может быть решена коренным образом лишь путем широкой иммиграции евреев в государство Израиль.
Я заметил в связи с этим, что иммиграция сама по себе не может, на мой взгляд, решить эту проблему, поскольку многие евреи не поедут в Палестину, а будут продолжать жить в других странах. Я добавил, что в СССР, в социалистическом государстве, навсегда покончено с национальным гнетом и неравноправным положением евреев…
Мейерсон воздержалась от дальнейших высказываний на эту тему».
А в Израиле семнадцатого августа советский посланник Павел Иванович Ершов вручил верительные грамоты премьер-министру Израиля Бен-Гуриону. У гостиницы, где остановился Ершов, на улицах стояли люди, которые искренне приветствовали советского посланника.
У дома премьер-министра был выстроен почетный караул в составе сорока солдат. Оркестр исполнил государственный гимн Советского Союза и Ха-Тикву.
После вручения грамот Бен-Гурион сказал Ершову: «Народ Израиля обязан Советскому Союзу за его моральную поддержку в ООН. Государство Израиль сейчас уже окрепло, его народ и особенно молодежь знают, что воюют за свое государство и свою идею, и, надо сказать, умеют воевать, что было доказано в боях. Армия получила значительное количество оружия из Чехословакии и Югославии, в том числе артиллерию, которой в начале войны совсем не было».
Жизнь в Израиле, где только что отгремели бои, была непростой. Это ощущали и советские дипломаты, несмотря на их привилегированное положение.
В сентябре Ершов пришел к генеральному директору МИД Израиля Уолтеру Эйтану и пожаловался, что не готово здание миссии, жилые квартиры для сотрудников. Возникли трудности с продовольствием. Продовольственные карточки дипломатам не выдали. В результате утром в гостинице советскому посланнику отказали во второй чашке кофе.
Советский Союз старался облегчить положение Израиля и требовал убрать войска арабских стран из Палестины.
Двадцать шестого августа заместитель министра иностранных дел Громыко подписал проект директив для советской делегации на Генеральной Ассамблее ООН. Когда будет обсуждаться вопрос о Палестине, распорядился Громыко, то следует внести следующее предложение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Громыко в роли постоянного представителя при ООН сменил Яков Александрович Малик.
Малика тоже произвели в заместители министра иностранных дел. Малику было всего сорок лет, не много для дипломата столь высокого ранга. Всю войну он провел в Японии. Единственный из послов союзных держав он видел, как сгорел Токио в результате американских бомбардировок весны сорок пятого. Пережил атомную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки.
Двадцать третьего июля сорок восьмого года представитель Израиля при ООН Абба Эбан телеграфировал министру иностранных дел Шертоку:
«Сегодня состоялась первая продолжительная, очень сердечная беседа с Маликом. Он оценил наши военные успехи, рассуждал о воздействии неудач на арабские режимы. Одобрил нашу заявку на то, чтобы стать членом ООН, однако советует тщательно подготовиться, считает, что все зависит от степени американской поддержки. Надеется на скорое учреждение миссии Голды Мейерсон».
Поражение арабских армий расценили в Москве как поражение Англии и были этому несказанно рады; считали, что позиции Англии подорваны на всем Ближнем Востоке.
Эбан родился в Южной Африке, а учился в Лондоне. Щедро одаренный лингвистическими способностями, он выучил не только классические языки — древнегреческий и латынь, но и многие ближневосточные — арабский, фарси, иврит и арамейский. В двадцать три года ему поручили преподавать восточные языки в Кембридже.
Во время Второй мировой войны он вступил в британскую армию. Служил в Каире, где встретил будущую жену. А ее сестра вышла замуж за будущего начальника генерального штаба армии обороны Израиля Хаима Герцога.
В сорок втором году командование отправило майора Эбана в Иерусалим отбирать евреев-добровольцев для отрядов специального назначения. В сорок седьмом началась его дипломатическая деятельность, его включили в состав делегации Еврейского агентства на сессию Генеральной Ассамблеи. В мае сорок восьмого он произнес свою первую речь в ООН — против Соединенных Штатов. Он отверг аргументы американской делегации, возражавшей против раздела Палестины.
Он слыл в ООН умелым оратором не только благодаря прекрасному знанию английского языка. Он умел быть убедительным. После обсуждения в Совете Безопасности акции возмездия против террористов, закончившегося осуждением Израиля, Эбан прилетел в Иерусалим. Он был возмущен акцией израильских военных и, еле сдерживая гнев, спросил Бен-Гуриона, зачем было проводить эту операцию.
«У меня тоже были сомнения на этот счет, — ответил лукавый премьер, — но когда я прочитал твою речь в Совете Безопасности, то убедился, что она была необходима».
Двенадцатого августа Эбан отправил письмо Шертоку, сообщая о новой беседе с Маликом:
«Он выразил свое глубокое восхищение военными усилиями Израиля… Подобного разгрома никто не ожидал.
Г-н Малик сообщил мне, что сейчас среди всех делегаций имеется единая точка зрения, что создание государства Израиль является необратимым фактом…
Мне стало ясно, что советская сторона считает, что она сделала правильный анализ и приняла правильное решение, после которого она рассчитывает получить дивиденды. Он предположил, что мы оценим факт получения помощи от восточноевропейских и балканских стран как результат благожелательной позиции России…
Советская сторона рассматривает свое решение о поддержке еврейского государства в качестве триумфально оправдавшего себя в контексте целей, которые она ставит перед собой на Ближнем Востоке…»
Четырнадцатого августа второй секретарь миссии СССР в Израиле, уполномоченный Всесоюзного общества культурных связей с заграницей Митрофан Петрович Федорин присутствовал на собрании Лиги дружественных связей с Израилем, устроенном по случаю приезда советской миссии.
Федорин в сорок первом окончил институт иностранных языков и работал дипкурьером советского посольства в Иране. В сорок третьем его отправили стажером в советскую миссию в Египте. В сорок восьмом командировали в Израиль.
Около двух тысяч человек собрались в здании одного из самых больших кинотеатров Тель-Авива «Эстер», на улице собралось еще около тысячи человек, которые слушали трансляцию всех выступлений. Над столом президиума повесили большой портрет Сталина и лозунг «Да здравствует дружба между Государством Израиль и СССР!»
При упоминании Советского Союза и советских представителей, особенно Громыко, зал взрывался аплодисментами.
Хор рабочей молодежи исполнил еврейский гимн, затем гимн Советского Союза. «Интернационал» пел уже весь зал. Затем хор исполнил еще несколько советских песен — «Марш артиллеристов», «Песнь о Буденном».
ТОВАРИЩ СТАЛИН ПОРУЧАЕТ ЭРЕНБУРГУ…
Седьмого сентября Молотов весьма любезно принял первого посланника Израиля в Советском Союзе — Голду Мейерсон. Она родилась до революции в Киеве, ее дед тридцать лет прослужил в царской армии, ее отец был столяром. Семья нищенствовала, пятеро из восьми детей умерли маленькими.
Нерадостные воспоминания сопровождали ее всю жизнь:
«Ясно помню разговоры о погроме, который вот-вот должен обрушиться на нас. Конечно, я тогда не знала, что такое погром, но мне уже было известно, что это как-то связано с тем, что мы евреи, и с тем, что толпа подонков с ножами и палками ходит по городу и кричит: „Христа распяли!“
Ребенком ее увезли в Америку, поэтому по-русски она не говорила. Ее мужем стал Морис Мейерсон, тоже эмигрант из России. По политическим взглядам он был социалистом и противником сионизма. Но ради жены согласился переехать в Палестину. Морис работал кассиром, а темперамент, энергия и целеустремленность Голды привели ее в политику.
Она не любила, когда ей напоминали о том, что она женщина. Один журналист спросил ее:
— Каково женщине быть премьер-министром?
Она парировала:
— Не знаю, никогда не была премьер-министром — мужчиной.
Ее облик олицетворял Израиль. Она всегда носила одежду темных цветов — платье или жакет, подобранная со вкусом булавка, маленькие часы, пальцы в пятнах от никотина (она курила крепкие сигареты без фильтра), мужской подбородок и серьезный взгляд, иногда смягчавшийся теплой улыбкой.
Прежде чем дать согласие на ее приезд в Москву, Вышинский отправил запрос министру госбезопасности генерал-полковнику Виктору Семеновичу Абакумову: «Не имеется ли каких-либо препятствий к допуску ее в СССР». Чекисты не возражали.
Все израильские руководители переиначили свои фамилии на ивритский лад, брали новые имена, состоящие из двух слогов с ударением на последнем. Это был символический акт, возвращение к библейским именам. Сионисты хотели забыть свою жизнь в изгнании. Голда Мейерсон вскоре стала Голдой Меир, министр Моше Шерток — Шареттом. Будущий премьер-министр и лауреат нобелевской премии мира Шимон Перский превратился в Переса.
Вячеслав Михайлович расспросил посла о ситуации в Палестине. Голда Меир среди прочего сказала: «В результате войны правительство Государства Израиль пришло к выводу, что ему, вероятно, придется поднять вопрос о границах, чтобы иметь возможность оборонять их более успешно, чем те границы, которые предусмотрены в резолюции двадцать девятого ноября».
Иначе говоря, она заявила, что границы, определенные ООН, оказались нереальными, Израилю для обороны необходимо увеличить территорию. Эти слова не вызвали возражений у Молотова. Его помощник и переводчик Олег Трояновский (сын первого посла в Соединенных Штатах) записал уклончивые слова советского министра иностранных дел: «Правительство Государства Израиль должно будет подумать над этим вопросом. Однако он, Молотов, думает, что начало у Государства Израиль хорошее, имеется база для создания крепкого государства».
Голда Меир была фантастически самоуверенной женщиной. Уверенность в том, что она права, никогда ее не покидала. И она обладала способностью внушить эту уверенность другим. Пожалуй, она была самым эффективным израильским дипломатом.
Тринадцатого сентября военный атташе при миссии Израиля полковник Иоханн Ратнер побывал в министерстве вооруженных сил и беседовал в управлении внешних сношений с генерал-майором артиллерии И. М. Сараевым и его заместителем.
Ратнер, родившийся в Одессе, успел послужить еще в царской армии — рядовым 3-го Самарского гренадерского полка Московской дивизии. После революции сражался в рядах Красной армии. В двадцать третьем году уехал в Палестину, преподавал архитектуру. Он был одним из создателей Хаганы, накануне войны за независимость руководил отделом планирования генштаба будущей Армии обороны Израиля.
Полковник Ратнер поставил перед представителями министерства несколько вопросов. Во-первых, в Израиле хотели бы получить советскую литературу для военно-учебных заведений. Во-вторых, израильтяне хотели бы отправлять своих офицеров на учебу в советские учебные заведения.
Генерал Сараев ответил, что такие вопросы решает не министерство, а правительство. Так что или посланник Голда Мейерсон должна поставить их перед министерством иностранных дел, или правительство Израиля может официально обратиться в советскую миссию в Тель-Авиве.
Четырнадцатого сентября Голда Мейр нанесла первый визит своему основному партнеру — заместителю министра иностранных дел Зорину, ведавшему Ближним Востоком.
Она сразу же завела речь на тему, которая станет очень болезненной в отношениях между двумя странами.
«Мейерсон, — записывал после беседы Зорин, — заявила, что еврейская проблема может быть решена коренным образом лишь путем широкой иммиграции евреев в государство Израиль.
Я заметил в связи с этим, что иммиграция сама по себе не может, на мой взгляд, решить эту проблему, поскольку многие евреи не поедут в Палестину, а будут продолжать жить в других странах. Я добавил, что в СССР, в социалистическом государстве, навсегда покончено с национальным гнетом и неравноправным положением евреев…
Мейерсон воздержалась от дальнейших высказываний на эту тему».
А в Израиле семнадцатого августа советский посланник Павел Иванович Ершов вручил верительные грамоты премьер-министру Израиля Бен-Гуриону. У гостиницы, где остановился Ершов, на улицах стояли люди, которые искренне приветствовали советского посланника.
У дома премьер-министра был выстроен почетный караул в составе сорока солдат. Оркестр исполнил государственный гимн Советского Союза и Ха-Тикву.
После вручения грамот Бен-Гурион сказал Ершову: «Народ Израиля обязан Советскому Союзу за его моральную поддержку в ООН. Государство Израиль сейчас уже окрепло, его народ и особенно молодежь знают, что воюют за свое государство и свою идею, и, надо сказать, умеют воевать, что было доказано в боях. Армия получила значительное количество оружия из Чехословакии и Югославии, в том числе артиллерию, которой в начале войны совсем не было».
Жизнь в Израиле, где только что отгремели бои, была непростой. Это ощущали и советские дипломаты, несмотря на их привилегированное положение.
В сентябре Ершов пришел к генеральному директору МИД Израиля Уолтеру Эйтану и пожаловался, что не готово здание миссии, жилые квартиры для сотрудников. Возникли трудности с продовольствием. Продовольственные карточки дипломатам не выдали. В результате утром в гостинице советскому посланнику отказали во второй чашке кофе.
Советский Союз старался облегчить положение Израиля и требовал убрать войска арабских стран из Палестины.
Двадцать шестого августа заместитель министра иностранных дел Громыко подписал проект директив для советской делегации на Генеральной Ассамблее ООН. Когда будет обсуждаться вопрос о Палестине, распорядился Громыко, то следует внести следующее предложение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64