А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Тут нужно неоспоримое свидетельство измены Соловьева, причем такое, которое заставило бы русских предпринять в отношении полковника какие-то меры или вскрыло двойное дно самого Каминова.
Дюрок встал и оттолкнул от себя пачку фотографий. Насколько он понимал, переговоры с маршалом и его сторонниками подошли к критической стадии. Посол Сорэ ожидал решительного прорыва с часу на час. Времени для того, чтобы раскрыть нелегальную связь Соловьева и добыть необходимые доказательства, оставалось чертовски мало, и у него был только один путь, чтобы справиться с этой задачей, пока не стало слишком поздно. Необходимы решительные действия. Необходима боевая операция.
* * *
ПАРК ГОРЬКОГО
Москвичи заполнили улицы, наслаждаясь последними часами уходящего теплого летнего дня. По аллеям парка бродили рука об руку парочки, кто-то неподвижно сидел на скамейках, впитывая благодатный солнечный свет. Чиновники и бизнесмены снимали пиджаки и ослабляли узлы галстуков. Кое-кто задерживался по пути домой сыграть партию в шахматы или просмотреть вечерний выпуск подцензурных правительственных газет; некоторые заходили в кафе выпить с друзьями или коллегами по работе водки или пива. Любители футбола собирались группами и обсуждали последние матчи чемпионата. Несколько подростков пронеслись по извилистым аллеям на скейтбордах, с трудом огибая пешеходов.
Эрин Маккена ловко уклонилась от целой стаи гогочущих подростков и остановилась в тени одного из двух гигантских колес обозрения. Она тоже вполголоса выбранилась, однако ее проклятия относились отнюдь не к расшалившимся скейтбордистам. Эрин проклинала Каминова, немцев, французов и всех кретинов, подталкивающих мир к новой глобальной войне.
Она только что встречалась с Валентином Соловьевым, и ни одна из новостей, которые она должна была передать Баничу, не была доброй. По словам полковника, его руководителям оставалось сделать последние полшага, чтобы достичь договоренности с французскими эмиссарами. Каминов уже издал предварительный боевой приказ армии и военно-воздушным силам, сконцентрированным на границе Польши, и даже остававшиеся у русских межконтинентальные баллистические ракеты были приведены в состояние повышенной боевой готовности.
Эрин крепко зажмурила глаза, чувствуя, как от напряжения заныли виски. Господи Иисусе, между Россией и Соединенными Штатами может начаться ядерная война! Кошмары и страхи, терзавшие ее в детстве, снова ожили и были весьма недалеки от того, чтобы стать реальностью. Эрин с гневом подумала о близоруких и эгоистичных политиках, которые приобретали голоса избирателей призывами к изоляции, устанавливали барьеры на путях развития внешней торговли, одновременно урезывая расходы на оборону и на помощь иностранным державам. Они и им подобные оппортунисты по всему земному шару пожинали теперь горькие плоды своей политики – миллионы невинных людей оказались в жерновах пылающей в Европе войны.
Когда последний длинноволосый юнец с гиканьем промчался мимо, Эрин Маккена вернулась на дорожку парка и направилась к серому продуктовому фургону, припаркованному возле высотной башни музея палеонтологии на южной окраине парка Горького. Она знала, что Банич, Хеннеси и другие оперативники ЦРУ, прикрывавшие ее во время этой встречи, захотят как можно скорее доложить полученную информацию в посольство.
Дорожка вывела ее на обочину Калужского шоссе всего в какой-то сотне метров от фургона Банича. Здесь было еще оживленнее. Толпы людей из тех, кто работал или жил в престижных многоэтажных домах на противоположной стороне проспекта, вливались в парк через южные ворота. Эрин миновала группу зевак, собравшихся вокруг жонглировавшего тремя мячами и кухонным ножом уличного артиста, и ускорила шаги. Она была почти у цели.
Два черных автомобиля вынырнули из потока движущегося транспорта и с резким скрипом затормозили возле нее. Распахнув задние дверцы еще до того, как машины полностью остановились, из них выскочили двое мужчин и бросились к ней. Эрин успела рассмотреть их неподвижные, лишенные всякого выражения лица и одинаковые темные костюмы.
Эрин замерла, парализованная страхом, и прежде, чем она успела прийти в себя, ее схватили за руки и подтолкнули к одному из ожидающих "седанов".
Огромный мужчина с жестким лицом, стоявший у второй машины, замахал руками и крикнул:
– Скорее!
Услышав французскую речь, Эрин стряхнула с себя оцепенение. Ее дипломатическая неприкосновенность могла как-то помочь против русской контрразведки, но никак не против французских спецслужб, которые пытаются похитить ее в центре Москвы. Рефлексы, отточенные курсами самообороны, которые она закончила несколько лет назад, мгновенно ожили.
Пора! Она внезапно высвободила руки, ударила одного из нападавших локтем в живот и, развернувшись, вонзила острый каблучок в подъем ноги второго. Французы отшатнулись, и Эрин, почувствовав себя на свободе, повернулась и побежала прочь с этой людной улицы, направляясь обратно, в заросший деревьями парк.
– Дерьмо! – выругался Дюрок. Высунувшись из окна первой машины, он махнул рукой вслед Эрин. – Форе, Вердье, Вернер – за ней!
Пристыженные своей неудачей, агенты кивнули и помчались в погоню.
Дюрок все еще кипел. С самого начала он рассчитывал на то, что внезапность нападения ошеломит девушку, и они успеют втолкнуть ее в машину, спрятав от чужих глаз. Нужно было действовать и быстро, и осмотрительно. Теперь, похоже, задача даже упростилась. Наклонившись вперед, он постучал по прозрачной перегородке, отделявшей его от водителя.
– Поезжай вперед, за музеем сверни направо. Там поедешь на север по Пушкинской набережной. Не будет же она вечно прятаться среди этих чертовых деревьев!
– Слушаюсь, майор! – машина тронулась с места и, набирая скорость, влилась в поток транспорта.
Увлеченный преследованием, майор Дюрок не обратил внимания на серый продовольственный фургон, который двинулся следом за ними.
Эрин мчалась вперед, уклоняясь от встречных и обгоняя пешеходов, идущих слишком медленно. За спиной она слышала тяжелый топот ног и испуганные крики людей, которые, остановившись поглазеть, были сбиты с ног ее преследователями. Французы не отставали, но она не рискнула оглянуться и выяснить, насколько близко от нее они находятся.
Страх все еще владел ею, однако она поняла, что совершила ошибку, удаляясь от Банича и его людей. "Черт побери, – подумала она, – я считала себя поумнее!" Паника заставила ее пойти по пути наименьшего сопротивления и бежать от опасности, а поворачивать обратно было слишком поздно. Эрин решила бежать к Москве-реке, надеясь, что ей представится возможность оторваться от преследовавших ее мужчин. После этого она сумеет добраться до одной из конспиративных квартир ЦРУ или найти какой-то другой способ позвать на помощь.
Она промчалась мимо смеющихся детей, которые пускали "блины" по поверхности заросшего пруда, растолкала их удивленных матерей и нырнула в заросли деревьев и кустов. За спиной послышался всплеск и громкие крики – наверное, кто-то из детей упал в воду, но никто не попытался ей помешать.
И это было вовсе не удивительно. Десятилетия жестокой диктатуры приучили москвичей в нужный момент отворачиваться и смотреть в другую сторону, особенно если на их глазах женщину преследуют мужчины, весьма похожие на чекистов.
Приближаясь к реке, Эрин побежала быстрее. Куда ей повернуть, на юг или на север? Если она побежит по набережной на юг, она вернется туда, где должна была встретиться с Баничем и остальными. Если она повернет на север, она снова окажется в парке Горького, около Крымского моста и гостиницы "Варшава". Однако важнее всего было то, что этот путь вывел бы ее к станции метро.
Последнее соображение оказалось решающим.
Запутанная система московской подземки была идеально приспособлена для того, чтобы оторваться от преследования и добраться до безопасного укрытия.
Она выбежала из-под деревьев к блестевшей под лучами солнца реке. На противоположном берегу, на Фрунзенской набережной, высились жилые дома. Эрин повернула на север, наискось пересекая поросший мягкой травой склон, спускающийся к дороге, шедшей вдоль чугунной решетки набережной. Раздавшиеся в отдалении сердитые вопли подсказали ей, что трое французов выдохлись и безнадежно отстали.
Спасена! Ее дыхание стало ровнее, и Эрин почувствовала прилив сил. Это было второе дыхание – то самое, на которое она всегда полагалась, участвуя в состязаниях по бегу на длинные дистанции. Увеличивая отрыв от своих преследователей, Эрин переживала нечто похожее на ликование, обычно предвещавшее победу.
Но ее эйфория продолжалась недолго. Сзади ее догнал черный автомобиль, затормозивший так резко, что его развернуло поперек дороги. Машина преградила ей путь. Эрин попыталась свернуть в сторону, но сила инерции толкала ее прямо на автомобиль. Ноги не послушались ее, Эрин споткнулась и врезалась на полном ходу в теплый черный борт машины, тщетно пытаясь оттолкнуть от себя эту гладкую поверхность. Перед глазами ее вспыхнул красный свет, и весь окружающий мир на несколько секунд исчез.
Когда боль отступила, Эрин обнаружила, что ее крепко держат и что ее руки связаны за спиной. Похититель, невысокий человек с узким лицом, светло-голубыми глазами и холодным взглядом змеи, не оставил ей ни одного шанса. Судя по тому, как властно и энергично он отдавал приказания троим проштрафившимся агентам, пытавшимся поймать ее в аллеях парка, именно он командовал этой операцией.
"Операция", – подумала Эрин. Этот неуклюжий нейтральный термин можно было использовать для описания того, что с ней случилось. Ее похитили, а попытка бежать не удалась. Теперь она была пленницей французской разведки.
Шум двигателя заставил ее повернуть голову, и она увидела потрепанный продовольственный фургон, остановившийся сзади, вплотную к черной машине французов. Дверца кабины открылась, и на траву, сохраняя на лице непроницаемое выражение, спрыгнул Алекс Банич. Из-за его плеча вынырнули Хеннеси и Фил Тепплер, еще один оперативник ЦРУ. Банич шагнул вперед.
– Эй, приятель, какие проблемы? Ну-ка отпусти девчонку!
Дюрок с нарастающим раздражением смотрел, как трое русских выбираются из фургона. Нелепая охота, с которой началась операция, не доставила ему никакого удовольствия, и теперь ему не хватало только вмешательства прохожих – обычных работяг, если судить по их перепачканным робам. Он криво улыбнулся. Операция, которую надлежало исполнить молниеносно и профессионально, превращалась в кровавый фарс.
Первый из русских, выбравшийся из кабины, русоволосый и невысокий, сказал что-то непонятное, но, несмотря на его негромкий голос, угрожающее.
– Он хочет, чтобы вы отпустили ее, майор, – перевел ему Форе, человек с крысиным лицом.
– Вот как? – Дюрок усмехнулся. У них не было времени на всю эту рыцарскую чепуху. Они и так провозились слишком долго, и теперь даже тяжелая на подъем московская милиция, должно быть, была на пути к месту происшествия. Дюрок перехватил женщину одной рукой за шею, а второй извлек из наплечной кобуры, незаметной под пиджаком, 9-миллиметровый автоматический пистолет Макарова. Направив ствол пистолета в грудь противника, он сказал:
– Прикажите этому чертовому работяге отойти, Форе. Скажите ему, что у нас имеются официальные полномочия.
Однако, вопреки предостережению и не обращая внимания на направленное в его сторону оружие, русский сделал еще один шаг вперед, прижимая руки к бокам. Дюрок в гневе снял "Макаров" с предохранителя и слегка приподнял ствол, надеясь, что при виде смерти, глядящей ему в лицо, этот твердолобый русский вспомнит о здравом смысле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138