— Меня это не удивляет.
— Вечером буду у тебя. С деньгами.
— Жду тебя, Куки.
— До встречи.
Я глянул на циферблат. Ровно четыре. До приезда Уитерби еще ровно пять часов. Взгляд упал на бутылку шотландского, но я решил, что пить сейчас не стоит. Вместо этого я спустился вниз, снял «люкс» для Куки и, выписав чек, получил наличными две тысячи марок. Вернулся в номер, выписал второй чек, на пять тысяч долларов для мистера Кука Бейкера, положил в конверт и заклеил его. Достал пистолет из чемодана и сунул в карман пиджака. Затем плеснул в бокал виски, добавил воды и развернул кресло так, чтобы смотреть на город. И долго сидел, наблюдая, как темнеют тени, переходя от серого к черному. Такими же серыми и черными были мои мысли. И день тянулся и тянулся.
В восемь сорок пять из вестибюля позвонил Куки. Я предложил ему заглянуть ко мне, что он и пообещал сделать после того, как заполнит гостевую карточку и забросит чемодан в «люкс». Через десять минут он уже стучался в дверь. Войдя, он протянул мне туго перевязанный сверток толщиной с дюйм.
— Мне пришлось взять сотенные, десять штук, — пояснил он. — Десять сотенных, пятьдесят по пятьдесят, семьдесят пять — по двадцать. Всего пять тысяч долларов.
Я протянул ему конверт с чеком.
— Вот мой чек.
Он не стал разрывать конверт, я — пересчитывать деньги.
— Я причинил тебе много хлопот?
— Пришлось пригрозить, что закрою счет. Где выпивка?
— В шкафу.
Он достал бутылку, как обычно, налил себе полбокала.
— Хочешь льда?
— И так сойдет. За весь полет не взял в рот и капли. Со мной рядом сидела перепелочка, которая боялась посадки. Она хотела держаться за мою руку. Причем зажала ее между ног. Секретарша из турецкой торговой миссии. Что у тебя нового и к чему этот оттопыренный карман? Портит силуэт.
— Я ношу при себе крупные суммы денег.
— Мака нагрели на пять тысяч баксов? Да, похоже, он влип в историю.
Я развернул кресло от окна и сел. Куки улегся на кровать, подоткнув под голову обе подушки, бокал покоился у него на груди.
— Меня навестил мистер Бурмсер, — сообщил я. — Он полагает, что я — болван. Я склоняюсь к тому, чтобы согласиться с ним.
— Он приводил с собой этого мальчика, сошедшего с рекламного плаката зубной пасты?
— Ты его знаешь?
— Встречались. Насколько я помню, он очень ловко управляется с ножом.
— Что соответствует создаваемому им образу.
На губах Куки заиграла улыбка.
— Ты затесался в довольно-таки странную компанию.
В дверь легонько постучали. Я встал, подошел к ней, открыл. На пороге стоял Уитерби с посеревшим лицом.
— Наверное, я чуть опоздал, — пробормотал он, шагнул в комнату и рухнул на пол. Попытался встать, по его телу пробежала дрожь, и он затих. Со спины в макинтоше виднелась маленькая дырочка. Я быстро опустился на колени и перевернул Уитерби. Руки его были в крови, расстегнув плащ и пиджак, я увидел, что его белая рубашка стала красной. Он лежал с раскрытыми глазами, перекошенным ртом.
— Он мертв, не так ли? — спросил Куки.
— Должно быть.
Но я попытался прощупать пульс. Сердце, однако, уже не билось. Уитерби не просто выглядел мертвым, он умер.
Глава 10
Отступив назад, я наткнулся на кровать. Сел и, глядя на безжизненное тело Уитерби, лихорадочно думал о том, что же делать. Но на ум не шло ничего путного.
— Кто это? — спросил Куки.
— Он называл себя Джон Уитерби, говорил, что по национальности англичанин и ранее выполнял задания государственных учреждений в Берлине. Сегодня вечером он собирался отвезти меня в кафе «Будапешт» на встречу с Падильо. Он работал на Падильо. Так, во всяком случае, он говорил.
— И что теперь?
Я все еще смотрел на Уитерби.
— Ничего. Поеду в кафе один. А тебе лучше вернуться в свой номер.
— Обойдемся без фараонов?
— Их вызовет горничная, которая придет перестилать постель. Раз вот так походя убивают людей, значит, Падильо сейчас в очень сложном положении. Я не могу ждать, пока полиция решит, что моей вины в смерти Уитерби нет. У меня нет времени.
— Пожалуй, я поеду с тобой.
— Зачем тебе лишние хлопоты?
— Я вложил в это дело пять тысяч долларов, а ты, возможно, сунул мне поддельный чек.
— Если ты поедешь со мной, тебе, возможно, уже не удастся выяснить, так ли это.
Куки улыбнулся.
— Мне только надо заглянуть в свой номер. Жду тебя там через пять минут. — Он переступил через ноги Уитерби и вышел в коридор.
Поднялся и я. Надел плащ. Сунул пачку денег в один карман, пистолет — в другой. Теперь я уже не жалел, что захватил с собой оружие. Пару минут постоял у окна, глядя на огни города, а потом отправился в «люкс» Куки.
— Мечта проститутки, — охарактеризовал он свои апартаменты. Подошел к раскрытому чемодану, лежащему на одной из двух кроватей, занимавших большую часть комнаты. Взял длинную серебряную фляжку и опустил ее в карман брюк.
— Берешь с собой самое необходимое? — спросил я.
— Это энзэ, — ответил Куки. — Я намерен пользоваться продуктами местного производства.
Он наклонился над чемоданом, постоял, задумавшись, а потом достал-таки зловещего вида револьвер с коротким стволом. Похоже, предназначался он для стрельбы на поражение в ближнем бою, а не для охоты на кроликов.
— Что это? — поинтересовался я.
— Это? — Револьвер он держал за ствол, длина которого не превышала двух дюймов. — Фирма «смит-вессон», модель «357 магнум». Обрати внимание на отсутствие передней части предохранительной скобы спускового крючка. Нет и заостренного наконечника на ударнике затвора. То есть нечему цепляться за материю, если потребуется быстро вытащить оружие, — он осторожно положил револьвер на покрывало, вновь порылся в чемодане и вытащил кожаную кобуру.
— Придумана отличным малым из Колхауна, что на Миссисипи, Джеком Мартином. Называется она кобура Бернса — Мартина. Не закрывается сверху и снабжена пружиной, охватывающей цилиндр револьвера, точно пригнанной по размеру. — Он вставил револьвер в кобуру. — Вот так. Сейчас я тебе все продемонстрирую.
Куки снял пиджак, пояс, повесил кобуру на пояс, вдел пояс в брюки. Кобура с пистолетом оказалась на его правом бедре. Он надел пиджак. Револьвер с кобурой исчезли без следа. Нигде ничего не выпирало.
— Если нужно достать револьвер, требуется лишь чуть подтолкнуть его вперед. Посчитай по тысячам до трех...
На «одна тысяча» тело Куки расслабилось, словно брошенная на пол резиновая лента. На «две тысячи» правое плечо чуть опустилось. На «три тысячи» он крутанул бедрами влево, а рука откинула полу пиджака. Дуло револьвера смотрело мне в лицо.
— Ловко это у тебя получается.
— Полсекунды, может, шесть десятых. Лучшие укладываются в три десятых.
— Где ты этому научился?
— В Нью-Йорке, когда отношения с моими партнерами по Мэдисон-авеню вконец разладились. Я даже намеревался вызвать господ Брикуэлла и Хиллсмана из фирмы «Бейкер, Брикуэлл и Хиллсман» на дуэль. А тут мне попалось на глаза объявление, что специалист, славящийся быстрой стрельбой, набирает учеников. Бывало, я запирался в кабинете и часами тренировался перед зеркалом. Достигнув определенных успехов, поехал на свою ферму в Коннектикут и начал стрелять по мишеням. Стрелял и стрелял, не переставая, как автомат. Израсходовал не меньше ста тысяч патронов. Потом нашел себе отличную мишень.
— Какую же?
— Консервные банки томатного сока емкостью в одну кварту. Я покупал их ящиками, укладывал в ряд вдоль амбарной стены донышками ко мне и расстреливал. Тебе не приходилось видеть, как пуля «356 магнум» вскрывает банку с томатным соком?
— Нет, — покачал я головой. — Как ты знаешь, я не любитель томатного сока.
— Банку разносит в клочья. Чертов сок летит во все стороны. Окрашивает стену, словно кровь.
— Но дуэли с партнерами не получилось?
— Нет. Вместо этого я провел пару недель в закрытой клинике, выходил из запоя.
Куки закрыл чемодан, надел плащ.
— Не пора ли нам?
Я посмотрел на часы. Двадцать минут десятого. В кафе «Будапешт» нас ждали к десяти.
— Куки, тебе ехать совсем не обязательно. Все может плохо кончиться.
Улыбка мелькнула на его губах.
— Скажем, я хочу поехать потому, что мне уже тридцать три года, а я еще не сделал ничего такого, с чем стоило бы познакомить моих радиослушателей.
Я пожал плечами.
— В тридцать три Христа выключили из игры, но Он сумел вернуться. Не пойму, зачем создавать себе трудности, а затем пытаться их преодолеть.
На лифте мы спустились вниз, пересекли вестибюль. Никто не смотрел на нас, не тыкал пальцами. Джона Уитерби, должно быть, еще не нашли, и он спокойно лежал в моем номере. Я не мог скорбеть о нем, потому что познакомиться мы, по существу, еще не успели, хотя мне нравилось чувствующееся в нем умение доводить порученное дело до конца. Тем более что смерть его казалась случайной и бессмысленной, как и большинство насильственных смертей. Но, возможно, лучше умирать мгновенно, чем долго и мучительно в темных тихих палатах, с обезболивающими уколами, под присмотром бесшумно шагающих и говорящих только шепотом медицинских сестер. Или в окружении родственников и двоих-троих друзей, гадающих, сколько ты протянешь и успеют ли они к первому коктейлю в половине седьмого.
— Когда ты в последний раз побывал в Восточном Берлине?
— Давным-давно. Еще до того, как построили Стену.
— А как ты переходил границу?
Я попытался вспомнить.
— Кажется, я был выпивши. Помнится, связался с двумя какими-то девицами из Миннеаполиса, которые останавливались в «Хилтоне». Они решили составить мне компанию. Мы остановили такси и проехали через Бранденбургские ворота. Никаких проблем.
Куки оглянулся через плечо.
— С тех пор ситуация изменилась. Иностранцы могут переходить границу только через контрольно-пропускной пункт «Чарли» на Фридрихштрассе. Проверка занимает час или больше, в зависимости от качества обеда фопо. У тебя есть паспорт?
Я кивнул.
— Раньше было восемьдесят законных способов попасть в Восточный Берлин. Теперь их осталось восемь. И нам нужен автомобиль.
— Есть предложения? — оглянулся и я.
— Возьмем напрокат. Есть тут одна контора на Бранденбургишештрассе. Называется «День и ночь».
На такси мы за три минуты добрались до Бранденбургишештрассе. Выбрали новый «Мерседес-220». Я предъявил водительское удостоверение.
— На какой срок вы берете машину? — спросил клерк.
— Два-три дня.
— Пожалуйста, внесите залог двести марок.
Я отсчитал деньги, подписал договор об аренде, еще какие-то бумаги и сунул их все в ящичек на приборном щитке. Сел за руль, проверил, не проваливается ли педаль тормоза, и завел мотор. Куки уселся рядом со мной, захлопнул дверцу.
— Шумновато, — заметил он.
— Да, раньше их машины были получше.
— Никогда они не умели делать машины, — возразил Куки.
Выехав из гаража «Tag und Nacht», я свернул налево, к Фридрихштрассе. Обычно в Берлине не обращают внимания на ограничение скорости, но я не переходил рубежа в пятьдесят километров в час. Машина хорошо слушалась руля. Чувствовалось, что основное ее предназначение — доставить сидящих в кабине в нужное место с минимумом неудобств. Еще один поворот налево вывел нас на Фридрихштрассе.
— Надо заполнять какой-нибудь бланк? — спросил я Куки.
— Приготовь паспорт, Джи-ай захочет взглянуть на него. — Я подъехал и остановился, когда солдат у выкрашенной белым сторожки махнул мне рукой. Он мельком глянул на наши паспорта и выдал мне листок, на котором указывалось, что я не имею права сажать в машину неамериканцев и должен выполнять все правила дорожного движения.
— Власти Восточного Берлина ревностно блюдут свои прерогативы, — пояснил солдат и добавил, что нам не следует вступать в разговор с местными жителями без крайней на то необходимости.
— А если мне потребуется спросить, где туалет? — осведомился Куки.
— Для меня без разницы, если вы и нальете в штаны, мистер, — ответствовал солдат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30