— утешила Эля. — Не все сразу. Просто у тебя рука еще не привыкла и устает. Потренируешься — и все будет нормально. Ну, давай я тебя покормлю, маленький…
И, забрав у Олега ложку, она стала кормить его, как годовалого младенца.
— Дуй! Суп горячий, не обожгись… Хлебушек сам возьмешь? Хорошо, бери… Ой, как ловко взялся! Молодец, Олежек, умница!
Когда с первым было покончено, настало время макарон с котлетами. Их Олегу пришлось скармливать с вилки, потому что управиться сам с этим инструментом он не сумел. Зато компот из кружки смог выпить сам, удерживая ее двумя культями.
— Молодец! Хороший мальчик! — похвалила Эля. — Сейчас отдохнешь немножко, подремлешь… Телевизор включить?
— Не надо. Они там опять Чечню показывать будут. Я лучше посплю.
— Ну, тогда поехали. А вы, малышки, посуду мойте, ладно?
Эля отвезла Олега в спальню, откинула одеяло с кровати, которую Лида застелила чистым бельем. Олег беспокойно заерзал на коляске. Потом смущенно пробормотал:
— В туалет надо…
— Господи, проблема-то! Сейчас отвезу. Не переживай.
— Ну что делать, если я такой? Не привыкну никак…
Эля подкатила его к туалету, открыла дверь.
— Тебе по-большому или по-маленькому?
— По-большому.
— Цепляйся, — Эля нагнулась, Олег обнял ее обрубками за шею. Она подняла Олега на руки и, расстегнув штаны, сняла их с него вместе с трусами. Потом осторожно усадила на стульчак. Олег, чтоб не потерять равновесие, уцепился культями за никелированные скобы, привинченные к стенам поблизости от унитаза.
— Облегчайся! — сказала Эля, закрывая дверь. — Смотри осторожнее, не свались!
В это самое время в квартиру позвонили. Звонки были не простые, а хорошо знакомые, условные: длинный-короткий-длинный. Открывать пошла Лида.
— Не спеши, — остановила ее Эля. — Дай я сперва гляну… Она припала к «глазку» и увидела того, кто ее вполне устроил, Дверь открыла, не задавая лишних вопросов.
— Привет, девушки! — сказал, входя в квартиру, плотный мужичок со спортивной сумкой на плече.
— Здорово, — скорее осклабилась, чем приветливо улыбнулась, Эля. — Как обычно?
— Именно. — Мужик расстегнул «молнию» на сумке. — Грузи.
— Сейчас принесу.
Эля вышла и через пару минут вернулась с небольшой картонной коробкой. Мужик открыл ее, в коробке лежало несколько более мелких упаковок с ампулами, без этикеток и маркировки. Он пересчитал ампулы, вытянул из сумки несколько пачек стотысячных купюр, подал Эле.
— Пересчитывай.
Эля отдала пачки Ларисе, та ушла в глубь квартиры, откуда послышался характерный шум, производимый счетчиком купюр, обычно употребляемым в банках. Минут через пятнадцать Лариса вернулась. За все это время мужик с Элей словом не обмолвились.
— Нормально, — доложила Лариса.
— Свободен, — сказала Эля так, будто в ее воле было оставить тут мужика навсегда. Тот вздохнул с видимым облегчением и выскользнул за дверь.
— Все, — объявила Эля, — больше никого не ждем, верно?
— Ага, — отозвалась Лида. — На звонки не отвечаем, к телефону не подходим. У нас с Лариской законный выходной, между прочим.
— А мне на работу только вечером, — сообщила Эля. Тут донесся шум воды из туалета.
— Олежка стучится, — доложила Лида с легкой усмешкой. — Помочь, Элечка?
— Включи воду в ванной… А ты, Ларисенок, сделай ему чистые трусики и майку.
Эля без особых церемоний открыла дверь в туалет.
— Все? — спросила она. — Сделал дело? Ну, давай помогу тебе чистоту навести.
— Слушай, — пробормотал Олег, — неужели так всегда будет? Сколько еще так можно жить, а?
— Столько, сколько Бог определим, так теперь положено говорить.
— Помереть лучше…
— Отвяжись! Не болтай языком. Может, мне нравится твоя попка?
— Извращенка ты, что ли? — пробормотал Олег. — Другие за тыщу долларов в день на такую работу не пойдут…
— Я бы тоже за плату это делать не стала, пора бы понять… Ну все, пойдем в ванную. Ополосну тебя, чтобы был чистенький и в чистеньком спать лег. И еще, чтобы у тебя нигде не чесалось. Ну, влезай мне на спину, донесу.
Она присела, осторожно взяла Олега за культи, подняла на спину и понесла в ванную. Лида уже пустила воду, но из ванной не вышла. Лариса, которая подошла с чистым бельем для их подопечного, подключилась вовремя: вместе с Лидой они сняли Олега с Элиной спины и осторожно усадили на сиденье в виде деревянной решетки со спинкой и поручнями из металлических трубок.
— Так, — скомандовала Эля, — придерживайте его, чтоб не полетел, я с него камуфляжку и майку сниму.
— Да я и так удержусь, — проворчал Олег, — мешаться только друг другу будете.
Он старательно сдвинул обрубки ног. Были бы ладони, он бы ими прикрылся, но таковых не имелось, и он скрестил на бедрах клешни. От Эли это не укрылось.
— Ты лучше скажи, что стесняешься. А зачем? Пора бы уж привыкнуть.
— К этому никогда не привыкнешь, понятно?! Лучше бы я в интернат попал для инвалидов! Там все такие, никому не обидно…
— Балда! В интернате ты бы лежал на судне да гнил заживо, — проворчала Эля. — И кормили бы тебя баландой какой-нибудь. А у нас ты — гладенький, беленький. Сейчас отмоем, спинку потрем, будешь розовенький.
— Только обрубком от этого быть не перестану. Вам это игрушки, да?
— Нет, не игрушки, — строго сказала Эля. — Мы это всерьез. И ты — не обрубок. Ты — человек. Живой и молодой. Хотя и не совсем здоровый.
— Ну сказанула, — буркнул Олег. — «Не совсем здоровый…» Что же тогда «совсем нездоровый» называется?
— А что у тебя, кроме рук и ног, не в порядке? Голова нормальная, хотя и глупая, потому что думает не о том, о чем надо. Туловище? Ну, маленько похудало поначалу, а сейчас уже ребер не видно, живот к спине не прилипает, жирок даже появился, лопатки не выпирают. Сердце не болит, легкие не кашляют, желудок варит, справляется. Печенку тоже не пропил. Живи!
— Ладно тебе утешать! Послушаешь вас — можно подумать, что мне крупно повезло в жизни. Блин, как подумаю, что тот огород можно было обойти, удавиться хочется. Арбузика захотелось… А там и растяжка, и пехотка… Зато повезло, не убило.
— Мне тоже, знаешь ли, есть что вспомнить, — зло ответила Эля. — И тоже был случай, из-за которого удавиться хотелось, потому что его могло бы не быть, если б пошла не налево, а направо. Но не удавилась, пережила. И ты жить будешь, заставлю.
— Непонятно только — зачем.
— Из вредности. Ладно, воды, по-моему, хватит. Переключайте на душ, пора этому ворчунишке головомойку устроить. Шампунь «Head and Shoulders», «съел — и порядок!». Закрывай глазенки, а то плакать будешь.
Душисто-приторная жидкость полилась на голову Олега. Эля запустила пальцы в его седую шевелюру, стала промывать пряди, скрести макушку и виски. Лида время от времени по команде Эли поливала Олега из душа, а Лариса придерживала его за плечи, чтоб не ерзал на сиденье. При этом подруги регулярно окатывали ее водой и брызгали на майку шампунем.
— Лидка! — проворчала Лариса. — Завязывай поливать, зараза! Измочила всю! Аккуратнее!
— А ты меня как в прошлый раз полила? Терпи!
— Могла бы, между прочим, и раздеться. Тут все люди свои, стесняться особо некого, — съехидничала Эля. — Кстати, жарко тут — обалдеть! Как в сауне прямо…
— Вот и разделась бы сама.
— А что? Я запросто, — сказала она» — у меня комплексов нет. Олежек, ты не против?
— У меня мыло на лице, — Олег помотал головой. — Смой сначала, а потом раздевайся, если надо.
— Ишь ты какой! — хихикнула Эля. — Посмотреть небось хочется?
— Было бы чего смотреть…
— Ну, это на чей взгляд. Некоторые, знаешь ли, за такой просмотр деньги платят.
— Мне все равно платить нечем. И потом, если откровенно, то вы ж меня за мужика не считаете…
Эля стянула через голову футболку, под которой у нее ничего не было. Затем подмигнула подружкам, те последовали ее примеру. Лида окатила лицо Олега из душа, смыла пену с его головы.
— Ну, открой глазки! — хихикнула Эля.
Олег открыл. Так широко, насколько веки позволяли.
— Обалдели, что ли? — пробормотал он. — Издеваетесь? «Плейбой-шоу» решили устроить?
— «Плейбой» — это картинки. А мы живые. Нас даже потрогать можно, — подбоченясь, Эля выпятила бюст.
— Чем потрогать? — невесело усмехнулся Олег. — Клешнями этими?
— Ладно, — неожиданно смутилась Эля, — глупость я спорола, извини…
— Чего извиняться-то? — вздохнул Олег. — За каждым словом не уследишь. И потом — перед кем извиняться? Перед калекой?
— Зачем ты так?! — виновато пробормотала Эля. — Не злись, Олежек!
— Да не злюсь я… Просто вы глупенькие немножко. Молодые, веселые, баловные. А я все, состарился. Смотрю на все как пенсионер. Тем более что имею право. Дедушки Берлин брали, а я, блин, Грозный.
— Ну да, только дедушки, извини меня, сперва наших папаш выстругали, а уж потом состарились.
— Им лучше. Было чем стругать. А мне вот — нечем.
— Завелся! — раздраженно сказала Эля. — Кто тебе это сказал?
— Да мне и говорить не надо. Сам знаю.
— Ничего ты не знаешь. Просто вбил себе в голову, что не можешь, и все. Запсиховал сам себя.
— Эль, тебе самой-то не противно эти глупости повторять? Зачем?
— Не глупости это. Я у врачей спрашивала, они мне сказали, что физически у тебя все в порядке. Просто надо, чтоб ты немного от психологического шока отошел.
— От такого шока не отходят, — Олег поднял культи, — это никогда не отрастет!
— Хватит вам ругаться, — сказала Лариса, — чего базар поднимать? Олежек — понятно, он как ребенок, но ты-то чего? Не понимаешь, что ли?
— Ты меня учить собралась? — с неожиданной яростью окрысилась на нее Эля.
— Сопли подотри, деревня!
— Ты чего сказала? — прищурилась Лариса, смело глядя на рослую Элю снизу вверх. — Повтори, лахудра городская?!
— Я сказала то, что думаю. Вопросы есть? Первая плюха могла грянуть с любой стороны, и первым сориентировался Олег.
— Завязывайте! — рявкнул он совсем не тем вялым голосом, которым говорил до этого. — Нечего мне тут птичий базар устраивать!
— Правда, девчонки, давайте лучше домоем его, а? — вмешалась Лида.
Лариса и Эля по-прежнему смотрели друг на друга с яростью. Мужики в такой ситуации, скорее всего уже либо двинули друг друга по мордам, либо разошлись с миром. Поведение баб предсказанию не поддается…
Сутенер и «Мамочка»
— Приехали, — сказал Агафон, въезжая во двор одного из отреставрированных особнячков в старом центре города. — Конечно, не больно нас здесь ждут, но я думаю, что обижать не станут. На крыльце особнячка с медной зеркально-блестящей вывеской «АОЗТ „Афродита“ появились трое. Два дядьки Агафоновых габаритов мрачно глядели на пришельцев через черные очки, а третий, напротив, приветливо улыбался.
— Какие гости! — промолвил он, разводя руками. — Давненько не виделись! Неужели, Агафоша, у вас цены на услуги выросли? По-моему, у нас с вами нет нерешенных вопросов…
— Привет, Пиноккио! — Агафон по-свойски пожал протянутую руку. — Есть беседа тет-на-тет. Сядь к нам в машину, если можно.
— Тет-а-тет, Агафоша, предполагает, что твой друган машину покинет и постоит с моими ребятами в сторонке. С тех пор, как вы однажды вот так же увезли меня в «Куропатку», а потом вернули сюда, но без двадцати тысяч баксов, с поврежденными нервами и разбитой мордой, я не стал благодушнее.
— Налим, покиньте транспортное средство! — повелел Агафон ироническим тоном. — Постой вон там, с мальчиками.
Налим вылез, Пиноккио и Агафон уселись на заднее сиденье, закурили.
— Ну, так какие проблемы? — спросил Пиноккио. — Неужели Сэнсей решил квартплату поднять?
— Мы не жадные. Пока не поднимаем. Вопрос, я бы сказал, кадровый. Ты хорошо в своих девушках понимаешь?
— Их, Агафоша, нынче столько, что всех не перепробуешь. На экспорт отправляем.
— Меня как раз одна из таких, экспортных, и интересует.
— Если насчет стука, то у наших это не водится.
— Ты помнишь, кто ты есть согласно кликухе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
И, забрав у Олега ложку, она стала кормить его, как годовалого младенца.
— Дуй! Суп горячий, не обожгись… Хлебушек сам возьмешь? Хорошо, бери… Ой, как ловко взялся! Молодец, Олежек, умница!
Когда с первым было покончено, настало время макарон с котлетами. Их Олегу пришлось скармливать с вилки, потому что управиться сам с этим инструментом он не сумел. Зато компот из кружки смог выпить сам, удерживая ее двумя культями.
— Молодец! Хороший мальчик! — похвалила Эля. — Сейчас отдохнешь немножко, подремлешь… Телевизор включить?
— Не надо. Они там опять Чечню показывать будут. Я лучше посплю.
— Ну, тогда поехали. А вы, малышки, посуду мойте, ладно?
Эля отвезла Олега в спальню, откинула одеяло с кровати, которую Лида застелила чистым бельем. Олег беспокойно заерзал на коляске. Потом смущенно пробормотал:
— В туалет надо…
— Господи, проблема-то! Сейчас отвезу. Не переживай.
— Ну что делать, если я такой? Не привыкну никак…
Эля подкатила его к туалету, открыла дверь.
— Тебе по-большому или по-маленькому?
— По-большому.
— Цепляйся, — Эля нагнулась, Олег обнял ее обрубками за шею. Она подняла Олега на руки и, расстегнув штаны, сняла их с него вместе с трусами. Потом осторожно усадила на стульчак. Олег, чтоб не потерять равновесие, уцепился культями за никелированные скобы, привинченные к стенам поблизости от унитаза.
— Облегчайся! — сказала Эля, закрывая дверь. — Смотри осторожнее, не свались!
В это самое время в квартиру позвонили. Звонки были не простые, а хорошо знакомые, условные: длинный-короткий-длинный. Открывать пошла Лида.
— Не спеши, — остановила ее Эля. — Дай я сперва гляну… Она припала к «глазку» и увидела того, кто ее вполне устроил, Дверь открыла, не задавая лишних вопросов.
— Привет, девушки! — сказал, входя в квартиру, плотный мужичок со спортивной сумкой на плече.
— Здорово, — скорее осклабилась, чем приветливо улыбнулась, Эля. — Как обычно?
— Именно. — Мужик расстегнул «молнию» на сумке. — Грузи.
— Сейчас принесу.
Эля вышла и через пару минут вернулась с небольшой картонной коробкой. Мужик открыл ее, в коробке лежало несколько более мелких упаковок с ампулами, без этикеток и маркировки. Он пересчитал ампулы, вытянул из сумки несколько пачек стотысячных купюр, подал Эле.
— Пересчитывай.
Эля отдала пачки Ларисе, та ушла в глубь квартиры, откуда послышался характерный шум, производимый счетчиком купюр, обычно употребляемым в банках. Минут через пятнадцать Лариса вернулась. За все это время мужик с Элей словом не обмолвились.
— Нормально, — доложила Лариса.
— Свободен, — сказала Эля так, будто в ее воле было оставить тут мужика навсегда. Тот вздохнул с видимым облегчением и выскользнул за дверь.
— Все, — объявила Эля, — больше никого не ждем, верно?
— Ага, — отозвалась Лида. — На звонки не отвечаем, к телефону не подходим. У нас с Лариской законный выходной, между прочим.
— А мне на работу только вечером, — сообщила Эля. Тут донесся шум воды из туалета.
— Олежка стучится, — доложила Лида с легкой усмешкой. — Помочь, Элечка?
— Включи воду в ванной… А ты, Ларисенок, сделай ему чистые трусики и майку.
Эля без особых церемоний открыла дверь в туалет.
— Все? — спросила она. — Сделал дело? Ну, давай помогу тебе чистоту навести.
— Слушай, — пробормотал Олег, — неужели так всегда будет? Сколько еще так можно жить, а?
— Столько, сколько Бог определим, так теперь положено говорить.
— Помереть лучше…
— Отвяжись! Не болтай языком. Может, мне нравится твоя попка?
— Извращенка ты, что ли? — пробормотал Олег. — Другие за тыщу долларов в день на такую работу не пойдут…
— Я бы тоже за плату это делать не стала, пора бы понять… Ну все, пойдем в ванную. Ополосну тебя, чтобы был чистенький и в чистеньком спать лег. И еще, чтобы у тебя нигде не чесалось. Ну, влезай мне на спину, донесу.
Она присела, осторожно взяла Олега за культи, подняла на спину и понесла в ванную. Лида уже пустила воду, но из ванной не вышла. Лариса, которая подошла с чистым бельем для их подопечного, подключилась вовремя: вместе с Лидой они сняли Олега с Элиной спины и осторожно усадили на сиденье в виде деревянной решетки со спинкой и поручнями из металлических трубок.
— Так, — скомандовала Эля, — придерживайте его, чтоб не полетел, я с него камуфляжку и майку сниму.
— Да я и так удержусь, — проворчал Олег, — мешаться только друг другу будете.
Он старательно сдвинул обрубки ног. Были бы ладони, он бы ими прикрылся, но таковых не имелось, и он скрестил на бедрах клешни. От Эли это не укрылось.
— Ты лучше скажи, что стесняешься. А зачем? Пора бы уж привыкнуть.
— К этому никогда не привыкнешь, понятно?! Лучше бы я в интернат попал для инвалидов! Там все такие, никому не обидно…
— Балда! В интернате ты бы лежал на судне да гнил заживо, — проворчала Эля. — И кормили бы тебя баландой какой-нибудь. А у нас ты — гладенький, беленький. Сейчас отмоем, спинку потрем, будешь розовенький.
— Только обрубком от этого быть не перестану. Вам это игрушки, да?
— Нет, не игрушки, — строго сказала Эля. — Мы это всерьез. И ты — не обрубок. Ты — человек. Живой и молодой. Хотя и не совсем здоровый.
— Ну сказанула, — буркнул Олег. — «Не совсем здоровый…» Что же тогда «совсем нездоровый» называется?
— А что у тебя, кроме рук и ног, не в порядке? Голова нормальная, хотя и глупая, потому что думает не о том, о чем надо. Туловище? Ну, маленько похудало поначалу, а сейчас уже ребер не видно, живот к спине не прилипает, жирок даже появился, лопатки не выпирают. Сердце не болит, легкие не кашляют, желудок варит, справляется. Печенку тоже не пропил. Живи!
— Ладно тебе утешать! Послушаешь вас — можно подумать, что мне крупно повезло в жизни. Блин, как подумаю, что тот огород можно было обойти, удавиться хочется. Арбузика захотелось… А там и растяжка, и пехотка… Зато повезло, не убило.
— Мне тоже, знаешь ли, есть что вспомнить, — зло ответила Эля. — И тоже был случай, из-за которого удавиться хотелось, потому что его могло бы не быть, если б пошла не налево, а направо. Но не удавилась, пережила. И ты жить будешь, заставлю.
— Непонятно только — зачем.
— Из вредности. Ладно, воды, по-моему, хватит. Переключайте на душ, пора этому ворчунишке головомойку устроить. Шампунь «Head and Shoulders», «съел — и порядок!». Закрывай глазенки, а то плакать будешь.
Душисто-приторная жидкость полилась на голову Олега. Эля запустила пальцы в его седую шевелюру, стала промывать пряди, скрести макушку и виски. Лида время от времени по команде Эли поливала Олега из душа, а Лариса придерживала его за плечи, чтоб не ерзал на сиденье. При этом подруги регулярно окатывали ее водой и брызгали на майку шампунем.
— Лидка! — проворчала Лариса. — Завязывай поливать, зараза! Измочила всю! Аккуратнее!
— А ты меня как в прошлый раз полила? Терпи!
— Могла бы, между прочим, и раздеться. Тут все люди свои, стесняться особо некого, — съехидничала Эля. — Кстати, жарко тут — обалдеть! Как в сауне прямо…
— Вот и разделась бы сама.
— А что? Я запросто, — сказала она» — у меня комплексов нет. Олежек, ты не против?
— У меня мыло на лице, — Олег помотал головой. — Смой сначала, а потом раздевайся, если надо.
— Ишь ты какой! — хихикнула Эля. — Посмотреть небось хочется?
— Было бы чего смотреть…
— Ну, это на чей взгляд. Некоторые, знаешь ли, за такой просмотр деньги платят.
— Мне все равно платить нечем. И потом, если откровенно, то вы ж меня за мужика не считаете…
Эля стянула через голову футболку, под которой у нее ничего не было. Затем подмигнула подружкам, те последовали ее примеру. Лида окатила лицо Олега из душа, смыла пену с его головы.
— Ну, открой глазки! — хихикнула Эля.
Олег открыл. Так широко, насколько веки позволяли.
— Обалдели, что ли? — пробормотал он. — Издеваетесь? «Плейбой-шоу» решили устроить?
— «Плейбой» — это картинки. А мы живые. Нас даже потрогать можно, — подбоченясь, Эля выпятила бюст.
— Чем потрогать? — невесело усмехнулся Олег. — Клешнями этими?
— Ладно, — неожиданно смутилась Эля, — глупость я спорола, извини…
— Чего извиняться-то? — вздохнул Олег. — За каждым словом не уследишь. И потом — перед кем извиняться? Перед калекой?
— Зачем ты так?! — виновато пробормотала Эля. — Не злись, Олежек!
— Да не злюсь я… Просто вы глупенькие немножко. Молодые, веселые, баловные. А я все, состарился. Смотрю на все как пенсионер. Тем более что имею право. Дедушки Берлин брали, а я, блин, Грозный.
— Ну да, только дедушки, извини меня, сперва наших папаш выстругали, а уж потом состарились.
— Им лучше. Было чем стругать. А мне вот — нечем.
— Завелся! — раздраженно сказала Эля. — Кто тебе это сказал?
— Да мне и говорить не надо. Сам знаю.
— Ничего ты не знаешь. Просто вбил себе в голову, что не можешь, и все. Запсиховал сам себя.
— Эль, тебе самой-то не противно эти глупости повторять? Зачем?
— Не глупости это. Я у врачей спрашивала, они мне сказали, что физически у тебя все в порядке. Просто надо, чтоб ты немного от психологического шока отошел.
— От такого шока не отходят, — Олег поднял культи, — это никогда не отрастет!
— Хватит вам ругаться, — сказала Лариса, — чего базар поднимать? Олежек — понятно, он как ребенок, но ты-то чего? Не понимаешь, что ли?
— Ты меня учить собралась? — с неожиданной яростью окрысилась на нее Эля.
— Сопли подотри, деревня!
— Ты чего сказала? — прищурилась Лариса, смело глядя на рослую Элю снизу вверх. — Повтори, лахудра городская?!
— Я сказала то, что думаю. Вопросы есть? Первая плюха могла грянуть с любой стороны, и первым сориентировался Олег.
— Завязывайте! — рявкнул он совсем не тем вялым голосом, которым говорил до этого. — Нечего мне тут птичий базар устраивать!
— Правда, девчонки, давайте лучше домоем его, а? — вмешалась Лида.
Лариса и Эля по-прежнему смотрели друг на друга с яростью. Мужики в такой ситуации, скорее всего уже либо двинули друг друга по мордам, либо разошлись с миром. Поведение баб предсказанию не поддается…
Сутенер и «Мамочка»
— Приехали, — сказал Агафон, въезжая во двор одного из отреставрированных особнячков в старом центре города. — Конечно, не больно нас здесь ждут, но я думаю, что обижать не станут. На крыльце особнячка с медной зеркально-блестящей вывеской «АОЗТ „Афродита“ появились трое. Два дядьки Агафоновых габаритов мрачно глядели на пришельцев через черные очки, а третий, напротив, приветливо улыбался.
— Какие гости! — промолвил он, разводя руками. — Давненько не виделись! Неужели, Агафоша, у вас цены на услуги выросли? По-моему, у нас с вами нет нерешенных вопросов…
— Привет, Пиноккио! — Агафон по-свойски пожал протянутую руку. — Есть беседа тет-на-тет. Сядь к нам в машину, если можно.
— Тет-а-тет, Агафоша, предполагает, что твой друган машину покинет и постоит с моими ребятами в сторонке. С тех пор, как вы однажды вот так же увезли меня в «Куропатку», а потом вернули сюда, но без двадцати тысяч баксов, с поврежденными нервами и разбитой мордой, я не стал благодушнее.
— Налим, покиньте транспортное средство! — повелел Агафон ироническим тоном. — Постой вон там, с мальчиками.
Налим вылез, Пиноккио и Агафон уселись на заднее сиденье, закурили.
— Ну, так какие проблемы? — спросил Пиноккио. — Неужели Сэнсей решил квартплату поднять?
— Мы не жадные. Пока не поднимаем. Вопрос, я бы сказал, кадровый. Ты хорошо в своих девушках понимаешь?
— Их, Агафоша, нынче столько, что всех не перепробуешь. На экспорт отправляем.
— Меня как раз одна из таких, экспортных, и интересует.
— Если насчет стука, то у наших это не водится.
— Ты помнишь, кто ты есть согласно кликухе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79